Бес с тобой

София Устинова, 2018

Бес не привык показывать слабость. Бес не может быть слабым. Бес привык выживать в диком мире жестокости, цинизма и волков. Он сам один из самых беспощадных волков большого города. Его боятся, уважают, слушают… Аря не привыкла к жестокости. Но она не смотрит на жизнь сквозь розовые очки. Рано потеряв родителей, ценит того, кто её любит и воспитывает. Умная, образованная, слегка наивна, но с большими планами на будущее. Их столкнёт жизнь, а она, как известно, ещё та стерва… Смогут ли Бес и Арина отстоять право на жизнь? Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 5

Бес

— Боже мой! Ошарашенно охает, когда кое-как стягиваю с себя футболку. Если бы Арина могла заголосить, это был бы точно визг! Самый натуральный, девичий визг!

Даже морщусь. Странно как-то. Впервые возглас — это шипение. Не восторженный или удивлённый, а испуганный. Да и приурочен отнюдь не множественным татуировкам на моём теле, а кровоточащей ране!

— Это не царапина!!! — вскидывает на меня полные ужаса глаза. Подпираю задом стол, чтобы позорно не завалиться на пол перед девушкой. Думаю, это бы произвело ещё большее впечатление. И не в сторону счастья.

— И что? — прижимаю смятую футболку к порезу, а свободной рукой вцепляюсь в стол — так вернее и надежней, а то ноги вот-вот подогнутся.

— Вам в больницу нужно! — категорично и с подступающей истерикой.

— Нет! — сглатываю пересохшим горлом.

— Срочно!!! — настаивает девушка, будто не она, а я моложе и глупее.

— Нет, — упрямо мотаю головой, как выходит, и тут меня ведёт сильнее.

— Нет-нет-нет, — в панике мечется ко мне Аря и подставляет плечо, хотя выглядит нелепо. Миниатюрная, жалкая, напуганная девушка, поддерживающая взрослого не худенького мужика, едва стоящего на ногах. Скорее я её завалю, чем она меня удержит, но пусть потешит себя очаровательной надеждой в благом порыве.

— Я не медик! — шипит змеёй Арина. — Ваша рана — не шутка! А я вообще не умею оказывать помощь! — огромные глаза наполняются слезами.

— Никогда не поздно! — отрезаю ровно. — Вода, полотенца или тряпки чистые, нитка, иголка…

— Нет, нет, нет, — шуршит с нарастающим ужасом Аря, мотая безотчётно головой.

— Спирт или другой алкоголь, которым можно рану обеззаразить и боль слегка притупить, — игнорю её панику и настаиваю холодно.

Девушка всхлипывает ещё раз, а потом обречённо кивает.

— Поклянитесь, что не умрёте, пока я буду… — поджимает упрямо губы.

— Не дождёшься, мелкая, — выдавливаю хмык. — Ты мне ещё свидание должна…

Страх на бледном лице сменяется недоумением, потом черты смягчаются, и даже улыбка проскальзывает.

— Договорились, — а вот теперь и румянец на щеках алеет.

Конечно, пошутил! Какое свидание с жертвой? Но это ведь сработало! Девушка перестала биться в истерике. Успокоилась и занялась делом!

— И ручку с клочком бумаги! — это уже в спину Арины, собирающейся покинуть кухню.

Пока бегает по дому, кое-как чиркаю на листке, который принесла Арина, номер телефона моей любовницы. Юльки.

Нет желания их знакомить, но на тот случай, если… Пожарный в общем. Чтобы девчонка знала, к кому может обратиться. Кому сообщить. Лист откладываю на разделочный столик, а сам забираюсь на обеденный, посреди кухни.

Закрываю глаза, прислушиваясь к звукам: топоту, причитаниям, грохоту, шуршанию, звону… и меня медленно утягивает в сон.

Выныриваю резко, но нехотя:

— Э-э-э, — настойчиво трясут, — не смейте меня пугать! — рядом ощущаю жар. — Вы же спите? — с новой истерикой. — А разве можно спать? — теперь с буйством меня тормошит Аря, уже захлёбываясь слезами.

— Т-ш-ш, — через силу открываю глаза. Лишние звуки, а причитания девчонки точно лишние, неприятно режут по ушам. Мне и без того тошно. — Чуть вздремнул. Не реви!

— Скорую нужно! — отдаётся во власть паники Арина. Опять испуг. Опять глазищи лезут из орбит, губы дрожат. — В больницу…

Бл*, она слабее, чем думал!

Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:

— Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? — зло цежу сквозь зубы.

— Нет! — вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.

— Вот и мне! А теперь, мелкая, — чуть встряхиваю. Не сильно — а чтобы мозги на место встали, — ты меня заштопаешь! — не спрашиваю, утверждаю.

— Не умею…

— Это несложно! — успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. — Иголку и нитку в руках держала, — ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.

По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.

Теперь на меня стопор нападает.

— Держать держала, — всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, — но шитье не моё. — Заминка. — Совсем не моё! — категорично головой «неа».

— Так мне и не нужно крестиком или узором, — объясняю примитивность необходимого, — несколько стежков. Кривых, косых… Плевать, главное рану открытой не оставить!

Арина упрямо поджимает дрожащие губы, но кивает.

Далее следует размытая суета школьницы, у которой «неуд» по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «уд».

Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить — просто невозможно.

Промываем рану… Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:

— Это телефон. Важный. Если вдруг… что со мной…

— Не надо о таком, — искажается ужасом лицо Арины.

— Да тихо ты, — мне тоже не сладко. — Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».

Недоумение девчонки усиливается.

Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:

— В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?

Арина зажато кивает.

— Вот и отлично! Приступай, — отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.

— Я не могу! — опять хнычет. — Я боюсь сделать больно!..

Обескураживающе!

— Мелкая, поверь, — цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, — я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.

— Было бы хотя бы обезболивающее…

Вновь пленяю её руку.

— Я уже… прилично выпил… Мне нормально! — Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи — зло берёт: — Нет ничего сложного! — мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. — Тыкаешь с одной стороны, — направляю хрупкую руку к ране. — Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. — Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. — Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! — сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: — А боль… Боль это не твоя проблема!

— Угу, — девчонка храбрости набирается, стяжку закрепляет.

— Говори, мелкая…

— Что? — вновь тормозит Аря.

— Говори! — настаиваю, сражаясь с приступами подкатывающего мрака и слабости. — Плевать что, говори. И не застывай, — побуждаю сделать ещё один стежок.

Девчонка утыкается носом в рану и начинает аккуратно тянуть нитку, связывая узелок. Опять втыкает иглу, чуть замешкав на старте.

— Твою ж!.. — рычу, смаргивая чёрные кляксы. — Говори, мелкая!!! Расскажи о себе и семье…

— Что рассказать? — сбивается с ритма Аря, по-детски наивно похлопав ресницами.

— Хочу знать всё. И плевать, что именно. Просто не позволяй мне вырубиться… твой голос… Анестезия! Не поверишь, но ты первая женщина, которую сам упрашиваю сделать мне больно.

Испуг и растерянность сменяются робкой улыбкой. Я приободряюсь:

— Так что всё, мелкая! Хочу знать о тебе всё!

В больших глазах разрастается облегчение и нежность. Залипаю, как идиот, рассматривая смену цвета — от насыщенной зелени к светлой, молодой и сочной.

— Я… — заминка. Арина явно с мыслями собирается: — Я живу с дедушкой, — выдыхает неровно. — Он очень… — постепенно выравнивается девичий голос-хрип и латание меня становится методичней и спокойней. Рассказ льётся мелодично: то теплее, то жарче, то тише, то грустнее, то веселее и воодушевлённей. Девчонка, не замечая странности, выливает на меня поток своего прошлого. Даже делится сердечным и наболевшим. И это работает… Не то чтобы боли не чувствовал, но близость Арины, её касания, забота и нежность меня окутывают защитным куполом.

***

Гул в темноте начинает раздражать. Наращивается, и вскоре различаю рыдание, тяжесть… Нехотя разлепляю глаза: мелкая, уткнувшись в мою грудь, глухо ревёт.

— Ты решила меня слезами утопить, раз под иглой не подох? — нахожу силы нарушить женские рыдания скупой мужской фразой.

— Жив! — Арина вскидывает красные, опухшие глазищи на меня.

— Не мечтай так просто… — горло сушит — не договариваю.

— Жив! — утирает слёзы девчонка, став похожей на сорванца, которого батя отругал.

— Расскажи, мелкая, — натужно даются слова, — и часто ты незнакомцев на столе штопаешь?

— Н-нет, — трясёт недоуменно головой. На лице смущение, щёки пунцовым окрашиваются, начинает губу жевать: — Меня Арина зовут, — протягивает руку, наивно решив исправить оплошность.

— Дмитрий. Дмитрий Романович Бессов, — отвечаю мягким пожатием.

— Арина Родионовна Коган, — остаточно шмыгает носом спасительница.

— Приятно познакомиться, Арина Родионовна.

— И мне, — улыбается чисто и открыто, смахнув со щеки слезу.

— Ты вот что, мелкая, — нарушаю повисшее молчание, — знаю, устала. Знаю, напугана, но… на крыльце кровь. Её бы убрать нужно. И здесь… тоже. Мои окровавленные вещи — в пакет. И в мусорку. Мне что-нибудь дедово подбери.

— Да-да, — послушно кивает девчонка.

Вот теперь она такая, какой себе представлял. Собранная, исполнительная.

— И друзьям отпишись. СМС, чтобы не беспокоили. Мол, завтра в больницу к деду собираешься, но если что будет нужно, ты им сразу позвонишь!

Арина задумчиво кивает, а потом вновь губу закусывает, да на меня с недоумением смотрит:

— Откуда вы про друзей и деда знаете?

— Так ты же пока штопала, о себе и знакомых всю подноготную вытрепала.

Арина краснеет:

— Я думала, вы без сознания!

— Был, — хмыкаю криво, с теплотой вспоминая, сколько всего она наговорила, — но всё слышал. — Наслаждаясь казусным смущением девчонки, смакую реакцию и подливаю масла в огонь: — Твой голос мне не позволил умереть, мелкая. Так что не добивай лишней трепологией — просто сделай, что сказал!

— Ага, — рьяный кивок.

Пытаюсь встать, Арина тотчас ко мне ступает. Мелкая, худенькая, а плечо подставляет. Я бы поржал, да боль по телу стрелой гуляет.

Рычу сквозь зубы, но упрямо встаю.

— Ты же не уйдёшь? — на меня уставляются самые прекрасные глаза на свете. Снизу вверх — как на человека. Как на мужчину. Как на кого-то, кто дорог! — Вот так… — не понимая, что она хочет сказать, терпеливо жду, продолжая взглядом шариться по осунувшемуся бледному лицу. — Ты ранен, — с надеждой поясняет девчонка, побуждая шагать прочь из кухни. — Идти сам не можешь, — ступаем по коридору вглубь квартиры, — да и полуголый…

— Не отказался бы лечь, — признаюсь устало. — А ты… как всё сделаешь… — на миг осматриваюсь в новой комнате. Зал. Просторный, но весь заставленный шкафами, полками и диковинными вещицами. Посреди диван. Меня к нему аж тянет. Даже сил набираюсь: — А ты рядом… — Арина с шага сбивается, на меня с изумлением и нескрываемым страхом. Только сейчас понимаю, как двусмысленно прозвучало, поэтому усмехаюсь: — Не мечтай, мелкая ещё… Да и я не в форме…

Краска стыда так ярко окрашивает личико девчонки, что опять глухо посмеиваюсь, а когда взглядом прослеживаю за пунцовыми пятнами на девчонке и ныряю в порванный вырез платья, где видна молодая, но уже налитая грудь в очаровательно простеньком бюстике, очередной смешок застревает поперёк глотки. Я ведь только собой занят, и нуждами собственными. А то, что Арина… так и носится, в чём вернулась домой, даже в голову не пришло.

— Сама переоденься, — киваю отстранённо, Аря смущенно свободной рукой рваные края декольте придерживает:

— Хорошо.

— И рядом со мной ложись. Я не в том состоянии чтобы мелких насиловать, но будет лучше, если ты близко будешь. На тот случай, если мне хуже станет. Номер телефона не теряй. Условия остаются прежними.

— А тебе может стать хуже?

— Не исключено, — не хочу лгать. Предупреждён — вооружён. — Мне бы антибиотиков, — сажусь на диван, куда помогает опуститься Арина. — У тебя есть? — глупо, но спрашиваю. Да и нужно что-то говорить, пока укладываюсь. Не стонать же от боли, как девица нетерпеливая.

— Н-нет, — мотает головой Аря. — Хотя, — чуть кривится, — полгода назад я сильно заболела и мне выписали что-то. Но не уколы, а суспензия.

— Тащи, глянем, — киваю благосклонно.

— Угу, — несколько коротких кивков от девчонки. Она скрывается в другой комнате, и уже вскоре возвращается с подушкой и одеялом. Ухаживает за мной: удостоверяется, что мне удобно и шагает к ближайшему закрытому серванту.

Отворяет боковую дверцу. Ковыряется недолго, выуживает небольшую коробку. На журнальный столик возле меня размещает. Принимается перебирать баночки и коробочки:

— Правда, там по возрасту, — задумчиво ворчит и чуть виновато дёргает плечом. — О! Вот оно! — демонстративно баночку выставляет с картинкой красной ягоды.

— С ароматом клубники? — меня потряхивает от смеха. Я бы спошлил, да лучше промолчать. И так девчонка вся на нервах.

Арина заметно смущается. Глаза отводит.

— Что есть. На другое рецепт нужен.

— Ладно, мелкая, давай и я в твою ясельную группу запишусь — разводи. Только чуть дозировку увеличь! — наставляю нарочито строго.

Аря преображается как подросток-озорник, которого похвалили. Расцветает улыбкой. Хоп — уже скрывается в коридоре.

— И от живота… — вдогонку кричу-шиплю. — В смысле от расстройства что-нибудь глянь, а то… антибиотики раздражают кишечник…

Ариша молодец. Готовит лекарства в рекордные сроки и находит в волшебной шкатулке и уголь активированный, и линекс. На столике перед ущербным мной выставляет, а пока принимаю-запиваю, уходит заниматься делами…