«Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

Стася Андриевская, 2019

Лихие 90-е – мутное время, тут каждый крутится, как умеет, мечтая сорвать свой джек-пот. Вот только Людмиле, студентке технаря, не то что джек-пот, а хотя бы зимние сапоги купить! Безбашенная подруга советует лёгкий способ подзаработать, Люда соглашается… Но разовое знакомство с обеспеченным «папиком» оборачивается вдруг опасными отношениями с местным авторитетом – Батей. Он завораживающий, пугающий, щедрый… И всё же это не история про Золушку, потому что та подруга успела втянуть Люду в другую, ещё более отвязную авантюру, которая ой, как не понравилась Бате… ___________ Цикл "Откровения о…" – это четыре тома эмоций на разрыв, сложных характеров и предельной откровенности. Это любовь и предательство, роковые ошибки и искупление. Взлёты, падения и тернистый путь к счастью длиною в пятнадцать лет. Просто начните его читать, и вы не сможете оторваться. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

К обеду распогодилось. Обняв куртку, я сидела на заднем сидении тонированной Мазды и делала вид, что не замечаю взглядов водителя.

— Там крючок есть, на ручке сверху… — Он поправил зеркало заднего вида так, чтобы видеть не только мои лицо и плечи, но и грудь.

— Нет, спасибо, — я вежливо улыбнулась. — Мне так удобнее.

На самом деле, удобнее всего было бы надеть её, но в ней было так жарко, что вместе с потом начинала течь тоналка. Повесить же вообще не вариант — водолазка, которую притащила Ленка, была, конечно, красивая, с люрексом, но на мою фигуру не рассчитана. Грудь распирала шелковистую ткань так, что та даже слегка просвечивалась, и вдобавок подпрыгивала на каждой кочке, отчего натирались и предательски топорщились соски. На плоской Ленкиной фигуре эта водолазка однозначно смотрелась лучше.

«Надо завязывать с макаронами, блин…» — я думала так лет с четырнадцати, раз по десять на дню, но не завязывала, так как из еды дома были только макароны, хлеб с бабушкиным вареньем и картошка. Поэтому и нарезала каждое утро круги на стадионе. Ну как каждое… Когда не приходилось работать за мамку.

Примерно через час мы въехали на территорию бывшего пионерлагеря. Теперь он был частично заброшен, частично в процессе строительства чего-то грандиозного. Мы прошли мимо глубокого котлована, из которого уже поднимались ряды свай, мимо склада стройматериалов, мимо стоянки всякой стройтехники и рядов вагончиков для строителей. Строители те, несмотря на субботний день, что-то копали, таскали, стучали и перекрикивались между собой на иностранном языке.

— Турки, — поймав мой заинтересованный взгляд, пояснил парень, тот, что был за рулём. — Работают качественно, быстро, а стоят ненамного дороже наших алкашей. Думаю, может, и обслугу для территории потом из Турции выписать. Посмотрим, как с инвестициями срастётся.

— В смысле… Это всё твоё? — я завертелась, окидывая взглядом гигантскую стройку.

— Моё и Серёгино, — он кивнул на второго парня, — мы, типа, партнёры. Скоро здесь будет элитный загородный клуб. Крутое место, где можно цивильно отдохнуть, сечёшь? Не хуже, чем в Европе. — Шумно, со смаком потянул носом: — Чуешь, какой воздух? Н-да-а-а… А я ведь, прикинь, отбывал тут каждое лето по две смены, когда ещё сопляком пионерским был. Батя всё хотел, чтоб я человеком вырос. Ну, типа отличником, честным, идейным. Чтоб в кружок судомодельный ходил. А я, один хрен, был двоечником и стоял на учёте за то, что гонял этих самых пятёрочников и отжимал у них пирожковое бабло, — он рассмеялся. — Где они теперь, эти ботаны? Батрачат на таких плохишей, как я. Вот и вся математика! — Приобнял меня. — Сечёшь, в чём правда жизни, Ленок?

Я не стала его поправлять. Глянула на Ленку, что шла немного впереди под руку со вторым парнем, и просто согласно кивнула. Раз тот Сергей, значит, этот и есть её Тоха…

Парням было лет по двадцать пять, оба они носили причёску «ёжик», оба в адидасовских — не аБибасовских, а именно адидасовских! — спортивных костюмах, поверх которых накинуты кожанки. У обоих на шеях желтели цепи в палец толщиной, а под мышками пузатились барсетки. Двое из ларца, иначе и не скажешь. Только что Тоха пониже, потолще и рыжий, а Серый более подтянутый и чернявый.

Миновав стройку, мы пошли по растрескавшимся асфальтным дорожкам: мимо заброшенных двухэтажных корпусов, мимо изваяний пионеров с горнами, через поросшую бурьяном площадь с гнутым флагштоком. Щебетали птицы, грело солнышко, воздух благоухал хвоей… а я шла, закрывая злосчастные сиськи скрещёнными на груди руками, и вспоминала рассказы тёти Зины о «мафии новых русских». Так она называла предпринимателей, «вылезших в люди» из бандитской среды — кто спиртом на старте торговал, кто валютой, кто проститутками. Теперь же эти нувориши «держали бизнес» — водочный, золотовалютный, строительный, «сферу услуг». Тётя Зина рассказывала также, что проституток они делают из простых девчонок — похитил, изнасиловал, на иглу посадил, и всё…

За еловой стеной открылась ухоженная поляна с до сих пор ещё цветущими клумбами и пустым бассейном. Он не был древним, как лагерь, наоборот, сверкал на солнце новенькой лазурной плиткой и стальными поручнями, а вокруг тянулась мощёная деревом терраска с шезлонгами, составленными один на другой. Дорожка вела к двухэтажному срубу с огромными окнами и резным крыльцом.

В холле избы, на полу и на приземистой кожаной мебели лежали звериные шкуры, на стенах — головы лосей, кабанов, волков. Среди них загадочно поблёскивали медные, возможно даже антикварные блюда. Повсюду было оружие, похожее на то, что рисуют в учебниках по истории: какие-то мечи, топорики, обломанные стрелы с железными наконечниками и громадные луки. На каминной полке выстроились чучела хищных птиц. У меня аж дух перехватило от восторга. Живут же люди!

Но оказалось, что это всего лишь баня. Двухэтажная громаднейшая баня! Охренеть… Я ходила по холлу, трогала всё, до чего могла дотянуться, словно пытаясь насытиться этой роскошью, и чуть не ревела от зависти. Да-а-а… Это вам не тот стянутый тросами, растрескавшийся барак из красного кирпича, куда весь наш общажный массив ходил мыться по субботам. Это просто сказка какая-то!

На втором этаже обнаружилась бильярдная и две спальни с громадными кроватями. Они казались такими уютными и удобными — не то, что моё кособокое кресло-кровать! Из-под мягких шерстяных покрывал сверкали хрусткие белоснежные простыни. Я присела на краешек постели — матрац упруго спружинил, приглашая лечь, и меня сразу потянуло в сон. Ленка плюхнулась рядом, раскинула руки:

— Шикарно, правда? А ты ехать не хотела! Будешь за целку свою держаться — так всю жизнь и проведёшь в жопе общажной, не посмотришь, что такое настоящая жизнь! Кобыря-а-ака! — Схватила меня за плечи, повалила рядом с собой. — Ну, чего ты молчишь? Классно же, а?

От прикосновения к прохладной постели я покрылась мурашками, почувствовала, как напрягается грудь.

— Классно. — Голос не послушался, получилось, что я сказала это одними губами. Я закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы, и повторила: — Классно, Лен.

Она вдруг коснулась моего остро торчащего соска. Я подумала случайно, но пальцы её тут же сжались, теребя его, поигрывая.

— Кобыркова, Кобыркова… Цены ты себе не знаешь. Были бы у меня такие сиськи… — Она задрала мою водолазку, обнажая грудь. Я не знала, как реагировать, поэтому просто осталась лежать бревном с закрытыми глазами. — Ненавижу свои тощие! Жизнь вообще несправедливая сучка — одним третий размер, другим минус первый. — Она попыталась уместить грудь в ладонь, уминая её в пальцах. — Шикардос, охренеть же можно… Ну почему я не мужик, а? — Приподнялась вдруг на локте и прильнула к соску губами.

Читала я как-то в «СПИД-инфо» о том, как на зоне женщины трахаются с женщинами. У них это называется как-то, типа, «полизухи», что ли. Ещё там писали, что, выйдя на свободу, многие бабы так и не могут перестроиться обратно на мужиков…

— О-о-о, это я вовремя!

Меня будто ужалили. Я отпихнула Ленку и, лихорадочно одёрнув водолазку, села.

Это был Тоха. И он уже переоделся, вернее — разделся. Теперь на нём была только простынь, обёрнутая вокруг бёдер. Волосы на груди редкие, рыжие. Плечи конопатые. Довольно рыхлый, хотя и не висячий ещё живот противно дрожал при каждом движении.

— Пойдёмте, там парилка готова и вискарик уже остыл. Сейчас туда-сюда и шашлычок принесут. Давай, давай… Не задерживай! — Махнул рукой, приказывая идти следом, и вышел.

— Коль! — крикнула ему вслед Ленка, — Ко-о-оль, а где простынки взять можно?

Он не ответил, и Ленка решительно встала.

— Пойдём! Нельзя заставлять ждать. Наверняка всё в парилке приготовлено. Ну чего ты на меня уставилась? Слыхала — сейчас шашлык принесут! Не знаю, как ты, а я скоро сдохну от голода!

Ей, судя по всему, не терпелось начать веселье, мне же — будто кипятка в грудь плеснули.

— В каком смысле Коля? Ты говорила, твоего зовут Антон!

— Ну да, моего бывшего, звали Антон. Но мы с ним расстались в прошлый четверг.

— А это тогда кто?

— Это Коля и Серёжа, Кобыркова, ты чё тупишь? Ой, да ладно тебе, не заморачивайся! Пошли уже!

Я не шелохнулась, и ей пришлось сменить тон:

— Да нормальные ребята, Мил, перестань. А если у тебя опять обострение невинности — посмотри по сторонам и спроси своих тараканов — в такой роскоши не всё ли равно кому сосать? Я, например, тоже волнуюсь, потому что даже не знаю, как они нас поделят. Я, может, хотела бы с Серым, а достанусь Коле, и что теперь — истерить?

— Я не пойду.

Сцепила руки на груди, пытаясь унять панику. Ленка села рядом.

— Люд, ты чё… Ты чё, не понимаешь, что ли — поздняк метаться! Если мы сейчас не пойдём, если ломаться будем, то они нас просто туркам своим отдадут! Ты хочешь, чтоб тебя по кругу пустили? Их там человек сто, Люд! Ты сама дура и меня подставляешь. Ну что, что ты мне прикажешь делать?!

Она замолчала, обкусывая ноготь, и я увидела, как дрожит её рука. Ленка боялась не меньше моего, и я вспомнила вдруг сцену из романа «Тихий Дон», где казаки заманили в казарму девку и отымели её всей сотней… Вспомнила описание той девки после того, как её отпустили: с безумными глазами, нелепо сводящая и разводящая ноги…

— Лен, давай сбежим?

— Как? Тут собаки по всей территории. И потом — куда? Ты хоть представляешь, где мы сейчас?

— Примерно.

— А сколько до трассы добираться представляешь? Лесом! Нет, Люд, проще по-хорошему дать хозяевам и не рисковать.

— Лен, я не могу так. Я не могу!

Она зажала мне рот, повалила на кровать.

— Ти-и-ихо ты! Чего ты не можешь? Расслабиться и получить удовольствие: пожрать икры, выпить вискарика и отыметь одного из этих крутяшков? Не он тебя, ты его, Люд! Это игра такая — кто кого. Не будешь дурой, тебя и не будут считать дурой, а понравишься — ещё и бабла дадут! Не нужно тебе, что ли, бабло?

— Лен, зачем? Зачем ты это сделала?

— Я обещала тебе отдых в бане? Я сделала! С Тохой, без Тохи… Да блин, Кобыркова, в чём проблема-то? Ладно я, но ты-то и так ехала сосать незнакомому мужику! Чё ты из себя строишь теперь? Так, всё, хватит! — она вскочила, оправила юбку. — Пошли! Пошли, говорю, пока они за нами не прислали! Дашь разок — не развалишься, целка-невидимка, бля…

Альтернатива пойти по туркам немного привела меня в чувство. Да и в конце концов, не такого ли первого раза я хотела ещё вчера? И не лучше ли здесь, чем на отсыревшей даче, в спальнике?

В холле пахло шашлыком, огурцами и чем-то травянисто-дымным, сладким. Гашишем, короче. В огромные окна лилось солнце — так ярко и радостно, что внутри колыхнулось предательское «а местечко-то и правда, отпадное!»

— Леди, чужие! — неожиданно раздался короткий приказ, и откуда-то вылетела псина. Оскалила пасть и замерла в паре шагов от нас — одно движение, и кинется.

Ленка вцепилась в меня и тонко заверещала. Собаки — её кошмар. Она всегда обходила их по другой стороне улицы и орала как резаная, если какой-то шавке, даже самой мелкой, удавалось подойти незамеченной. Я тоже их боялась, но не до такой степени. В общажных кварталах всегда бродили огромные стаи. Особенно весело бывало по весне. Дядя Витя из одиннадцатой комнаты привозил тогда откуда-то охотничье ружьё и отстреливал собак прямо средь бела дня. Какие-то погибали, какие-то пугались и убегали, другие, наоборот, озлоблялись, но оставались. Они сбивались в новые стаи, и всё становилось ещё хуже. Тот же дядя Витя рассказывал мне, что собака, она и есть собака. Просто зверь, с которым надо уметь себя вести. Банально, но главное — не впадать в истерику. Ага… пойди, объясни это сейчас Ленке!

— Хорошая девочка, Леди! Фу! Ко мне!

Псина с лязгом захлопнула пасть и исчезла в пятне солнца. Человек на диване — я заметила его только теперь — сдавленно, по-идиотски рассмеялся. Знакомая манера. Примерно так же смеялся тот урод, сын тётки Зины-самогонщицы. Вся общага наполнялась этим жутким звуком, когда он приезжал домой между отсидками. Да и его друзья-сидельцы, приходившие отмечать недолгую свободу кореша, хихикали в похожей манере. Как будто у них там, на зоне, есть курсы по дебильному хихиканию. И я боялась таких типов гораздо больше, чем диких собак.

— Это кто тут у нас ходит без моего разрешения?

Мы с Ленкой стояли как вкопанные. Мужик, лет эдак под пятьдесят, сидел, да какой сидел — буквально растёкся по дивану, широко раздвинув ноги, откинув голову на низкую спинку, и тупо скалился. В пальцах его дымился косяк.

— Чё молчим? Леди, чё они молчат? А может, они немые? И-и-и-хи-хи… Ну-ка ты, с сиськами, иди сюда!

Мы с Ленкой переглянулись, но ослушаться я не могла. Осторожно сделала пару шагов вперёд.

— Иди, иди… Сюда садись! — он похлопал рукой по дивану. — Чё, Леди боишься? Или, может, меня? И-и-и-хи-хи…

Я опустилась на самый край, а мужик вдруг подскочил, вихляясь, как на шарнирах, и сел лицом ко мне, закинув руку с косяком на спинку дивана. Долго разглядывал, наконец смачно затянулся, закрыл глаза, задерживая дым, пока тот не полез из его носа сам по себе. Открыл один глаз.

— А ты ничё так… — он показал на меня двумя пальцами с зажатой в них сигаретой. — Люблю, когда с сиськами. Подружку тоже зови сюда.

Я оглянулась, Ленка робко приблизилась.

— Будешь?

Мужик протянул ей окурок. Она испуганно качнула головой.

— С… спасибо, я не курю.

— Чё ты ломаешься? — с неожиданным наездом взвизгнул он и растопырил пальцы: — Брезгуешь, с-сука? Пыхни! Леди, проследи!

Собака подняла голову, нервно, с повизгиванием зевнула, уставившись на Ленку. Та суетливо взяла окурок, затянулась.

— Нормально тяни, чё ты!

Ленка затянулась по-настоящему.

— И-и-и-хи-хи… Штырит? Не? Херово тянешь. Ещё давай.

Он заставил Ленку докурить косяк, а сам всё пялился на мою грудь — пристально, страшно.

— Ну чё? Штырит?

Я увидела Ленкин рассеянный взгляд, и сердце похолодело. Она глупо улыбнулась.

— Нормально.

— И-и-и-хи-хи! — мужик радостно потёр руки. — Ща ещё забьём!

— Мы их ждём, а они Денчика ублажают, — раздалось из-за спины и в холле появились Коля с Сергеем. Оба в простынях, на головах шапочки. — Серёг, ты глянь!

— Денчик, красава! Что значит серьёзный человек! Мы их и так и сяк уламываем, ждём там, а ты с ходу в оборот взял!

Денчик закрыл глаза, довольно улыбнулся. Он был обдолбан по самое не могу. Его нереально тощее длинное тело расплылось по дивану, затерявшись в спортивном костюме. Острый кадык подрагивал, глазные яблоки, обтянутые пергаментными веками, лихорадочно бегали в глубоких глазницах.

— Ден, братиш, мы возьмём девочек, покормим их там, вискариком угостим. Ты же не против?

Ден, не открывая глаз, мечтательно поднял брови.

— Только не трахайте их без меня.

— Не, братиш, ну ты чё! Как можно! Ты сейчас отдохни, а потом приходи к нам.

Тот вытянул вперёд два пальца — кажется, в своей параллельной реальности он всё ещё держал в них косяк.

— Замётано! Вот эта с сиськами — моя!

Мы прошли в густо пахнущую тёплым деревом комнату без окон, слегка душную, но уютную. Свет здесь был жёлтый, тяжёлый — такой, что сразу поплыло ощущение реальности, стало казаться, будто на улице уже глубокая ночь. Посреди комнаты стояли приземистые кожаные диваны, составленные буквой «П», а по центру между ними — низкий столик с закусками и бухлом.

Сергей первым делом открыл дверь за большим фикусом:

— Девочки, там раздевалка, парная, душ, бассейн. Вперёд!

Мы с Ленкой оставили парней в комнате отдыха и прошли дальше. По дороге сюда я почему-то представляла, что это будет что-то вроде русской баньки из сказок — с вениками, клубами пара и деревянными ковшами в ушате. Попала же в помещение с овальным бассейном, подсвеченным у самого дна сиреневыми лампами. Пол кафельный, очень красивый — как будто настоящий ковёр расстелен. У стен деревянные лавки, на них полотенца и войлочные шапочки.

— О-па, я же сказала, и простыни будут здесь! — глупо хихикнула Ленка и, зачем-то накинув на голову простынь, заглянула в одну из дверей. — Душевая! Значит, там сортир, а там — сауна…

— Лен, а этот Денчик, он кто?

— Ты же слышала — братишка. Хотя по виду больше на папашку тянет. — И вдруг расхохоталась: — Противный, капец, а туда же — трахаться хочет!

Я её веселья не разделяла. Да, думаю, если бы не курево, она и сама была бы сейчас совсем в другом настроении. Поёжилась, чувствуя, как стынет кровь.

— Не нравится мне это. Ты думаешь, он и правда припрётся к нам?

— Не к нам, а к тебе, Кобыркова! Это ж ты покорила его своими сиськами!

Ленка снова рассмеялась и не могла остановиться до тех пор, пока к нам не заглянул Коля.

— Ну вы чё, бля? Сколько ждать?

***

Ленке было хорошо. Расслабленная косячком, она сразу намахнула одну за другой три стопки вискаря и выглядела теперь абсолютно счастливой. Простыня то и дело соскальзывала с её груди, и в конце концов Ленка обернула её вокруг бёдер, ничуть не смущаясь своих маленьких, торчащих сисек.

Она вела себя совершенно раскованно, шумно. Ложками жрала икру, разбавляла шампанское ликёром и всем видом показывала, как счастлива, что всё-таки досталась Сергею.

Я же была её полной противоположностью — прикрывалась распущенными волосами, цедила шампанское и скромно мусолила махонький кусочек шашлыка. Была бы моя воля — и от этого отказалась бы, но Коля настоял. Он вообще был раздражён. И, наверное, если глянуть с его колокольни, было отчего…

Короче, я сразу отказалась раздеваться и заматываться в простыню. Идти в парную или в душ, бассейн — тоже. И это был даже не осознанный отказ, вроде «не буду, и всё», а ступор на грани истерики. Меня тошнило от страха. Когда в дверь проскальзывал турок с бархатными глазами, чтобы поставить на стол очередное блюдо овощей или мяса, я вздрагивала и холодела, ожидая, что в этот раз это точно будет Денчик.

Паорни сначала шумно, но в шутку возмущались, что я не раздеваюсь. Им, похоже, даже интересно было уламывать скромницу. Ленка пыталась им помочь: подсаживалась, гладила меня по спине, обнимала, тискала, бормоча на ухо: «Ну чё ты, Люд, ну нормальные же пацаны…» Но, когда я вскочила и, вырываясь из рук Николая, в истерике закружила по комнате — все напряглись.

— Не понял? — вопрошающе уставился на Ленку Коля.

Она невинно дёрнула плечами:

— Да у неё это… месячные пошли.

— И чё? Типа облом, что ли, намечается?

— Ну, почему сразу облом? Сказка! — она помахала перед лицом кулаком, тыча языком в щёку, и подмигнула. — Просто отвал башки!

Коля смерил меня оценивающим взглядом.

— Мм… Ладно, посмотрим. Штаны оставь тогда, а кофту сними, сечёшь? И давай-ка, выпей, хватит кобениться.

И вот теперь я тоже сидела топлес, прикрывшись распущенными волосами, и с ужасом наблюдала, как Серый, проникнув к Ленке под простынь, расслабленно орудует там пальцами одной руки, а другой наполняет стопки и фужеры. Ленка хихикала и, вымазывая соски икрой, предлагала Сергею закусывать. И я, откровенно говоря, уже почти была готова на всё, лишь бы свалить отсюда — чем скорее, тем лучше. Тем более что турок, обновлявший иногда наши тарелки, каждый раз собирал свои мохнатые пальцы щепотью и посылал мне страстные воздушные поцелуйчики, а парни только ржали и спрашивали, сосала ли я когда-нибудь у обрезанных.

А потом пришёл Денчик.

Сколько к той поре прошло времени, сказать сложно. Мне казалось, что вечность. Дена уже немного отпустило, и он вёл себя тихо, даже скромно. Коля с Серёгой тут же навели ему виски с колой, положили на тарелку две горки икры — чёрной и красной — и ломоть лаваша.

— Кушай, братиш, кушай. Ты чёт совсем отощал. Как чувствуешь себя?

— Нарзанчика мне лучше плесните, жрать ваще не могу последнее время…

Выпив полстакана газировки, он развалился на диване:

— Ну чё, не трахались ещё?

— Да как раз собираемся. Разрешаешь, братиш?

— Благословляю, дети мои. И-и-и-хи-хи…

— Слыхала? — Серый пихнул Ленку в спину, — Ден разрешил.

Она капризно надула губы:

— Здесь? Я хочу наверху! И ты ещё обещал в бильярд поиграть.

Сергей благодушно ухмыльнулся:

— Успеем. Время-то — шестой час только.

— Шестой?! — Ленка встрепенулась. — Охренеть… Не, ребят, давайте как уговаривались? Мне в девять, крайняк в десять, дома надо быть! Серёж, ну вы же сами говорили, что ваше слово — закон!

Колька рыгнул и с раздражением закинул в рот ложку икры.

— Вот вы проблемные, сечёшь…

Серый шлёпнул Ленку по заднице:

— Ну пошли, раз спешишь!

Она просияла, вскочила:

— Наверх?

— Нахрена, внизу тоже есть бильярд. — И они ушли.

Коля угрюмо жрал мясо, Денчик впал в странное состояние: вроде и спал, даже похрапывал, а вроде и нет — иногда бормотал что-то и хихикал. В тот момент я ненавидела Ленку — мало того, что она притащила меня сюда, так ещё и нашла способ свалить подальше от Денчика. Вымученно улыбнулась Коле:

— Может, тоже пойдём, поиграем?

Он, прополоскав зубы нарзаном, неторопливо распахнул свою простынку.

— Ну давай, поиграем. — Широко раздвинул ноги, вальяжно откинувшись на спинку дивана. — Кс-кс-кс… Пора сметанку кушать.

Я сжалась и не двинулась с места.

— Не расстраивай меня, кисуля. Я когда нервный, очень злой, сечёшь? Не веришь, можешь у Дена спросить. Эй, Денчик, братиш!

— Не надо! Не буди его… — Я внутренне собралась, залпом допила шампанское. — Может, наверх пойдём?

— С какой стати?

— Ну… мне как-то неловко при нём.

— Ой, ну ты проблемная, сечёшь? Сказал, иди сюда! Пожрала — отрабатывай! Стой! Хиляй на мослах, только волосы убери, чтоб сиськи видно было.

Я глянула на Дена — вроде спит. Заторможено опустилась на четвереньки. Рыжий оскалился:

— Во-о-от… Киска! Давай, вокруг стола сначала!

Я, искоса поглядывая на Денчика, подползла к Коле, и перед моим лицом оказалось всё его, поросшее рыжей волоснёй хозяйство. Желудок резко скрутило. Я отпрянула в сторону, закашлялась. Коля вальяжно встал, налил мне полный фужер шампанского.

— Пей.

Я выпила залпом — пузырьки ободрали рот и горло, смахнула выступившие слёзы.

— Я, кажется, не смогу.

— Иди сюда… не сможет она! — Коля, абсолютно голый, встал передо мной. — Давай, не беси меня, отрабатывай! — И мотыльнул своим рыжим волосатым отростком.

Я вскочила, зажав рот руками… но добежать до унитаза не успела. Меня вырвало прямо здесь, у двери за большим фикусом. Благо за весь день так толком ничего и не съела. Стошнило шампанским.

— С-сука… — Коля швырнул в меня моей водолазкой. — Щас будешь у меня на Али тренироваться!

Я схватила кофточку, суетливо подтёрла ею лужицу и выскочила в душевую. Прополоскала рот, горло, простирнула водолазку…

Меня трясло. Прижалась лбом к унитазному бачку. Кобыряка, бля, тебе до полного счастья Али не хватает? Быстро собралась! Вдох-выдох, отсосала и ушла. Принцесса нашлась. Целка-неведимка, бля… Иди, отрабатывай итальянскую юбку. А впредь — знай своё место, дура, и на халяву не зарься!

В тот миг, когда я вернулась в комнату отдыха, в другую дверь как раз вошли Ленка с Сергеем. Коля уже успел завернуться в простынь и снова хмуро жевал. Ленка, пританцовывая, подхватила свой фужер, настроение у неё явно было отличное.

— А мы за вами! Пойдёмте играть два на два?

Коля шумно засопел.

— У вас чё тут, не срослось? — ухмыльнулся Сергей.

Коля ожесточённо двинул ногой столик, зазвенели бутылки.

— Да она, похоже, хер первый раз в жизни видит!

Испуганно глянув на Ленку, я увидела, как с её довольной рожи стремительно сползает краска.

— Ты же сказала, сосёт хорошо? — Серый тоже глянул на неё. — Чё за динамо?

Дверь открылась, появился Али с кальяном. Поставил его, засуетился, собирая со стола грязную посуду и объедки.

— Серёж, ну почему динамо… ну я же нормально… — залепетала Ленка.

— А она?

— Я не знаю… Мне говорили, она тоже нормально…

— Говорили?!

Коля, нервно постукивая ногой по полу, развалился на диване.

— Али, ты сегодня молодец. Хочешь в качестве награды трахнуть вот эту сисястую?

Али выпрямился, обвёл комнату недоумённым взглядом.

— Я серьёзно. Сам отымей, а потом отведи к своим, пусть тоже порадуются. Только чтоб ходить смогла потом.

И до Али наконец дошло, в бархатных глазах вспыхнула дикая похоть.

— Ты гля, — рассмеялся Коля, — счастью своему не верит. Да бери, говорю, Али! Бери! Премия за хорошую работу!

Я прижала к груди мокрую водолазку, попятилась, пока не упёрлась спиной в стену.

— Ребят, не надо… — ноги подгибались, руки дрожали. — Ну пожалуйста… Я всё, я смогу теперь…

— Поздно! — рявкнул Коля и кивнул Али: — Забирай!

Али низко поклонился ему и поманил меня:

— Пашли, пашли…

— Да хватит, ребят! — выскочила на середину комнаты Ленка. — Ну бывает, ну правда! Ну мы же все люди, ну живые же! — голос её срывался, щёки пошли пятнами. — Ну… я за неё! Правда! Клянусь, что отработаю! Так отработаю, что вам и не снилось! Ну ребят… Серёж, ну скажи ему… Коль… Ну ребят, ну пожалуйста!

Она так отчаянно их уговаривала, что и меня вдруг прорвало:

— Не надо, Лен, я и сама могу! Если не верите, я…

— Заткнись! — взвизгнула Ленка, прибивая меня взглядом. — Заткнись…

В итоге, они втроём ушли, а я бездумно натянула на себя мокрую водолазку и опустилась на диван. Даже реветь не могла от шока. Было ощущение, что в груди дыра. Ну я и тварь…

— Вот это я понимаю, кино!

Я едва не подпрыгнула. Денчик, не меняя позы, словно всё ещё спал, смотрел на меня из-под приоткрытых век.

— И всё-таки, если баба не хочет сосать, это косяк мужика. Не умеет найти подход! И-и-и-хи-хи…

Услышав голос хозяина, в дверь сунулась Леди, осмотрела меня внимательно и легла у входа. Ден медленно сел.

— Плесни-ка мне нарзанчику, лапуля…

Я непослушными руками налила ему воды. Он неспешно выпил, поморщился:

— Выдохлась… Дай сигаретку.

Подала ему пачку, зажигалку. В этот миг в приоткрытую дверь ворвался Ленкин крик. Леди подняла уши, недовольно заворчала. Меня затрясло.

— И-и-и-хи-хи, пошёл процесс! — Денчик звонко пошлёпал ладонью по кулаку. — Щас они её зажарят.

У меня побежали слёзы.

— Ну ладно, чё ты… — подмигнул мне Денчик и похлопал ладонью рядом с собой. — Иди сюда, чё скажу.

Я пошла. Всё, хуже уже не может быть, смысл тогда ломаться? Он долго смотрел на меня, еле разлепляя веки, наконец кивнул:

— Это всё херня! — и замолчал.

Я искоса глянула на него — может, заснул опять — но нет. Лыбился. А из холла снова донёсся Ленкин крик. Она орала долго, громко. Душераздирающе. Я слизнула ползущую по губе слезу.

— Подружка твоя — жжёная блядина, её сразу видно, — философски изрёк Денчик. — А вот ты чё тут делаешь? Мамку не слушаешься? И-и-и-хи-хи… Ну и ладно. Нахер всё пошли и забудь. Жизнь — не фраер, её так просто не отымеешь. Поняла?

— Нет.

— Ну чё непонятного? Что на блядки приехала — забудь, что отсосать не смогла — забудь, что кофточкой своей блевотину вытирала — всё забудь. Это всё херня! А вот это, — Денчик ткнул двумя пальцами с сигаретой в сторону орущей где-то Ленки, — это уже не херня, этого забывать нельзя!

— Тогда, может, мне пойти туда?

— Нахера?

— Ну… не знаю… Это же мой косяк.

Он мечтательно затянулся.

— Снова хочешь всё испортить… — и, поплевав на окурок, прицельно кинул его в пепельницу. Попал. — И-и-и-хи-хи…

Прохихикавшись, медленно развязал шнурок в поясе треников и приспустил штаны. Я отреагировала на это спокойно. Всё. Не было больше ни сил, ни эмоций. Отвращение — и то исчезло. Осталось только выжигающее чувство вины перед Ленкой и животный страх перед толпой турок. Даже удивительно, как издевается порой судьба: в прошлую субботу я не дала нормальному крутому Дену, а в эту готова отдаться мерзкому Денчику… Но он только встал передо мной и спокойно, так, попросил:

— Попробуй-ка ещё разок, лапуля. Вот увидишь, нет тут ничего страшного, а по жизни пригодится…

Когда я, зарёванная и морально истощённая, вернулась из душа, Денчика с Леди уже не было, и вообще повсюду висела тревожная тишина. Выглянула в холл — там было темно, только за окнами горели фонарики вокруг бассейна да из-под двери у лестницы выбивался свет. Крадучись подошла — за дверью бубнили мужские голоса, а Ленку не слышно. Я помялась в нерешительности, но всё-таки постучалась. Голоса стихли. Осторожно заглянула.

Это была бильярдная. Сергей с Колей, одетые в белоснежные банные халаты, гоняли шары.

— Чё тебе?

— Извините… а Лена где?

— Уехала! Сказала, на хер ей такая подружка не нужна! А ты готовься, скоро Али придёт!

И, заржав, вернулись к игре. Я повисла на дверной ручке, чувствуя, как ускользает из-под ног пол.

— Да наверху она, помирает, наверное, — сжалился Сергей.

Я рванула наверх и в одной из спален обнаружила Ленку. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги, и потихонечку стонала. На ней был такой же халат, как на парнях, из-под распахнувшейся полы виднелся бритый лобок, усеянный засосами и следами от зубов.

— Лен, ты как? — я осторожно присела рядом. — Лен…

Она не ответила, только глубоко вздохнула и изменила тональность стонов. Я вцепилась в её рукав, уткнулась в него лицом:

— Лен, прости… Лен… Ну прости…

— Кобыркова…

— Что, что Лен? Как ты?

— Если бы ты знала, Кобыркова… как я отдохнула! Это просто чума… Когда сразу двое, одновременно… Кобыркова, как же хорошо, что ты дура!

Я опешила.

— Лен, в смысле?

— В прямом, Кобыряка… Ты мне такой кайф сегодня подарила своей долбанутостью!

— Ты серьёзно?

— Да, блин, серьёзно, конечно! — Она села и, скрестив ноги, мечтательно закрыла глаза. — Слушай, они такие классные! Мне вообще ничего мудрить не пришлось — только подставляться и выполнять, что велели! — Помолчала. — Но ты всё равно сука, Кобыркова. Я тебе этого не забуду.

И меня накрыло.

— Я?! Это я припёрла тебя хер знает куда, хер знает к кому? Это, может, тебя этот Денчик захотел трахнуть?

— Да бля, тебе надо было просто расслабиться с самого начала и дать тому, кто тебя сюда привёз!

— Знаешь, что… Я вообще-то целка. Мне тупо страшно! А ты, между прочим, когда везла меня сюда, сказала, что просто отсосать надо.

— Ну так и сосала бы, Кобыркова! В чём проблема-то?!

Я растерялась.

— А я и сосала!

— Херово сосала! Вот это видела? — она сунула руки в карманы и выгребла оттуда мятые деньги — пять пятидесятитысячных купюр. — Как ты сама думаешь, сколько тут твоих?

Я обалдела. Месячная зарплата моей матери, уборщицы овощного магазина, была на тот момент около полутора сотен, а тут двести пятьдесят за один день!

— Чё, дыхание перехватило? А нет тут твоих, Кобыркова, не заработала! — И она принялась демонстративно расправлять полтишки и складывать их стопочкой.

Я сцепила руки на груди.

— Ну, вообще-то я Денчику минет сделала.

— Чё?! Чё-ё-ё?! — вытаращилась на меня Ленка. — Кому? Денчику? Твою мать, Кобыркова…

И заржала. Ползала по кровати, корчилась, кусая одеяло, и ржала, ржала…

— Бля-я-я, Кобыряка, ну ты дура… Бля-я-я… это диагноз. Я ж думала ну как-то помочь тебе, вытащить из той жопы, в которой ты живёшь… Ну, показать тебе как-то, что в жизни надо нос по ветру держать, что деньги не пахнут… А это невозможно, Кобыркова! Потому что эта жопа — твоя башка! Бля-я-я… Он чё, вынудил тебя? Псиной своей пугал, что ли?

— Нет.

— Мандец! — Она встала с кровати, собрала рассыпавшиеся деньги, сунула в карман. — Денчик у них тут типа шута придворного, раньше лесником был, потом сидел и на зоне снарился. Вот твой уровень, Кобыркова! Ты отказала хозяину, но отсосала его быдлу! И всю жизнь у тебя так будет, потому что ты ду-у-ура!

Я бросилась на неё и, повалив на кровать, вцепилась в волосы.

— Ты знала, Машкова! Ты знала, скотина! — я драла её лохмы, и внутри ширилось страшное, сладкое желание треснуть её башкой об тумбочку.

— Знала? — она, не оставаясь в долгу, вцепилась когтями мне в лицо. — Откуда? Я узнала это, когда они разложили меня, а я думать не могла ни о чём, кроме как о том, что ты с этим придурком там осталась! Я их тогда спросила, и они мне сказали! С-сука, слезь! — ударила меня ладонью в грудь, я задохнулась, но бить в ответ не стала, отвалилась в сторону, трогая царапину на щеке. — Ты-то, интересно, хоть раз за всё время обо мне вспомнила? — Она тоже отползла в сторону, села.

— Ты сама сказала заткнуться, когда я хотела уже согласиться!

— Ты правда дура, Кобыркова? Угадай, что бы они с нами сделали, если бы узнали, что мы с самого начала брехали им про твои месячные?

И до меня наконец дошло.

— Они мне слово дали, что ни хрена этот Денчик с тобой не сделает! У них закон такой — обслуга не имеет права на хозяйских девочек прыгать. Он у них шут, Кобыркова! Типа комнатной зверушки. А ты ему…

Я давила рыдания. Да пошла она… Все пошли! Ленка пригладила волосы, глянула на меня снисходительно.

— А хочешь всё исправить? Даю тебе последний шанс сделать из жопы голову, Кобыркова! — Достала из кармана деньги. — Хочешь, все эти бабки тебе отдам? Пошли вниз, скажешь пацанам, что Денчик тебя принудил.

— Зачем?

— Потому, что он должен знать своё место! Каждая сука на этой земле должна знать своё место, а иначе — беспредел будет, это не понятно? Они его в том котловане у входа забетонируют, будь уверена!

— В смысле забетонируют?

— В прямом! Или он тебе понравился? — она помахала деньгами перед моим лицом. — Двести пятьдесят косых! Ну, где твоя гордость? Отомсти ему!

Мы сидели друг напротив друга, сцепившись взглядами. В её руках призывно хрустели новенькие купюры.

— Он живой человек, Машкова, а это — просто бумажки. Сожри их, если хочешь.

Ленка, не отрывая от меня взгляда, с ухмылкой медленно разорвала деньги на мелкие куски. Швырнула обрывки мне в лицо:

— На! Залепи свою святую целку, Кобыркова! Чтоб надёжнее была! Только один хер, достанется она новому хахалю твоей мамаши, грузчику этому, Толику! В подсобку заведёт, на ящиках с гнилой картошкой самую нарядную половую тряпку расстелет и отымеет тебя за банку консервов!

— Заткнись!

— Да пошла ты! Целка-невидимка, бля…

— Сама пошла, шалава!

Домой нас отправили на такси. Мы сидели, вжимаясь в двери, и не отрываясь смотрели каждая в своё окно, хотя там, честно сказать, ни хрена не было видно.

Вышли на остановке, на той, где я должна была встретиться сегодня с Денисом, и молча разошлись. Вообще, нам сначала надо было идти в одну сторону, но я сразу перешла через дорогу и пошла по параллельному тротуару.

Денёчек, конечно, насыщенный выдался, такое точно не забудется. Но это всё херня, как сказал бы Денчик. На сердце было мерзко и грязно, а вот на душе спокойно. Оттого, что я чувствовала — несмотря на Ленкины горькие доводы, правда всё равно за мной. Человек — не равно деньги. И точка.