На чужом пиру

Серик Асылбекулы

В эту книгу известного казахского писателя, драматурга, лауреата премии Союза писателей Казахстана им. Б. Майлина и международного литературного конкурса «Рух» С. Асылбекулы вошли избранные художественные произведения. Некоторые из них (пьесы «Осенний романс», «Ночь прозрения», «Отвести душу… по-казахски») в разные времена завоевали Гран-при республиканских театральных фестивалей и литературных конкурсов.

Свидание

Куда ни глянь — бескрайняя равнина, чахлые пучки иссохших трав да песок. Посреди степей — зимовка с покосившейся крышей, дворик с камышитовой оградой. Укрывшись за стеной от промозглого осеннего ветра, стоит оседланная кобыла. Лошадь стара и на редкость худа, морщинистая губа отвисла, глаза закрыты. Она покорно ждет, когда закончится этот хмурый день с серым небом, с пронизывающим ветром.

Мрачно брошенное людьми жилище: изгородь истрепана ветрами, местами зияют проломы, двор зарос крапивой и другими сорными травами, растущими обычно на покинутых кочевьях — иссохшими верблюжьими колючками, лопухами. У входа сухой могильник цепляется за одежду и обувь, с треском осыпаются, лопаются, шуршат высохшие колокольчики.

Стены зимовки черны от сырости, квадрат единственного окна давно распахнут всем ветрам, на полу осколки битого стекла. Прислонившись плечом к стене, возле окна стоит смуглая девушка в новой телогрейке. Она здесь уже около часа; смотрит на чуть приметную ленту дороги. В больших карих глазах уже попыхивают дезские искорки — даже ее терпению приходит конец. Все чаще она посматривает на часы, ее возмущению нет предела. Она что-то бормочет, словно отчитывает кого-то. Каждую следующую минуту готова вскочить на свою клячу, но снова откладывает этот миг и опять смотрит на дорогу.

«Совесть у него есть, на самом-то деле? Где же носит этого краснобая? В прошлый раз назначил свидание и не пришел — правда, потом клялся, прощения просил, наговорил оправданий. И вот опять… Кажется, обманул. А для чего тогда надо было умолять и выпрашивать эту встречу? Не понятно. Не надо было соглашаться…».

Девушка опустилась на карточки, прислонившись спиной к стене. Ее слух настороженно ждал звука идущей машины. Но только ветер подвывал, как больная собака в холодную ночь. К концу дня его порывы становились все сильней, все продолжительней. Кончался день. Где-то за толщей свинцовых облаков уходило за горизонт солнце, а здесь, в степи, рваные края туч вспыхули багровыми отблесками пожаров, наполнились тусклым светом. Заалел небосклон и угас, как догоревший фитиль керосиновой лампы.

Девушка снова взглянула на часы. Мутный воздух непогожего осеннего дня стал еще плотней. Сереющую ленту дороги почти не видно. Надвигались сумерки, а вокруг ни души. Она вздохнула с грустью, в глазах блеснули слезинки. Но вдруг встрепенулась: «Ругаю его, а вдруг он застрял где-нибудь в степи? Вдруг машина сломалась?!… Вряд ли! Машина у него новая. Но разве не ломаются новые машины? И не пустомеля он вовсе, как показалось сначала. Оказывается, в прошлый раз не пришел, потому что по пути пришлось подобрать беременную женщину, жену чабана, и отвезти ее в больницу… Сам рассказывал. Не может же он лгать о таких вещах. А я надулась, как гусыня, обиделась. Вспомнить стыдно…».

Девушка представила молодую беременную женщину в чабанской юрте, да так отчетливо, будто появились перед глазами сведенные судорогой руки, искаженное болью лицо, заострившийся нос, страх в широко раскрытых глазах, почудился даже стон.

«Нет, он не обманывает!» — успокоила она себя. На душе посветлело, снова верила, снова надеялась, думала: — Странно это, но он почему-то не безразличен мне. А что в нем необычного? Красавцем не назовешь: смуглый, курносый… Когда-то в интернате его так и дразнили: «черный, курносый».

Вот и сумерки. Уже не видна степная дорога. А девушка все ждет, отгоняя мрачные мысли. «Нет, придет. Обязательно придет. Пусть только…».

***

Сахи выскочил из конторы в самом прекрасном расположении духа. «Золотой человек, — улыбаясь, думал о главном инженере. — Не стал выспрашивать зачем, да куда, разрешил взять машину до утра». Переминаясь с ноги на ногу, Сахи только начал было сочинять историю, из-за которой никак не мог оставить свой «зилок» в гараже. А «главный» взглянул ему в глаза и улыбнулся, будто понял мысли.

Другой парень так бы напрямик и сказал: «К девушке, на свидание… В кого же я такой недотепа?!». Сахи по хозяйски погладил капот своей машины, хлопнув дверцей, сел в кабину, повернул ключ зажигания, и новенький «ЗИЛ-130» тихо заурчал мотором. За рулем на обветренном лице водителя появилось выражение спокойной уверенности. Машина тронулась и повернула на асфальтированную трассу, ведущую к рабочему поселку. В пятнадцати километрах от него отделение совхоза, а там рукой подать до старой зимовки. Уж сегодня-то опаздать никак нельзя. Сахи вспомнил последнуюю встречу, и улыбка расплылась на его лице: «А девчонка-то не простая, капризная…».

Да, опоздать никак нельзя. На этот раз как ни крути, а он и в собственных глазах будет трепачом, если не явится вовремя. И что за судьба? Вечно с ним что-нибудь случается. Вот и в тот раз он так спешил, хотел приехать пораньше, гнал по наезжанной степной дороге, ничуть не сомневаясь, что будет на месте загодя. И вдруг, путаясь в полах шубы, на пригорок выскочил незнакомый человек, замахал руками, загораживая собой путь. Сахи остановил машину в полуметре от этого чудика, высунувшись из кабины, выругался:

— Жить надоела, — куриная башка?!

Перед ним стоял парень его возраста, приземистый черный, с измученным лицом. Сбивчиво оправдывался:

— Извини, брат… тут такое дело… Я тебя увидел — про все забыл.

Сахи, только что ругавший назнакомца, немного поостыл и, с любопытством рассматривая загорелое до черноты лицо и неуклюжую как чучело фигуру, насмешливо спросил:

— Чего скачешь, как сайгак?

— Чабан я, с «Сарыбулака». Жена вдруг неожиданно… Того э-э-э… Схватки эти самые, — незнакомец махнул рукой в сторону видневшейся юрты. — Мучается страшно. В больницу надо.

— Подумаешь… Схватки — для бабы житейское дело. Родит и успокоится, — сказал Сахи, отворачиваясь от умолявщих глаз. — Заеду на крестины с подарком.

Он уже переключил скорость, но незнакомец вцепился в машину и не двинулся в сторону.

— Товарищ водитель, разве так можно… Ну, придумайте что-нибудь, — начал канючить.

— Пригласи пару соседских старух. Они в этом деле знают толк лучше любой больницы.

— Ойбай-ау, да откуда здесь взяться старухе, одна юрта на всю округу. Так и живем…

Сахи бросил взгляд на часы. До свидания еще полчаса.

— Да, плохо твое дело!

— Конечно, плохо! — чабан еще крепче вцепился в ручку дверцы, даже пальцы побелели. — Иначе не задерживал бы вас.

— А куда вести-то? В район, что ли?

— Да нет. На Гидроузел, к фельшару. Там что-нибудь придумают, — повеселел чабан.

— Ну, тогда садись. Побыстрей! — Сахи распахнул дверцу кабины. «Может, успею, — подумал, сворачивая с дороги. — Если и опоздаю, то минут на пятнадцать… А, была — не была…»

— Это первый у тебя? — спросил, не отрывая глаз от почвы перед колесами.

— Что? — рассеянно переспросил чабан.

— О жене твоей говорю. Она, что, первый раз рожает?

Видимо, чабан только и думал о жене, оставленной в юрте, одинокой, несчастной. Помолчал и, спохватившись улыбнулся:

— Да, первый…

— Надо бытьпоосторожней: как бы по дороге не того…

Чабан обернулся, улыбаясь:

А — Не беспокойся, теперь все должно быть хорошо.

Всю дорогу измученная женщина не находила себе места: сжималась в комок, металась, вскрикивая. Она была очень молода и хрупка. Муж, посадив ее на колени, только зубами скрипел от бессилия чем-нибудь помочь ей. Сахи, поглядывая на них, притормаживал, старался ехать как можно мягче.

Вскоре замаячила вдали башня Гидроузла. Шофер и пассажиры уже вздохнули с облегчением, и тут гулко прострелил баллон. Машину повело в сторону. Сахи выскочил из кабины — точно, переднее колесо по обод зарылось в песок. Пока водитель с чабаном его меняли, боли у женщины усилились. В ее глазах были только страх и мука.

Они успели. Вдвоем, под руки ввели ее в медпункт пропахший мазями и лекарстсвами. Сахи не стал задерживаться ни на минуту, выскочил на улицу. Следом, путаясь в полах длинной шубы, выскочил молодой чабан. Скинул малахай, неторопливо вытер ладонью взмокший лоб, спросил усевшегося за баранку водителя:

— Как зовут тебя, брат?

— Сахи!

— Сахи?! Спасибо тебе! Родится сын — твоим именем назову.

Сахи, улыбаясь, махнул рукой. Уже темнело. После этого случая побывать на зимовке «Булкаира» удалось только через неделю. Да и то, какой ценой?! Он ходил по пятам за заведующим, чтобы дали рейс в ту сторону. Даже грузчиков не стал ждать: сам загрузил машинуи спозаранку отправился в путь.

Что бы там ни случилось, у него был теперь законный повод навестить подружку. И, какая удача! Ее отец был дома. Значит, она одна с отарой в степи.

Сахи, разгрузив мешки с комбикормом, сам же и стаскал их под навес. Отнекиваясь от угощения, заскочил в кабину и помчался по бездорожью в степь. Вскоре на одном из пригорков показалась отара. А вон и она — белеет платок на голове.

Сахи посигналил, но девушка, вместо того, чтобы двинуться навстречу, пришпорила коня и поскакала в другую сторону. Сахи понял этот маневр, остановил машину и пошел пешком. «Ждала, — подумал, виновато улыбаясь. — Нарочно уходит от меня… — Капризная девчонка».

Вначале она и слушать его не хотела, к чему ей оправдания? Отворачиваясь, бледнея от обиды. Он же ходил за ней по пятам, как заблудившийся ягненок, лопотал извинения, уговаривал назначить встречу еще раз. Сердце девушки отмякло. Глаза повеселели. Нехотя, но она все же согласилась ждать его прежнем месте.

На миг Сахи представил эту брошенную зимовку, свою смуглянку, прислушивающуюся к рокоту машин в степи, и сердце его наполнилось теплом. «Где же это видано, чтобы девушка пасла скот?» — подумал о ней с состраданием. — Моя бы воля, увез бы ее хоть завтра. Только как быть с ее отцом?».

***

На развилке Сахи уже притормозил, чтобы свернуть к поселку, и вдруг, будто из-под земли, появился сержант-гаишник, жезлом указал на обочину. Только тут Сахи вспомнил, что его путевой лист не заполнен. «Что за напасть?! Пропади ты пропадом». «Зилок» пронесся мимо растерянного, все еще машущего жезлом сержанта. Тот проворно выскочил из накрывшего его облака пыли и погрозил вслед. Только тут Сахи понял, что переусердствовал: теперь изведут и наизнанку вывернут.

Не сбавляя скорости, он помчался к бетонному мосту в трех километрах от развилки. Перекрыв путь, впереди стояли три машины. Сахи заглушил мотор и не успел выйти из кабины, как к ней подошел пожилой лейтенант. Все еще надеясь на чудо, он медленно спустился на землю, озираясь, шагнул к лейтенанту, поздоровался.

— Езжай! — протянул милиционер документы почтенно согнутому, вертляво лебезившему шоферу, и хмуро спросил Сахи:

— Куда путь держим?

Сзади затарахтел мотоцикл, водитель оглянулся и обомлел: поставив вплотную к его «зилку» свой потрепанный «Урал», на него пристально смотрел сержант, тот самый, с развилки.

— Куда едешь? — переспросил лейтенант.

— В Булкаир! — промямлил Сахи бледнея.

— Где путевка?

— Товарищ лейтенант, есть путевка… То есть сейчас у меня нет… Забыл, товарищ…

Лейтенант посуровел лицом и принялся внимательно изучать водительские права.

— Чего ты несешь? Не пьян ли случаем?

— Пьян, собачий сын! — хрипло поддакнул подошедший сержант. — Чуть не сбил меня на развилке.

«Ну и влип!» — подумал Сахи, торопливо забормотал.

— Да вы что, товарищ сержант, я вас просто не заметил. Там колдобина… Засмотрелся… Задумался.

— Ты у меня еще подумаешь, — прохрипел сержант. — Откуда такой прыткий?

«Влип!» — снова подумал Сахи. Ни лесть, ни глупая улыбка уже не могли помочь. Наглые наскоки сержанта раздражали.

— С Кызылту я! — ответил хмуро.

— Опять с Кызылту! За неделю третий ухарь с одной автобазы… Надо вздрючить их начальника, пусть воспитывает.

Пожилой лейтенант снял фуражку, разгладил ладонью морщины на лбу и равнодушно зевнул:

— И главного инженера тоже, — пробормотал: — В прошлом году школяра ра трактор посадил, а тот чуть не загремел с моста…

Сахи поял — как ни мал его последний шанс, но он последний: ни нахрапом, ни лестью этих не проймешь.

— Отец, — жалобно простонал, глядя в глаза лейтенанту: — Пожалейте хоть раз. Виноват, что уж там… Торопился очень, дело всей жизни решается.

— Посмотри на него, понял, что не отвертеться, и заскулил. Все они такие.

Лейтенат ухом не повел на слова сержанта, спросил, испытывающе глядя исподлобья:

— Что за дело, если не секрет? На шабашку поехал? Хоть бы одного за жизнь встретить, кто спешит по совхозным делам…

Возразить, мол, именно по делам совхоза, у Сахи язык не повернулся. Он так и стоял, тупо глядя на землю, переминаясь с ноги на ногу, почесывая затылок.

— Ну, если такой секрет, то сейчас подъедет начальник райавтоинспекции, может быть, ему расскажешь! — отрезал старый лейтенат и шагнул в сторону.

У Сахи что-то екнуло внутри:

— Товарищ милиционер, отпустите, — взмолился он. — Клянусь, больше ни разу не нарушу правил, путевой лист забывать не буду. Все расскажу, хотя, неудобно как-то, — засеменил он вслед удалявшемуся лейтенанту. Но тот, не оборачиваясь, продолжал свой путь. Молодой сержант захихикал, скаля острые мелкие зубы.

— Ты погляди, какой он сердобольный…

Сахи остановился, сплюнул от досады и пошел к своей машине.

***

Девушка уже совсем безнадежно бросила взгляд на часы. Договаривалисьвстретиться в семь. Сейчас без четверти восемь. Она же пришла сюда в половине седьмого и сейчас ругала себя, что вообще притащилась в такую даль. «А этот… Тьфу, что за балаболка, ничего святого в душе… Стоишь тут, как дура, посреди степи, а он можеть быть, и забыл, какой сегодня день или… или катается с другой».

Темные, как сливы, глаза девушки затуманились от обиды. Стараясь сдержать слезы, она прикусила губу. «Ладно, потерпим ровно до восьми. Не для него, конечно, а так… Когда приедет и будет оправдываться, чтобы поймать на лжи. Уж тогда она ему ответит, найдет слова для этого непутевого женишка…».

Из-за него пришлось взять грех на душу, обмануть стариков родителей. Она сказала, что пошла искать верблюда. Как бы он не оказался дома раньше ее возвращения. Мать вся изведется за вечер. А чем она оправдается? Опять придется лгать. «Бедная мама! Беспокоится. За единственную дочь готова жизнь отдать. Обидел ее аллах детьми. Только ради этого стоит выйти замуж и наградить ее пятью-шестью внуками… Ну, хоть двумя-тремя… Ого! Что за мысли? — одернула себя девушка. — Одни джигиты на уме. Потому-то и дрожишь здесь полтора часа. Так мне и надо. Сидела бы дома возле печки, рядом с мамой с папой и никаких забот…».

И степь, словно осерчав, почернела, покрылась серым холодным мраком. Пронизывающий ветер становился все злей, яростней, подвывал в проемах окна и двери, словно старый шаман бормотал заклинания. Разбитая калитка в полутьме щерилась как вольчя пасть, скрипела и стонала от порывов ветра.

Девушка рванулась с места, выбежала из дома, стала отвязывать повод застоявшейся на ветру кобылы.

Какой негодяй, оказывается. Так и не пришел.

Запрыгнув в седло, она стегнула старую клячу по худым бокам, будто животное в чем-то виновато. Из-под черных ресниц на щеки сорвались слезинки. Кобыла, скрипя седлом и суставами, не хотела переходить в галоп и лениво рысила. С пригорка девушка оглянулась в последний раз, и вдруг вдали блеснул свет фар.

По бездорожью машина стремительно неслась к зимовке.

— Милый! — прошептала она. — Значит, что-то опять случилось. — Ну, ничего. Хорошо, что дождалась.

В лицо бил прохладный задиристый ветерок, играл черными как смоль локонами, выбившимися из-под платка.