Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую

Саммер Холланд (2024)

В Нью-Йорке Том «Тыковка» Гибсон признан молодым гением из Британии. Кажется, что он движется только вперед, вытаскивая вместе с собой не только компанию «Феллоу Хэнд», но и всю индустрию автомобильных аксессуаров. Однажды он на пять минут заходит в больницу за таблетками от кашля, а выходит с новым диагнозом: крупноклеточный рак легких. Но Том не унывает: он будет бороться как лев. ведь об этом его попросила самый красивый онколог Нью-Йорка. Кэтрин Ким добивается каждой поставленной цели: должность в одной из лучших клиник города, квартира в хорошем районе, а впереди — размеренная и спокойная жизнь отличного профессионала. Единственное, чего ей не хватает. — капельки романтики, одного восхищенного взгляда… Совсем немного живых эмоций, а не поезда чувств, которым сбивает ее новый пациент Том Гибсон. Готовы ли Том и Кэтрин ко всему, что их ждет? Смогут ли справиться со страхом и болью, пройти длинный путь, полный переживаний, и не потерять искру, однажды пробежавшую между ними?

Глава 12. Зануда

Вчерашние потрясения не прошли даром: сейчас глаза слипаются, и Кэтрин с трудом доживает до вечера. Она уснула ближе к полуночи, а подняться пришлось в пять, чтобы все успеть до выходных.

Удивительно, как быстро она отвыкла от дежурств по двое-трое суток, когда спишь по пять минут, и то с открытыми глазами. Тело резко реагирует на недосып, требуя отдыха. Так что уже в семь часов Кэтрин объявляет сама себе окончание рабочего дня и стягивает с плеч халат.

Вечер четверга. Добраться домой, поесть в первый раз за день и посмотреть что-нибудь расслабляющее — часов до десяти не стоит ложиться спать. Кэтрин клянется себе отоспаться в субботу или воскресенье — смотря что останется из работы после завтрашнего дня.

Из кабинета Хейли слышится тихое ворчание, когда Кэтрин проходит мимо, так что она не удерживается и заглядывает на минуту:

— Все в порядке?

— Еще не поздно уйти в бизнес-школу? — поднимает та тоскливый взгляд.

— Боюсь, уже не получится, — улыбается Кэтрин.

Хейли повторяет это с тех пор, как оказалась здесь. Не то чтобы она и правда собиралась уходить из медицины — что означало бы не только бездарно потраченное десятилетие, но еще и прорву денег, — но Кэтрин ее все равно понимает.

— Миссис Уильямс сведет меня в могилу, — тихо произносит Хейли, когда Кэтрин прикрывает за собой дверь. — На этот раз она решила, что аденокарцинома питается сахаром. И требует у меня инсулин для снижения уровня сахара в крови.

Этому можно только посочувствовать: в прошлом месяце Хейли, как революционер на баррикадах, боролась против лечения перекисью водорода, назначенного миссис Уильямс самой себе. Та способна придумать все что угодно, лишь бы не ложиться на стол к хирургу.

— Зато отсутствие сахара поможет ее весу, — пожимает плечами Кэтрин. — Ты уже объяснила про инсулин?

— Дважды, — Хейли устало трет виски, — пока не помогло. Пойду на новый заход.

— Может, напугать тем, что гипогликемия убьет ее мозг? И она умрет раньше, чем успеет заморить голодом аденокарциному.

— Ее это не волнует. Лишь бы пищевод остался.

Проглотив отвратительную шутку о том, что мозгом миссис Уильямс не думает, а вот в пищевод ест, — только бы не рассмеяться самой, — Кэтрин опускается на стул напротив Хейли.

— Ладно, как там твой пациент-поклонник? — отвлекается от работы та.

— Ты не представляешь, что он сделал, — вздыхает Кэтрин. — Не хочу сейчас рассказывать, я еще сама не знаю, как чувствую себя по этому поводу.

— Бранч в субботу? — предлагает Хейли.

— Отличная идея. Для такой истории точно нужно что-то покрепче кофе из нашего монстра.

Кэтрин оставляет Хейли одну и отправляется к лифту. Она уже не злится на Тома — тем более что вчера сама пришла к понятию «очаровательный сталкинг». Нет, ничего правильного в его действиях не было, но этот переживающий голос, искренняя забота… Пройдет пара недель, и Кэтрин, возможно, простит. Тогда они и обсудят чертово свидание, которого, если быть совсем уж честной, ей и самой хочется.

Чем-то он цепляет, такой разный, но открытый и настоящий. Может, улыбкой и сияющими глазами или честностью, которая балансирует на грани с неприкрытым хамством. Том Гибсон… В застегнутом на все пуговицы мире Кэтрин он кажется глотком свежего воздуха.

Двери лифта раскрываются на парковке, и только в этот момент она вспоминает, что до сих пор не вызвала «убер». Наверное, это к лучшему: можно спуститься в метро, проехать до Гарлема и там зайти на рыбный рынок. От мыслей о свежих креветках и осьминогах усталость словно исчезает, и теперь Кэтрин сама себе напоминает маму. Та тоже ради хороших продуктов готова пройти не одну милю.

— Кейт, — рядом с ней вырастает Том, — привет. Ты уже освободилась?

Она останавливается, несколько раз моргает, но долговязый англичанин перед носом не исчезает. Что он тут забыл?

— Здравствуй, — ошарашенно произносит она и в панике оглядывается. — Зачем ты здесь?

— Нам нужно поговорить, — серьезно отвечает он. — Все обсудить. Давай я отвезу тебя домой.

— Я вызвала «убер», — врет Кэтрин.

— Отмени, — он кивает в сторону, — я отвезу.

— Я не собираюсь домой.

— Хорошо, скажи, куда едем.

— Едем, — повторяет Кэтрин. — Мы? Мы с тобой — никуда. Я сама доберусь.

— Я лучше «убера», поверь, — Том берет ее за руку и заглядывает в глаза, — я бы даже шашечки нацепил, но у меня кабриолет, там некуда.

— Не понимаешь, что я на тебя зла?

— Отлично понимаю, поэтому и приехал. Нам нужно поговорить.

Совсем потерявшись, она замолкает и дает отвести себя к серебристому спорткару на два сиденья, который одновременно выглядит и как ретро машина, и как авто из фантастических фильмов.

— Я лучше, правда. — Том открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья и помогает Кэтрин сесть. — И, если хочешь, готов отвезти тебя куда угодно. Хоть в Филадельфию.

— Мне нужно на рыбный рынок в Гарлеме, — не своим голосом произносит она.

— Разве он не закрывается в шесть? — спрашивает Том, когда опускается рядом. — Кстати.

Он поднимает стоявшую между сиденьями корзинку с белыми примулами, смущенно и даже краснея протягивает ее Кэтрин:

— Это тебе.

Она хорошо знакома с такими цветами: в Корее они символизируют первую любовь. Вряд ли Том знал, но для парня из Европы это как минимум странный выбор.

— Нравятся? — тихо спрашивает Том.

— Да, — кивает Кэтрин. — Спасибо.

Это очень красивый букет. Небольшой, с виду простой, но он похож на все, что выражает сам Том, и весной кажется особенно актуальным. А еще чувствуется тонкий, но приятный аромат.

Ей давно, очень-очень давно не дарили цветы.

— Итак, — он заводит машину и начинает выезжать с парковки, — Гарлем, значит. Ты любишь готовить?

— Иногда, — признается она. — Это экономит деньги.

— У меня братишка любит готовить, его успокаивает. Ты его видела, когда мы в баре были. Гэри.

— Том, не заговаривай мне зубы, — Кэтрин берет себя в руки и отрывает взгляд от цветов, — ты хотел объясниться.

— Что произошло с доктором Райт? — спрашивает он, но его глаза сосредоточены на дороге.

Кажется, у него крутая машина: Кэтрин таких еще не видела. Выглядит старой, но не потому что потертая… сложно объяснить. Наверное, просто так больше не делают.

— Это не очень важно для нашего обсуждения.

— Не согласен, — упрямо произносит Том. — Чем я могу помочь? Если начальница угрожает твоей карьере, давай найду ее руководителей. Мне не тяжело. Если я правильно понимаю то, как работает ваша система, им не захочется терять такого пациента.

— Ты так и не понял сути. Вопрос не в реакции Жасмин.

— Ее зовут Жасмин? — Он резко поворачивается: — Как принцессу из мультика?

— Мы называем ее королевой Жасмин, — с трудом подавляет улыбку Кэтрин. — Так вот. Ты же влез в мою профессиональную жизнь.

— Я уже понял. — Машина останавливается на светофоре. — Но как еще я мог поступить?

— Надеялась, что ты подождешь, пока выздоровеешь, и мы тогда…

— И сколько это может занять? — Том вцепляется пальцами в руль. — Год? Два?

— Возможно.

Кэтрин и сама начинает сомневаться в своих словах.

— Представь, что мы с тобой на этом сошлись. Хорошо, — его взгляд становится жестким, — ладно, я готов смириться с мыслью, что еще минимум год не смогу поцеловать девушку, которая мне нравится. Все это время ты бы меня ждала?

— Возможно, — совсем неуверенно бормочет Кэтрин.

— А еще у нас с тобой есть шанс, что лечение пойдет не так, как мы хотим, правда? — Том резко срывается с места, стоит светофору загореться зеленым. — И я умру, так и не поцеловав тебя. Так и не узнав, что могло у нас быть.

— И это было бы лучше для обоих.

— Нет, Кейт. Я готов сделать все, чтобы мы с тобой были. Ты мне очень нравишься, и каждый раз, когда мы разговариваем, я только больше убеждаюсь в этом. Даже когда ругаемся! Но я не готов…

Том замолкает, переключает передачу и ускоряется, хотя рынок уже совсем рядом.

— Я не готов все время жалеть о том, что не сделал, — наконец произносит он хрипловатым голосом. — Ты можешь на меня злиться, можешь даже со мной подраться, но не говори, что мы не будем вместе.

— Тогда перестань повторять слово «умру», — вырывается у нее. — Если хочешь, чтобы были возможны хоть какие-то «мы», прекрати даже думать о вероятной смерти.

— Забились, — откликается он. — Больше не умираю.

— Но для меня все происходит слишком быстро, — отвечает Кэтрин. — Мы сами еще не знаем, получится ли у нас.

— Возможно, — кивает Том, — но не хочется терять время. Оно у меня сейчас по-другому ощущается.

Она понимает, что он имеет в виду. С момента диагноза время всегда ускоряется: что-то внутри подгоняет успеть все сделать, а самое страшное — потерять хотя бы минуту. И Кэтрин хочется сказать ему, что это нормально. Они в разных мирах, где для него уже все давно ясно, а она так не может. Ей нужно узнать человека, по-настоящему узнать, прежде чем вообще говорить об отношениях. Том же придумал будущее для них обоих и теперь борется не только с раком, но и со всеми на свете, чтобы взять у жизни все, что раньше откладывал.

Психология болезни, второй курс специализации, случай типичнее не бывает. Но сейчас на нее смотрят горящие глаза, в которых больше чувств, чем она когда-либо испытывала, и хочется наплевать на все знания и прыгнуть в этот водоворот.

Том качает головой в ответ каким-то своим мыслям и паркуется.

— Что ты хотела купить?

— Креветки, — почему-то неловко говорит Кэтрин, — и еще осьминогов.

— Пойдем, — Том забирает у нее цветы из рук и снова ставит их между сиденьями, — выберем вместе.

— Что ты делаешь?

— Ты хотела меня узнать, — напоминает он, — я, конечно, не специалист по осьминогам, вырос-то на треске и курице. Но с удовольствием прогуляюсь по рынку с тобой. Ты потом домой?

— Д-да. Но, Том…

— Отвезу вместе с твоими осьминогами, — он открывает ей дверь и протягивает руку, — помню, что ты злишься. Но теперь ты не мой лечащий врач, аргументов у тебя не должно остаться.

— Ты мог помешать моей карьере.

— Так помешал или нет?

— Нет, — признается Кэтрин, не способная больше спорить. — Жасмин все поняла и не считает, что я нарушила профессиональную этику.

— А чего ты на меня тогда шумишь? — Том так и не выпускает ее руку. — Все ведь хорошо.

— Ты невозможен.

— Вот это уже разговор, — его лицо светлеет, — пойдем, а то осьминоги уплывут.

Это снова становится весело: проводить время с Томом. Он не отпускает ее от себя ни на секунду, придирчиво рассматривает рыбин, и все вокруг превращает в шутку. Когда Кэтрин украдкой бросает на него взгляд, он улыбается так, словно нет ничего интереснее похода на рынок. Это вынуждает расслабиться, смеяться над очередным: «Вы считаете, так должна выглядеть треска?» — и прятаться за его спиной, когда здоровенный латинос сурово отвечает: «Это сибас, мучачо».

Выходя, Том несет ее пакет, набитый до отвала — сама она в жизни не купила бы столько еды. Мидии с крабовыми фалангами, лосось и сибас, брокколи с кукурузой, а еще несколько разных видов креветок и, конечно, маленькие осьминожки. Кэтрин целую неделю сможет питаться исключительно рыбой и морепродуктами.

— Теперь куда? — спрашивает он, открывая для нее дверь. — Уильямсберг?

— Да, — отвечает Кэтрин, — мне пора домой. Я сегодня еще не ела.

— Тут рядом есть испанский ресторан. — Том ставит пакет в багажник и, захлопнув его, наклоняется над дверью: — Зайдем?

— Со всей этой едой в машине? — удивляется она. — Нет, я хочу домой.

— Понял, — улыбается он и поправляет ей выпавшую из хвоста прядь. — Я тебе говорил, что ты самая красивая на этом рынке?

— Нет.

— Тогда исправляюсь.

Он снова садится за руль и аккуратно сдает назад. Кэтрин молча разглядывает его лицо, на котором отражаются радость и какая-то игривость, пытается понять, что ей делать.

От него веет уверенностью и заботой, словно они уже в отношениях.

— Мне нравится проводить с тобой время вот так, — произносит он, когда они выезжают на трассу. — Разве это не можем быть мы?

— Ты снова торопишь события.

— Тебя послушать, так мы должны сначала пару лет расшаркиваться на тротуарах Бруклина, — поджимает он губы и мотает головой. — Не викторианская Англия вроде.

— Как минимум я бы хотела, чтобы у нас было настоящее свидание.

Кэтрин вдруг понимает: она сдалась. Его уверенность, настойчивость и неубиваемый оптимизм делают свое дело. Спорить бесполезно, этот поезд уже сбил ее и теперь тащит за собой.

Знать бы еще куда.

— Легко, — откликается Том. — Завтра?

— Завтра работаю и закончу поздно, — задумывается она. — Суббота. Вечер.

— Ресторан или мне придумать особенное мероприятие?

— Подойдет и ресторан.

Том издает такой смешок, что Кэтрин невольно смущается: кажется, она ведет себя слишком холодно для девушки, которую подвозят домой с работы.

— Том, я не хотела прозвучать надменно.

— У тебя королевское имя, так что звучишь как королева, — отвечает он. — Мне даже нравится, а то ты иногда такая зануда. Ты похожа на Екатерину Арагонскую.

— Не знаю, кто это.

— Первая жена короля Генриха Восьмого, — объясняет Том.

Он, не отрывая взгляда от дороги, рассказывает о королеве, первой в истории женщине, которая стала сначала послом Испании в Англии, а потом правила страной сама, превосходя в этом и самого Генриха Восьмого. В голосе Тома сквозит восхищение, и теперь то, что он их сравнил, становится даже слишком лестным.

У Кэтрин возникает желание и самой прочесть что-нибудь об этой королеве. Кажется, та была действительно выдающейся. Том — отличный рассказчик: она и не замечает, как оказывается в Уильямсберге, начинает подсказывать дорогу, которую уже успела изучить за время бесконечных поездок в «убере».

— Мне тебя отсюда забрать в субботу? — Том переводит взгляд на ее дом.

— Да. В восемь.

— Договорились.

Он выходит из машины, снова открывает ей дверь — Кэтрин и правда чувствует себя благородной леди — и только у самого дома передает пакет и цветы. Но в момент, когда их взгляды встречаются, он вдруг наклоняется и на секунду прижимается к ее губам своими.

От этого Кэтрин застывает на месте. Поцелуй словно оставляет ожог, хочется даже закрыть рот руками.

— Что ты…

— В субботу, Кейт, — подмигивает Том и едва ли не вприпрыжку возвращается к машине. — В восемь!