Прямо сейчас

Сергей Нагаев, 2013

Молодой программист Данила мечтает об учреждении свободной онлайн страны, гражданином которой может стать любой, кто зарегистрируется на ее сайте. Но пока наш киберанархист – гражданин России, живет в Москве, где немало реальных проблем, где снова кризис. Что станет для Данилы более важным – заумные идеи или текущая мимо него жизнь? Кто поможет Даниле, а кто реальным танком встанет на его дороге? Среди героев романа: компьютерщик, дизайнер, верхолаз, другие невеликие люди – с одной стороны. А с другой – президент России и его окружение. Два мира, чьи судьбы, казалось бы, не могут пересекаться. Но не в этом романе. Книга является вымыслом, не имеет ничего общего с действительностью, любые совпадения с реальными именами, названиями и событиями случайны. Полный список книг автора можно посмотреть тут же, кликнув на имя «Сергей Нагаев». Содержит нецензурную брань.

Глава 6. Поехалипишем

Президент Российской Федерации Владимир Иванович Паутов сидел за рабочим столом, но при появлении писателя Виталия Олеговича Кутыкина встал и немного прошел ему навстречу, остановившись рядом с соседним, маленьким, столом. В момент рукопожатия части боковой стены кабинета, оказавшиеся двумя раздвижными панелями, разъехались в стороны, и, обернувшись на это еле слышное движение, Виталий Кутыкин увидел в образовавшемся проеме видеокамеру, установленную на треноге, а рядом видеооператора и звукооператора в наушниках. Звукооператор держал обеими руками штангу‑удочку, на конце которой имелся крупный микрофон, весь в махре.

Из‑за видеооператора тут же выскочил мелким смерчем человечек в кожаном пиджачке. Этот шустрый малый, деловито, но вежливо взяв президента за плечи, повернул его нужным ракурсом, в три четверти к камере, затем он взял и беллетриста за корпус и поставил его в нужное место и в нужный ракурс. Ясное дело, человек‑смерч был режиссером.

— Ну что? — спросил режиссер у оператора.

— В норме, — ответствовал тот, поточнее прицелив объектив камеры на стоящих у столика.

— Раз‑раз‑раз. Как звук?

— В норме, — ответил режиссеру звукооператор, вставши несколько сбоку и двинув свою удочку вперед — так, чтобы махровый микрофон располагался чуть выше голов президента и писателя, ровно посередке между ними.

— Поехалипишем, — в одно слово скомандовал смерч и шмыгнул прочь, за видеооператора.

Паутов взял со столика оправленный в красивую рамку документ, вверху которого золотом отливал двуглавый орел, и, приосанившись, уставил добрый взгляд на писателя.

— Сегодня, — сказал он с миной отца, взирающего на сына‑лоботряса, который наконец‑то принес из школы пятерку, — я вручаю вам вот это свидетельство. Которое символизирует ваши успехи в писательском деле и в общении с интернет‑аудиторией России, да и не только России. Это новое звание — «заслуженный сетевик Российской Федерации» — лишь на днях утверждено Государственной думой, и вы, Виталий Олегович, — первый, кто удостоился этой новой награды. Поздравляю!

Владимир Иванович вручил писателю свидетельство и пожал руку.

— Спасибо, — сказал Кутыкин, но лицо его не выражало радости, пожалуй, он был в замешательстве. — Хотя вообще‑то какой же я сетевик? Я писатель. Мне сказали… я думал, это все именно с писательством будет связано…

Разумеется, президент был осведомлен о том, что Кутыкин и о палец пальцем не ударяет, а не то что о клавиатуру, чтобы вести в Интернете свой сайт и блог. Эту каждодневную работу выполняли за него безвестные журналисты, нанятые издательством, с которым у писателя был подписан договор на эксклюзивную публикацию его опусов. Но кому какая разница, ведь эта информация неизвестна широкой публике?

Паутов нахмурился, однако не отпустил руку Кутыкина, а вновь затряс ее и заулыбался снисходительной улыбкой. И с улыбкой тряс руку писателя еще несколько секунд, пока на авансцену вновь не выскочил режиссер, который довольно фамильярным тоном сказал, обращаясь к Кутыкину:

— Ну, ты чего? Съемка же идет. Ты же благодарен за награду? Или нет?

— Ну да, — писатель осклабился, — конечно.

— Ты же понимаешь, что президент выделил свое дорогое время, чтобы поддержать не лично только тебя, но и…

Режиссер выудил из заднего кармана джинсов бумажку, справился по ней, верно ли формулирует мысль, и хотел уже высказать ее, но, похоже, немедленно забыл, что там написано, и, уставившись вновь в бумажку, прочел вслух:

— «Поддержать новые формы свободы слова в России, которые развиваются в Интернете». — Режиссер поднял глаза на писателя. — Ну что, разве кто‑то против?

— Э‑э, да. В смысле нет — никто не против, — сказал писатель.

— Ну а чего хмуришься? Выглядишь как аццкий сотона. Расслабься. — Режиссер слегка встряхнул писателя. — Ну правда, и так дел хватает. Давай по‑быстрому отснимемся, ладушки? Улыбочку — и погнали текст. — Увидев по лицу первого заслуженного сетевика России, что тот по‑прежнему в ступоре, режиссер добавил: — Ну, давай — камера ждет слова благодарности.

Режиссер быстро вернулся к камере и встал рядом с оператором.

Президент отпустил руку Кутыкина, продолжая улыбаться ему отработанной официальной улыбкой.

Было заметно, что писатель несколько обескуражен не очень‑то церемонным обхождением. Впрочем, он предпочел считать происходящее нормальным делом, быстро справился со смущением и, повернув врученное ему свидетельство к камере, сказал президенту слова благодарности, не забыв упомянуть, что считает награду знаком того, что власть поддерживает и всячески приветствует новые формы открытости в Интернете. В общем, сказал что положено.

Едва с его уст слетело последнее слово, стенные перегородки, сомкнувшись, скрыли за собой видеокамеру с оператором, режиссером и звукооператором, едва успевшим утащить с собой мохнатый микрофон на штанге.

Из‑за перегородок более не слышалось никакого движения, ни удаляющихся шагов видеолюдей, ни каких‑то других их движений или разговоров. То ли они там застыли, как статуи, то ли перегородки были звуконепроницаемыми. Скорее второе, вяло подумал Кутыкин и почувствовал еще большую слабость, чем прежде.

— Здравствуйте, Виталий Олегович! — с этим приветствием к писателю быстро подступил невысокий человек, который все это время находился в кабинете, у стены, но, имея поистине хамелеонью способность сливаться с окружающей средой, был до сего момента абсолютно незаметен для Кутыкина. — Меня вы, наверно, знаете, я — руководитель администрации президента.

Это действительно был руководитель администрации президента Юрий Владиленович Байбаков.

— Значит… — сказал Байбаков, сложив ладони перед собой и выразительно поведя взглядом сначала в сторону президента, а затем — беллетриста. Надо сказать, этот человек и во всякое иное время без конца косил глаза то в одну, то в другую сторону.

— Да, — отозвался на его «значит» Паутов. Он пожал руку Кутыкину и, тут же отвернувшись от писателя, отправился за свой большой письменный стол, на ходу продолжая: — Пожалуйста, Юрий Владиленович, дальше без меня. Переговорите с… Виталием, э‑э… — президент посмотрел в бумажку на столе, — Олеговичем по поводу дела, которое вы предлагали, на эту тему мы с вами уже перекидывались парой слов…

— Разумеется, — с готовностью ответил руководитель администрации и, взяв Кутыкина под руку, жестом пригласил его на выход. Правда, это был уже другой выход из кабинета, а не те двери, в которые вошел писатель.

Миновав небольшой коридор, они поднялись на этаж выше и вскоре оказались в просторном кабинете, где находился лишь большой стол, несколько офисных кресел да на стене висел телеэкран.

Указав на одно из кресел, Байбаков пригласил писателя Кутыкина садиться.

— Это комната нашего пресс‑центра, — сказал Байбаков. — Здесь, думаю, нам будет удобно поговорить. О стране, гм, о перспективах…

Кутыкин сел. Байбаков занял место напротив него и нажал на кнопку, венчавшую золотистый звоночек в углу стола, и почти сразу в кабинет вошла официантка в белом переднике, принесшая заставленный чайный поднос. Она живо выставила на стол чайник кофейный, чайник с чаем, две чашки на блюдечках, в вазочках сахар, конфеты, нарезанный лимон.

— Чай или кофе? — спросила она гостя Кутыкина.

— Кофе, — ответил Виталий.

— Юрий Владиленович, вам как обычно? — спросила она руководителя администрации президента и, не дожидаясь ответа, налила ему зеленого чая, после чего неслышно покинула кабинет.

— Итак, Виталий Олегович, сразу к делу. Речь о том, чтобы мы с вами написали сценарий фильма. В данном случае, когда я говорю «мы с вами», имеется в виду, что президент хочет, чтобы вы с ним, вместе, вдвоем, написали сценарий художественного фильма. Политико‑приключенческую антиутопию.

Кутыкин даже не пытался скрыть удивления. Он по‑бараньи уставился на собеседника, челюсть его чуть отвисла.

— Вижу, это сюрприз для вас, — деловито сказал Байбаков, который, похоже, ожидал со стороны писателя как раз такой реакции, да и вообще вел беседу по уже заранее и тщательно продуманному сценарию. — Объясню, в чем суть. Понимаете, большинство крупных политиков, достигнув известных пределов в профессиональной сфере, обращаются к пережитому и пытаются сформулировать некое свое послание миру. Обычно в виде мемуаров. Некоторые пытаются писать прозаические произведения, романы. Кто‑то даже стихи сочиняет. И, как правило, им в этом помогают журналисты или писатели — не важно, редакторы. Так вот. Мы не будем создавать печатное произведение. Мы пойдем другим путем.

Писатель, судя по всему, несколько освоившись и перестав робеть, захотел вставить словечко в этот монолог, губы его изогнулись в саркастической улыбочке, и он уже вдохнул и сказал: «Э‑э», но Юрий Владиленович строго предупредил его:

— Даже не думайте произнести, что где‑то вы это уже слышали.

Кутыкин улыбнулся и указал ладонью в сторону Байбакова, мол, вот как приятно иметь дело с проницательным человеком. Но Байбаков в ответ не улыбнулся, он почти без паузы продолжал:

— Я знаю, что вы это слышали. Все слышали. Какая разница? Я сейчас бы с удовольствием обменялся с вами взаимными колкостями и ехидством и поиграл бы словами в вашем — как это называется? — постмодернистском стиле, но у меня нет времени заниматься этой… — Байбаков чуть остановился, подбирая слово, и затем, безжалостно и твердо глянув на Кутыкина, закончил: — Лажей.

Глава администрации президента взялся за чашку с чаем и тихо цокнул языком и досадливо мотнул головой, словно признался сам себе, что допустил какую‑то оплошность, и когда он вновь поднял глаза на Кутыкина, то уже успел придать своему лицу выражение искреннего дружелюбия. Кутыкин сидел насупившись.

— Не обижайтесь, — примирительно и, пожалуй, даже задушевно сказал он писателю. — Всему свое место, и всему свое время. Угощайтесь, это отличный кофе. Давайте говорить конструктивно. Итак, мы живем в век информации, но для правильной организации потоков информации нам по‑прежнему нужны эмоции, философия, в общем, то, что как раз присутствует в романах и фильмах. В хороших романах и хороших фильмах. Но кинематограф — опять же старая истина — для нас все‑таки важнейшее из искусств с точки зрения пропаганды, и тем более что теперь практически с каждым кинохитом сразу выпускается и книга, по которой он был снят. Так вот я и подумал, что лучше уж сразу подготовить сценарий фильма, а пока будут идти съемки, написать на основе сценария книгу. И кто там потом будет разбираться, фильм ли на основе книги снят или книга на основе сценария. Как вы считаете?

Писателя так и подмывало закатить истерику, бросить в лицо собеседнику, мол, какого черта тут за него уже решили, что он будет на них работать, но он сдержался. Вместо этого после некоторой паузы Кутыкин, отхлебнув кофе, ответил:

— Лучше все‑таки транслировать потребителю, что фильм сделан на основе книги, а не наоборот. Тогда ее купят. А иначе зачем книгу покупать, если основа уже посмотрена?

— Это разумно. — Руководитель администрации президента был явно доволен, что разговор приобрел практический характер. — Согласен.

— Единственное, чего я все никак не могу понять, — осторожно сказал писатель, — почему, собственно, я?

Байбаков продемонстрировал поднятием бровей удивление, хотя было также заметно, что подобного вопроса он все‑таки ожидал.

— А разве это не круто — написать сценарий с президентом? — спросил Байбаков. — Пиар для вас просто фантастический. В том, что фильм, по крайней мере в нашей стране, посмотрят все и книгу купят тоже все, сомневаться не приходится. Разве это плохо?

— Ну, я думаю, в принципе сделать фильм, где один из сценаристов сам президент, — это вообще отличный ход, — сказал писатель. — С отличным пиар‑потенциалом в первую очередь для самого президента.

— Гонорар весь ваш.

— Ну, это как‑то… — Кутыкин зарделся.

— Это решено и не обсуждается, — сказал Байбаков, уверенным движением опустив пустую чашку на блюдце, словно бы молоток на аукционных торгах. — Плюс еще, я знаю, у вас проблемы с жильем; думаю, мы их тоже решим. Трехкомнатная квартира в центре Москвы — это будет дополнительная благодарность за ваше участие в проекте.

— Да? Ну, спасибо… Только… А почему президент не хочет значиться единственным автором? Литературных негров у нас сколько угодно, любой с удовольствием напишет что хотите. За хороший‑то гонорар.

— А, вы об этом. Понимаете, никто ведь не поверит, что президент сам способен создать сценарий или написать роман. Даже если он способен. Люди неизбежно начнут поминать брежневскую «Целину», «Малую Землю». Хочешь не хочешь, будут ходить всякие сплетни, мол, за него поработали негры. Поэтому лучше уж сыграть на опережение. Гм. — Байбаков вдруг насупился. — Или вы в принципе не хотите, чтобы ваша фамилия стояла рядом с президентской фамилией? Брезгуете — так и скажите, мы поймем. То есть не поймем, а примем к сведению, потому что президент, думаю, этого не поймет.

— Э‑э… Здесь просто еще такой нюанс есть… — сказал Кутыкин. — Как это действительно будет смотреться? Он — президент, а я в своих романах писал про него иногда… ну, не про него, конечно… э‑э… про власть… ну, критиковал.

— Ну и что? С этой точки зрения работает та же логика, — ответил руководитель администрации. — Наверно, мне надо было сразу тематику фильма с вами обсудить, тогда вам было бы все ясно. Дело в том, что это должен быть фильм о возможных сценариях развития страны. Однако не заунывный, не напыщенный, без жеманства, а такой, знаете, разлюли‑экшен, с присвистом, с юмором, но… — Байбаков поднял вверх указательный палец, — но по сути фильм должен тонко подвигать зрителя в правильном направлении и одновременно не давать четких ответов. Чтобы зрителям было не очень‑то понятно, то ли действительно мы планируем это будущее для страны, то ли высмеиваем такие варианты будущего. А вы у нас писатель как раз саркастический и утонченный, в своих романах всё тут у нас высмеиваете, норовите поглумиться… но при этом как‑то так исподтишка, без шашек наголо. Заметьте, я не говорю, что вы критикуете трусовато. Нет. Вы это делаете тонко. А? — Глава администрации хохотнул, хитро прищурившись и вопросительно кивнув, дескать, согласись, старина, в точку я попал.

Кутыкин в ответ лишь криво и смятенно улыбнулся.

— Чувствуете уже, к чему я клоню? — продолжал Байбаков. — Этот фильм продемонстрирует, что теперь у нас власть стала беспредельно демократичной. Настолько демократичной стала власть, настолько она стала своей в доску, что не боится никакой критики, а сама, наоборот, вместе со своими критиками и даже раньше их готова покритиковать себя и затем конструктивно подумать о путях развития России. Премьера ленты должна состояться через год, накануне президентских выборов.

— Мало времени… — отреагировал писатель. — Даже если очень постараться… маловато времени… — Ему все еще хотелось сказать вместо этого другое: что он должен подумать и потом решить, хочется ли ему в принципе что‑либо делать для президента.

На Юрия Владиленовича слова Кутыкина не произвели ровно никакого впечатления, он, похоже, в успехе проекта не сомневался и сейчас думал совсем о другом. Руководитель администрации деловито налил себе полчашки чаю, мыча под нос какую‑то мелодию.

— Конечно, есть доля истины в ваших словах насчет вашего с президентом тандема, — бодро сказал Байбаков. — Даже не знаю… — И снова проницательный сторонний наблюдатель, если бы он присутствовал при этом разговоре, сразу бы понял, что на самом деле все‑то он знает, этот Байбаков, все он давно продумал и просчитал. — Есть, конечно, что‑то неестественное в таком сочетании авторов, а, как известно, все, что неестественно, — обычно нежизнеспособно. Так что… на самом деле, возможно, лучше нам сделать так — автором будете вы, и только вы, а президент будет автором идеи романа. Причем негласным. Ну, так, мы пустим слушок, что Владимир Иванович — автор идеи. И сам президент будет присутствовать на премьере, а накануне премьеры пустим по первому каналу телевидения интервью с президентом, и он на прямой вопрос корреспондента про эти слухи уйдет этак красиво от ответа, чтоб все безусловно и четко поняли, что идея действительно его, Владимира Ивановича Паутова, а вы ее талантливо воплотили. Да! Решено! Вы правы. Так и сделаем. А работать можете начинать хоть сегодня. Даже нужно, наверно, уже сегодня. Я, честно говоря, очень рассчитывал на то, что вы согласитесь, и специально распорядился, чтобы вам для работы была выделена трехкомнатная квартира в центре Москвы. Там у вас будет все, что нужно для жизни, полное обслуживание. И квартира потом будет оформлена в вашу собственность. Это — помимо гонорара, естественно. Презент от президента.

Кутыкин молчал.

— Ну? — сказал руководитель администрации президента. — Я все‑таки не получил вполне четкого ответа. Вы согласны?

— Очень щедрое предложение, конечно, — сказал Кутыкин. — Даже не верится… В смысле не то что я вам не доверяю, а что… ну вот я уже говорил, что все это немного странно.

Я всегда критиковал устройство власти у нас… как бы выступал за принципы… э‑э…

— Либерализма? — попытался уточнить Байбаков.

— Нет, не прямо уж либерализма. Может быть, я это не очень четко сформулировал, но точнее объяснять долго…

— Гм. Стало быть, все‑таки либеральные принципы не позволяют? Давайте называть вещи своими именами. Ну, смотрите, дело ваше. С вами или без вас проект состоится. Мы просто к вам первому обратились. Но если откажетесь, я абсолютно уверен, кто‑то из следующих претендентов, а они уже намечены, и они, знаете ли, в своих произведениях высказываются о власти похлеще вашего, — так вот я уверен, кто‑то обязательно согласится. И получит то, что я обещал: деньги, дорогую квартиру и всемирную известность. — Байбаков поднял вопросительно брови, всем своим видом предоставляя слово Кутыкину.

— Вообще‑то мои книги известны не только в России, — кокетливо сказал Кутыкин, — они переведены уже на двенадцать языков.

Байбаков посмотрел на него стальным взглядом.

— Не хотел бы понижать вашу самооценку, — сказал руководитель администрации, — но вы, как мне кажется, достаточно трезвомыслящий человек, чтобы понимать: всемирная известность — это когда речь идет о звездах уровня Джоан Роулинг, Харпер Ли, Хемингуэя, Льва Толстого, в конце концов. Вот о каких масштабах идет речь. Вы же не будете всерьез утверждать, что ваша известность может сравниваться с известностью этих авторов? А после нашей с вами работы, с учетом средств, которые будут вложены в рекламную кампанию, ваша известность… ну, возможно, она все равно не будет настолько широкой, но хотя бы это будет уже действительно кое‑что на международном уровне.