Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую

Саммер Холланд (2024)

В Нью-Йорке Том «Тыковка» Гибсон признан молодым гением из Британии. Кажется, что он движется только вперед, вытаскивая вместе с собой не только компанию «Феллоу Хэнд», но и всю индустрию автомобильных аксессуаров. Однажды он на пять минут заходит в больницу за таблетками от кашля, а выходит с новым диагнозом: крупноклеточный рак легких. Но Том не унывает: он будет бороться как лев. ведь об этом его попросила самый красивый онколог Нью-Йорка. Кэтрин Ким добивается каждой поставленной цели: должность в одной из лучших клиник города, квартира в хорошем районе, а впереди — размеренная и спокойная жизнь отличного профессионала. Единственное, чего ей не хватает. — капельки романтики, одного восхищенного взгляда… Совсем немного живых эмоций, а не поезда чувств, которым сбивает ее новый пациент Том Гибсон. Готовы ли Том и Кэтрин ко всему, что их ждет? Смогут ли справиться со страхом и болью, пройти длинный путь, полный переживаний, и не потерять искру, однажды пробежавшую между ними?

Глава 15. Тыковка

Том нажимает кнопку смыва и в третий раз за день идет в душ. Кэтрин предупреждала: могут быть побочные эффекты. Когда в пятницу его вырвало прямо перед выходом из дома, он подумал, что это они. В принципе, проблеваться пару раз за день не так страшно. Сегодня к вечеринке присоединилась диарея, и вот это уже пугает куда больше.

Он даже пропустил исповедь, все боялся, что прихватит в церкви. Пообещал себе к следующей субботе разобраться — неделю назад из реанимации сбежал, чтобы к Богу наведаться, а сегодня поноса испугался. Хотя, если подумать, словить бледного на скамейке куда благороднее, чем обосраться.

Такой теперь будет его жизнь? Выпил таблетку — вырвало. Поел — несешься в туалет как сумасшедший. Том подозревает, что это далеко не полный список вещей, которые испортят ему жизнь. В понедельник нужно будет позвонить в больницу, пусть скажут, что с этим можно сделать. А то он уже нафантазировал себе прекрасную жизнь, где лечится от рака крохотными таблетками по утрам, не теряет работоспособности и вообще живет как прежде.

Теплый душ обычно расслабляет, но третий раз за день — это перебор. Даже вылезать лень, хоть и пора: он обещал себе, что успеет поработать. Кэтрин ждет к восьми, на часах четыре, и главное — не закопаться в процесс и не пропустить это время. У него ведь все готово: костюм висит, рубашка выглажена, даже галстук Джек уже завязал. Ресторан и тот забронирован. Нужно еще за цветами заехать — у него как раз есть магазин по дороге.

С трудом выбравшись из душа — господи, сделай так, чтобы это был последний раз за сегодня, — Том добирается до своего стола и снова садится за схемы, которые они неделю назад чертили на коробках от пиццы. Он обещал Леону дать что-нибудь к середине мая, а сейчас уже последние дни апреля.

Сверху коробки большими буквами выведен вопрос: «Электроника?» Они еще ни разу не залезали в электронику машины, возможно, не зря. Или наоборот — что, если тайна спрятана именно здесь? У экономкласса всегда с этим беда: развитие индустрии идет стремительно, но срок жизни продукта настолько долгий, что предустановленная электроника устаревает примерно через полчаса после того, как машина сходит с конвейера.

Вот сюда, получается, и стоит посмотреть. Если производитель в качестве апгрейда сможет недорого обновлять этот блок… Ему будет невыгодно продавать новые машины. Черт.

Том отбрасывает эту идею, но полностью она не выветривается: сидит в голове, зудит, требует внимания. Он что-то упускает, но что именно, пока не может понять. А если не производитель? Если мы положим огромный толстый хер на все автомобильные концерны мира и сами сделаем апгрейд доступным для потребителя?

Невольно вскочив, Том начинает наворачивать круг по квартире. Это может быть клиентским продуктом и той самой мечтой. У огромного количества машин, которые прямо сейчас колесят по Америке, либо нет нормального электронного управления, либо оно уже устарело.

Сеть дистрибьюции может быть той же, но с установкой придется повозиться. Сертифицировать автомастерские? Том тут же вспоминает надпись «Прада» на галстуке. Да, обучать механиков, выдавать им сертификат с логотипом и превращать в главных сторонников компании. Им же лучше — новое направление деятельности, дополнительный доход, шикарный вариант. И бумажка в рамочке, конечно.

Это великолепная идея! Раскидать блютус-датчики, свести все воедино — и готово.

Внешний бортовой компьютер.

Таймер на телефоне оглушительно звенит, вырывая Тома из потока собственных мыслей. Семь. Когда успело наступить семь часов? Он поворачивается к окну: солнце начинает неторопливо катиться к горизонту, который находится где-то за Манхэттеном, в районе Нью-Джерси. Пора собираться.

Костюм — это жутко неудобно. Пока застегивает рубашку, Том успевает сто раз пожалеть, что не пригласил Кэтрин в кино. Можно было бы не заморачиваться и пойти просто в чистом, а тут… Он аккуратно натягивает галстук через голову — получается не развязать — и даже поливает волосы специальным спреем, чтобы после расчесать, не превратившись в Безумного Шляпника из «Алисы».

Уложенные назад и блестящие, его волосы меньше похожи на воронье гнездо и больше — на что-то вроде прически. Так не стыдно и появиться рядом с Кэтрин. Впервые за много лет Том чувствует себя каким-то… симпатичным, что ли. Перед выходом вспоминает слова Джека, расстегивает нижнюю пуговицу пиджака и проверяет баланс счета. Осталось почти три косаря, хорошо бы, чтобы этого хватило на свидание. На следующей неделе придет очередное поступление, и ему снова будет на что жить.

Том хватает сумку, закидывает туда телефон — бумажник уже там — и задумчиво останавливает взгляд на банке с таблетками. Нужно взять с собой. Мало ли где закончится день, он еще не видел всего спектра своих побочек и опасается, что опоздавшие могут подскочить на вечеринку уже сегодня. Вдруг ему придется уехать в больницу?

С другой стороны, таскать с собой двенадцать косарей… Ой, к черту, он обещал Кэтрин, что не умрет, а для этого нужны таблетки. Том кидает банку в сумку и выходит из квартиры.

Наверное, он немного не так должен себя чувствовать. Рыдать, рвать волосы на заднице, запивать горе или закуривать его чем повеселее, но ничего из этого не хочется. Наоборот: в душе поселилась странная надежда на эти маленькие таблетки. Может, она глупая и бессмысленная, но Кэтрин ведь сказала, что они будут бороться. А это совсем разные вещи — страдать и бороться. В одном случае ты тратишь время на то, чтобы жалеть себя, а во втором ты вроде как сильный и бесстрашный. Как Гэри и завод. Только у Тома — рак. И тут, конечно, на китайцев все не повесишь.

— Привет, малышка, — машинально здоровается он с «Индиго», прыгая за руль. Та чутко отвечает на поворот ключа в зажигании, урчит, готовая кататься по привычным дорогам Нью-Йорка.

В цветочном взгляд быстро пробегает по уже собранным букетам, но ему ничего не нравится: Кэтрин такое не подходит. Том напрягает память, пытаясь вспомнить, что каждый из них может значить в Корее, но глаза уже сами цепляются за тюльпаны, большой охапкой стоящие в пластиковом ведерке.

У них точно было какое-то хорошее значение, вспоминает Том: среди сотни странных названий он увидел слово «тюльпаны» и еще подумал, мол, наконец знакомое название. А что-то типа «гидрангея» вообще звучало как болезнь. Интересно, Кэтрин сама-то в курсе языка цветов своей культуры?

— Добрый день, — громко произносит он, и из соседней двери появляется высокая женщина. — Мне нужен букет тюльпанов.

Что же там было? Что-то о любви, это точно.

Женщина спокойно задает пару вопросов, отсчитывает тридцать штук, перемежает с другими зелеными побегами и ловко оборачивает их в светло-коричневую бумагу, перехватывая лентой.

Том все это время копается в телефоне, пытаясь вспомнить, что там было в языке цветов. Вот та статья: тюльпаны. Непреодолимая любовь. Он улыбается сам себе: очень похоже на них, особенно если учесть, что все с первой их встречи было против этого свидания.

Когда Том с цветами, спрятанными в багажнике, тормозит у дома, где живет Кэтрин, часы показывают без десяти восемь. В голову пролезает ужасная мысль: а вдруг она не выйдет? Согласилась, чтобы он отстал, да и все. А он, как дебил, с тюльпанами приехал.

Нет, она не могла. Кэтрин не производит впечатление девушки, которая не выполняет обещания. И, кстати, сидеть в машине — это неприлично. Том выбирается на улицу, поправляет уже помявшиеся новые брюки и пальцами проверяет, не съехал ли галстук.

Минуты тянутся так долго, что он не выдерживает стоять на месте и начинает отмерять тротуар шагами. Если Кэтрин опоздает, он вполне может сойти с ума. И зачем только рано приехал? Плитка под ногами намекает, что нижняя часть улицы, которая начинается сразу за Уильямсбергским мостом, раза в полтора дороже верхней — та больше похожа на Йонкерс, чем на Нью-Йорк.

— Том?

Он поднимает голову и от неожиданности застывает на месте: сегодня Кэтрин неотразима. Ее темно-красное длинное платье облегает тонкую талию и бедра, заставляя фантазию работать даже сильнее, чем стоило бы. А волосы, а глаза, а чувственные губы! Том сглатывает комок в горле: как же хорошо, что он сам в костюме. Рядом с такой девушкой выглядеть обсосом — преступление.

— Привет. — Он делает шаг вперед и, повинуясь странному чувству внутри, касается губами ее руки. — Ты по-королевски прекрасна.

— Спасибо, — в ее голосе слышно удивление.

Вот для чего «Прада» шьет все эти неудобные костюмы! Чтобы рядом с фантастической девушкой чувствовать себя не гопником из Манчестера, а кем-то приличным. Джентльменом, наверное.

— Не думала, что ты такой модник. — Только теперь он замечает, что ее глаза сияют радостью.

В душе как будто у самого тюльпаны распускаются: она вышла и даже готовилась к их свиданию.

— Я не всегда такой, — предупреждает Том.

— И когда именно?

— Когда самая красивая девушка Уильямсберга соглашается пойти со мной на свидание.

— Ты не оставил ей выбора.

— В этом и был план, — довольно щурится Том, не переставая улыбаться, — и он сработал.

Он подводит Кэтрин к «Индиго», открывает дверь, но на секунду задерживается.

— Хочешь повести? — предлагает он.

— Ну уж нет, — округляет глаза Кэтрин. — Мне кажется, это очень дорогая машина, и я не настолько хороший водитель. Почему ты предлагаешь?

— Боюсь, что я не могу оторвать от тебя взгляд.

— Придется, — она закусывает губу, а в глазах пляшут веселые огоньки, — иначе мы куда-нибудь врежемся.

— Этого она мне точно не простит.

Том помогает Кэтрин сесть в машину, а сам обходит вокруг и опускается на свое сиденье.

— Кто — она? — переспрашивает Кэтрин.

— «Индиго». — Том заводится и плавно двигается с места. — Моя машина называется «Индиго», и это точно она.

— С чего ты взял?

— Не знаю, просто почувствовал. Кстати, ты ей нравишься, и это здорово.

— Так странно, — смеется Кэтрин, — откуда ты знаешь, что я ей нравлюсь?

— Ну, она едет. У «Индиго» на самом деле сложный характер, — объясняет Том. — Если ей кто-то не нравится — например, мой братишка Джек, — она предпочитает сначала возмущаться, а потом глохнуть. И не потому что в ней что-то сломано, под капот можно даже не заглядывать. Просто из принципа.

— Говоришь, словно это человек.

— «Индиго»? О нет, она куда хуже. У каждой машины есть свой характер, а эта особенно упрямая. Если «Индиго» решила, что мне не нужно на работу, она начнет кряхтеть, пыхтеть и по-всякому высказывать недовольство.

Будто в ответ на его слова из-под капота раздается тихий писк.

— Слышала? — спрашивает Том. — Я ее проверял две недели назад, там все идеально. И вот теперь мы пищим.

— Я ни разу не видела таких машин в Нью-Йорке, — замечает Кэтрин.

— И не увидишь, — заверяет ее он, — их всего сорок четыре, и только одна из них в Штатах. Вот эта паршивка.

Он успокаивающе поглаживает руль большим пальцем.

— Серьезно? А что это за бренд?

— «Йоссе Кар», была такая шведская компания. Они хотели делать по двести машин в год, но выпустили сорок четыре и обанкротились. Но «Индиго» просто великолепна, она ультралегкая и при этом довольно мощная для девяносто седьмого. За шесть с половиной секунд разгоняется до шестидесяти миль в час^[9].

— Ты и правда фанат машин, — мелодично смеется Кэтрин. — Даже цифры называешь с любовью.

— Между прочим, — Том поднимает указательный палец вверх, — не так много спорткаров делали для людей, а не для понтов. Вот «Индиго» — одна из них.

— Получается, если в ней что-то сломается, ты не найдешь запчасти? — спрашивает она с интересом. — Мне так брат объяснял, но не помню, про какую машину.

— Это не проблема, — пожимает плечами он. — Тут только снаружи «Йоссе Кар», а под капотом — «Вольво». Все, что нужно заменить, находится довольно быстро. Хотя свою я взял в отличном состоянии, тут уже многое поправлено.

Он паркуется у ресторана и впервые за всю поездку снова позволяет себе посмотреть на Кэтрин. Боялся, что и правда не сможет оторваться.

Никогда бы не подумал, что поведет такую девушку на свидание. С этой красотой ей бы в фильмах сниматься, а не с ним кататься по Уильямсбергу. Все в ней идеально: нос с небольшой горбинкой, острые скулы, темные бездонные глаза и губы, которые сейчас так хочется поцеловать.

— Нам сюда? — Кэтрин сама заправляет непослушную прядь себе за ухо.

— Да, — кивает Том. — Ты такая красивая.

— Спасибо, — снова улыбается она.

Приходится собрать волю в кулак, чтобы не протянуть руку к ее щеке — она сейчас кажется ненастоящей. Том выбирается из машины, открывает ей дверь, и, когда Кэтрин цепляется за предложенный локоть, его сердце пропускает удар.

Их провожают к заранее забронированному столику, подают меню, но глаза отказываются хоть на секунду выпускать из вида лицо Кэтрин. Том чувствует себя подростком, к которому в гости пришла топ-модель из телевизора. Он и не верит своему счастью, и не ощущает реальности происходящего, при этом внутри бурлит столько восторга, что вот-вот начнет выплескиваться наружу.

— Ты не планируешь есть? — вырывает его из мыслей Кэтрин.

Том, смутившись, опускает взгляд в меню. В нем ни черта непонятно, и это верный признак престижного ресторана.

— Ты умеешь выбирать еду в таких местах? — спрашивает он.

— Если честно… — Она делает паузу. — Нет.

Гриб. Лангустин. Желудок. Кто бы ни придумывал эти названия, фантазией он не отличается. Возможно, его даже зовут Джон Джонсон. Младший.

— Попросим официанта что-нибудь посоветовать? — предлагает вариант Кэтрин.

Подняв голову, он сталкивается с ее мягким смеющимся взглядом и невольно улыбается в ответ.

— Видишь ли, — морщит нос Том, — я не уверен, что буду знать, как едят то, что принесут.

— Понимаю, — кивает она, — я тоже всегда опасаюсь. Редко бываю в таких местах.

Кэтрин оглядывается на темный интерьер со странными люстрами и дурацкими картинами на стенах и вздыхает.

— Никогда не бывала, — добавляет она.

— Тогда мы можем есть неправильно. Оба. Раз мы не так уж хороши в этикете, черт с ним.

— А они, — Кэтрин показывает глазами на вышколенных официантов неподалеку, — не будут нас осуждать?

— Пусть только попробуют. — Том угрожающе прищуривается и подается вперед: — Один неверный взгляд в твою сторону, и я…

— Что ты сделаешь? — наклоняется она ему навстречу.

Хороший вопрос. Ножом их не пырнешь — нож остался дома, да и они не в Манчестере.

— Лишу чаевых, — выкручивается Том. — С выговором и занесением в книгу жалоб.

Кэтрин прикусывает губу и смеется в ответ, расслабляясь. Когда к ним подходит молодой официант с широкими, как у атлета, плечами, она просит его рекомендации. Тот предлагает попробовать дегустационный сет из двенадцати блюд.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

97 км/ч.