Инглубагла

Сергей Платон, 2015

Хлипкое сообщество арбатских коммуналов, населяющее старую квартиру, абсолютно не ведало, как скоро перелицуется преобразится время. Никто и не догадывался, как легко сотрутся алые лозунги с крыш и купеческих фасадов наших городов, уступая место красочным рекламам, как быстро пропадет из жизни всё советское, как некогда пропало всё купеческое. Московские фасады поменялись махом, но за многими их них доживали свой век коммунальные квартиры. Об этом-то «периоде дожития» и речь.

10

Пора было достать ключи и заходить, но драться и ругаться совсем не хотелось: в Саше безнадежно скис отчаянный дуэлянт и саркастичный скандалист, остался просто оскорбленный человек. Открыв входную дверь, он застопорился на пороге, мельком осмотрев соседей, а потом в упор, долго и спокойно разглядывал вскочившего и замершего Саню.

— Чо это? — нарушила затянутую паузу Тетьшура.

Словно очнувшись, Александр сделал несколько резких шагов в сторону стола, потом развернулся, пошел назад, встряхнулся, будто пес после купания, и с грохотом выволок из шкафа скребок, метлу, лопату.

— Да убирала я сегодня, Саша. Ты чо? — тараторила Шура, глядя, как тот собирает дворницкий инвентарь, закрывает шкаф, и почти бегом скрывается за дверью. — Вот же дурак. Чо это он?

— Так. Понятно всё с вами, — угрюмо усмехнулся Парамошка. — Разосрались, значит, однокашники? Сань, чо случилось-то?

Но Саня плюхнулся на стул, как тряпичная кукла. Смотрел перед собой остекленевшим взглядом и беззвучно рыдал, время от времени стирая ладонью крупные капельки слез с кончика острого носа.

— Так-так, — протянул Парамошка. — Шура, давай-ка догоним этого дурака. С метлой, да во фраке, он далеко не уйдет. А с Санькой Евгения Петровна побудет. Ладно?

— Конечно-конечно, — глухо ответила бабушка.

— Во дураки. Чего творим? Зачем творим? Эх, парни, парни, — причитала Шура, обуваясь, — мирно-то нам не живется? Все воевать хочется?

— Пойдем, — торопил Парамошка, укладывая бутылку в карман.

В продолжительной тишине поначалу были слышны только их громкие голоса с лестничной площадки, потом с улицы, после — лишь плаксивое хлюпанье санькиного носа.