Ненависть и месть

Сергей Зверев, 2000

Жиган не из тех, кто зря льет кровь. Он терпелив и спокоен, словно свернувшаяся в тугой узел кобра. Но и его терпению есть предел. А враги, похоже, взялись за него всерьез. Уничтожена его бензоколонка, гибнут сотрудники его фирмы, да и сам он явно под прицелом. Но кобра хладнокровна и безжалостна. И так же, как невозможно уклониться от ее броска, нельзя укрыться от ненависти и мести Жигана.

Глава 4

В один из знаменитых подмосковных вечеров — тихих, безветренных, ясных — подгулявшая компания молодых людей вывалила из запрудненского ресторана «Жар-птица» с намерением продолжить застолье в домашних условиях. Идти было недалеко — на противоположную сторону улицы, через скверик и пару дворов, мимо спортивной площадки, на которой пацаны обычно гоняли в футбол.

Двоих отправили за поддачей и закуской. Еще трое, шумно веселясь и пересыпая свою речь отборной матерщиной, двинулись через сквер к спортивной площадке.

Прохожие старались держаться подальше от разгоряченных спиртным парней. Даже собачники, выводившие своих лохматых и гладкошерстных подопечных на вечернюю прогулку, сворачивали на боковые аллеи.

Вскоре над притихшими окрестностями раздалось громогласное пение:

Таганка, где ночи, полные огня?

Таганка, зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант

В твоих стенах…

Песня оборвалась, когда один из подгулявших парней остановился, чтобы закурить очередную сигарету.

— Э, Толян, че там дальше? — пошатываясь, спросил его приятель.

— Ну ты, Жиртрест, ваще… «Таганку» не знаешь?

— Знаю, только забыл.

— «Я знаю, милая, — больше не встретимся». Че, вспомнил?

— Не-а.

— «Дороги разные нам суждены»… Бля, Жиртрест, ты зае…ал. Я тебе что, бля, по слову повторять буду? Ну, бля, скажи ему, Грузчик. «Таганку» каждая свинья знает.

Переругиваясь, они вышли из сквера и остановились на краю уже опустевшей спортивной площадки.

— Куда тут дальше? — заплетающимся языком спросил тот, которого друзья называли Жиртрестом. Его внешность соответствовала прозвищу: толстый, с жидкими, жирными волосами, с широкой, словно распухшей, физиономией.

— Пошли напрямки, — предложил Грузчик, крепкий малый с накачанными бицепсами, и в самом деле напоминавший портового грузчика. — Так короче.

— А через дворы длиннее, — сказал Толян, самый авторитетный из троих, с рябоватым, побитым оспинами лицом и золотой фиксой.

Его средний палец украшал синий татуированный перстень с закрашенным по диагонали солнечным диском. Этот рисунок был хорошо известен тем, кто в несовершеннолетнем возрасте попал за решетку. Так он и назывался: «загубленная молодость».

— Двинем через дворы, может, телок каких снимем.

— Верно сбацал, Толян, — кивнул Грузчик. — Че это мы? Глотки дерем, а про бабцов забыли. Сворачивай.

У первого же подъезда они наткнулись на объект поиска.

Невысокая хрупкая девчонка лет двадцати, в простых джинсах, маечке с короткими рукавами и джинсовой жилетке сидела на скамейке. Ее лицо прикрывали русые волосы, на коленях лежал потертый кожаный скрипичный футляр.

— Зырь, какая баруха, — с видом знатока сказал Толян, сплевывая через золотую фиксу.

— И со швайкой, — добавил Грузчик.

— Счас споем под гитару, — икнул Жиртрест.

— Это не гитара, лох ты неграмотный. Это — скрипка, — снова цвиркнул через зуб Толян.

— А какая разница? — искренне удивился Жиртрест. — Она сыграет, а мы споем «Таганку».

Развязной походкой они подошли к скамейке.

— Кого ждем? — ухмыльнулся Толян, смерив девчонку плотоядным взглядом.

— Не тебя, — с презрением сказала она.

— А че? Я че, горбатый или лысый? — распустив пальцы веером, спросил он. — Мы с пацанами гуляем сегодня. Может, попиликаешь нам на скрипочке?

— «Таганку» знаешь? — встрял в разговор Жиртрест.

— Ты, бля, не вякай, когда я со шмарой базары веду.

Жиртрест обиженно пожал плечами.

— А я че? Я ниче.

— Идите вы своей дорогой, ребята, — едва заметно поморщившись, сказала девушка.

На некоторое время разговор прервался из-за проехавшей по двору черной «Волги». Машина остановилась у дальнего подъезда, из нее вышли двое мужчин. Один постарше, лет тридцати трех, в дорогом зеленом пиджаке и черных брюках. Второй — на несколько лет моложе — в джинсовом костюме и кроссовках.

Запарковав машину, они вошли в подъезд.

Казалось, девушка не обратила на них никакого внимания, она чаще поглядывала на дверь первого подъезда.

Однако Толян не преминул заметить:

— Ты че, может, по этим жлобам сохнешь? Так они на тебя и смотреть не будут. Я их знаю. Два брата-акробата: один — хрен, другой — лопата. Крутые, бля…

— Все. Мне надоело.

Девушка резко поднялась со скамейки, взяла футляр за ручку и быстро юркнула между обступившими ее парнями.

— Эй-эй, баруха! Ты куда? — закричал Грузчик.

Она быстро шагала в сторону спортивной площадки.

— Ты че? Мы еще не договорили! Толян, че стоишь, она же сейчас слиняет!

— Давай за ней!

Толян, Грузчик и немного поотставший Жиртрест двинулись за девчонкой.

— Эй, шмара! Ты куда? Мы ж нормальные пацаны…

Девушка прибавила шагу.

— К скверу рвется, — сообразил Толян. — Грузчик, дуй наперерез.

Девушка едва успела дойти до сквера, как из-за деревьев навстречу ей выскочил Грузчик.

— Ну че, не ждали?.. — похабно засмеялся он. — От нас так быстро не уйдешь.

И тут же за ее спиной раздался голос Толяна:

— Погодь маленько, еще не вечер.

Окруженная с двух сторон, девушка прижала к груди футляр.

— Что вам надо?

— Во, путевый базар, — засмеялся Толян. — Давай-ка присядем на скамеечку, сбацаешь нам че-нибудь на скрипочке. А мы послушаем. Вон Жиртрест, — он показал на своего припозднившегося приятеля, — никогда живьем такого инструмента не слышал. Он вообще думал, что это гитара. Гы-гы-гы…

— Скрипка не настроена, — сквозь плотно сжатые губы произнесла девушка.

— А ты настрой, нам спешить некуда, подождем.

— Зато я спешу.

— До ночи сидела во дворе, не спешила. А как мы об одолжении попросили, так у тебя времени нет, сука?

Толян выставил вперед руку. Раздался легкий щелчок, и в тусклом свете далекого фонаря сверкнуло лезвие ножа.

— Давай в кусты! И по быструхе шмотки снимай, — угрожающе произнес он.

Дружки Толяна ухмылялись в предвкушении скорого наслаждения.

— «Я знаю, милая, больше не встретимся. Дороги разные нам суждены…» — пропел Жиртрест, к которому внезапно вернулась память.

— Ну, че стала? — прибавил Грузчик. — Или ни разу ног не раздвигала?..

Все произошло так неожиданно, что позднее никто из троих не мог вспомнить, как оказался на земле. Молниеносным ударом ноги девушка выбила нож и тут же узким концом футляра врезала по челюсти Грузчику, стоявшему справа.

Пока Толян провожал взглядом упавший в траву нож, девчонка наотмашь ударила его по лицу другой, широкой стороной футляра. Жиртрест, так и не понявший, что произошло, получил исключительно болезненный удар в пах и, схватившись руками за отбитые до состояния яичницы гениталии, рухнул на дорожку.

Добавив Толяну и Грузчику еще по одному удару ногой по почкам, юная поклонница музыки легко перепрыгнула через скрюченные тела и исчезла в глубине сквера…

Очнувшись от боли, вмиг протрезвевший Грузчик увидел Толяна, который ползал на коленях по дорожке, усыпанной песком, и шарил перед собой руками.

— У, бля… — застонал Грузчик. — Это что такое было?

— Сука, бля… Падла, бля… Зуб мне выбила, паскуда. Я бы ее, бля…

— Жиртрест, ты живой?

— Угу… — промычал тот, с трудом поднимаясь на колени. — Яйца мне отбила…

Сверкнули фары подъезжающей машины. Раздался скрип тормозов, открылись двери.

Ослепленные бьющими прямо в глаза яркими лучами, незадачливые насильники услышали голоса:

— Ну что, красавцы? Кто тут драку с поножовщиной устроил?

— Бля, менты… — еле выдавил из себя Грузчик.

— А, старый знакомый, — сказал один из патрульных милиционеров. — Зырянов, кто это тебе фингал под глазом поставил?

Грузчик прикрыл рукой горевшую щеку.

— Да мы ничего, начальник… — затянул он. — Мы так, с пацанами о музыке поспорили.

Ему, как и двум его подельникам, очень не хотелось признаваться в том, что они получили по сусалам от какой-то сопливой девчонки со скрипочкой.

Еще один милиционер прошелся с фонариком по траве вдоль дорожки.

— Во, глянь-ка, Баранов, — весело сказал он. — А это чего?

Милиционер поднял из травы, продемонстрировав своему напарнику, нож с раскрытым лезвием.

— Серьезные меломаны, — засмеялся второй патрульный. — Хорошо, случайный человек вас вовремя заметил, просигнализировал, а то из-за музыки порешили бы друг дружку.

— Тут, кроме Зырянова, еще одна знакомая личность. Толян, где ж твой золотой зуб?

— Сломался, — мрачно ответил тот.

— Чего это он у тебя сломался?

— Грецкий орех хотел раскусить.

— Как я помню, ты у нас под надзором состоишь? А дружок твой, Зырянов, — условно осужденный. Все, приплыли. Залезайте в «луноход».

— За что, начальник? — захныкал Жиртрест. — Мы ж ничего не делали… Так, поспорили чуток.

— Бегом в машину! — прикрикнул милиционер. — И не ждите, пока демократизатор по ребрам пройдется. Вам что, неясно сказано?

— Да че мы сделали-то?

— Посидите в обезьяннике, потом недельку-другую метлой помахаете — поймете. А с Зыряновым отдельно разбираться будем…

Константин был в ванной, когда раздался телефонный звонок.

— Игнат, подойди! — крикнул он, открыв дверь. — Я бреюсь.

Спустя несколько мгновений услышал голос младшего брата:

— Это тебя.

— Черт! — ругнулся Константин, полотенцем стирая пену с лица. — Кому я в одиннадцатом часу ночи понадобился?

Он вышел в коридор и снял трубку параллельного телефона.

— Я слушаю.

— Константин Петрович, это Володин, — услышал он сквозь треск и щелчки.

— Гришаня, мать твою!.. — не удержался Константин. — Тебя где черти носят?

— В Питере я, вопросы решаю.

— Как в Питере? Ты же вроде из Германии только что прибыл?..

— Сегодня прилетел, вопросы решаю.

— Какие, к черту, вопросы!.. Ты знаешь, что дома творится?

— Нет. А что?

— Автозаправку, которая за городом, рванули. Охранника убили, диспетчерша чудом спаслась.

— Кто же это сделал?

— Я у тебя хотел спросить.

— Я-то тут при чем? — жалобно спросил Володин.

— Что у тебя с Трошиным?

— Ничего. Я уж забыл, когда в последний раз его видел.

— Он не наезжал?

— Так вроде бы обо всем договорились полюбовно. Претензий пока не было.

— А с Копельманом?

— Изя — тишайший человек. Собственной жены как черт ладана боится. Я уж не говорю о серьезных делах.

— Уверен?

— На сто процентов.

— Ладно, проехали. Когда следующая поставка?

— Э… Костя, с этим проблемы.

— Какие проблемы?

— Полную предоплату требуют.

— У тебя же должны быть деньги.

— Понимаешь, я тут еще пару контрактов подписал.

— Каких контрактов?

— Спирт подвернулся очень дешевый, юговский. Партии небольшие, но можно будет процентов на триста подняться.

— Гришаня, ты что, не в своем уме?

— А что?

— Куда ты лезешь?

— Мы ж с тобой партнеры.

— Именно поэтому я в твои дела бензиновые и не суюсь.

— Как же, не суешься… А про поставки кто спрашивает?

— Твое дело технология, организация. А мое — контроль. И не забывай, чьи деньги. Я давал их тебе только под бензин.

— Понимаешь, там еще одна загвоздка вышла.

— Ну?

— Основную сумму я направил в банк на конвертацию.

— Так в чем проблема?

— Там сейчас проверка какая-то, комиссия из Минфина. Сам понимаешь, они нормально работать не могут.

— Погоди-погоди… Какая проверка? Какая комиссия? Ты о каком банке говоришь? Я что-то не пойму…

— Извини, больше не могу разговаривать. Вернусь через пару-тройку дней, все расскажу.

В трубке раздались короткие гудки.

Константин, задумчиво потирая подбородок, сел на тумбочку в прихожей.

Из комнаты выглянул Игнат.

— Кончил разговаривать? — спросил он.

— Да. А что?

— Трубку повесь.

Только сейчас Константин заметил, что так и сидит с телефонной трубкой в руке.

— А ты куда звонить собрался?

— Наташке. Может, тебе еще рассказать, о чем я с ней намерен разговаривать?

— Ладно.

Константин повесил трубку.

— Ерунда какая-то получается, — задумчиво подытожил он.

— Откуда звонил?

— Из Питера. Что он там делает, ума не приложу.

— А ты что, обо всех его делах знаешь?

— Вот то-то и оно, что не обо всех. Ох, чувствую, зря я связался с Гришаней. Подведет он меня под монастырь.

— Раньше надо было думать.

— Век живи — век учись. Погоди-ка, Игнат, потом позвонишь своей ненаглядной.

Константин снова снял трубку, набрал номер сотового телефона Семенкова.

— Владимир Иванович, не спишь еще? Вот и хорошо. У меня к тебе просьба. Завтра с утра подними все, что у нас есть, на володинский «Бриг». И вообще, мне нужна вся подноготная. Да, все, что сможешь нарыть: счета, связи, партнеры, банки. Может, он еще какие-то фирмы открыл… Я понимаю, задача тяжелая. Подними связи в Москве. Хорошо бы еще Питер просветить, он там что-то крутит. Ничего конкретного у меня, одни догадки и предположения. Но ты же знаешь, я не люблю бежать позади телеги. В расходах не ограничиваю, но разумные рамки соблюдай. Да, очень важно. Будь здоров.

Игнат, сидевший в своей комнате, едва успел перекинуться парой слов с подружкой, как был вынужден распрощаться, когда вошел Константин и жестом попросил положить трубку.

— Что?

— Машинка твоя фурычит?

Константин кивнул на компьютер на столе Игната.

— А что с ней сделается?

— Заводи, надо покопаться у нее в мозгах.

— Досье хочешь поднять?

— Догадливый.

— Володин?

— Нет. Трошин и Копельман.

Пока компьютер загружался, а Константин усаживался за стол рядом с братом, Игнат спросил:

— Думаешь, это их рук дело? Но ведь Семенков говорил…

— Мало ли что он говорил.

— Хозяин — барин. Между прочим, мне нужен новый факс-модем. Этот безнадежно устарел.

Константин удивленно поднял брови.

— Так ведь полгода назад купили.

— Эх, темнота, — засмеялся Игнат. — Ты знаешь, что такое полгода в компьютерном мире? Сейчас техника развивается бешеными темпами. «Ю Эс роботикс» каждый месяц новую модель на рынок выбрасывает.

— Что ж поделаешь, покупай. Чек в бухгалтерию принесешь, оплатим.

— Вот это деловой разговор, — обрадовался Игнат. — Ну так, с кого начнем?

— Давай Исаака Лазаревича пощупаем.

Расставив на столе напитки и закуски, два официанта вышли из кабинета. Из-за закрытой двери приглушенно звучала музыка, не мешая собеседникам разговаривать. За накрытым столом в отдельном кабинете ресторана «Маленький принц» сидели трое.

Одним из них был Саша Порожняк, двое других в оперативных сводках городского отделения внутренних дел проходили под кличками «Шустрик» и «Ермолай». Шустрик, прозванный так за небольшой рост и нервные жесты, которыми он постоянно сопровождал сказанное, в свое время отсидел по гоп-стопной сто сорок пятой статье. Ермолай чалился за примитивное хулиганство, то есть, по тюремным понятиям, был простым «бакланом».

Опрокинув по стопарику «Смирновки», друзья-подельники закусили толстыми ломтями ветчины и захрумкали свежими огурчиками.

— Ну че там этот жид? — с плотно набитым ртом произнес Ермолай.

Прежде чем ответить, Саша Порожняк сытно рыгнул.

— Кипишует, морда.

— Чего это?

— Перессал, как кот помойный.

— А чего ему ссать-то? Не его ж накрыли, а Жигана.

— Потому и бздит.

— Он бы лучше азеров трухал, — заметил Шустрик. — От этих черножопых чего угодно ждать можно. Подставят, суки, а чуть какой базар — рыло отвернут: с понтом, мы тут ни ухом, ни рылом.

— Ты бы, Порожняк, с Айвазом перетер, — посоветовал Ермолай.

— Не бзди, перетру, — отмахнулся Порожняк. — Если надо будет…

— Нашему марамою скоро дым переправлять придется, — заметил Шустрик. — Может, отбой дать?

— Щас, разогнался, — презрительно бросил Порожняк. — Ты еще скажи, чтоб я сразу ментам сдался: мол, вяжите меня, мусорки, грешен.

— Да я только так, кумекаю.

— Не надорвись.

— А че ты кипишуешь?

— Не бухти, Шустрый. Все будет путем. Дам этому Мойше быка на карету с дымом, и ладушки. Че нам понты колотить? Никто не наезжал, а мы уже верзать начнем?

— Кто верзает-то?

— Все, завязали. Давай-ка лучше водяры накатим, расслабимся.