Десять этажей

Степан Исаченко, 2011

Десять этажей, десять миров. Каждый этаж – своя отдельная история. История о деревенском дурачке, исполнившем мечту, космическое путешествие под музыку в стиле "диско", воспоминания призраков и виртуальные миры. Десять весёлых и грустных историй о людях и не только.

Следы

Наш «УАЗик» кидало на ухабах из стороны в сторону. С большим трудом мы преодолевали огромные ямы, полные воды и грязи, а также упавшие стволы деревьев.

— Вообще, тут ездят только тягачи да лесовозы, — сказал нам водитель Павлик, парень лет двадцати. — Нашей машинке здесь, конечно, тяжеловато!

— Это мы заметили, — ответил я и посмотрел на сидящего рядом Костю Митрохина. Тот, казалось, начинал зеленеть. — Ты в порядке? — повернулся к нему. — Вид у тебя не очень, надо сказать.

— Да, это, нормально я, — ответил Костя, но как-то натужно сглотнул.

— Так объясни мне, — решил отвлечь его разговором, — что же там такого случилось, что вы меня выдернули из отпуска и потащили в лес к самым холодам? Кустицкий мне по телефону что-то там вскользь объяснил, но его ж без переводчика не поймёшь.

— А, Иван Сергеич с тобой уже связался, — спросил Костя и тут же улыбнулся. — А, ну да, он у нас конспиратор — будь здоров! Как ещё он умудрился жениться при его-то манере разговаривать, никогда не пойму.

Павлик хохотнул за рулём, затем одной рукой достал сигарету из пачки в нагрудном кармане и попытался прикурить, несмотря на бешеные скачки «УАЗика». Мимо нас с шумом прополз огромный груженый лесовоз.

— Сергеич и мне не особо много рассказал, — продолжил Костя. — Говорит, что там у лесников проблемы какие-то. Помните, там у нас собрались ветку газопровода тянуть. Так у них там что-то случилось.

— Они и сейчас там? — удивился я. — Ведь не сегодня-завтра снег выпадет, а они там?

— Да у них же план летит, вот и нагоняют, пока есть время, — ответил Костя и слегка приоткрыл треугольную форточку.

— А что случилось-то? — не оглядываясь, спросил Павлик и стряхнул пепел в окошко.

— Кто б знал, это ж Кустицкий! — многозначительно ответил Костя и прильнул к форточке и льющемуся в неё морозному воздуху.

Минут через десять впереди замаячили первые просветы. Справа и слева попадались полупустые лесовозы, погрузчики, самосвалы со щебнем. Вокруг сновали люди в тёплой одежде и строительных касках.

Мы подъехали к посёлку, состоящему из полутора десятков вагончиков на колёсах. Вагончики стояли полукругом, в центре которого находилась огромная лужа жидкой, но подмерзающей грязи. У крыльца одного из вагончиков стояли Кустицкий и ещё трое с ним.

Павлик остановил «УАЗик» рядом с ними, и мы выскочили в грязь. Благо, с моей стороны её было не много — поближе к вагончикам насыпали щебня. А Костя, судя по звуку, влез хорошо.

— А, это самое, приветствую! — воскликнул Кустицкий и пошёл ко мне навстречу. Один из его компаньонов тем временем сел в «УАЗик», и Павлик стронулся с места. Я оглянулся: Костины сапоги были в грязи почти до самого верха.

«Зато зелень с лица сошла», — улыбнулся я про себя.

— Мы, это самое… уже, это… не надеялись, на… что вы вообще, того… приедете сегодня, — начал Кустицкий, протягивая руку. — Дело, мать… серьёзное, а, нам, на… надо в нём, это самое… разобраться поскорее, растудыть!

Я глянул на Костю, тот только пожал плечами: Кустицкий, и всё тут.

— Позвольте, это, на… представлю, вас, мать! Это, — показал он на полного черноволосого мужчину в тёплом жилете и с портфелем в руках, — Андрей Антонович, он, того… главный инженер участка, — я пожал его мягкую руку. — А это, мать… Коля, бригадир, — то был огромного роста здоровый мужик.

— Здрасьте! — сказал я. — Ну-с, господа, расскажите, что у вас тут произошло?

Подошёл Костя, и Кустицкий представил его местному начальству.

— Николай Семёнович, вы объясните? — властно спросил у бригадира инженер. — А то мне ещё нужно бригаду Саморядова проверить, — после этих слов он поправил пояс на тёплых брюках и пошёл по грязи куда-то в сторону леса, где вдали шумели двигатели.

— Никогда ничего сам не делает, — сплюнул бригадир и закурил. — Сигарету? — предложил он остальным. Костя взял и довольно затянулся. — Сколько его знаю, всё время такой — сказал и свалил. Уже третий год под его началом, тьфу! — бригадир снова сплюнул.

— Так что там у вас? — спросил я бригадира. — Надеюсь, меня не зазря дёрнули с отпуска? — я повернулся к Кустицкому. — А ты, Сергеич, чего же? Опять район тянешь к себе! Когда уже сам будешь работать?

— Да я, это самое, того…

— Пойдёмте, я вам покажу, — жестом пригласил нас бригадир. — Нам туда. — Мы неспешно пошли, обходя лужи. — Позавчера мужики наши на седьмом участке отработали день, да под конец смены дождь начался. Ну, они инструмент-то побросали, собирались потом убрать. А вчера устроили выходной себе, естественно, никто на участок не пошёл. В общем, инструмент почти два дня пролежал под открытым небом, — бригадир бросил окурок в лужу, и тот шумно зашипел. — А сегодня вышли мужики на работу, ну и, как бы помягче-то, удивились весьма.

— И что же? — спросил я. — Украли всё, что ли, местные?

— Да хрен бы с ним, если бы украли! — ответил бригадир, обходя очередную лужу. — Хуже. Весь инструмент был сломан. Напрочь!

Мы обошли увязший в грязи экскаватор и увидели просеку неподалёку. На ней было множество пней и… чего-то ещё. Мы подошли ближе. Оказалось, что площадка была завалена искорёженным инструментом: бензопилы, топоры, ещё что-то.

— Местные, что ли, баловались? — спросил я Кустицкого.

— А оно, это самое… если бы! До Абрамовки, на… почти семьдесят километров. Тут, мать… никого и нет рядом, в коромысло!

— Ну, мы Сергеича-то вызвали, — продолжил бригадир. — Он приехал, осмотрел всё и протокольчик оформил, — при этом Кустицкий пару раз кивнул. — Да только мы вот чего нашли-то, там вон, — бригадир указал в сторону, где было много грязи.

— Ага, мать… по вашей части!

Мы прошли вперёд и остановились.

— Хорошо, что подмёрзло всё, — сказал бригадир. — Они и застыли по форме.

В грязи были следы. Цепочка следов, тянущаяся со стороны леса к просеке. Это были следы от босых ног. Человеческих ног. Если так можно выразиться…

— Измерял? — спросил я Кустицкого. — Сколько?

— Сорок семь сантиметров с четвертью, — ответил Сергеич, даже ничего лишнего не сказав.

Мы с Костей присвистнули.

— Это ж какой размер-то, а? — спросил Костя.

— Да охренеть размер! — сказал бригадир и опустился на корточки. Я тоже присел у следов напротив.

— Видите, — сказал Кустицкий. — Они, на… как у человека, но не такие, это самое…

— В смысле? — спросил Костя и начал рыться в своей сумке на боку.

— Большой палец сильно отставлен в сторону, — ответил я, и Кустицкий кивнул. — Не как у человека, а как у обезьяны.

Костя достал фотоаппарат и рулетку. Я снова измерил следы, Костя фотографировал.

— Заметьте, — сказал я. — Правая нога длинней почти на два сантиметра. Она чуть больше сорока девяти.

— И, это самое… о чём это, на… говорит? — спросил Кустицкий, с интересом глядя на нас с Костей.

— А о чём, по-твоему, вообще говорят эти следы?

Кустицкий замялся с ответом, зато бригадир отреагировал живо:

— Ну так это, наверное, он, ну, про него ж ещё по телику говорили. Снежный человек. Это он, ведь так?

Я, не вставая с корточек, весело глянул на них снизу.

— Неужели вы и вправду в это верите? — сказал я, сматывая рулетку. — Нет, мужики, серьёзно? — я встал и осмотрелся по сторонам. — Неужели вы думаете, что огромного роста обезьяна с трёхсотым размером ноги вышла из лесу и поломала ваши инструменты?

Кустицкий и бригадир переглянулись и как-то неуверенно кивнули.

— А кто ж тогда? — спросил бригадир и полез в карман за пачкой сигарет.

— Ответ, ребятушки, может быть один, и он — ответ реалиста: это творение человеческих рук. Уж не знаю, конкуренты ли это сделали или горстка подростков из соседней деревни, но это сделано человеком. Ибо это — сознательный поступок разумного существа, если мы говорим о конкурентах, или якобы разумного, если мы говорим о хулиганах.

— А следы? — спросил Кустицкий. — Они же, мать… настоящие.

— Следы, согласен, настоящие, — ответил я, и Сергеич как-то совсем растерялся. — Вот вы слышали про поля на кругах? Ну, которые якобы оставляют пришельцы, — мужики кивнули. — А потом всегда находится какой-нибудь ловкач, который показывает, как и чем он сделал такой рисунок на поле. Так вот, ребятушки, здесь — то же самое. Вероятно, какой-то юнец с буйством гормонов на лице взял две доски и выпили из них большие плоские стопы с пальцами. Причём сделал так, не особо стараясь — об этом говорит разная длина правой и левой ступней. Потом наш герой приделал эти «стопы» к своей обуви и прошёлся по самому грязному месту, чтобы остались отчётливые следы. Ну, а затем он сломал инвентарь. А сейчас он сидит дома и ждёт горячих новостей, своей славы, так сказать. Или же запрятался сейчас метрах в пятистах от нас и давится смехом, глядя на дурачков-детективов, клюнувших на его розыгрыш, — при этих словах я заметил, что Кустицкий стал озираться по сторонам.

— Но, слушай, — перебил меня бригадир, — ведь до ближайшего посёлка… Сколько, Сергеич?

— Семьдесят километров, — ответил Кустицкий.

— Значит, чтоб сюда добраться, нужно на чём-то приехать, — сказал бригадир. — Но мы-то всех здесь видим, и чужие к нам не приезжали за это время. Тут только Павлик и ездит туда-сюда, — бригадир оглянулся. — Блин, Антоныч прётся! Так что ж тогда получается?

— Получается, что это сделал кто-то с вашего участка, — подытожил Костя, складывая фотоаппарат.

Бригадир неуверенно хохотнул и бросил сигарету в грязь, на следы:

— Да я ж мужиков-то своих знаю! Они бы так шутить не стали. Ну побаловались бы, я бы ещё понял. Но инструмент-то ломать они бы точно не стали!

В это время к нам подошёл главный инженер:

— Ну, что думаете, граждане милиция? — спросил он и посмотрел на нас с Кустицким.

— Мне, кажется, это хулиганская выходка местных или кого-то с участка, — ответил я. — Всё как-то слишком очевидно и неправдоподобно.

— Согласен, — кивнул инженер. — И следы эти — липа чистой воды. Мы явно имеем дело с саботажем…

— Или хулиганством, — сказал я. — Мы ещё не знаем наверняка.

— Так или иначе, — отрезал инженер, — мы имеем дело со срывом планов. Я уже звонил наверх, и мне мало чего приятного пришлось выслушать! Я надеюсь, вы разберётесь в этой ситуации и как можно быстрее выявите виновных, — он махнул портфелем. — А я, тем временем, пойду и проверю бригаду Калинина, — и вновь ушёл по грязи в сторону леса.

— Ну вот, опять! — сплюнул бригадир. — Но по нему видно, что он не верит. Мы как-то в шутку однажды сказали, что видели тут медведя, так он месяц боялся выйти из вагончика, пока не сообразил, что к чему. А сейчас вон как шагает по лесу, не опасается ничего.

— Ладно, — сказал я и похлопал Кустицкого по плечу. — Это, Сергеич, уже твоя задача, определить, кто тут схулиганил. А нам с Костиком назад пора. Тем более, у меня отпуск только начался, пусть и холодно, — я повернулся к бригадиру. — Кстати, когда Павлик вернётся?

— Павлик? — улыбнулся бригадир. — Послезавтра…

***

Вынужденный простой нам с Костей пришлось чем-то занять. Поэтому мы вместе с Кустицким решили обойти бригады. Начали с Колиной.

Они сидели в вагончике и убивали время игрой в карты. Видимо, инженеру на глаза они не попались. Внутри было сильно накурено, в углу изредка потрескивала печка, а на подоконнике невнятно хрипел приёмник, перемотанный изолентой. По радио «Ва-Банк» пели про Эльдорадо. Не считая утреннего происшествия, день у мужиков выдался неплохой.

Когда мы вошли, карт они не бросили, лишь один, сидящий с краю, спросил сквозь зубы, не вынимая сигареты:

— Ну что там, Семёныч? Разобрались, что почём?

— Ага, — кивнул второй, сидевший напротив. — Антоныч лютует?

— Мужики, это ребята из милиции, — кивнул на нас бригадир. — Они хотят с вами поговорить насчёт всего этого.

— С нами? — удивился крайний. — Чего так? — он вынул изо рта сигарету и толкнул соседа. — Михалыч, дай фуфелку, — и снова взглянул на нас. — Не на нас же вы думаете, чтобы мы свой инструмент сломали? — он повернулся к соседу, взял у него полную пепельницу и примял кучку своим окурком. — Семёныч, объясни мужикам, что и как.

— А мы и не говорим, что вы под подозрением, — ответил я. — Пока что… Нам бы хотелось узнать, что вы думаете по поводу случившегося? Может быть, есть какие-то идеи или догадки?

— Да что тут думать-то? — сказал Михалыч, бросая карты. — Вам же бугор наверняка сказал, что мы думаем. Но вы, видно, не поверили. Так, Семёныч? — и поднял глаза на бригадира.

— Да он это! — снова подал голос крайний. — Снежный человек или как его там… Я и сам раньше во всю эту чепуху не верил, но в лесу на всякое насмотрелся. Мы ж всю жизнь по лесам мотаемся, комаров миллионами кормим. — Он кашлянул от дыма. — Места тут дикие, нехоженые. Да тут что угодно может быть. Вон, вчера Саныч нашёл неподалёку следы волчьи. А на той неделе мимо нас олени пронеслись, даже не боятся нас. Тут людей-то до нас и не было. Абрамовские здесь не бывают, и уж тем более не пришли бы они сюда, чтобы нам пилы ломать.

— Он, он, — донеслось из угла. Там на кушетке, заваленной одеялами, лежал четвёртый работник. — Снежный человек, или йети, или сасквоч, или бигфут. Называйте как хотите, хоть леший, — он привстал и сел на кровати, откинулся на стенку. — Я давно уже заметил, как начали тут работать. Стоишь спиной к лесу, и такое ощущение, будто на тебя смотрит кто-то. Тяжёлый такой взгляд. Злой. Это точно он сделал, — пауза. — Мы на места его пришли, вот он и мстит нам теперь.

— Во, правильно Саныч говорит, — кивнул крайний. — Помнишь, Семёныч, в том году мы медведицу нашли с медвежатами? Она же сколько потом нас гоняла, Пирата задрала ещё!

— А сейчас у вас собаки есть здесь? — спросил я бригадира.

— Нет, мы после Пирата никого не заводили, — бригадир почесал небритую щеку. — Ну, у Саморядова в бригаде были Звоночек и Бублик, но он их оставил дома. У Калины только кошка. А у газовщиков, вроде, никого.

— Значит, охраны никакой, — сказал я. — Если кто и приходил, это никто не заметил.

— Да ладно вам, — снова воскликнул крайний. — Абрамовские не могли этого сделать. Там всего два мотоцикла да «Жигуль» первого выпуска. Мы бы их сразу услышали.

— Хорошо, — сказал я. — А если отбросить версии с местными и с этим… лешим. Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Да кому это нужно? — сплюнул крайний. — Мы тут все нормально работаем, и ломать бы никто не стал, потому что себя же и затормозили бы. Да и газовщикам это ни к чему.

— А пошутить мог кто? — подал голос Кустицкий.

«Ватсон, Вы здесь», — подумал я и улыбнулся.

— Да как-то слишком для шутки, — сказал крайний. — У нас только Капуста поржать любитель, но это для него чересчур!

— Это в бригаде Саморядова, — кивнул мне Коля. — Думаете, что Капустин?

— Не, бугор, ты чего? — крайний отмахнулся. — Да Лёнька не стал бы, зуб даю за него.

— Ладно, — сказал я. — Спасибо вам, мужики, мы дальше пойдём, — и направился к выходу.

Бригадир остановился и, повернувшись, сказал своим:

— Ладно, мужики, бросайте картишки и займитесь делом. Сергеич опись произвёл, дуйте к Аркадьичу, инструмент у него какой возьмёте. Давай, Саныч, поднимай народ. А то вон Антоныч сюда тащится.

Через десять минут мы пришли на поляну, где работала бригада Саморядова.

— Эй, мужики, вы у нас тут поосторожней! — крикнул нам один, заглушив пилу. — У нас тут снежные люди толпами бродят, на чужих бросаются!

— Это Лёня Капустин, — сказал мне Коля. — Он у них за шутника.

К нам подошёл мужичок невысокого роста, но, судя по лицу, с большими амбициями:

— Саморядов, — представился он и пожал нам руки. — Вы, видимо, и есть следствие наше?

Мы кивнули.

— Знаете, что я думаю? — сказал он. — Мужики, конечно, разное болтают, но мы-то с вами реалисты. Ну вы сами посудите, какой это может быть снежный человек, ну серьёзно? Вот вы видели инструмент? — он кивком указал на стоящую неподалёку бензопилу. — Видно же, что инструмент громили чем-то тяжёлым. Топоры, опять же, словно в труху уничтожили, — тут он был прав. — Ну серьёзно, неужели можно поверить, что из лесу вышла огромная мохнатая обезьяна, взяла камни и всё к чертям разнесла? Да ерунда! У меня два варианта — либо шутка чья-то дурацкая, либо открытый саботаж. Но первый вариант маловероятен, поскольку у нас любителей вот так «пошутить» нет, у газовщиков и водил — тоже. А вот насчёт саботажа — честно, мужики, не знаю! Не могу поверить, чтобы кто-то у нас продался кому-нибудь из других компаний.

— И что ж думаешь в таком случае, Мить? — спросил Кустицкий, опять же ничего не добавив. Я за ним давно заметил: как увлечётся, так и забывает лишние слова вставлять. Видимо, так ему и удалось жениться.

— Можно, конечно, и на местных подумать… Но, Сергеич, сам посуди, ты ж абрамовский! Сколько тебя Павлик вёз сюда на своей коряге?

— Почти три часа, — кивнул Кустицкий.

— Ага, три часа по грязи и ухабам, — согласился Саморядов. — Ну кому из ваших взбрело бы в голову ползти сюда три часа, всё ломать шутки ради и три часа потом назад тащиться? Конечно, Тарасовна с окраины хороший товарчик гонит, но он не настолько хорош, чтоб спровоцировать кого на такой «подвиг», согласен?

Кустицкий кивнул, явно со знанием дела. Костя закурил и с шумом выпустил дым.

— В общем, что не говори, — развёл руками Саморядов, — а идея со снежным человеком — бред чистейший!

— А что думаете насчёт следов? — спросил я и отмахнулся от дыма.

— Видел я те следы, — отмахнулся Саморядов. — Что вот во мне сразу подозрения вызвало — это очевидность оставленного следа. Зверь не станет вот так неразумно в грязи следы оставлять, я так думаю. А тут создаётся ощущение, будто внимание хотели к нему привлечь.

— Согласен, я тоже говорил, что это — показуха.

— Когда мы нашли следы, я посмотрел на них и прошёл немного в лес, в ту сторону, откуда вели следы. До опушки они есть, а дальше — ничего. Ни примятых листьев, ни веточек сломанных. О чём это говорит? А говорит это о том, что кто-то дошёл до края леса, взял то, с помощью чего он эти следы делал, и пошёл топтать грязь.

Я понимающе кивнул. Эта версия, в принципе, повторяла мою: следы были явно сделаны искусственно. Кто-то явно хотел привлечь к себе внимание, поломка инструментов была лишь уловкой, частью плана. Такой человек ради славы пойдёт на всё, лишь бы о нём что-нибудь упомянули, хотя бы в посредственной районной газетёнке. Он вырежет эту заметку на память и потом где-нибудь в пьяном угаре будет рассказывать приятелям о том, как однажды он поднял на уши и милицию, и любителей паранормального, и всяких психов, налетевших на сенсацию.

«Кстати, — подумал я, — как хорошо, что ничего не просочилось пока на сторону».

Тут бы уже явно нагрянула бы толпа со всяким барахлом, которое указывает, где прячется снежный человек и где приземлялась тарелка с гуманоидами. Проблема требует решения, пока об этом не узнала пресса. Неважно, официальная она или жёлтая. Официальное издание написало бы о саботаже на участке строительства газопровода и как бы невзначай упомянуло бы о найденных следах. Никаких явных выводов. Жёлтая газетка сразу бы раздула легенду, нашла бы пятерых местных, которые видели в этих лесах снежного человека. А ещё бы, возможно, там было бы интервью какой-нибудь бабушки Фроси, которую эта обезьяна пыталась изнасиловать, причём ещё до революции.

Мы перекинулись с Саморядовым ещё парой фраз и двинулись дальше. Проблема требовала решения. Хоть я и склонялся к версии с розыгрышем, меня смущало одно — Абрамовка была слишком далеко при такой-то дороге. Конечно, можно было бы предположить, что в лесу находилась пара охотников, и они решили пошутить над работягами, но погодка сейчас была не самая тёплая, снег обещался быть со дня на день. Вариант с шуткой кого-то из лесорубов, газовщиков или водителей я попросту не хотел принимать как имеющий хоть какие-то основания под собой: никому из полусотни находящихся здесь работяг не было смысла устраивать «шуточный саботаж» — близилась зима, и всем явно хотелось быстрее закончить работы. Оставался ещё вариант с происками конкурентов. Конкурс на разработку участка тогда много шума наделал. Может быть, смысл стоит здесь искать?

После мы зашли на участок бригады Калинина. Там как раз был перекур, все были в сборе. Бригада разошлась во мнениях: кто-то говорил о шутке местных дурачков или саботаже кого-нибудь из «СтройГаза», а кто-то не сомневался, что всему виной — лохматый житель леса. Пара человек тоже утверждали, что временами чувствовали на себе чей-то взгляд. Нечеловеческий взгляд. Откуда-то из леса.

Примерно о том же нам сказали и некоторые газовщики. Тяжёлый взгляд.

Разговор с завхозом Аркадьичем состоял, по сути, из массы отборнейших матов: носастый коротышка в кепочке поливал грязью того, кто сломал инструмент, и грозился лично его убить, как только того найдут. Говорить о глупой версии насчёт йети мы не решились: Аркадьич был невероятно зол.

Собрав вместе водителей, мы попытались выяснить, не видели ли они кого-нибудь, кто ездил в направлении участка в последние дни.

— Да тут кроме Павлика-то никого не бывает! — чуть ли не хором ответили водители. — Он же у нас и на доставке продуктов, и почтальон, и вообще — свой мужик.

Мы спросили их, что они думают насчёт происшествия. Здесь также были противоречивые мнения. Когда же мы распрощались, нас нагнал одни из водителей, Сашка.

— Не хотел при мужиках говорит, чтоб не засмеяли, — сказал он нам. — Знаете, как-то с месяц назад я подъезжал к участку и увидел на окраине… ну, не знаю, что. Большое такое и лохматое. Стояло между лесов. Может, это и медведь был, а, может, и показалось чего с недосыпа. Но как-то мне неуютно стало по лесу ездить.

После этого мы зашли к поварам, но те сказали нам, что с кухни не вылезают, и потому особой помощи от них можно и не ждать.

Однако, чем больше людей мы обходили, тем большие сомнения нас разбирали. Конечно, мнение масс зачастую давит, но на следствии это не должно сказываться. Но, как мне показалось, Костя с Кустицким уже готовы были принять версию со снежным человеком. Особенно после слов водителя.

К вечеру мы обошли всех. Стало окончательно ясно, что Павлика можно не ждать. Мы с Костей усердно отругали Кустицкого за то, что не предупредил о возможной задержке, а мы потому были без каких-либо вещей.

Нас устроили в вагончик с Аркадьичем, и мы с Костей и Кустицким просто не могли дождаться, когда же он наконец заснёт, поскольку столько матов мы втроём и за всю жизнь не слышали. Казалось, он даже во сне материл саботажника.

Когда Аркадьич заснул, мы улеглись и погасили свет.

***

Я проснулся оттого, что меня тряс за плечо бригадир Коля.

— Скорее, — сказал он, явно будучи на взводе. — Антоныч!

Я встал, посмотрел на часы. Была четверть второго. Коля тем временем поднял Костю и Кустицкого. Аркадьич пару раз матюгнулся и, перевернувшись, захрапел в стену.

Мы вышли на улицу. Было довольно холодно. Площадка у вагончиков была ярко освещена, вокруг суетились люди, бежали к одному из вагончиков.

— Что там с Антонычем? — спросил я у Коли.

— Увидите, — ответил он, и мы пошли к отдельному вагончику главного инженера. — Я проснулся от крика. Выскочили с мужиками на крыльцо, смотрим — по площадке сломя голову несётся Антоныч и истошно орёт. Забежал он к себе, там грохот невероятный устроил.

Мы поднялись по крыльцу и зашли в вагончик. Там стояло множество мужиков, явно перепуганных случившимся.

— Ребята, разойдитесь, — сказал им Коля. — Да и оденьтесь, застудитесь же, прилетели в одном исподнем!

Мы протиснулись сквозь толпу и прошли вглубь. Коля был прав: кругом всё было перевёрнуто, рассыпаны бумаги и какой-то мелкий мусор. В углу у кровати, обхватив руками колени, сидел трясущийся инженер. Безумный взгляд беспрестанно бегал по стенам, потолку, полу и лицам собравшихся. Мы подошли к нему поближе, присели рядом с ним на корточки.

— Андрей Антонович! Эй, Андрей, — позвал я его, осторожно коснувшись рукава его куртки. Он одёрнул руку и ещё больше вжался в угол. — Андрей Антонович, Вы меня слышите? Ответьте мне, ответьте… — Его взгляд остановился на моём лице, в глазах появилось что-то разумное, он перестал дрожать. — Что с Вами случилось?

— Ттт-там, в ллл-лесу! — заикаясь, начал он, озираясь по сторонам.

Я глянул на Кустицкого с Костей и дал им знак разогнать мужиков. Последние недовольно заворчали и начали расходиться. В наступившей тишине я повернулся к инженеру.

— Я решил выждать ночи и пройти по участку, — сказал он. Похоже, он начал успокаиваться. — Решил, что вдруг увижу этого «шутника» или «саботажника». Пошёл по просекам, осмотрел территорию. Без фонарика, естественно, только освещение на площадке издалека доставало. Уже собирался назад, как вдруг спину прихватило. Она у меня часто так на морозы реагирует, застудил по молодости. Прислонился я к дереву одному спиной, решил подождать, чтоб отпустило. А спину начало крутить, я начал оседать от боли, пошевелиться не могу. Сижу на листьях сухих холодных, тру спину руками. Вдруг слышу — шорох рядом. Поднимаю глаза и вижу… Стоит что-то передо мною. Метра два ростом, если не больше. Мохнатое очень. И глаза отсвечивают в темноте. Злые такие, Господи, до сих пор передо их вижу. Стоит оно и смотрит прямо на меня. А я и шелохнуться не могу, чёртова спина. И крикнуть боюсь. А оно стоит, молчит и не шевелится, словно ждёт чего-то. Не знаю, сколько это длилось, мне казалось — часы прошли, но это, наверное, не так. Оно стояло, стояло, и потом тихо ушло куда-то. Тут я понял, что спину отпустило, и бросился бегом сюда.

Мы с Колей переглянулись. Я вспомнил, как бригадир говорил о том, что инженер не поверил в вариант со снежным человеком. Как не поверил и я. Но сейчас я был готов изменить своё мнение. Потому что главный инженер был абсолютно седым.

***

Проснувшись, я увидел, что на улице уже светло. Приподнявшись на локте, осмотрелся. Костя сидел на кровати и протирал заспанные глаза, Кустицкий с Аркадьичем устраивали храпящий концерт. Я тоже сел на кровать и кивнул Косте. Тот тем временем встал, слегка размялся и выглянул в окно.

— Снег выпал, — сказал он в полголоса и накинул на плечи куртку. — Надо сбегать отлить, пока не лопнуло кой-где! — он сунул ноги в ботинки и открыл дверь. Яркий свет ударил по глазам, вдали искрился снег. Костя остановился в проходе и снова потянулся.

— Стой, — крикнул я ему и бросился к двери. Он замер, не опуская разведённых рук, и оглянулся. Я подбежал к нему и указал под ноги. — Смотри.

На крыльце были следы. Большие, почти в полметра, следы босых ног. С отставленными в сторону большими пальцами. Крыльцо было затоптано, словно тот, кто оставил эти следы, провёл тут немалое время. Цепочка отпечатков на снегу вела за угол вагончика.

Мы замерли с отвисшими челюстями. Сзади негромко присвистнул разбуженный Кустицкий. Я вышел из оцепенения и сказал Косте:

— Ну-ка, подсади меня. Хочу сверху посмотреть.

Вскарабкавшись по скользкому от снега металлу, я встал на прочную крышу и осмотрелся. Следы несколько раз огибали вагончик. Затем цепочка удалялась к другим вагончикам, а от них — в сторону опушки.

На крыльце своего вагончика стоял бригадир Коля. Поражённый, он смотрел на грязные следы на заснеженной площадке.

— Николай, — крикнул я ему и махнул рукой, чтобы он меня увидел. — Собирай всех!

Через полчаса на площадке стояли все лесорубы, газовщики и водители. Все аккуратно сторонились следов на снегу, которые уже активно фотографировал Костя. Люди был возбуждены и шумно обсуждали случившееся.

— Сергеич, — повернулся я к Кустицкому. — У тебя табельное с собой? — Тот кивнул и указал на карман куртки. Я глянул на бригадира. — Коля, естественно, у вас тут никакого оружия нет? Я не как милиционер сейчас спрашиваю, надо очень, — бригадир замялся и отрицательно мотнул головой. — Прекрасно! Мы имеем дело неизвестно с чем, а у нас всего два ствола. Как будем оборону держать?

— Можно взять топоры, трубы, — сказал Саморядов. — Бензопилы, опять же. Хотя не очень удобно будет с ними нападать. Только если напугать…

— Спугнём, и чёрт с ним, — прокатилось по толпе одобрение.

— Говорил же я вам, что мы на его земле, — раздался из толпы голос Саныча из Колиной бригады. — А теперь вы предлагаете ещё и выжить его?

— Он, кем бы он не был, представляет опасность для всех нас, — сказал я громко. — Все вы видели, что он сделал с инструментом. А что, если он нападёт на кого-то из вас? Нам нужно найти его или хотя бы спугнуть отсюда. Готовьтесь, через десять минут выходим.

Толпа зашумела и пошла вооружаться. Я посмотрел в сторону вагончика главного инженера. Тот вздохнул и закрыл дверь. Похоже, он так и не отошёл полностью.

Спустя пятнадцать минут почти сорок человек, вооруженных инструментом, вышли к опушке леса, к тому месту, куда вели следы. Наша шумная компания распределилась в цепочку, и мы выдвинулись вперёд. Я на всякий случай приготовил своего «Макарова». Искать снежного человека такой толпой было не страшно. Во всяком случае, так казалось. Однако через пару минут мы остановились. Следы неожиданно оборвались. Толпа зашумела. Я оглянулся на Саморядова, тот понимающе кивнул. Повторилось то, о чём он говорил нам тогда. Костя, стоявший рядом, осмотрелся и указал рукой куда-то вперёд.

— Вон там, на стволе! — мы с ним прошли вперёд и увидели на одном из деревьев царапины, на высоте примерно три метра. — Видимо, он перемещается по деревьям, как обезьяна.

— Он и есть обезьяна, — сказал Михалыч из Колиной бригады.

— Смотрите на деревья, на них должны быть царапины, — объяснил я людям, и мы пошли вперёд. И иногда меня не покидало чувство, что за нами следят.

Через некоторое время царапины стали появляться сразу на нескольких деревьях. Очевидно, он прыгал здесь с дерева на дерево несколько раз, в разное время.

— Нам надо распределиться, — сказал я. — Коля, твои пусть идут прямо. Бригада Саморядова, туда, направо, к тем камням. Бригада Калинина — к тем соснам. Маховский, — это был один из начальства газовщиков, — ведите своих вон к тому валежнику. И смотрите на деревья.

Люди рассредоточились и пошли в указанных направлениях. Мы с Костей и Кустицким двинулись влево. Постепенно установилась тишина, лишь вдали меж полуголых стволов деревьев мелькали люди с инструментом в руках. Кустицкий держал наготове свой пистолет, Костя на всякий случай приготовил фотоаппарат. Я засмотрелся на их сосредоточенные лица, почему-то показавшиеся мне забавными, и не заметил, как влез в яму с жидкой грязью. С меня слетел сапог и увяз в жиже.

— А, блин, — воскликнул я и наклонился за сапогом. Вытащив его, я поправил носок, и. держась одной рукой за дерево, надел сапог обратно. И тут мне показалось, что кто-то смотрит на меня. — Эй! — сказал я, но мои напарники уже прошли вперёд, и я потерял их из виду. Я подумал, что сейчас меня, как обычно бывает в фильмах ужасов, съедят. Потому что первыми всегда съедают тех, кто отстал или потерялся. Я огляделся и увидел неподалёку следы. Они были на снегу, и, судя по всему, свежие. Приготовив пистолет, я пошёл вперёд. Где-то вдалеке слышались голоса.

Я тихо прошёл вперёд и через минуту остановился, не веря своим глазам. Метрах в десяти передо мной, ухватившись за дерево, стояло оно. Больше двух метров в высоту, с очень широкими плечами, короткой шеей и мощным телом. Всё покрытый густой коричневой шерстью. Существо стояло спиной ко мне и смотрело перед собой. Где-то там вдалеке шли люди. Я замер на месте, не зная что мне делать и боясь шевельнуться.

Внезапно существо начало шумно втягивать воздух, после чего медленно повернуло ко мне голову. Я увидел заросшее лицо с широким носом и сильно выпирающим подбородком. Среди шерсти блестели два желтоватых глаза. Существо отпустило ствол дерева и полностью повернулось ко мне. Я резко поднял пистолет, держа его обеими руками.

Мы оба молча стояли и смотрели друг на друга. Казалось, прошло несколько минут. Потом существо начало медленно приближаться. Я крепче сжал пистолет и весь напрягся. Понимал, что шанса на второй выстрел у меня может не быть. Я стоял и смотрел существу прямо в глаза.

Оно остановилось где-то в трёх метрах от меня. Вблизи оно казалось ещё больше. От него пахло грязью. Я заметил, что его руки и ноги немного непропорциональны, и оно слегка прихрамывало при ходьбе. Я снова посмотрел ему в глаза. И не поверил тому, что там увидел.

Я увидел в его глазах страх. Существо боялось нас. Казалось бы, мы, сорок взрослых мужиков, до ужаса боялись его, огромного неизвестного существа. А теперь я видел, что оно боится нас не меньше. Казалось, оно с ужасом смотрит на меня и на непонятную ему вещь в моих руках, направленную на него. Но самым удивительным для меня оказалось другое: я видел в его глазах что-то ещё. Что-то человеческое. Что-то разумное.

И тут громыхнул выстрел, эхом прокатившийся по лесу. Существо пошатнулось и глянуло куда-то поверх меня. Раздался ещё один выстрел, и из головы существа брызнула кровь. Оно отлетело назад и упал на снег.

Я оглянулся. Ко мне бежали Кустицкий и Костя. Хоть Сергеич и говорит плохо, но стрелок он первоклассный. Они бежали ко мне и что-то кричали. Костя тряс фотоаппаратом. Отовсюду послышались голоса, меж стволов деревьев замелькали человеческие силуэты.

Я повернулся к существу. Снежный человек неподвижно лежал на снегу. Снег вокруг его головы окрашивался в красное и начинал таять.

***

Мы едва дождались приезда Павлика: настолько все мы были возбуждены произошедшим. Тело существа мы завернули в брезент, благо, погода была холодной, и процесс разложения не был столь быстрым. Мы никому не говорили о случившемся, чтобы избежать лишней шумихи. Нам здесь не нужны были толпы падких до сенсаций журналистов и повёрнутых на паранормальном типов.

Приехавший Павлик был просто шокирован увиденным. По дороге назад он молчал примерно половину пути, а потом засыпал нас вопросами: как мы его нашли, что оно делало и так далее. На большую часть этих вопросов у нас не было.

В район мы вернулись за полночь. По дороге я связался с нашим патологоанатомом, Герой, и попросил его подойти и посмотреть тело. Когда мы приехали, Гера ждал нас с каталкой. Тело в брезенте, которое мы с трудом погрузили на тележку, свисало почти на полметра. Придерживая ему ноги, мы увезли существо в смотровую.

— Надеюсь, ты никому не говорил про нашу просьбу? — спросил я Геру по дороге.

— Ну, только Наташке сказал, что вызвали на работу, — пожав плечами, ответил он. — А кто там у вас?

— Увидишь, — улыбнулся я.

Мы подвезли тело к столу и, поднатужившись, перебросили на стол. Гера пододвинул полочку с инструментом, а я откинул брезент. Костя опустился на стул в углу и сразу затих, откинувшись головой на стену.

— Ох ты, чёрт! — воскликнул Гера, ошарашено глядя на тело. — Где вы это взяли?

— Да вот сходили за грибами, да наступили случайно, — ответил я и направился закрывать дверь: местный сторож Геннадьич был весьма любопытен и настолько же болтлив.

— Что с ним случилось? — Гера всё ещё не мог пошевелиться, словно боялся, что труп сейчас оживёт и набросится на него.

— Сергеич прострелил ему голову, — сказал я. — Видимо, от дырки в голове мозги застудил и умер, — я весело посмотрел на Геру.

— Сергеич? Это тот бестолковый дурень из Абрамовки? — Гера наконец пришёл в себя и склонился к телу, начал осматривать дыру в голове. — Он что, стрелять умеет?

— Как видишь, — кивнул я. — Этот баскетболист стоял рядом со мной, когда Кустицкий его пристрелил. Я, как видишь, цел.

Гера что-то невнятно промычал в ответ и занялся осмотром. Видимо, он уже увлёкся. Я постоял немного, но решил не вдаваться в подробности вскрытия и вышел. Полусонный Геннадьич сидел в своей каморчке и смотрел на экран малюсенького чёрно-белого телевизора какой-то концерт, посвященный дню какой-то профессии. В помещении было душно от кипящего чайника, стоявшего на электрической плитке в углу. На столе стояла кружка, с которой свисала верёвочка чайного пакетика, а на салфетке лежала пара бутербродов.

— Здорово, Геннадьич, — сказал я и пожал старику руку. — Как жизнь твоя?

Старик угостил меня чаем, потом начал говорить от погоде, от неё плавно перешёл к грядущей зиме и предстоящему подлёдному лову. Геннадьич любил подлёдный лов и говорил о нём со всеми, кто готов был слушать. Я не был против: всё равно торопиться некуда.

Через час с небольшим к нам заглянул Костя.

— Герка зовёт, — сказал он, протирая глаза.

Гера накрыл тело брезентом и курил, сидя на стуле рядом со столом.

— Ну, что скажешь? — спросил я.

— Что тебе сказать, — сказал Гера, стряхивая пепел в раковину. — Это человек…

— Ну да, снежный человек, — кивнул я.

— Нет, ты меня не понял, — вздохнул Гера. — Это на самом деле человек.

Мы с Костей переглянулись.

— Это человек, — снова повторил Гера, наклонился вперёд и раздавил окурок о край раковины. — Просто у него имеются множественные атавизмы, — он посмотрел на нас. — Знаете, что это? — мы кивнули. — Так вот, у него повышенная волосатость, изменение лицевых костей и тому подобное. Плюс ко всему, наш пациент страдал ещё и от неравномерности развития. У него руки, ноги и ступни разной длины.

— Да, — кивнул я. — Он заметно хромал при ходьбе, а следы были неодинаковыми.

— Очевидно, какая-то сельская мамаша родила однажды такого вот паренька, — он махнул рукой в сторону тела. — Немного держала при себе, а потом выкинула в лес. Сама она это сделала или же родственники, этого мы с вами не узнаем. Но поскольку он оказался ближе к природе, чем мы с вами, им двигали чистые инстинкты, и он умудрился выжить в лесу без посторонней помощи. Судя по всему, ему около двадцати лет. Кстати, думаю, не будет лишним сказать, что организм у нашего пациента весьма изношен, и он всё равно умер бы в ближайшие годы. Это распространено среди таких вот гигантов.

***

Мы не стали никому говорить о нашей находке. Решили, что ни к чему поднимать панику из-за ничего. Мы столкнулись со случаем генетического уродства, но эту историю могли раздуть до невероятных размеров. Нам этого не было нужно.

Вот даже сейчас я Вам это рассказываю, а Вы должны мне пообещать мне, что это останется между нами. Просто мне выговориться нужно, чтобы полегчало. А Вы никому об этом, хорошо?

Мы тайно похоронили тело на сельском кладбище, ночью, в безымянной могиле.

Работяги с просеки тоже пообещали нам не рассказывать никому о случившемся. Поломку инструмента потом списали на хулиганскую выходку, и то дело осталось нераскрытым «висяком». Постепенно всё начало забываться.

Вот только вчера мужики нашли там свежие следы. Полуметровые человеческие следы…

29 августа — 5 сентября 2010