Все, что останется

Сергей Калинин, 2018

Наверное, вы осудите меня. Наверное, у вас есть тысячи причин на это, и вы будете правы. Наверное, я слишком много сделал неправильно и слишком много хотел бы сейчас изменить. Но в одну воду не входят дважды. И исключений для меня никто не сделает. Все, что я могу сказать в свое оправдание – "не судите, да не судимы будете".

Глава 5

Он просыпался, следуя какому-то звериному чутью. Годами и не самым приятным опытом уже привык вслушиваться и порой, закрывая глаза, запоминал окружающие звуки, чтобы выделять чтото новое и незнакомое. Каждая мелочь имела большое значение. Даже часы, старые, механические, которые сейчас, наверное, уже и найти непросто, были со светящимся циферблатом. Это было очень удобно. Уснуть или, если точнее, забыться на короткий момент, не зная времени, было невозможно. Вся жизнь была подчинена главному и ставшему единственным закону: ничего лишнего, минимум необходимого, и все должно быть с собой. Но теперь, когда у него появилось это убежище, Олег почувствовал, что очень хочет хоть какого-то подобия дома. Может, именно потому и выросло беспокойство — ему теперь есть, что терять.

Он вышел из подъезда и, не оборачиваясь, быстро пошел в сторону пустыря. На самом деле, ему нужно было совсем другое направление. Но только так он мог убедиться, что за ним никто не идет. Наверное, утром это было глупо. Ведь если и интересовало место его ночлега, то только вечером, когда злые и голодные «коллеги» начинают активно искать тех, кто определился с «хатой». И отделаться от их липучей, почти судорожной хватки не сможет никто и никогда. Как ни старался он разорвать все нити, связывающие его с жизнью дна, не получалось почти ничего. Они были словно опутаны какойто паутиной, накрывшей всех невидимых и словно несуществующих жителей города. Это то, что стараются не видеть прохожие. Даже полицейские отворачиваются и делают вид, что их совершенно не касаются эти люди. Нужно просто раствориться, стать прозрачным, слиться с толпой, да что угодно, но чтобы пронизывающие, годами отточенные взгляды блюстителей порядка и друзей по несчастью прошли сквозь тебя, не задерживаясь и не выделяя из толпы.

Парк начинался буквально в пяти минутах ходьбы. Пруд на его окраине был окружен ровными асфальтовыми дорожками. Догоняя уходящее здоровье, здесь бегали по утрам жители близлежащих домов. Может, кто-то его и продлевал. Но чаще это была последняя надежда, когда понимаешь, что с собой что-то нужно делать, а ничего убедительнее, чем купить кеды и спортивный костюм, на ум не приходит. Олегу нравилось гулять. Здесь можно было осмотреться и еще раз убедиться, что в зоне видимости нет никого, кто вызывает подозрение. Все было как обычно, и он, успокоившись, повернул в сторону конечной остановки автобуса. Микрорайон «Солнечный» раскинулся вдоль изъеденного ямами шоссе. Кто-то циничный дал ему это незамысловатое название. В тесноту коробок домов свет, казалось, не проникал никогда. Муравейник вечно спешащих и ничего не замечающих людей растекался утром в разные стороны, а к вечеру неиссякаемыми потоками возвращался обратно. Если бы можно было увидеть это все в разрезе, район предстал бы многоэтажным домом. Чем выше ты проживаешь, тем меньше знаешь о жизни нижних этажей. Порой кажется, что под тобой уже никого и нет. Но едва стихнут твои удаляющиеся шаги, вдруг оживает часть, которая казалась мертвой. Олег не просто знал все это, он здесь жил.

— Алэг, быстрээ. — Тимур, хозяин овощного магазина, уже ждал его. — Машына ждот. Сам все смотры, правэр. — Он махнул рукой водителю, показав на Олега, а сам неспешно скрылся в подсобке.

Олег уже три года работал у Тимура. Шумной и сплоченной диаспорой Закавказья они плотно захватили рынок и прилегающие территории района, разбросав палатки и киоски. Этот магазин был по местным меркам достаточно большим, находился в хорошем месте, и торговля здесь шла бойко.

Проблема грузчиков и подсобных рабочих остро стояла всегда. Найти человека, который не пьет, не ворует и исправно ходит на работу за сравнительно небольшие деньги, — задача почти невыполнимая. Олег появился в тот момент, когда очередной работник ушел в пьяный загул, а Тимур без малейшего акцента отборным матом крыл всех вокруг и разгружал машину картошки.

— Докумэнтов нэт, нычэго нэт! Гдэ я тыбя искат буду? — Тимур настороженно смотрел на Олега, просящего работу.

— Что я у тебя украду? Картошки килограмм? Ну ладно, бананов ящик. Но мне жить надо. Мне работа нужна, — Олег старался не скатиться на уговоры. Работы не было. Только случайные заработки. Оставалась надежда найти что-то неофициальное вот в таких местах, где нет законов и морали. Но гордость и понятия, вбитые опытом и зоной, заставляли держать фасон.

— Краст будэш — найду! — Тимур выразительно провел ребром ладони по шее.

— Найдешь! — Было понятно, что появляется шанс, и этот шанс нужно было использовать.

Через три месяца Тимур уже доверял ему настолько, что оставлял ключи. Правда, случалось это в исключительных случаях. Найти того, кто не просит отпуск, не отпрашивается по домашним делам, работает по десять часов изо дня в день с один выходным в неделю, да еще и платить ему можно меньше обычного — Тимур и мечтать не мог о таком счастье. К тому же Олег оказался непьющим и порой поражал знаниями, которые выходили за рамки типичного бомжа, что настораживало Тимура, который нередко замечал явно насмешливое отношение своего подчиненного. Он чувствовал, что тот совсем не так прост, как кажется на первый взгляд. Но все это не особо беспокоило. Ни где он жил, ни почему у него нет документов, Тимура абсолютно не интересовало. Впрочем, интересовало его совсем немногое.

Магазин уже полчаса как открылся, когда Олег закончил разгрузку. Предстояло перебрать лук и посмотреть, что нужно обновить на полках. Одно дело выложить на витрину что-то свежее и красивое. Куда сложнее было как-то спихнуть начавший портиться товар. Подумав, он все же решил попить чая. В это утреннее время народу еще не было. В подсобке стоял чайник, и он, заварив покрепче, вышел с чашкой в зал, где скучала у кассы Вера.

— Вот смотрю я, Олег, на тебя и не пойму: почему такой мужик и все время один? — Она завела старую пластинку, и мелькнула мысль, что зря он вышел. Мог бы посидеть и на улице, но теперь думать об этом было поздно. — Не пьешь, не куришь, руки золотые и характер спокойный. Я бы тебя не отпустила.

То, что она бы его не отпустила, Вера повторяла с трогательной периодичностью, когда они оставались вдвоем.

— У меня за спиной двадцать лет зоны. На мне клейма ставить негде. Меня не то, что не отпускать, меня подпускать к людям нельзя. — Что на него нашло в этот раз, он не понимал и сам. Обычная манера отшутиться вдруг куда-то пропала. — У меня, Вера, осталось только вчера и нет никакого завтра. Ищи молодого и нормального. Тебе ж от силы сорок, а я уже старый.

— Мне, между прочим, почти сорок пять. — Она сказала это с довольным видом, оценив комплимент. — А ты, кстати, неплохо сохранился. И седина очень идет. Чуть поухаживать, подчистить, и вообще красавчиком стал бы.

Ввязываться в разговор не хотелось. Представить себя проживающим с Верой в мире и согласии не получалось даже в мечтах.

— Значит, повезло с генетикой. Объяснять мой вид здоровым питанием и образом жизни язык не повернется. — Он потерял интерес и к ней, и к разговору.

Олег быстро допил чай. В подсобке высыпал на пол три сетки лука. Работа была монотонной, можно было «отпустить мозг», как говорил он сам себе в таких случаях.

Пятьдесят два года позади. Что в них? Что в нем самом? Однажды, нелепо сломав судьбу, он потерял надежду и махнул рукой на все. Но было то, что заставляло жить. Раз уж Господь еще не забрал его к себе, значит, он что-то должен на этой земле. Значит, есть смысл и в его жизни. Мысли снова и снова возвращались к ней, и по огрубевшей щеке скатывалась слеза, которую он смахивал, озираясь по сторонам. Позволить кому-то увидеть собственную слабость было непозволительно. Есть привычки, которые впитывались на уровне рефлексов, позволяя не только жить, но и выживать. Дать слабину в их мире значило навсегда упасть, практически без шансов подняться. И он привык драться, привык быть жестоким и не доверять никому.

Сейчас у него были стабильный доход и ночлег. Вот только, насколько доход стабильный, — вопрос сложный. Смешно сказать, но чтобы быть хорошим работником, нужно не пить и просто аккуратно выполнять поставленные задачи. Жизнь до тюрьмы теперь казалась ему нереальной. Он был молод, мечтал о карьере и успехе. Он видел, как умные, целеустремленные, наглые и уверенные в себе покоряют новые высоты. Тогда и он хотел быть в числе тех, кто смог изменить свою историю. Теперь же становилось понятно, что и без инициативы, без таланта и усердия можно выглядеть незаменимым и крайне важным. Все зависит лишь от того, где ты находишься. А в его кругу быть вундеркиндом получалось так просто, что приходилось сдерживать себя, чтобы никого не шокировать. То, что понятие ума слишком относительно и определяется не твоим личным мнением, лучше было не говорить. И на дне есть те, кто считает себя олигархом и гением, которого лишь случайность оставила в этой богом забытой дыре.

Вот как, например, Тимур, который ожидаемо пришел к обеду, проверить работу магазина. С серьезным видом он рассматривал прилавки, морща лоб и выискивая недостатки. Все было убрано, и, недовольно хмыкнув, он молча ушел в свою конуру. Это было высшей степенью одобрения. Народ прибывал, и работа пошла веселее, заставляя забыть грустные мысли. Олег метался между подсобкой и залом, поднося товар и поглядывая за посетителями. Вечер наступил незаметно, и еще один день торопился уйти в прошлое.

Неспешно он двинулся по привычному маршруту. Три фигуры, маячившие на пути, он выделил сразу. Манеры, позы и небрежно бросаемые в его сторону взгляды ничего хорошего не предвещали. Еще можно было свернуть, но они явно видели его, и показывать, что он пытается избежать встречи, не стоило. Страха не было. Просто ни к чему ему сейчас все эти визиты из прошлого и неотступное окружение той жизни, с которой он безуспешно пытался порвать.

— Ты че, Шапир, не признаешь? — Стоявший к нему спиной обернулся. — Здорово, братан.

Это был Косой. Они познакомились лет пятнадцать назад, когда Олег отмотал уже приличный срок и оказался в числе тех, кого приблизил к себе авторитетный вор Мамай. Они оказались земляками, и приблатненный Косой старался на этой почве скорешиться с ним, подбираясь таким путем к авторитетам. Потом они случайно пересеклись уже на свободе, года полтора назад. Общих дел у них не было никогда, и причину такого внимания угадать было невозможно.

— Здорово, коль не шутишь. — Показывать напускную радость от встречи Олег не спешил.

— А я думаю, что-то знакомое маячит. — Косой сплюнул и протянул руку к стоящему рядом молодому. Тот быстро протянул сигарету.

Олег отметил, что Косой явно строит из себя авторитета. Стало даже смешно. Все это он видел не раз, и дешевые понты были рассчитаны на этих бакланов, которые, открыв рот, смотрели на него.

— Каким ветром в наших краях? Давненько не видно было. — Они не протянули друг другу руки.

— Ты же знаешь, мы птицы вольные. — Косой затянулся. — А ты как? Совсем от нашей жизни отошел?

— Жизнь, она у каждого своя. Я свое отдал хозяину. Долгов нет. — Олег говорил твердо, показывая холодную решимость. Он уже начинал понимать, что от него хотят.

— Ты, Шапир, человек авторитетный, законы знаешь. Общак нужно поддерживать. И тебе помогли когда-то, и ты теперь должен помогать.

— Я дел не имею. Так что меня не примазывай, в завязке я.

— Зря ты так. Мало ли что в жизни… Может, помощь будет нужна. — Косой знал нрав Олега еще по зоне. Потому вел себя спокойно, прощупывая почву. Теперь эта была его территория, и он был здесь главный. Шапир тоже должен знать, что этот район в его подчинении. Он здесь поставлен, и он следит за порядком. — Но мы с тобой на нарах рядом парились, я тебя знаю. Ты обращайся, если что.

— Бог даст, справлюсь. — Он показал всем видом, что говорить больше не о чем.

— Ну, бывай. — Косой все же протянул руку.

— Бывай. — То, что теперь им придется пересекаться, было понятно. Но была уверенность, что лично он Косому не интересен.

Троица молчаливо провожала Олега взглядом. Наконец, тот, который протягивал сигарету, не выдержал:

— Слушай, Косой, а он не борзый?

— Он? — Косой сделал паузу. — Он борзый. Но ты его обойди при случае, от греха подальше. Его сам Мамай братом считал. Мутная там история была. Ладно, пора нам.

Олег не любил этих встреч. Они словно возвращали в то прошлое, которое он старался забыть. Вот только сделать это было, наверное, уже невозможно. И снова длинный путь домой, снова максимум внимания и аккуратности. Единственное, что по-настоящему пригодилось на воле из опыта зоны, — это умение пользоваться отмычками. Старый вор Бусел проникся к нему удивительным расположением и старался передать свои навыки. Олег не собирался ими пользоваться, но обижать человека, который знал, что уже никогда не выйдет на волю, не хотел. Зато теперь открыть подвал или чердак он мог без проблем и мысленно не раз благодарил наставника.

Быстрый ужин, и Олег с легким трепетом достал планшет. В нем хранилась цель его жизни, его мечта и его единственная надежда — книга. Она была уже почти готова, и оставались последние страницы. Сейчас, когда работа приближалась к завершению, стало особенно страшно, и сомнения одолевали с непреодолимой силой. Вся его жизнь была рассказчиком этой истории. Два года назад ему казалось, что это будет что-то необыкновенное и пронзительное. Потерянные десятилетия душили невыносимой тяжестью бессмысленного существования. Эта книга должна стать оправданием его никчемности и пустоты, которые жили с ним рядом уже столько лет.

Он должен вернуть тот долг, который не давал покоя и сна. Однажды на зоне у него мелькнула мысль: а нужен ли он на этой земле? Задумавшись, Олег пришел к выводу, что степень твоей важности и необходимости определяется не тобой лично, а окружающими людьми. И, если есть те, кому ты нужен, кто в тебе нуждается и кто рассчитывает на твою поддержку, нужно жить. Нужно собрать все силы, все умения и всю энергию, чтобы отдать их за улыбку, за благодарный поцелуй, за теплое касание. Если твое существование дарит радость, и ты способен сделать счастливыми тех, кто рядом, — ты не зря живешь на земле. В тот момент, когда за спиной было пять лет зоны, а впереди не намечалось ни малейшего просвета, и жизнь теряла всякий смысл, он вдруг обрел мечту. Еще не знал он всего уготованного судьбой. Но точно знал только одно — жизнь не имеет ни малейшего смысла, если она никому не нужна. Он был совсем один. Его никто не ждал, ему некуда было идти. У него не было завтра, было только вчера. Но он должен жить ради той светящей из прошлого улыбки, которая приходила во сне и давала силы, наполняя бессильной злобой за упущенное, потерянное и беспечно сожженное. И этот долг будет будить его по утрам, согревать, закрывать от дождя и заставит вставать, когда больно и нет никаких сил.

Память снова и снова возвращала его в те дни, когда еще можно было все исправить. Как наивно, как смешно все тогда получилось.

Начало девяностых ознаменовалось новыми лозунгами и новыми ориентирами. Вдруг стало можно все. Ему исполнилось двадцать пять — вокруг один за другим начали создаваться кооперативы, и народ ринулся в бизнес, где крутились большие деньги. Начинался первый этап накопления капитала. Три года назад он закончил юридический институт и работал на одном из крупнейших предприятий города, в отделе внешнеэкономических связей. Но это было не то, о чем он мечтал. Объемы падали, завод разворовывали на глазах. Когда давний товарищ из института позвал в создающуюся частную адвокатскую контору, предложение показалось просто сказочным. Была лишь одна мысль — заработать хоть как-то, чтобы съехать из их однокомнатной квартиры, где они ютились с тещей, женой и трехлетней дочкой. Олег работал до ночи, забирая все возможные дела и мечтая снять хотя бы комнату.

Эта встреча перевернула его жизнь. Иномарок в городе было немного, и, когда одна из них остановилась возле их офиса, все замерли. Клиент выглядел весьма презентабельно. Два молчаливых «шкафа» замерли по движению его руки. Лев Геннадьевич, так звали гостя, зашел в кабинет Олега и закрыл за собой дверь.

— Мне нужен человек, которому я буду доверять и который не только знает уголовное право, но и сможет помогать в бизнесе. Я знаю, что ты работал на заводе, вел договора, знаешь английский и сейчас занимаешься уголовными делами. Мне нравится, что ты молод и амбициозен. — Он взял со стола карандаш и написал на чистом листке цифры. — Смотри, это твоя зарплата без бонусов. Премии могут превышать ее многократно. — Цифры выглядели настолько впечатляюще, что о премиях можно было не думать. У Олега пропал дар речи. — Согласен?

— Да! — Во рту пересохло, и голос показался незнакомым.

— Ну и отлично! Поехали. Я покажу тебе рабочее место. Здесь тебе делать больше нечего. Первый рабочий день сегодня.

Офис был вызывающим. По коридорам сновали привлекательные девицы, звонили телефоны, и кто-то что-то орал за приоткрытой дверью. Олег вошел в свой новый кабинет и окончательно растерялся: такой роскоши он не видел никогда. Хозяин наслаждался произведенным эффектом.

— Вот твое рабочее место. В курс дел тебя введет Марат. — Он кивнул в сторону щупленького, в смешных очочках старичка. — Твой заместитель и помощник. И вот что: все, что услышишь, узнаешь, останется в этих стенах. Я подписок брать не буду, но и разбираться не буду. Здесь все решается не по тому закону, который ты учил. Есть другой. С сегодняшнего дня ты директор нашего филиала. Поздравляю. И вот что. — Он достал бумажник. — Это аванс.

Последние сомнения ушли, а захлестнувшее чувство эйфории лишило способности думать.

За три месяца они сняли квартиру в самом престижном районе, купили машину, и впервые Олег почувствовал себя на гребне волны. Золотая рыбка была в руках, исполняя любые желания. Но чем больше узнавал Олег, тем меньше оставалось иллюзий и радости. Суммы, проходящие по счетам, зашкаливали. Молчаливый Марат не то, что ничего не рассказывал, а чаще всего просто молча протягивал документы на подпись и уходил, не утруждая себя объяснениями. Беспокойство нарастало. В один из дней его взяли под руки два крепких парня и, ничего не говоря, затащили в машину. Через двадцать минут он сидел в кабинете следователя. Его обвиняли в сокрытии доходов и неуплате налогов в особо крупном размере. Кроме того, оказалось, что сумасшедшие кредиты, полученные под программы строительства огромного бизнес-центра, ушли по каким-то договорам, и на его фирму подали в суд несколько крупных банков. Оставалась последняя надежда, что ему помогут. Вечером дверь в камеру открылась, и охранник впустил Льва Геннадьевича.

— Ну, привет. — Он остановился у двери, и Олег, поняв, что ему не стоит приближаться, лишь кивнул. — Ты парень умный и все уже должен был понять. Ты соглашаешься со всем, что тебе предъявляют, и молчишь. Если вдруг что-то удумаешь, помни: на воле у тебя жена и дочка. В общем, так: будешь молчать — все будет хорошо. Отсидишь, выйдешь и жить нормально будешь. За семьей присмотрим, тебя в обиду не дадим.

Олег снова кивнул.

— Ну и молодец. Понятливый.

Когда огласили приговор, хотелось завыть. Восемь лет с конфискацией. Ну три, ну пять, но не восемь. Это же почти вечность.

Жена с дочкой вернулись к маме. Через три месяца Льва Геннадьевича пристрелили. Сказка закончилась. Здесь, в заключении, знание законов и умение писать апелляции оказались почти бесценным даром. За советом к нему выстраивалась очередь. Однажды пришлось познакомиться и с Мамаем, вором в законе и смотрящим на зоне. Через два года он получил письмо о смерти жены. А еще через пять лет жестокая драка закончилась несколькими смертельными исходами. Это была одна из тихих войн внутри зоны, и Шапир, как его уже звали, выступил за Мамая. Следствия как такового не было, машина правосудия работала быстро и неумолимо. Но, положа руку на сердце, его роль была совсем не маленькой в этой истории. Роковые события добавили не только авторитета, но и двенадцать лет срока. Жизнь стремительно неслась под откос.