Схимник

Сергей Алексеевич Примаченко, 2022

Мы привыкли называть это Злом. Все, что приносит людям боль и страдания. Повинен ли человек? Или Зло только дремлет, в ожидании, когда его поманят? Зло – оно рядом. Его можно пощупать руками. Оно заложено в природе. А может – в человеке?

Срок

Смерть молодого поэта, конечно, потрясла всех нас. Мы все любили Андрея и его внезапная кончина породила кучу вопросов. Многие согласились с версией полиции, что Андрей Хорошев убил сам себя. Но, все равно, это не укладывалось в голове. Фортуна благоволила ему: Андрея читали, хвалили, редакторы бились за его новые творения. Он купался в лучах славы и ничто не предвещало беды. И вдруг… пуля в висок. Ходили слухи о его разрыве с дочкой генерала Потехина, и что сам старый вояка приложил к этому руку, и что поэт пережил серьезное потрясение. Это могло сподвигнуть впечатлительного человека на такой поступок. Полиция ухватилась за эту версию и, что тут скрывать, все выглядело вполне правдоподобно. Я и сам придерживался подобного мнения. Темпераментный юноша не справился со своими чувствами и избрал для себя такой исход, оставив нам еще одну загадку.

Я хорошо запомнил тот день. Завязался спор о человеческом страхе и его влиянии на психику. Я редко вступал в дискуссии, предпочитая наблюдать и слушать. В этот раз тему подал доктор Пауль. О причинах страха и его влиянии на людей. Андрей Хорошев высмеивал доказательства доктора о мистической природе этого чувства и его противоестественности.

Но доктор Пауль был непреклонен:

— Наш мозг — дикое, неконтролируемое животное. Мозг дикаря. Почему, вы думаете, дети прячутся под одеялом? Почему мы забиваемся в страхе в самый темный угол, в надежде, что нас не заметят? Наш мозг сохранил в себе память наших диких пращуров, жителей холодных пещер, которые и носа боялись высунуть из своей норы. Первобытный, неизведанный мир окружал их и пугал больше, чем всевозможные лесные твари. От животных можно найти спасение, но как вы будете защищаться от неведомых и пугающих сил, что блуждают вокруг?

— Все наши страхи — это порождение наших мыслей.

Андрей прошел в середину залы, оглядел всех присутствующих и продолжил:

— Но наши чувства, как и наши мысли можно контролировать. Человеку с сильной волей это не доставит затруднений.

— Мой любезный друг, вы не сможете двадцать четыре часа держать в узде свои чувства. Это требует колоссального напряжения и невероятной сосредоточенности. А паника и ужас настигает человека внезапно. Как-бы извне. Странно, что вы, поэт, рассуждаете о чувствах в таком, несколько приземленном ключе.

— Дорогой доктор, я досконально изучил сей предмет.

— Наши чувства исходят не от сердца или ума. Это отклик нашей души на невидимые и, порою, смертельно опасные силы.

— А наш доктор, оказывается, мистик.

— Просто я не категоричен в своих взглядах и многое допускаю.

Молодой человек на время задумался. Мы же с нетерпением ожидали, что он ответит.

А тем временем доктор подлил масла в огонь:

— Вы слышали про дом инженера Краузе? Скорее всего — нет. Это одна из тех историй, которая вряд ли заинтересует такого прагматичного человека.

При слове «прагматичный», Андрей вздрогнул. Он болезненно относился ко всякого рода намекам на его отношения с дочкой генерала.

— И, все же…, — продолжал доктор, — ходят слухи, что этот дом убивает своих постояльцев. Конечно же не сам дом. Жильцы, измученные страхами и всевозможными предрассудками, сами накладывают на себя руки. Ужас настолько проникает в них, что они, не в силах больше терпеть эти муки, уходят из жизни. Самыми поразительными способами.

Хорошев презрительно махнул рукой:

— Опять вы со своей мистификацией. Люди умирают не от потусторонней силы, их убивает собственная слабость.

— Ничего подобного, — доктор выпрыгнул из своего кресла, — ничего подобного. Его вздернутый палец грозил кому-то невидимому.

И тут кто-то предложил пари. Андрей отправляется в дом инженера и проводит там ночь в полном одиночестве. Хорошев тут же согласился. Он на собственном примере докажет всю абсурдность теоретических раскладов доктора. А на утро его нашли с простреленной головой. До этого дня никто не видел его с оружием и все случившееся оказалось для нас всех полной неожиданностью.

Я уже упомянул, что почти все в нашей компании согласились с полицейскими. Но оставались двое, кто имел на этот счет свое мнение. Одним был, что не удивительно, доктор Пауль. Бедный доктор, он во всем винил себя. Вторым человеком была Агриппина Матвеевна Тушинская, которую мы между собой называли Королевой Курьезов.

Агриппина Матвеевна была личностью незаурядной. Статная и красивая, графиня Тушинская, всегда была желанным гостем. Путешественница, писатель, мастер остроумных идей и сюжетов, она была единственной женщиной в нашем клубе. Ее выбор отказаться от богемного общества в пользу мужского собрания, говорил многое о ее характере. Не вынося фальши фешенебельных салонов, она предпочла жаркие дискуссии на темы, которые ее живо интересовали.

И если о смерти ученого я мог говорить лишь в общих чертах, что обсуждалось всеми, то о трагической гибели Агриппины Тушинской, я мог бы рассказать намного больше. Ведь это я сопровождал ее в той злосчастной поездке к дому Краузе. И это я ждал своего часа, стоя во дворе особняка. И это именно я обнаружил ее мертвой. Она сама попросила о помощи и я не готов был ей в этом отказать.

Это случилось ровно через месяц. Вечером, после собрания, на котором обсуждался случай с Андреем, она подошла ко мне и попросила об услуге, лишь намеком указав на цель поездки. В тот же вечер, заехав домой и взяв все необходимое, я забрал ее у входа в парк, и только тогда по-настоящему осознал всю серьезность ее намерения. На ней был охотничий костюм и шутить она не собиралась. Нотки тревоги проскальзывали в ее голосе, но в глазах я видел огонь отваги и решимости.

— Что вам известно об этом доме? Вы ведь выросли неподалеку. Наверняка что-то знаете.

— На самом деле — немногое. Лишь то, что говорят мальчишки в подворотне, да шепчут кумушки на лавках. Мне пришлось уехать в юном возрасте, но кое-что могу вспомнить.

До сих пор мы молча ехали в экипаже, каждый думая о своем. Мне с самого начала эта идея провести ночь в доме казалась сумасбродством. Но угадывая настроение графини, я не знал как переубедить ее.

— И что же вы помните?

Задав вопрос, она заставила меня припомнить кое-что из своего прошлого. В нашей семье ни Краузе, ни его дом не вспоминали. Раз или два отец в разговоре с матерью упоминал, что пора уже властям задуматься и снести этот особняк и построить что-нибудь более достойное. Мне источник его возмущения был неведом, поэтому у меня остались лишь смутные воспоминания. Позже, уже учась в классах, среди наших ребят ходила легенда о часах, которые смастерил инженер и о непонятных случаях в доме.

Я рассказал об этом графине.

— Ходили слухи, что стоит переступить порог дома, как часы в кабинете инженера начинали обратный отсчет. Никто не знал, сколько ему суждено. И этот страх довлел над несчастными, доводя их до самоубийства. И никто не дожил до рассвета.

— Вы же не верите во всю эту чертовщину. Так что же теперь? Вы изменили свое мнение?

Я не знал, что ответить.

— Вы позвали меня. Значит что-то вас все-таки смущает.

— Спокойней на душе, когда рядом кто-то есть. Но, довольно об этом! Вы же согласились.

— Графиня, вы подвергаете себя опасности.

— Вы говорите это женщине, которая только что спустилась с Гималаев. Не смейте мне перечить. Я выбрала вас, потому что вы самый хладнокровный и трезвый из всей этой братии. Ваша задача охранять вход, чтобы никто снаружи не смог войти в дом. И вы ни при каких обстоятельствах не должны входить внутрь, пока я не позову. Вы должны сейчас же мне поклясться, что выполните то, о чем я вас прошу.

Под ее яростным натиском мне пришлось дать клятву, о которой я вскоре пожалел.

— Вот мы и на месте, — собственный голос напугал меня. Никогда не думал, что окажусь здесь. Ворота скрипнули, и мы оказались в заросшем саду. Повеяло могильной сыростью. Вряд ли это могло остановить графиню. Продравшись сквозь заросли, мы быстро оказались возле дома инженера. Графиня обошла меня и вышла на площадку перед особняком. Запрокинув голову, она оглядела верхние окна.

— Я долгое время гонялась за тайной. Объездила полмира, искала доказательства.

Я не видел ее лица — луна светила нам в спину.

— Доказательства чего?

Она повернулась ко мне, в ее глазах запрыгали чертики:

— Что наш бренный мир — всего-лишь отголосок потрясающего замысла Создателя. И нам под силу приоткрыть его тайну.

— И вам не страшно?

— Друг мой, я открою вам секрет, — она слегка потянула меня за лацкан пальто, — именно за этим я и пришла.

Я был бессилен. Мне всегда был непонятен этот азарт и эта страсть, какое-то мальчишеское пренебрежение опасностями. Меня это смущало и приводило в неловкое положение.

Я нашел ее под балконом у подножия лестницы со свернутой шеей.

В очередной раз обойдя дом, я услышал как открылось окно. Я напрягся, страшась, что сейчас услышу крики о помощи. Вместо этого — шорох платья, треск ветвей, а затем глухой удар о землю.

Я покинул клуб, не вынеся острых, кинжальных взглядов друзей. Все они знали характер графини и вряд ли каждый из них смог бы отказать ей, обратись она к ним, но меня они не могли простить. Что мне оставалось делать? Полиция меня подозревала, друзья отвернулись. Чем я мог оправдать себя? Существовал единственный способ доказать свою невиновность — это самому отправиться в страшный дом. И пусть моя жизнь или смерть послужат доказательствами моей невиновности.

Пока шло разбирательство, мне удалось поговорить с Паулем. Мы встретились с ним случайно. Он шел навстречу, по обыкновению уставившись в мостовую.

— Доктор.

Он поднял глаза, чуть заметно кивнул и как-то неловко обошел меня. Я обернулся. Его сутулая спина все дальше растворялась в тумане.

— Я хочу войти в дом.

Он сделал пару шагов и остановился. Еще больше сгорбился.

— Я догадываюсь, зачем вам это.

Мы сидели в темном подвале рюмочной. Пьяный хор собутыльников казался призрачным и далеким эхом реального мира. Доктор низко склонившись над столом и временами оглядываясь через плечо, хотя нас никто не слушал, рассказывал мне историю дома:

— Он выбирал бродяг, опустившихся, которых никто не будет искать. На них испытывал свои часы.

— Часы? Я думал, это все сказки.

— Хм, сказки… Послушайте меня… я не знаю, что происходит в этом доме, что происходит с людьми. Но вот вам факт — вся семья инженера и он сам поплатились за его опыты. Семь человек плюс работники. Об этом известно. А сколько других, неизвестных бедолаг? Не верите? А вот графиня верила… По моему разумению, эти часы вступают в контакт с психическими элементами этого места и каким-то образом вызывают на свет неведомые, и потому страшные, силы. Именно они убивают людей. Они реальны.

— Так что же это? Не могут же часы убивать.

— Убивают не часы, а силы, которые они пробуждают. Часы запускают некий процесс, который уже не остановить.

— Опять вы за старое…

Он отстраненно посмотрел в мутное окно подвала.

— Если дело в часах, почему их просто не разбить?

— Даже если их сломать — ничего не изменится. Срок уже определен.

Он умолк. Затем вскочил, начал собираться.

— Мой вам совет — бросьте это. Не ходите в тот дом. Вы не выйдите оттуда.

Серые стены хранили тайны, разгадку которых никто из живых не знал. Ради этого я здесь. Широкая лестница вела к обшарпанной двери. Клыкастая пасть темного крыльца нацелилась на меня. Схватившись за холодное кольцо, я почувствовал как тысячи тонких иголок вонзились в мою ладонь. Стоило мне перешагнуть порог дома, как я услышал бой часов. Что-то наверху начало отсчет. Я зажег свечу и быстро осмотрев первый этаж (многие комнаты оказались заперты), по скрипучей лестнице начал подниматься на второй, где и располагался кабинет инженера.

Пыль и паутина вокруг… Запах старого дерева и плесени… Я медленно пробирался сквозь горы обвалившейся штукатурки по черному тоннелю коридора. Единственная дверь вела в убежище сумасшедшего мастера. Она была открыта и оттуда доносился ритмичный звук, словно призыв в неизвестность. Нити страха опутали меня. Я вошел и замер, пытаясь успокоится. В дальнем углу, словно какой-то древний монумент, возвышались часы, отсчитывая, быть может, мои последние мгновения. Неужели я поверил? Поверил всему, что рассказывал доктор Пауль? Там, снаружи, все казалось смешным и нелепым. А здесь, в этом адовом логове, все стало настоящим. И, да, в этот момент я поверил.

Часы были старые. Позолота поблекла, но тихий лунный свет, пробивавшийся сквозь заплесневелые шторы, освещал побитый временем циферблат.

Когда войдя в дом часы начали свой бой, я насчитал двенадцать ударов. Полночь. Сейчас они показывали одиннадцать часов. Время пошло.

Сидя в старом потертом кресле, я наблюдал за ними. Маятник ритмично покачивался. Десять часов. Чертовщина! Кто перевел стрелки? Я сам? Невидимые пальцы. Сколько еще?

«Даже если ты их разломаешь — ничего не добьешься. Срок уже определен». Заложник времени. Заложник страха.

По дому прошла вибрация. Словно морская волна прокатилась. Дом вздыхал и стонал. Это часы разбудили его. Паутина стала скручиваться в тугой жгут. Как будто белые черви заползали по дому. Я поднял взгляд — на потолке, в такт дьявольскому механизму, раскачивалась петля.

(Рассказ доктора Ф. Пауля, опубликованный в журнале «Медиум», № 5, 1901)