Все, что останется

Сергей Калинин, 2018

Наверное, вы осудите меня. Наверное, у вас есть тысячи причин на это, и вы будете правы. Наверное, я слишком много сделал неправильно и слишком много хотел бы сейчас изменить. Но в одну воду не входят дважды. И исключений для меня никто не сделает. Все, что я могу сказать в свое оправдание – "не судите, да не судимы будете".

Глава 13

Нужно было все же ехать к своим. Мысль оставить их в одиночестве мелькнула, но напоминала какую-то детскую обиду. Однако сначала Роберт решил заскочить к Маше. Как ни крути, а необходимо решать те вопросы, которые выходили на первый план. Через двадцать минут он остановился у ее подъезда, вдруг подумав, что предварительно лучше было созвониться, ведь ее вполне может не быть дома. Хотя это все равно было по пути, и особо горевать об этом не стоило.

— Здравствуйте, Маша. Меня зовут Роберт. Волей случая я работаю в адвокатской конторе, откуда вы уволились. Нужно как минимум рассчитать вас, и к тому же очень хотел бы переговорить. Я у вашего подъезда, и, может, вы сможете выйти?

— Неужели Платон нашел деньги? На него не похоже. Я спущусь сейчас.

Ждать пришлось недолго. Вскоре Роберт увидел, как из подъезда вышла девушка, оглядываясь и высматривая гостя. На вид ей было не больше тридцати пяти. Стало даже интересно: она уже была собрана или успела за эти несколько минут подкраситься, переодеться в строгий костюм и выглядела, как человек, пришедший на собеседование. Он вышел из машины, направившись к ней навстречу.

— Здесь за два месяца. — Он протянул конверт. — Может, проще присесть в машину. Вы сможете спокойно пересчитать, и нужно расписаться в ведомости.

— Я вам верю. Уже тот факт, что вы привезли деньги, говорит о том, что обманывать не собирались. — Маша взяла конверт и спрятала, даже не открыв его. — Где расписаться?

Они прошли к машине, и Роберт достал портфель.

— А как вы смотрите на предложение вернуться? — Он смотрел, как Маша ставит подпись на бланке, и обратил внимание, что предложение оказалось для нее неожиданным настолько, что она даже чуть заметно вздрогнула.

— Вы все знаете? — Она явно намекала на ее отношения с Платоном.

— Утверждать, что я знаю все, слишком самонадеянно. Но если вы об отношениях с Платоном, то да, я в курсе. Только не понимаю, почему это должно вас беспокоить? Вы знаете бухгалтерию, клиентуру, вас не нужно вводить в курс дела. Мне лично ваша кандидатура нравится.

— А ему?

— Нам, прежде всего, нужно подумать о том, как мы собираемся работать и развиваться.

— Он не даст мне работать. — Маша заметно нервничала. С работой она еще не определилась и, что делать, не понимала. Но был страх опять оказаться в той же ситуации. — Он пьет. Потом вечные обиды, разборки. Ситуация сложная, и мне не очень хочется переживать ее еще раз.

— Мы переезжаем на новое место. Завтра перевозим вещи, и я поговорю с Платоном. Нужно изменить все, и я хотел бы, чтобы мы стали другими все. Он тоже сделает выводы. Тем более, насколько я знаю, вы ведь еще не сделали запись в своей трудовой. Но вы уйдете в любой момент, когда решите, что ничего не изменилось. — Почему Роберт об этом сказал, было загадкой и для него самого, но удивительным образом он угадал.

— И что вы предлагаете? — Она отметила про себя, что, возможно, и правда шанс есть.

По непонятной причине у Роберта была особенность — ему доверяли даже первые встречные. Что-то было в лице, может, в голосе, но он производил впечатление надежного и ответственного человека.

— Пока в оплате труда ничего не меняется. Извините, но говорю откровенно — не из чего. Однако надеюсь, мы сможем стать если и не самыми лучшими, то уж точно вполне конкурентоспособными. Ну, так как?

— Но наши с ним отношения закончены. Надеюсь, это не он вас послал?

— Нет. Честно! — Роберт улыбнулся. — Я это вообще только что придумал. В конце концов, какая разница, что было. Важно то, что будет. А риска нет никакого.

— Смысл есть, но, если он будет навязчив и не понимает, что все между нами кончено, я уйду.

— Имеете право. Тогда послезавтра вы выходите?

— Выхожу.

— Только мы сейчас с противоположного торца дома. Вывески еще нет. Но, если вдруг что-то пойдет не так, просто наберите меня.

— Хорошее начало. У нас будет вывеска, и мы переезжаем к людям. Звучит обнадеживающе.

— Кстати, — Роберт вдруг вспомнил первое впечатление о встрече, — вы куда-то собираетесь? Я могу подвезти.

— Спасибо, но мне никуда не нужно. — По улыбке он понял, что

Маша догадалась о причине вопроса. — До свидания.

— До встречи.

Они расстались, и Роберт подумал, что, в сущности, все складывается совсем не плохо для начала. Да и рекламу не стоило откладывать на завтра. Федор, старый знакомый, был учредителем и директором полиграфического предприятия, которое занималось производством, в том числе и наружной рекламы.

День пролетел очень быстро, и мелькнула мысль, что слишком много он еще не сделал. На дачу Роберт приехал ближе к восьми вечера. Поздоровались сухо, но во взглядах жены и сына читалось, что они немного успокоились. Впереди предстоял не самый простой разговор, а с чего начать, было непонятно. Ожидать, что новая идея будет встречена одобрением, не стоило. По крайней мере, весь опыт прожитых лет говорил лишь о том, что нужно приготовиться к критике и сомнениям, которым не будет конца и края. Настроения не было совершенно, и в комнату он вошел с тяжелым сердцем. Представить, что еще час назад он мог заряжать оптимизмом, сейчас уже не рискнул бы никто. Оля почувствовала настроение мужа, но решила не подавать вида. В последнее время настроение окружающих ее особо не беспокоило. На первый план вышли собственные переживания.

— Что решили? Уезжать будем? — Роберт хотел подобрать слова помягче, но вдруг решил не играть в благородство и не притворяться.

К усталости примешивалось раздражение. Хуже всего, что к действительно сложным и требующим знаний и профессионализма задачам вдруг добавлялись выдуманные, ничего не стоящие проблемы. И кому-то они казались важными и чуть ли не главными в жизни. Как же все относительно в этом мире.

— Пап, что ты все усложняешь? — Матвей, видимо, был подготовлен к разговору. — Побудем пока.

— Ну и отлично. В субботу на рыбалку сходим. — Он сел на стул, собираясь с мыслями.

— Почему в субботу? Можно завтра выбраться. — Оля никогда не искала примирения, но и молчать долго не могла.

— Я буду работать эти месяцы. Но это не все. Мне нужно взять из наших денег полторы тысячи долларов. — Роберт поднял голову и встретил взгляды, устремившиеся на него.

— Куда столько? — Оля, показалось, даже растерялась. — Это же на лечение мы собирали.

— Ситуация следующая: сумма нас не спасает, ее все равно не хватает. Но, если я сейчас смогу что-то раскрутить, будет шанс не только вернуть, но и что-то заработать. Да, риск есть. Но есть и хоть какая-то надежда. В противном случае нам предстоит всю жизнь продолжать этот ритм, который ни к чему не приближает.

— Да толку от этого лечения. Тратьте все! — Матвей сказал с каким-то надрывом, словно подчеркивая всю бесперспективность надежд.

— Знаете, я привык к тому, что у вас нет ни желаний, ни стремлений. Я даже понимаю, что есть от чего отчаяться, и, может быть, нам надо сделать что-то другое. Не хочу и не буду перечислять стандартные варианты — они мне не нравятся. Нужно понять, что мы не единственные в этом мире, у кого горе и кто на краю безысходности. Но, черт возьми, жалеть себя и жить в вечном поиске виноватых в наших проблемах я тоже не могу! Давайте хотя бы попытаемся чтото сделать.

— Мы невезучие. Мы столько все это собирали. Жалко ведь… — Оля внутренне была согласна, но вся ее натура противилась любой деятельности, которая меняет привычный уклад и заставляет чем-то рисковать.

— Невезучие — это то слово, которое ты придумала, чтобы оправдать нежелание что-то делать. — Роберт уже успокоился, и голос стал привычно ровным. — Жалко жить тупо и оправдывать себя постами, вычитанными в контакте и одноклассниках. Там только и делают, что объясняют, как жить, кого прощать, о ком забыть и о чем думать. Там все точно знают, что делать. Ты уверена, что мы способны только на то, чтобы быть статистами, просматривающими новости? Неужели никогда ничего не хотелось? Неужели даже к себе нет уважения и понимания, что ты можешь больше?

— Пап, и что нам делать? Ты говоришь, будто мы маленькие. Мы что можем? — Матвей изменил тон, проникаясь позицией отца, но недоверие и желание отвергнуть все же въелись глубоко. — Живем же как-то.

— Как-то живем. — Роберт понял, что разговор гаснет. — Вариантов нет. Я уже начал, и нужно доводить до конца.

— Тогда зачем спрашивал? — Оля усмехнулась. — Ты же все решил. Бери. — В тоне прозвучала нотка безразличия.

— Жаль. Я хотел, чтобы это были наше общее желание и решение.

Роберт ушел в комнату. Встать завтра он решил пораньше, но точно знал, что уснуть быстро не сможет. Минут через двадцать, когда в комнату вошла Оля, он по-прежнему сидел на кровати, прокручивая все разговоры и события прошедших дней. Нужно было составить план действий, и очень хотелось через неделю начать работать. А в выходные все же нужно куда-то вытащить Матвея. Он хоть и принимает в штыки любые предложения, все же в глубине души любит эти прогулки и выезды. Других развлечений они позволить себе не могли.

— Я лягу в комнате Матвея. Вдруг ему что-то понадобится. — Она взяла ночную сорочку.

Роберт усмехнулся, вдруг подумав, что в очередной раз не удивился и, наверное, даже не расстроился. Стало немного жаль, что пропали и ревность, и волнения, и снова вспомнил попутчицу в поезде.

«Наверное, с ней могло бы быть иначе. Хотя, может, лет через двадцать, и с ней было бы так же. Эту идею я уже не проверю».

Завтра он встанет и продолжит начатое. В этом нет сомнений. И если он умен, если действительно умеет работать и обладает теми качествами, которые ему приписывают, — все обязательно получится. А нет… На ум пришел анекдот, и стало даже смешно. Ну, что ж, не догоню, так согреюсь.

Утро встретило непривычным пением птиц и новыми звуками, которых нет в городе. Очень хотелось спать, но, прежде чем что-то требовать от других, нужно дисциплинировать себя. Уколола мысль, что он оставляет жену с сыном одних, и, может быть, они надеялись, что он побудет с ними и хоть как-то поможет скрасить вечное одиночество. Впрочем, сколько попыток уже было разбито о неприступную стену непонимания, что поверить в то, что его присутствие сделает их жизнь веселее, не получалось. Через полчаса он уже несся по утреннему шоссе, наслаждаясь его пустотой и успокаивающими видами вокруг.

Платон ждал его в новом офисе, одетый во что-то странное, явно с последнего, причем давнего, ремонта дома.

— Откуда прикид? — Роберт удивленно рассматривал приятеля.

— А как мы будем марафет наводить? Денег нет. Надо что-то делать.

— Здесь ты прав. Знаешь, что самое грустное? — Роберт видел заинтересованный вид Платона. — Завтра нужно куда-то вселять Машу, а рабочего места у нее нет.

— Как Машу? — Платон растерялся.

— Я договорился с ней, но есть условие: ты ведешь себя так, словно ничего не было.

— Я могу вообще не приходить. — Было даже непонятно, обиделся он или просто не знает, как себя вести.

— Тебе же не пятнадцать. — Роберт видел, что Платон что-то напряженно прикидывает, и даже догадывался, о чем он думает. — Хочешь дам бесплатный совет?

— Ну?.. — Платон недоверчиво смотрел, словно ждал подвоха.

— Ты ведь хочешь ее вернуть? — Догадаться об этом было несложно.

— Ну!.. — Похоже, лексикон Платона начинал давать сбой.

— Не могу вспомнить дословно, что сказал Остап Кисе Воробьянинову, но смысл в том, что девушки любят молодых, красивых и успешных. Не хочу расстраивать, но сейчас ты не соответствуешь ни единому требованию. С молодостью помочь тебе не сможет никто, а вот стать успешным и красивым — вполне по силам.

— Ну… — Платон слушал внимательно и, по виду, готов был выполнять все рекомендации.

— Ну и давай, становись им. Прекрати просить, не звони и не мелькай перед глазами. Всегда выбрит, отутюженный, пунктуальный. Стань тем мужчиной, который может быть интересным. И работай. Чем больше — тем лучше. Успех — это не везение. Успех — это работа без выходных и без жалости к себе. Остальное я тебе буду говорить по мере продвижения. — Роберту хотелось рассмеяться над незадачливым видом Платона.

— Думаешь, есть шанс?

— Пока мы живы — точно есть. Это цинично, но, когда умрешь, шансов не будет.

— Я, между прочим, еще и не старый. — Платон вздохнул. — Тогда давай начинать.

— Давай. Значит так: через час подъедет группа товарищей. Они помогут нам окультурить помещения. Я взял прицеп, и мы с тобой будем перевозить вещи. Послезавтра нам обещали вывеску. Как тебе план?

— Отлично! Только чем рассчитаемся?

— Я же компаньон. Беру на себя. — Роберт сделал паузу. — Пока. Потом заберу из прибыли.

— Где я, а где прибыль? Ты в курсе, что мне поставлен диагноз —

отторжение прибыли?

— Ничего. У меня комплексов нет.

Удивительно, но к вечеру все было сделано. Мебель, доставшаяся Платону еще от отца, сохранилась в хорошем состоянии, и кабинеты выглядели очень даже прилично. Маше они обустроили рабочее место так, чтобы было видно входящих, но в то же время не находилось на проходе. Складывалось ощущение, что продумали они все и сейчас испытывали удовлетворение от проделанной работы.

— Обмоем?.. — Платон обернулся к Роберту, потирая руки.

— Забудь. Вот как ты Маше собираешься понравиться? — Роберт смотрел, явно издеваясь. — Представь, вечер, ты устал, берешь пиво или что там у тебя, садишься рядом и предлагаешь ей рыбки. Вот ты, правда, думаешь, что это может ее зацепить? Да хоть ты шампанское достань, все равно на твоем лице читается только желание выпить. Ухаживать нужно иначе, тонко, с юмором, красиво. И в ресторан нужно пригласить тогда, когда понимаешь, что она не сможет отказаться. А сейчас она откажется, потому что не верит тебе. А чтобы поверила — нужно долго не пить. Видишь, как все связано. Тебе очень хочется, чтобы завтра она увидела твое опухшее лицо? — Теперь тон изменился, но жалеть Платона желания не было никакого. — Нет понятия — начну завтра. Или сейчас, или никогда.

— Понятно. Не грузи. — Платон надулся, но больше ничего не сказал.

— Да кто ж тебя, бедного, грузит. Поехали. Я тебя подкину домой.