Полундра

Сергей Зверев, 2004

Вернувшись из очередного рейса, командир отряда морского спецназа Сергей Павлов по прозвищу Полундра узнал, что судно, на котором он служит, купил какой-то коммерсант. Ему надо разыскать затонувший во время войны американский эсминец, на борту которого было много золота. Да еще об этом стало известно крутому бандитскому авторитету, который не прочь попробовать себя в роли пирата. Что ж, Полундра золото найдет – ведь морской спецназовец, выполняя поставленную задачу, способен действовать в нечеловеческих условиях. Только вот кому достанется добыча – большой вопрос…

ГЛАВА 4

Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.

Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография — копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.

* * *

Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.

Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.

— Забортная вода поступает! — вдруг истошно завопил молоденький матрос-срочник Дима Александров. — Прочный корпус разгерметизирован. Все, пропали мы!

В этот момент противный вой аварийной сигнализации наполнил замкнутое пространство четвертого отсека и повсюду — на стенах, на потолке — замигали красные аварийные лампочки, как будто экипажу лодки и без того не было ясно, что с ними случилась беда.

— Всем оставаться на своих местах! — Уверенный голос командира подлодки, раздавшийся в динамиках переговорного устройства, казалось, вернул всем надежду на спасение. В едином порыве все, кто находился в отсеке, кинулись к своим предписанным уставом постам, животный ужас на лицах подводников сменился выражением решимости до конца бороться за спасение родной подлодки.

Но дифферент на корму все увеличивался, лодка продолжала погружаться все глубже и глубже.

— Забортная вода в восьмом и девятом отсеках! — доложили откуда-то из глубины лодки. — Десятый отсек затоплен!

— Горизонтальные рули на всплытие! Двигатели, полный ход! Продуть кормовую балластную цистерну!

Последняя команда касалась и людей, находившихся в четвертом отсеке. Каплей Назаров кинулся к вентилям, стал быстрыми и точными движениями поворачивать их, открывая заслонку цистерны с запасами сжатого воздуха. Он услышал, как шипит, гудит в магистралях ринувшийся по ним воздух, как задрожали, набирая обороты, мощные двигатели. В следующее мгновение погружение лодки замедлилось, даже приостановилось, и надежда на спасение затеплилась было на лицах моряков.

Но, глянув на приборы, каплей похолодел от ужаса. Воздух в кормовую балластную цистерну шел полным ходом, а давление там оставалось на нуле. Это означало только одно: в цистерне была пробоина.

— Кормовая балластная цистерна повреждена! — крикнул каплей Назаров в микрофон переговорного устройства. — Воздух туда понапрасну гоним, командир!

— Отставить продувку цистерны! — последовала команда. — Двигатели, полный ход!

Двигатели ревели на максимуме оборотов, однако это не помогало. Пол под ногами каплея снова основательно просел — подлодка продолжала тонуть, с растущим дифферентом на корму она погружалась все глубже и глубже.

— Восьмой и девятый отсеки полностью затоплены! — доложили откуда-то из глубины терпящей бедствие лодки. — Вода поступает в пятый отсек…

— В пятый! — вдруг, ошалев от страха, истошно завопил кто-то позади каплея. — В пятом же дизель-генераторы! Это электричество! Нам крышка!

И словно в подтверждение его слов подлодку снова страшно тряхнуло. Свет мгновенно погас; в кромешной тьме из многочисленных проводов, пронизывающих корпус подводного крейсера, посыпались ослепительно яркие искры; тут же повалил едкий, удушливый дым. В лодке стало как-то сразу подозрительно тихо, каплей Назаров не сразу понял, почему: двигатели стояли.

— Проводку замкнуло! — снова раздался чей-то истошный вопль. — Двигатели встали! Все, хана нам и нашей лодке!

Однако это было не совсем так: лодка еще жила. Вдруг включились тусклые лампочки под самым потолком — это заработали аварийные аккумуляторы. Дифферент на корму больше не увеличивался, но лодка продолжала погружаться, каплей Назаров, опытный подводник, чувствовал это. И связи с командной рубкой больше не было, переговорное устройство молчало, из его динамиков слышался только неясный, глухой электрический скрежет.

Каплей Назаров понял, что в данной ситуации он должен брать командование на себя.

— Задраить люки! — решительно приказал он.

Мичман Леня Ильин кинулся было к круглому люку, ведущему в кормовые отсеки лодки, но внезапно тот сам собой открылся, и оттуда вывалился матрос в дымящейся одежде и с обожженным лицом. Вслед за ним в лодку хлынул поток соленой забортной воды.

— Задраить люк! — истошно заорал каплей Назаров, сам кидаясь вперед.

— Стойте! — простонал обожженный матрос. — Там же ребята!

Но его никто не слушал. Холодная забортная вода продолжала хлестать через круглое отверстие переходного люка, подводники уже стояли по колено в ней, а лодка все больше и больше наклонялась на корму. Напрягаясь изо всех сил, подводники кое-как закрыли люк, задраили перегородку, с ужасом глядя, как сами собой проступают на его поверхности тонкие струйки забортной воды.

— Пропали мы, — простонал в ужасе матрос-срочник. — Хана и нам, и нашей лодке!

— Всем эвакуироваться во второй командный отсек! — решительно скомандовал Назаров. — Леня, помоги раненому…

Они стали торопливо один за другим выбираться из полузатопленного отсека. Раненый матрос, казалось, был только немного контужен и обожжен, он вполне свободно двигался сам. Они быстро, преодолевая крен лодки на корму, пробирались вперед. Идти было, к счастью, недалеко. В следующем, третьем отсеке уже не было никого, все успели эвакуироваться.

Последним шел каплей. Он тщательно задраивал за собой каждый переходной люк, однако, к ужасу его, вода словно догоняла, начинала тут же просачиваться сквозь непроницаемое, казалось бы, резиновое уплотнение стенок, медленно, но верно подтопляя отсек.

— Пропали мы! — снова тихо простонал матрос-срочник.

— Разговорчики, — сердито отозвался каплей Назаров. Стоя по щиколотку в воде в третьем отсеке, он следил, как один за другим покидают оставшиеся в живых матросы затопленную часть подводной лодки.

В командном отсеке было неожиданно людно — человек десять моряков, то есть больше, чем полагалось находиться здесь по штатному расписанию, стояли или сидели у стены. Пульт управления подлодкой каким-то чудом работал, светились, мигали лампочки на приборах. Несмотря на аварию, лодка все-таки жила.

Внезапно каплей Назаров понял, что эти десять человек, присутствующие в командном отсеке, и есть весь экипаж подлодки на данный момент.

Командир подлодки, каперанг Андрей Павлов словно статуя замер у пульта управления лодкой, молча и хладнокровно наблюдая, как гибнет его судно.

— Переборки не держат, командир, — доложил, подходя к нему, каплей Назаров. — Сам видел, как вода сквозь них сочится… Кормовые отсеки, по-моему, полностью затоплены, если судить по тому, как хлынула вода в наш четвертый…

— Ясно.

Каперанг Павлов сухо кивнул, не отрывая глаз от приборов. Казалось, его взгляд прирос к стрелке манометра, показывающего растущую глубину погружения лодки.

— Не бойся, каплей, глубоко не потонем, — с внезапной усмешкой сказал он. — Здесь глубина не больше ста метров. Банка…

И едва он это сказал, как лодка внезапно сильно содрогнулась, качнулась, так что каплей Назаров едва успел за что-то ухватиться. Он почувствовал, как корма лодки ткнулась в грунт, затем дифферент на корму стал выпрямляться. Еще через несколько секунд лодка окончательно выпрямилась и замерла, лишь немного накренившись на бок.

— Все, мы легли на грунт, — тихо проговорил мичман Леня Ильин. — Можно радировать SOS…

Ему никто не ответил — внутри командного отсека поврежденной лодки царило молчание, в котором отчетливо было слышно журчание забортной воды, проникающей в прочный корпус лодки.

— Так вызывайте же SOS, черт возьми! — вдруг истошно завопил, вскакивая на ноги, Дима Александров, матрос срочной службы. — Делайте же что-нибудь! Не подыхать же нам всем здесь, как слепым котятам!

— Нервы, матрос! — жестко сказал каперанг Павлов. — Сядьте к стене и сидите тихо.

Дима замер посреди рубки, глядя на присутствующих широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Сядь, пацаненок! — тихо, но веско сказал Аркадий Сытин, главный корабельный старшина. Как и положено старшине, это был уже пожилой, грузный, с пушистыми седыми усами подводник. — Какой тут тебе SOS? Мы же не на увеселительной прогулке! Мы выполняли секретную миссию. А теперь находимся еще и в территориальных водах Норвегии…

— Ну вот, чтобы взять нас в плен, они пригонят к нам свою спасательную технику! — возразил Дима. — И спасут нас! Слышите? Спасут!

— Сядь, я сказал, — так же весомо повторил старшина. — Не мути воздух. Кто знает, сколько нам тут еще сидеть.

Словно в подтверждение его слов все вдруг почувствовали, как сгущается, становится все тяжелее и неприятнее для дыхания воздух в узком замкнутом пространстве отсека.

Внезапно каперанг Павлов оторвал взгляд от приборов пульта управления и повернулся к обожженному матросу, тихо и безучастно сидевшему на полу в углу.

— В момент аварии вы находились в каком отсеке? — сурово спросил он.

— В пятом, где дизель-генераторы, — тяжело дыша, сказал он.

— Доложите, что вы видели.

— Взрыв был, в районе самой кормы, — произнес он. — Меня воздушной волной в стену кинуло, обожгло. А потом проводка заискрилась. Там же аккумуляторные батареи рядом. Я как немного очухался, так сразу к переходному люку кинулся, а вода вслед за мной…

— Похоже, что на старую подводную мину напоролись, — тихо сказал каплей Назаров. — Я перед самым взрывом слышал какой-то странный металлический скрежет об обшивку.

— И я слышал, — заметил мичман.

— Кто-нибудь еще из пятого отсека спасся? — спросил командир.

— Кроме меня, никто… Я видел, ребята лежали — кто где — и не шевелились…

— Понятно, — сухо оборвал его Павлов. — А в четвертом?

— Из своего отсека я всех вывел, командир, — доложил Назаров. — Переходные люки задраил. Только все это без толку, вода все равно сочится…

Словно в подтверждение его слов тонкая струйка воды вдруг показалась из круглого люка, отделявшего второй командный отсек от остальной части лодки. Струйка эта, осторожно пробираясь по стене, достигла пола, и вскоре там образовалась небольшая лужица, быстро увеличивающаяся в размерах. В тот же момент все присутствующие отчетливо ощутили запах едкого, удушливого дыма, с каждой секундой становившийся все невыносимее.

— Горим, — коротко констатировал главный корабельный старшина. — Не потонем, так в дыму задохнемся. Все беды и несчастья на нашу голову.

— Да сделайте же что-нибудь! — всхлипнул Дима Александров. — Вам хорошо помирать, вы все старые. А у меня дома девушка осталась. У меня с ней еще ничего и не было, целовались только. Не хочу я здесь сгнить, слышите вы?

— Мужайся, матрос, — твердо и спокойно сказал командир. — Подводник должен уметь глядеть смерти в лицо. А нам помощи ждать неоткуда, мы в чужих водах. Мы и просить-то о ней не имеем права.

— Но должен же быть какой-нибудь выход! — захныкал матрос. — У всякой проблемы есть решение, надо только его поискать. Нельзя же спокойно сидеть и ждать, пока подохнем. Надо делать что-то!..

— Сделать можно здесь только одно, — задумчиво сказал главный корабельный старшина. — Лежим мы на глубине метров в тридцать с дифферентом на корму, торпедные аппараты направлены вверх, пусть и под углом. Надо одеть гидрокостюмы, баллоны, посадить людей в торпедные аппараты да выстрелить их остатками сжатого воздуха. Авось доберемся до поверхности живыми. Сжатый воздух-то у нас как, имеется, а, каплей?

— Есть немного, — проговорил Назаров, чувствуя, как от сгущающегося едкого дыма скребет в горле. — Продувку балластных цистерн мы вовремя остановили, не успели весь воздух на ветер выпустить. А емкость со сжатым воздухом цела, от взрыва не пострадала. Вон, сами смотрите. — Он кивнул на пульт управления, где ритмично мигали разноцветные лампочки и шевелили стрелками приборы.

— Да вы что, спятили? — тихо в ужасе проговорил матрос-срочник. — Людьми как торпедами стрелять. Это же верная гибель!

— Тридцать шансов из ста выжить, — заметил стоявший у стены мичман. — Статистика ВМФ США…

— А так сто шансов из ста, что мы здесь подохнем, если будем сидеть сложа руки! — возразил старшина.

— Только в этом случае кто-нибудь один из нас здесь навсегда должен будет остаться, — сказал мичман. — Крышку торпедного аппарата задраить, рычаг повернуть… Что, жребий тянуть будем, кто из нас смертником станет, или как?

Ему никто не ответил. В это время струйка воды, просачивавшаяся сквозь уплотнитель люка, все увеличивалась в размерах; забортная вода ровным слоем покрывала пол, так что сидеть уже не было возможности. Тошнотворный запах дыма от горящих кабелей становился все невыносимее, от него начинала кружиться голова.

— Решай, командир, — сказал каплей Назаров, глядя на, казалось бы, безучастно застывшего возле пульта управления каперанга Павлова. — Старшина прав: через торпедные аппараты — наш единственный шанс. Иной помощи нам все равно ждать неоткуда.

Вода сквозь переходной люк продолжала медленно, но верно сочиться, неумолимо затапливая командный отсек. В неярком свете аварийных лампочек, казалось, уже виднелись сгущающиеся клубы черного ядовитого дыма, от которого раньше, чем от затопления, могли погибнуть все подводники. Командир подлодки вдруг резко обернулся и окинул взглядом находившихся в отсеке моряков.

— Так, понятно, — сказал он твердым, не терпящим возражений тоном. — Экипаж, слушай мою команду! Всем немедленно перейти в первый торпедный отсек. Переходной люк задраить! Торпедные аппараты в боевую готовность! Всем надеть гидрокостюмы и воздушные баллоны.

И сгрудившиеся вокруг своего командира моряки лишь мгновение помедлили, прежде чем принялись выполнять приказ.

В торпедном отсеке, наиболее удаленном от эпицентра взрыва и наименее пострадавшем, не было ни воды, ни запаха удушливого дыма. Впрочем, каждый из моряков понимал, что появление и того, и другого — лишь вопрос времени. Командир подлодки Павлов последним зашел в отсек и сам плотно задраил переходной люк.

— Первыми выстреливаются Александров и Нурбеков! — приказал он.

Нурбеков был тот самый обожженный матрос из пятого отсека.

— Эх, жалко, в бога больше верить не положено, — проговорил матрос Дима, забираясь в торпедный аппарат. — А то бы и вправду помолился, как бабушка меня учила…

— А ты и помолись, — возразил ему старшина. — Ничего страшного, вреда не будет. Он ведь о нас о каждом думает — не важно, веришь ты в него или нет.

Тяжелые люки торпедных аппаратов с грохотом захлопнулись, каплей и старшина намертво задраили их.

— Пли! — скомандовал Павлов.

Лодка слегка вздрогнула, вздохнула, словно живое существо, на полминуты свет погас и отсек погрузился в полную темноту. Однако в следующее мгновение запел зуммер. И при включившемся свете стало видно появившееся табло: выстрел произведен успешно.

— Ну вот и начали, — тихо произнес старшина. — Доберутся живыми до поверхности, так и отлично, а нет — упокой, господи, их души…

Павлов тем временем уже приказывал готовить торпедные аппараты для нового выстрела.

Четвертой партией отправлялись сам старшина и мичман.

— Прощайте. — Каплей Назаров, помогая старшине забраться в шахту торпедного аппарата, крепко пожал его широкую мозолистую руку. — Даст бог, свидимся еще… — И он задраил за ним крышку аппарата.

И снова глубокий вздох, снова погас свет. И снова зуммер и табло: и эта партия живого человеческого мяса была отправлена на поверхность благополучно.

Когда зажегся свет, Назаров пристально уставился на своего командира.

— Твоя очередь, каплей! — сурово сказал тот. — Не тяни, время не ждет…

— А как же ты, командир? — робко проговорил Назаров. — Ты что же, выстрелишь меня из торпедного аппарата, а сам останешься здесь подыхать? Так, что ли?

— Разговорчики, каплей! — резко сказал Павлов, сурово глядя на своего подчиненного. — Когда это ты научился приказы обсуждать, вместо того чтобы их же выполнять?

— Как хочешь, командир, — ничуть не пугаясь гнева каперанга, отвечал каплей. — Если ты решил погибнуть в этой лодке, то я остаюсь с тобой. Я не хочу спасать свою шкуру ценой твоей жизни…

— Молчать, салага!

В гневе Павлов подошел было к Назарову и схватил за обтянутое гидрокостюмом плечо. Но в следующее мгновение он вдруг побледнел, будто поперхнулся воздухом, закашлялся, остановился, тяжело дыша, отпустил каплея. Воздух в торпедном отсеке был слишком спертым, чтобы совершать столь энергичные действия.

— Знаешь, Сашка, — отдышавшись, заговорил каперанг с какой-то тихой грустью. — Неспроста существует эта старая морская традиция, что командир покидает гибнущее судно последним. Можно сколько угодно рассуждать об объективных причинах аварии и всякой такой ерунде — только это все бред. Если корабль гибнет, значит, виноват в этом его капитан. Он что-то недосмотрел, не учел, не продумал. Наша лодка К-31, ты же знаешь, была лучшей на флоте. И вот она гибнет. Значит, так или иначе, а я в этом виноват. Ты мне скажи: вот, допустим, я спасусь, выживу, вернусь на берег. А как же я тогда людям в глаза буду смотреть? Всем, своему командованию, матерям, женам тех парней, что остались там? — Он махнул рукой в сторону затопленных отсеков. — Они подойдут ко мне и скажут: вот, мол, ты выжил. А где мой сын, муж? Не будет у меня сил в глаза им смотреть, слышишь ты? Не будет!

Некоторое время Назаров пристально смотрел в странно заблестевшие глаза своего командира, не зная, что возразить ему на все это. Все слова казались ему бессильными против такой глубокой убежденности.

Внезапно корпус лодки странно содрогнулся, аварийный свет на мгновение погас, а когда вновь зажегся, казалось, что он светится более тускло, призрачно.

— Все, каплей, кончай с лирикой! — жестко приказал каперанг, подталкивая Назарова к открытому люку торпедного аппарата. — Время не ждет. Смотри, сейчас аккумуляторные батареи зальет, тогда вообще выстрелить не сможем. Прощай, Сашка! — Каперанг неожиданно с силой обнял Назарова. — Не поминай меня лихом. Там, в городке, у меня жена остается, сын Серега — позаботься о них как сможешь. Не бросай их, слышишь ты? Дороже их для меня нет никого на всем белом свете!

И каперанг с силой втолкнул его в торпедный аппарат, с грохотом захлопнул тяжелую стальную крышку. С тревожно бьющимся сердцем Назаров слышал, как поворачиваются стальные шарниры, намертво задраивающие этот люк. Затем раздался могучий вздох, воздушная волна подхватила его и понесла наверх, навстречу тускло зеленеющему сквозь толщу воды солнцу.

* * *

Кружка с остывающим чаем стоит на столе, старый моряк, забыв о ней, не отрываясь смотрит на фотографию на стене, и в уголках его красных воспаленных глаз тускло блестят повисшие на ресницах старческие слезы.

Внезапно зазвонивший телефон вывел старика из задумчивости. Оглядевшись вокруг и словно вспомнив, где он находится, старик тяжело поднялся. Опираясь на палочку, с которой не расставался даже дома, он побрел к настойчиво продолжавшему звонить телефонному аппарату.

— Да?..

— Это я, папа. — Лицо старика расплылось в радостной улыбке, едва он услышал в трубке нежный девичий голос. — Как ты себя чувствуешь?

— Да ничего, Наташенька, нормально, — проговорил старик, продолжая улыбаться. — Вот, чай собрался пить, да что-то задумался…

— Я сегодня буду поздно. — Голос белокурой девушки звучал несколько тревожно. — Но ты не волнуйся, со мной все будет нормально…

— Ты только не задерживайся, — напутственно сказал старик. — Городок-то у нас стал дикий. А как раз сегодня моряки вернулись, теперь гулять будут до утра…

— Не беспокойся, папа, я не одна!

— А, с Сергеем. — Старик радостно улыбнулся, закивал головой. — Ну, тогда хорошо, тогда мне бояться нечего.

— Нет, папа, я не с Сергеем…

Лицо старика омрачилось.

— С Борькой, значит, — со вздохом сказал он. — Так с этим ханыгой и ходишь. Не знаю, как я теперь Сережке и в глаза смотреть-то буду…

Старик снова тяжело вздохнул. Его дочка молчала.

— Ты хоть виделась с ним сегодня? — спросил старик. — С Сергеем? Ты же ходила его встречать!

— Да, папа, виделась…

— Говорила?

— Об этом — нет…

Старик снова тяжело вздохнул. Лицо его омрачилось еще больше.

— Ты взрослый человек, дочка, конечно, тебе самой это решать. — Старик немного помолчал. — Но попомни мои слова: добром это не кончится. Сережка человек вспыльчивый, а этот твой Борька — стопроцентное дерьмо…

— Папа, не надо так!

— Такого парня променять на толстомордого прихвостня…

— Папа, прости, мне надо бежать… — В голосе белокурой девушки слышались слезы. — Папа, я поговорю с Сергеем, все объясню. Но только завтра. До свидания, папа…

В трубке уже слышались короткие гудки, но старик все держал ее около уха, скорбно и как-то виновато глядя на застывшего по стойке смирно на борту своей лодки командира — капитана первого ранга Андрея Павлова.