Мир без завтрашнего дня

София Бёрк (2025)

7 октября 2008 года, когда на Земле началась страшная эпидемия, из-за которой человечество оказалось на грани вымирания, из большой семьи Кёнингов в живых осталось лишь трое: Барбара, Филипп и Энтони. Каждый из них не представлял из себя ничего необычного в классическом понимании этого слова, пока в один момент судьба не сталкивает с незнакомцем, утверждающим, что человечеству ещё можно подарить шанс на новую жизнь. Только вот… правда ли это? Почему для этого нужны именно Кёнинги? Что делает их такими особенными? И стоит ли вообще доверять тому, чьи мотивы не могут быть подтверждены ничем, кроме собственных слов?

III. В нужном месте в нужное время

Самое худшее воспоминание Винсента — начало апокалипсиса.

День, когда в одно мгновение весь мир, к которому он привык, рухнул и на замену ему пришёл новый — неизвестный, страшный, голодный, кровавый… предвещающий одни беды и несчастья, несмотря на первоначальные заверения властей, что всё это происходит только в Швейцарии и не выйдет за её пределы. И всё благодаря огромному боевому арсеналу, способному помочь отразить любое нападение.

Ну, или почти любое, поскольку, с чем именно придётся столкнуться, не представлял никто: ни правительство, ни врачи, ни простые люди, почему оставалось только верить. И Винсент верил. Искренне верил, как и полагается среднестатистическому двенадцатилетнему подростку, уверенному, что самое лучшее впереди.

Однако не прошло и нескольких дней, как в конечном итоге эти розовые очки, что он так упорно старался носить, разбились стёклами внутрь, позволив взглянуть на сложившуюся ситуацию более трезвым взглядом, перед которым ещё весь следующий год всплывали жуткие моменты: смерть родителей, мутирующие на глазах люди, первое убийство…

Все эти кошмары постепенно начали сходить на нет только с момента попадания в Берлин — обустроенное военными эко-поселение с высоким железным забором — где жизнь, можно сказать, стала набирать более спокойные обороты. В частности, засчёт появления некой стабильности в роли чуткого, разумного, местами чересчур жестокого Губернатора и последующего вступления в местную армию, в которой его звание лейтенанта совмещалось с работой полевым медиком. Причём, единственным на весь лагерь, почему любая дальняя вылазка не могла пройти без его участия на случай, если произойдёт диверсия.

Например, как сегодня, за исключением разве что одного «но»: он оказался бесполезен. Он не смог защитить Барбару, Филиппа, Сиджи и многих других новобранцев, что уж говорить про самого себя, учитывая, что собственный автомат оказывается приставлен ко лбу, а в следующее мгновение выстрел оглушает настолько, что серию следующих услышать и осознать не удаётся.

Лишь когда приходит осознание того, что боли нет, словно стреляли не в него, а где-то рядом, мозг снова начинает работать в прежнем режиме, подмечая, что взявший его на прицел «Ангел» убит. Выстрелом прямо промеж глаз так же, как и остальные, чьи тела ловко перепрыгивал какой-то тёмный силуэт, стремящийся к последнему байкеру для того, чтобы перерезать горло с помощью серебряного клинка, заметив который рука инстинктивно принялась нащупывать вокруг себя что-то наподобие оружия, чтобы защититься. Если, конечно, это вообще было возможно, учитывая, как легко и быстро прикончил всех этот незнакомец, имеющий довольно странную внешность: неестественно бледное, обрамлённое смоляными кудрями лицо и глаза… кристально-чистые глаза, от которых веяло таким неприятным чувством, будто миллион крошечных насекомых ползали под кожей, что так же сумел почувствовать находящийся всего в паре метрах Лип.

От страха перед столь грозной фигурой, он съёжился возле еле-еле приоткрывшей глаза сестры и внутреннее начал молиться, чтобы Винсент нашёл в себе смелость поднять заряженный вражеский арбалет и взять мужчину под прицел.

— Это ни к чему, — громко прервал тишину незнакомец, к большому удивлению, говорящий на чистом английском, выдающим в нём иностранца. — Я не намерен вам вредить. Наоборот, я могу помочь вам.

«Конечно» — хмыкнул про себя Найт, за всё время работы разведчиком, слышавший подобные байки сотни, а ты и тысячи раз, чего не скажешь о Липе, почему с губ слетает тихий и полный переживаний вопрос:

— Вы врач?

— Можно сказать и так, да, — произнося это, мужчина поворачивается в сторону близнецов, что находились на бетоне в полулежачем состоянии, сигнализирующем о наличии ранений.

— Что это значит?

— Моя специальность — нейробиология, но базовое медицинское образование для оказания первой помощи имеется, — будто забыв, что один из спасённых держит в руках заряженный арбалет, он подошёл к брошенной у самого края сумке и, достав оттуда бинты и перекись, поставил их перед ногами юноши. — Вот. Можете сами обработать свои раны, чтобы не занести инфекцию по пути в своё поселение.

— С чего вы взяли, что мы живём в поселении? — большие ресницы несколько раз по-детски схлопнулись.

— Вас выдаёт количество лежащих здесь трупов и форма, явно принадлежавшая какому-то отряду сопротивления, — голубо-серые глаза, спрятанные за линзами квадратных очков, как-то странно блеснули, в том числе из-за того, что от близнецов начало исходить что-то до боли знакомое и родное.

«Логично» — думает про себя Лип, по всей видимости, забывая самое первое и важное правило: никогда не доверяй чужакам.

Особенно, если они не говорят на вашем языке и в одиночку беспощадно разбираются с целым отрядом «Ангелов Ада» одним лишь ножом и пистолетом, заряженным исключительно серебряными пулями. Понять это удалось по гильзам, сияющим в лучах солнца, освещающего кровавое месиво, в котором, явно по случайному стечению обстоятельств, выжили только они, и то Барбаре досталось больше всего: перед глазами всё плыло, виски пульсировали, руки окончательно ослабли, не представляя возможности даже приподняться на локтях, из-за чего при виде, как рука брата потянулась за медикаментами неизвестного происхождения, остаётся лишь выкрикнуть:

— Не трогай!

— Почему?

— Потому что мы не можем быть уверены, что там ничего не подмешано, — она предприняла ещё одну попытку оторвать корпус от чертовски холодного бетона, и в конечном итоге смогла поднять частично расфокусированный взгляд на незнакомца, что, услышав немецкий язык, озадаченно склонил голову набок. — Лучше просто молча грохнем его.

— Что значит «грохнем»?! — непроизвольно Лип взмахнул руками, хотя, по-хорошему, подобное не должно удивлять. — А вдруг он и правда может помочь? Нельзя же вот так просто брать и убивать всех первых встречных!

— Можно, — вклинивается Винсент, при этом не отрывая взгляда от грозной фигуры, внимательно наблюдающей за Кёнингами, — потому что да, он вроде как спас нас от «Ангелов», но никто не может гарантировать, что это не ещё одна подстава.

— Так давайте спросим, — предлагает он и раньше, чем остальные успевают отреагировать, снова переходит на английский: — Почему вы нам помогаете?

— У меня есть здесь одно дело. Что же касается вас, то я просто заметил начавшуюся бойню и подумал, что будет не лишним вмешаться. Тем более, что ваши люди явно проигрывали этим… — мужчина переводит взгляд на ближайшего мёртвого «Ангела» в попытке идентифицировать, какое слово лучше всего будет подобрать, — бандитам.

— Ну, в ваших услугах мы больше не нуждаемся, так что можете валить туда, куда шли, — несмотря на новые волны боли, довольно резко отзывается Бэбс, не замечая, как фигура напротив поджимает губы.

Однако не от того, насколько грубо это прозвучало, а от того, что чувство, будто они знакомы, всё ещё не отпускало, заставляя вспоминать человека, ради которого пришлось воплотить в жизнь самую безумную идею из всех, что когда-либо были озвучены человечеством.

— Что ж, ваше право, — в конце концов, решив не заострять внимание на столь странном ощущении, незнакомец закидывает свою сумку на плечо в готовности покинуть крышу. — Единственное, могу ли я перед уходом задать вам один нескромный вопрос?

Все трое переглядываются между собой, как бы невербально решая, стоит ли соглашаться, потому что, обычно, когда вопрос ставят подобным образом, то ничего пустякового ожидать не стоит. Особенно от того, с кем знаком меньше пяти минут, пускай первичных признаков враждебности и агрессии не наблюдается, а значит…

— Конечно, — не успел виртуальный «совет» закончится, как выдал Лип, предпочётший довериться собственному любопытству, победившему даже первичный страх.

— Сейчас же две тысячи двадцать третий год, верно?

— Да, — из-за непонимания, к чему настолько глупый вопрос, ответ получился растянутым и немного скомканным, а Винс и Бэбс озадаченно ещё раз посмотрели друг на друга, словно для того, чтобы убедиться, что правильно всё услышали.

Мужчина же ещё сильнее нахмурил свои чёрные брови, не понимая: он оказался в нужном месте в нужное время, но при этом всё равно промахнулся, так как здесь царит апокалипсис. Правда, не такой, каким он его помнил.

Всё выглядело намного мрачнее и печальнее, и даже если предположить, что в расчётах была допущена маленькая погрешность, по причине которой, коматозники (как он привык их называть), уже разворотили все улицы, всё равно было что-то не то. Не то, что он уже когда-то переживал, будучи моложе всего на шесть с половиной лет, потому что случись это несколько дней назад, представшие перед ним подростки не сидели бы так спокойно.

Они бы кричали: сначала от страха при виде того, как нечто огромное и неизведанное с бледно-серой кожей и вибрирующими наростами на спине разрывало чью-то грудную клетку своими острыми когтями, а потом от мучительной боли, когда из оставленной коматозником раны начинала сочиться вязкая чёрная жидкость в сопровождении разрастающихся по телу фиолетово-синих вен, против которых не действовал даже препарат, выведенный на скорую руку из клеток заражённых.

Или, если быть точнее, из той самой чёрной слюны, однако, содержащей то, что заставляло мутировать ещё быстрее, — не за восемь, а за четыре часа — в результате чего количество трупов росло. И в такой геометрической прогрессии, что в какой-то момент власти приняли решение сжигать всё без разбора, — будь то шестифутовый, серый монстр или попавший под обстрел маленький ребёнок с двумя пулями в животе — из-за чего воздух в некоторых уголках страны пропитался жжённой плотью. Да так перманентно, что в голове появилась установка, согласно которой стереть это из памяти удастся только с возвращением сюда, в место, где, как хотелось верить, ещё никто не знает, кто такие коматозники и как с ними бороться.

— В таком случае, с вашего позволения, я хочу задать ещё один вопрос, — после непродолжительного молчания произнёс незнакомец. — Сколько времени прошло с начала эпидемии?

— В смысле, как давно заражённые уничтожили большую часть человечества? — уточнил на этот раз Винсент, всё ещё сомневающийся в том, что это не какая-то глупая шутка, так как разве что новорожденный может не знать, что с начала катастрофы прошло чуть больше пятнадцать лет.

— Не поймите меня неправильно, просто… у меня запланирована встреча с одним человеком, который живёт где-то здесь, неподалёку от Берлина, и, если я ошибся со временем, то мне нужно это знать.

— Чувак, ты под веществами что ли? — неиронично задалась вопросом Бэбс, так же прекрасно осознающая, что всё происходящее не плод её воспалённой из-за удара фантазии.

— Нет. Мне просто нужно, чтобы вы ответили на мой вопрос, — требовательно заговорил мужчина, чей его высокий силуэт вновь приобрёл угрожающий вид, заставивший палец на курке еле заметно дрогнуть в готовности завершить этот диалог, кажущийся всё более странным с каждой минутой.

Невозможно ведь «ошибиться со временем» в контексте нескольких лет, даже если у тебя нет связи. Да и к тому же, судя по серебряному клинку в ножнах и серебряным патронам, о том, кто такие заражённые иностранец знает не понаслышке, следовательно, тут подразумевается нечто более серьёзное, чем обычное отсутствие пунктуации у него или того человека, с которым у него назначена встреча. Если, конечно, и это не ещё одна ложь, сказанная специально для того, чтобы показаться достаточно открытым и тем самым втереться в доверие.

— К сожалению, мы не понимаем, что именно вы хотите от нас услышать, — разрывает повисшую между ними тишину Филипп. — Но, возможно, если назовёте имя своего знакомого, то что-то сможем подсказать.

— Хм, — тот вновь озадачился, замолчав примерно на секунд тридцать перед тем, как осмелиться открыться тем, от кого начинало пахнуть уже известными ароматами. — Человека, которого я ищу, зовут Вивьен. Вивьен Кёнинг.

— Что, простите? — одновременно поперхнулись воздухом близнецы от того, что незнакомец-нейробиолог в несуразном нуарном плаще назвал имя, которое не произносилось вот уже пятнадцать лет и ассоциировалось с нежными руками и ласковым голосом.

Только вот, откуда он её знает?

Это же не могло быть случайностью. Только не в мире, где из некогда восьми миллиардов человек осталось от силы несколько тысяч, что так же почувствовал и мужчина, сравнивший тяжесть повисшего напряжения с тем, когда всё вокруг стихает перед штормом, способным разнести корабль в щепки. Хотя как это возможно он тоже не знал, потому что знал Вивьен и её окружение практически с самого начала апокалипсиса благодаря совместному проживанию в небольшом поселении, а этих подростков видел впервые. Пускай, безусловно, какие-то их черты, с каждым мгновением казались всё более и более знакомыми.

Особенно это касалось Барбары, имеющей такие же ярко-зелёные глаза и роскошные, струящиеся по плечам каштановые волосы, которым, казалось, было бессмысленно предавать какой-то серьёзный смысл, пока вдруг пазл не складывается: брат и сестра, близнецы, жители Берлина, знакомые Вивьен…

«Нет, — приходит первая мысль. — Это невозможно».

А потом он пристальнее всматривается и видит в них тех самых детей с фотографии, хранящейся в деревянной рамочке, где ножом выцарапано: Барбара, Филипп и Энтони — три имени, на произношение которых стояло табу. А теперь они перед ним, несмотря на то, что это совершенно точно не входило в его, казалось бы, чётко выстроенные планы, основанные на математических и квантовых законах, не допускающих по отношению к себе каких-либо просчётов, ошибок, помарок. Одним словом, всего того, что может исказить написанное уравнение настолько, что дети со снимка оказываются живыми и давно повзрослевшими, чего, наоборот, нельзя сказать про Вивьен.

Однако про её смерть лично Бэбс не стала уточнять, понимая, что как бы там ни было, данная информация не имеет абсолютно никакого смысла, ведь человек перед ними — чужак. Иностранец, приехавший сюда чёрт знает откуда с чёрт знает какими целями, почему слепо говорить что-либо о себе и уж тем более верить его словам про мать — наивная глупость.

«Вали его», — одним еле заметным движением подбородка приказывает она напарнику, который, в свою очередь, успел поймать себя на мысли, что, если бы мужчина хотел — он бы давно убил их так же, как «Ангелов». Но тем не менее, перестраховаться будет не лишним, поэтому, пользуясь занятой позицией, Винс быстро перенаправил дуло в сторону чужого бедра в готовности наконец-то нажать на спусковой курок, как вдруг перед глазами проносится пятно.

Большое и чёрное, в долю секунды приобрётшее форму того незнакомца, что с нечеловеческой скоростью выдёргивает арбалет, затем хватает за рукав куртки, ныряет под него и, встав за спину, круговым движением прижимает запястье к лопаткам. Причём с такой силой, что Винсент даже непроизвольно давится стоном боли при ощущении, как его кисть сгибают таким образом, чтобы выбраться из захвата не представлялось возможным.

— Даже при всём недоверии ко мне, очень подло нападать со спины, — нравоучительным и чуть басистым тоном наконец разорвал ещё более напряжённую тишину мужчина и повернул голову в сторону близнецов:

Лип выглядел растерянным и удивлённым, а вот Барбара серьёзной и настроенной явно негативно, что особенно читалось по некрепкой хватке вокруг рации, из которой начинали доноситься лёгкие помехи, означающие, что кнопка РТТ³ оказалась нажата. Подтвердил это прозвучавший через секунду голос Ноэля Матье:

— Лейтенант, что случилось?

Барбара дёрнула бровями, как бы недвусмысленно давая понять, что рядом могут находиться ещё люди, способные прийти на подмогу, стоит ей только сообщить об опасности. И не важно, что это правда лишь отчасти — другого рычага давления всё равно не было.

— Отпустите его и тогда никто не пострадает, — для пущего эффекта пригрозила она, ожидая всего, что угодно, кроме того, что незнакомец резко ослабит хватку, и Винс, не сумев поймать равновесие, сваливается на бетон, прикусив губу от кратковременной вспышки боли.

— Я и не думал причинять ему вреда, — с абсолютным спокойствием заявляет мужчина, в следующее мгновение приковав ледяной взгляд к рации, по которой бывший начальник до сих пор вызывал разведчиков: — Что же касается связи с коллегами — в ваших интересах не сообщать о произошедшем.

— Почему? — этим вопросом задались все одновременно.

— Потому что, судя по физическому состоянию, никто из вас троих не мог расправиться с неожиданно напавшими врагами, а значит, факт вашего выживания — либо нелепая случайность, либо продуманный план, — объяснил тот, не убирая из тона надменность. — На месте начальства я бы сперва подумал про второе, поэтому, для вашего же блага, предлагаю ответить, что всё хорошо.

— Согласен, — моментально закивал головой Лип, посмотревший в зелёные глаза сестры, чьё звание Матье озвучил вот уже несколько раз подряд. — Нам стоит, как минимум, выслушать его, потому что ты слышала, что он сказал про нашу маму. Вдруг это что-то значит..?

— Не будь идиотом! Мы даже не знаем его имени, — попыталась всё же не поддаваться на подобные провокации Барбара, не понимая, что последнее слово звучит одинаково и в том, и в том языке, тем самым позволяя мужчине понять всё без переводчика:

— Меня зовут Руди Гонсалес.

Примечания

3

С англ. Push-to-talk (дословно — «Нажми, чтобы говорить»), т.е. для того, чтобы совершить передачу голосового сигнала с помощью радиостанции, нужно нажать специальную кнопку, а для выхода в режим приема нужно её отпустить