Схимник

Сергей Алексеевич Примаченко, 2022

Мы привыкли называть это Злом. Все, что приносит людям боль и страдания. Повинен ли человек? Или Зло только дремлет, в ожидании, когда его поманят? Зло – оно рядом. Его можно пощупать руками. Оно заложено в природе. А может – в человеке?

Лампада

Собрались по-быстрому. «На рыбалку не хочешь съездить?», — в шутку спросил Санек. «Почему бы и нет?», — Сергей подумал, что проветриться ему не помешает. «Хватит уже делать из себя мученика. Светлану горькими мыслями не вернешь». Зачем врать самому себе?

Сказано — сделано. Рыбалка — так рыбалка. Сергей метнулся в городской «Рыболов». Прикупился. Сапоги, комбинезон. Санек ржал, говорил, что похож на манекен. В дороге больше молчали. Сергей чувствовал, что Сашке невтерпеж. Ну о чем рассказывать? Друг друга они знали давно. Хоть и редко виделись. Какие могут быть разговоры между старыми друзьями? Как жизнь? Потихоньку. Работа? Работаю. Семья? Так нет семьи. За пять минут можно выдать все последние новости.

«Да, довела она тебя», — мелькало в Сашкином взгляде. Сергей молчал. Он боялся признаться. И, прежде всего, самому себе, как сильно на него подействовало расставание. Осунулся. Помрачнел.

Подъехали к озеру. Вышли, размяли ноги, выгрузились.

— Машину здесь оставим, никуда не денется, — Санек подхватил чехол с удочками, Сергей забрал мешок с пожитками. Расположились. Сашка учил друга тонкостям ремесла, и Сергей прилежно запоминал. «Кто знает, может и проснется во мне любитель за рыбкой сходить?»

Наконец сели за стол. Санек тут же взялся за расспросы. Говорить было трудно, но под бутылочку и неприхотливую закуску язык у Сергея зажил собственной жизнью, и довольно скоро Сашка знал уже многое из личных неудач дружка. Рыбалка Сергею стала не так важна, как попытка высказаться. Санька посмеивался, да подкидывал дровишек в топку Серегиных переживаний. Позолоченный заходящим солнцем вечер накрыл их полянку. Что-то плеснуло в озере, прокричала птица. Это были последними воспоминаниями опьяневшего Сергея.

Тело пробил озноб. Сергей приоткрыл один глаз и осмотрелся. «Кажется я в палатке». Он припомнил вчерашний вечер и его замутило. «Надо освежиться». Только-только начало светать. Сергей поежился, потер плечи и решил пройтись вдоль озера. Вчера он так и не осмотрелся и сейчас с интересом разглядывал незнакомое место. Обрывки тумана медленно тянулись над заболоченным берегом. Тут и там виднелись гнилые коряги. Дальше темнел лес. Зашуршал камыш. В тихом влажном рассвете прозвенел птичий крик:

— Тюю-лии, тюю-лии.

Такой громкий, осязаемый, что поначалу заставил остановиться. А потом, словно петлей, голос опутал Сергея. И потянул за собой. Сквозь серый камыш, через черную вязкую жижу. Сергей кинулся на зов. «Что я делаю?!»

— Где ты? Где? — метался он, черпая сапогами болотистую воду.

— Тюю-лии. «Здесь», — отвечали ему. — «Сюда».

— Иду!

Упал. Вновь поднялся. На руках, по локоть, черная грязь. Где-то мелькнуло красным. Что это? Внутри мерзким зверьком заскреблась тревога. Сергей застыл. Он увидел! И ему стало страшно. Птица с человеческим лицом. Большая, яркая птица с лицом девушки.

«Что-то с мозгами моими не так. Я же вижу птицу, ее оперение, крылья, хвост, но что с головой? Голова человеческая! Так нельзя! Не может быть у птицы человеческого лица!»

«Птичьи» губы вытянулись, из овала рта послышался зов одиночества и тоски: — Тюю-лии, тюю-лии. «Приди, помоги».

— Ты куда пропал? Я все озеро три раза обежал. Думал… утоп…, — Сашка замолчал, с испугом разглядывая друга. Тот стоял весь испачканный, волосы слиплись, глаза белесые, словно мутное стекло. А Сергей словно и не замечал своего состояния.

— Здесь я был. Прошелся малек. Проснулся, дай, думаю, прогуляюсь.

— Малек? Знаешь сколько сейчас времени? — Сашка явно сдерживался, чтобы не наорать. — Что случилось-то?

— Говорю же. Пошел прогуляться. А тут крик. Жалобный такой. Вижу, птица странная какая-то. Не то — сорока, не то — ворона… Только яркая вся. Перья прям переливаются. Мне по первой показалось, что баба на бревне сидит.

— Какая баба? — Сашка уже шел к машине и даже не обернулся.

— Ну, женщина. Только паутинку с глаз смахнул — а ее уж и нет. И птица сидит на бревне.

Санек остановился и внимательно поглядел на Сергея.

— Ладно, поехали отсюда.

С той поездки прошла неделя. Сергея мало заботило, что старый друг ему не верил. Замкнутый и неразговорчивый, он был даже рад этому. Не хотелось никому ничего доказывать. Но воспоминание съедало его изнутри. Ночи. Ночи стали испытанием. Сны. Сны — как туман. На утро ничего не разобрать. Сергею вспомнились призрачные белые полотнища над заболоченным берегом. Птичий крик. «Все повторяется».

Еще одна ночь. Разбуженный каким-то движением, он приоткрыл глаза, включил ночник… и подпрыгнул от ужаса — на кровати, совсем рядом, сидела страшная птица и глядела него. Девичье лицо казалось бледным и размытым. Ярко-красные губы уже вытянулись в трубочку. Сергей не стал ждать, резко махнул ногой, пытаясь скинуть мерзкую тварь, но нога прошла сквозь воздух. Видение исчезло. Он откинулся на подушку и зажмурился, сдерживая слезы.

— Серег, зайди, — на площадке стояла соседка тетя Марина. Понурый Сергей зашел в ее квартиру. После смерти родителей, все почему-то решили, что просто обязаны присматривать за ним. Сергея это выводило из себя, но будучи не конфликтным человеком и не желая портить отношения с соседями, он делал вид, что принимает их опеку.

— Рассказывай, что с тобой? Это из-за Светки? Да ну-у… Плюнь на нее, — тетя Марина махнула сжатым в руке полотенцем. — Найдешь еще себе. Не забивай голову.

«Рассказать ей или нет?» На кухонном столе стоял старый будильник. Сергей уставился на него, отрешенно следя за секундной стрелкой. «Хуже не будет». И все ей рассказал. К его удивлению, тетя Марина ни сколько не удивилась. Только головой мотала из стороны в сторону.

— Да-а, угораздило тебя. Сереж, давай я тебя сведу… Есть тут одна. Про нее многие говорят.

— Про кого?

— Бабушка есть одна. Все Селянихой зовут. По имени-отчеству — Варвара Петровна, а между собой — Селяниха. Знает заговоры всякие, молитвы от хворей. Может помочь. Ты глянь-ка на себя, в кого превратился. Сходи к ней, говорю. Я адресочек дам. И деньжат захвати.

— Терять уже нечего, — проговорил Сергей, а у самого затеплилась надежда.

— Ты ей деньги в руки не давай, — напоследок наставляла его тетя Марина, — да и не спросит она.

— А сколько денег?

— Да сколько не жалко.

Сергей не успел закончить свой рассказ, как старушка понимающе закивала головой.

— Знаю я ее.

— Кого?

— Лярву эту. Ишь ты, птицей вырядилась. Держись, паренек. Дал слабинку. Теперь она туда бить будет. Слабинку она ищет в человеке, любую трещинку в душе, через которую и будет томить, пока не изведет.

— Так что это такое? Кто — она?

— Душа девичья плачет. Просит, чтобы помолились за нее, грешную. Не верь ты ей! Душегубка она. Сама руки на себя наложила, а теперь и других за собой тянет. Ты не первый, кого она поймала на жалобы свои.

Старушка надолго уставилась в окно. Задумчивый взгляд ее блуждал по соседским домам, тонкие губы шевелились. Сергею было неприятно за этим наблюдать и он отвернулся.

— Ты вот что, — старушка вновь смотрела на него, — сходи в церковную лавку, купи лампадку. Бабушка ушла в комнату и скоро вернулась с листком бумаги.

— Вот, читать будешь. Архангелу Михаилу. Днем дела свои делай, а к вечеру начинай читать.

Сергей крутил в руках исписанный клочок бумаги: — Так не крещенный я, — тихо запротестовал он. — И в церковь не ходил.

Старушка горестно всплеснула руками: — Это нужно не ЕМУ, дурень. Это нужно тебе.

— Сколько читать? Спорить было бессмысленно.

— Сколько сил хватит, — серьезно проговорила Селяниха. — Одно наказание тебе — не спать. Лампадку зажги, да гляди, чтобы не потухла. На третью ночь сама должна погаснуть. Ровнехонько в двенадцать ночи. Не углядишь — сам следом пойдешь. Только…, — ведунья что-то недоговаривала. Снова села напротив, отвернувшись к окну.

У Сергея вспотели ладони, купюра жгла карман. Он порывисто встал и аккуратно положил деньги на стол. Бабушка даже не посмотрела на него.

Выйдя из подъезда, Сергей попытался вздохнуть, но словно пробку вбили в горло.

— Тюю-лии, тюю-лии, — мозг пронзил звонкий перелив.

Церковь была неподалеку, через дорогу. Рядом расположился деревянный ларек. Зачем-то оглядываясь, страшась чего или стыдясь самого себя, Сергей открыл дверь церковной лавки. Теплый свет позолоты обволок его. Он робко застыл в дверях.

— Господь с нами, — встретила его приветливая женщина. Очки с толстыми стеклами. Внимательные глаза.

— Мне нужна лампада. Домой. Для себя, — зачем-то добавил Сергей.

Продавец показала на полку и Сергей, не рассматривая, выбрал первую попавшуюся.

— Вот эту.

Принимая оплату, женщина не сводила глаз с молодого человека.

— Скорбь чужая на тебе. Упокой душу грешную…

Словно мысли прочитала.

Сергей вернулся домой, прошел в комнату и поставил лампаду на стол. Зеленый стеклянный графинчик с золотистой жидкостью прятал в себе его судьбу.

Ночью громкий крик переполошил весь подъезд. Кричали из 65-й квартиры. Когда вызванные полицейские взломали дверь, то всем присутствующим предстала печальная картина: в углу комнаты, в кресле, распласталось бездыханное тело Сергея. Возле кресла валялся изорванный клочок бумаги. На столе стояла церковная лампада. Стекло почернело и треснуло, масло растеклось по столу, а по комнате витал горький запах тлена.

Варвара Петровна сидела у окна, положив худые руки на передник. Ее взгляд все также блуждал по чужим окнам. Она сделала, что смогла. Не могла поступить иначе. Но ему уж было не подняться. Опоздали они…