Ведьма

Ростислав Паров, 2023

Устав от трудовых будней топ-менеджера и пройдя череду личных неурядиц, главный герой отправляется в Карелию – к своему давнему другу, в поисках спокойствия и былого понимания. Не найдя ни того, ни другого, он собирается возвращаться, но случайно оказывается у местной отшельницы.

Глава 3

Следующим днем я встал раньше всех. За окном едва светало, недвусмысленно намекая мне, что я поторопился со своим пробуждением. Внутри еще чувствовался неприятный осадок после никчемности вчерашней игры и беседы и требовал залить его крепким кофе.

Слегка похозяйничав на кухне, я накреативил себе бодрый омлет, заварил турку и нарумянил несколько гренок. Как и ожидалось, отменный завтрак избавил меня от вчерашней горечи.

«Люди меняются, — говорил я себе, — все меняются. Рано или поздно. И Вадик тут не исключение. Разлюбил карты? Почему нет? Может, надоели. Или мог проиграться по-крупному! А тут я со своим преферансом и Мишкиными шутками, от которых волком выть хочется… Тут кто хочешь загрустит!»

Я уже не сомневался, что, когда уедет все Мишкино семейство, мы сядем за бутылкой добротного вискаря и, как в старые добрые времена, спокойно поговорим с ним обо всем на свете.

Этого момента надо было ждать еще минимум десять долгих часов, и их требовалось как-то занять. Планшет, новости — в январские каникулы глазу даже не за что было зацепиться. Почитал буржуйские передовицы, посмотрел котировки… и забросил его обратно в сумку. Меньше всего в эти дни мне хотелось думать о бизнесе.

Стараясь никого не разбудить, я оделся и, осторожно прикрыв дверь, вышел наружу. Тихо. Воздух первейшей свежести. Кругом бело! Похрустел по снежному полотну — осмотреть поселок.

Всего пять-шесть десятков домов, все разношерстные, кто на что горазд. Из одинакового — только глухие высокие заборы. Да еще высоченные сосны и ели, окружавшие маленький поселок с трех сторон.

— Особо не погуляешь тут, — сказал я себе и сам удивился, как одиноко звучит мой хриплый утренний голос в этой глуши.

Быстро вернувшись, я тут же взялся за снеговую лопату. Делать все равно было нечего, а расчистка двора Камских казалась одновременно делом и полезным, и приятным. Чудно размявшись и потратив еще часа полтора, не без чувства удовлетворения, которое так часто сопровождает физическую усталость, я зашел в дом.

Хозяева и их многочисленные гости уже суетились в гостиной. Мишкин шурин опять гремел своим басом.

— Жень, кофе-чай будешь? — первой увидела меня Олеся. — Проголодался, наверное, столько снега перекидать?

— Ты чего за это дело-то взялся? — вышел мне навстречу Вадик, слегка приспущенный после вчерашнего вечера.

— Искал, чем заняться, — пожал я его вялую руку. — Да и в удовольствие, знаешь, с утра мышцы размять!

— Слушай, а может, ты и машину нашу почистишь? Раз нечем заняться! — попытался сострить шурин, довольно заржав.

— Тебе, горлопан, могу только морду начистить! — не остался в долгу я, сказав это невзначай и с улыбкой, так что никто и не подумал на меня обижаться.

Никто, кроме самого горлопана, который прекрасно меня понял — прищурился, облизал губы, готовясь что-то сказать в ответ, но, как и вчера, обострять конфликт не решился. Слабак!

Так бы я и забыл о его гнусном поведении и отпустил бы его с богом, если бы не одна проказа. Германы уже заканчивали свои сборы, шурин крикнул им, что пойдет заведет машину и откроет ворота. И вот, обуваясь у двери, он уловил момент, когда его смогу видеть только я, и нагло так, залихватски, показал мне «фак» от самого локтя! И сразу вышел! Вот же урод!

— Пойду, помогу ему с воротами! — крикнул я на второй этаж Вадику, второпях накидывая полушубок.

Завидев мое приближение, горлопан не на шутку испугался.

— Ну что, помочь тебе? — спросил я и, подойдя вплотную, вмазал ему сочный апперкот в корпус. — Скромней надо быть, козлина, — поучал я уже сидящего на корточках шурина, заботливо похлопывая его по плечу. — Понял теперь?! Ну и ладушки… Давай, хорошо отдохнуть тебе.

До ужина я искал себе новые занятия, в итоге переделав в доме Камских все, что Вадик по тем или иным причинам откладывал на потом. Поменял перегоревшие лампочки в гардеробной и котельной, проверил уровень масла в дизель-генераторе, спустил с чердака лыжный инвентарь, очистил от пыли Алешкин компьютер и заодно переставил на нем систему. Олеся была счастлива.

Тот же, кто, по идее, должен был всем этим заниматься, уехал в город — поздравлять кого-то с днем рождения. Притом уехал на такси, полагая те пять-шесть «шотов», которые мы вчера опрокинули, серьезной помехой для того, чтобы сесть за руль самому. Как будто напрочь растерял всю свою удаль и задор!

Зато Олеся ничуть не изменилась, лишь слегка растратив прежнюю свежесть. Веселая, бодрая, жизнерадостная. Житие вдали от большого города ее нисколько не смущало. Она светилась задорной улыбкой, увлеченно рассказывала маленькие истории из жизни своей семьи и столь же увлеченно потом болела за молодежную сборную по хоккею.

В моей жизни было много красивых и очень красивых женщин, с которыми я просто общался, которых добивался и которыми обладал. Тем не менее Леся казалась мне симпатичной, даже привлекательной. И при этом очень домашней, уютной.

«Может, в ней и есть секрет их счастливой семьи?» — спрашивал я себя, пытаясь понять, почему у Вадика получилось, а у меня — не очень.

Как бы то ни было, а к восьми вечера ужин был готов. Приборы расставлены, вино открыто. Вадик, который, сколько я его помню, всегда все делал в оговоренный срок, вернулся без десяти минут, даже немного раньше, чем обещал. Спокойный, слегка сонный после длительной поездки пассажиром и огорченный мягким похмельем, настигшим его в пути.

С нетерпением я сел за стол и разлил привезенное мной из Милана первоклассное кьянти:

«Что ж, Вадя, давай посмотрим, правда ли ты совсем не тот, что раньше?»

— Как у Алешки школа идет? Нравится? — начал я для затравки, как только сам Алешка доел свою картошку и сквозанул наверх.

Я прекрасно знал, что дети и их учеба — это тема, которая любую мамочку заставит без остановки болтать минут пятнадцать, а то и тридцать. Мне хотелось, чтобы Олеся начала тараторить, а я бы уже нашел, за что зацепиться дальше. Только вот все с этими Камскими было непросто.

— Хорошо все. Скажи лучше, как там Лена? Чего ты вообще ее к нам не привез?

Вопрос поступил несвоевременно. Да, я хотел довериться в этом вопросе Вадику, но вовсе не Олеське. Не нужны мне были ни ее упреки, ни сочувствие. Да и мало совсем я выпил, чтобы честно тогда обо всем рассказать.

— Да все путем у нее… Пожаловали ее родственники из Сибири, вот я и один, — на ходу соврал я. — Не думаю, что они сильно огорчатся моим отсутствием!

— А детки как? Петька ведь уже в школу пойти должен был. И Светке тоже скоро.

— Да молодцом они! Головастые, любознательные, — я был рад сменить тему. — С компом мальца перегибают, так у кого сейчас не так? Алешка, поди, тоже заигрывается?

— Ограничиваем. Два часа в день. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, еще слушается.

— Да, в нашем детстве этой дряни не было! И ведь намного лучше было, веселее! Правда ж? — я ни капельки не сомневался в их ответе, ведь, по сути, сказал я прописную истину.

— Может, и неправда, — усомнилась Олеся. — Вот смотри, ну сидела я, в куклы полдня играла. Мальчишки машинки гоняли, конструктор по десять раз собирали. Чем это так уж лучше?

— Ну, ей-богу, женщина, не пытайся рассуждать логично — это ужасно! — выдал я свою любимую цитату из греческой мудрости. — Не обижайся! — быстро среагировал я на надутые губки, приобняв и поцеловав ее в щечку. — Ну, сама подумай — живое общение или стрелялка какая-нибудь? Пиу-пиу-пиу! — я изобразил персонажа с винтовкой.

Олеся улыбнулась моей карикатуре и возражать больше не стала. Тут ей на помощь пришел Вадик, все это время молча нас слушавший:

— Ну, Жень, подожди, — не спеша начал он, — в Лесиных словах есть доля правды. Смотри, во-первых, игры ж не только стрелялки есть, ты здесь не совсем честный пример взял.

— Ну а чего там еще есть? — с удовольствием ввязался я в спор. — Монстров мочить или всякие ахи-трахи типа «Симсов». Шняга сплошная!

— Да ладно тебе! — рассмеялся Вадик. — Есть, например, стратегии — ты же студентом играл в «Циву»? Есть карточные игры, есть познавательные…

— Ну, хорошо, согласился! Есть среди всей этой помойки и что-то интеллектуальное! Ну в основном же говно?!

— Говно? Да, если говорить об их полезности — для развития или чего там еще… Но смотри, ведь мы в своем детстве мечтали о таком говне! Вспомни эти глупые «электроники», где волк из «Ну погоди!» яйца в корзинку ловил. Дни напролет же в них рубились! А говно ведь первосортное!

— Опять согласен! Была у меня такая штука! — с удовольствием я начал вспоминать беззаботные детские времена. — Помню, я ее в школу притаранил, парни готовы были что угодно отдать, чтобы немного пошпилить в нее!

— Так вот, смотри, получается, что без компьютеров нам было просто намного скучнее, — продолжал гнуть свою линию Вадик. — Вот мы и мучились с этой скуки, пинали балду, придумывали себе занятий разных. Кто в футбол во дворе гонял, кто по стройкам лазил, кто-то, как Леся, с куклами ролевые игры устраивал…

Он хотел еще что-то сказать, но я перебил его — не люблю, когда кто-то в компании говорит слишком долго.

— А сам-то ты чего делал?

— Я на пяльцах еще вышивала! — вставила свои пять копеек Олеся.

— Не поверите, — усмехнулся Вадик, — я задачки по математике на год вперед решал.

— Ну и смотри, вон, зато какой башковитый вырос! Правда, талант свой в землю зарыл.

— В смысле? — немного смутился Вадик.

— Ну, как краснодеревщик, который табуретки делает! — продолжал наступать я. — Или как Моцарт, который вместо того, чтобы сонаты свои сочинять, в каком-нибудь баре на скрипочке поигрывает!

Развивая эту тему, я собирался не только перехватить инициативу в нашем разговоре. Мне хотелось еще сильнее раззадорить этого нарочито спокойного «нового Вадика». Не раз я уже предлагал ему великолепные места по работе, а он все их отверг ради совсем непонятных мне эфемерных ценностей.

— Не обижайся, но ведь и ты сейчас не сонаты пишешь, — клюнул на мою удочку Вадик. — Если использовать твою аналогию, играешь в чужом оркестре, пусть даже одну из первых скрипок.

— Уел, что сказать! — широко улыбнулся я, хотя эта аллегория с оркестром несколько задела меня. — Скажу по-другому! Ты мог бы продавать свой талант гораздо дороже! В разы, на порядок! С этим же ты не будешь спорить?

Хотя я и не знал дохода Камских, в своих словах я был уверен. За это говорил его в общем-то скромный домик, видавший виды «Лэнд-Крузер» во дворе, среднего класса мебель и техника. Да и чего еще можно получить от обычного микробизнеса? Будь ты хоть семи пядей во лбу.

— Может быть, — упрямо не соглашался он. — Но мне не нужно много денег. И потом, мне бы пришлось многим для этого пожертвовать.

— Ну, например? — его оправдания казались мне смехотворными.

— Да мы уже говорили об этом, — гораздо менее охотно отвечал Вадик, — образом жизни, свободой…

— А-а-ай! — отмахнулся я. — Получил бы другую свободу — выбирать и покупать все, что тебе хочется!

На лице Вадика появилась несогласная улыбка. Все говорило за то, что он не собирался открыто оспаривать мое утверждение.

— Ну ладно, допустим, тебе не нужно многого.

Я допустил это, только чтобы заставить его сказать больше. На самом же деле я был уверен, что говоря о свободе, образе жизни, Вадик просто пытается оправдаться. Придумал себе такую рационализацию, чтобы ничего не менять и не покидать пресловутую зону комфорта.

— Пусть так. Но ведь плыть на огромном фрегате намного интереснее, чем в малюсенькой лодочке, — я специально сменил оркестровую аналогию на более мужественную. — Масштаб, просторы для мысли, эпические победы! Одним словом, жить не скучно!

— Да, кстати о скуке, — круто повернул тему Вадик, зацепившись за мои слова, — мы не закончили эту мысль… а она интересная.

В тот момент я вдруг понял, что мой старый товарищ просто уходит от неприятного ему разговора.

«И действительно, перегнул я мальца, — говорил я себе, — наверняка наша разница доходов и статусов и так сильно на него давит. На всех людей давит, и Вадя тут не исключение. А тут я, приехал к нему в гости и пытаюсь еще усилить это давление. Нечестно, однако! Особенно по отношению к своему другу».

— Так вот, получается, что скука, безусловно, неприятная штука, мы хотим от нее избавиться. Зачастую… — на пару секунд он закусил язык, подбирая слова, — зачастую избавление от скуки еще хуже самой скуки — побухать, рвануть баллончики, одним словом, приключений себе на жопу поискать.

Несмотря на свое обыкновение не давать другим говорить слишком долго, в этот раз я не перебивал его, как раз обдумывая про себя, почему и зачем он так внезапно закрыл предыдущую тему.

— А с другой стороны, отсутствие скуки, — Вадик снова закусил язык, — свободного времени… постоянная заполненность, вовлеченность… Они блокируют нам ряд других возможностей, путей, увлечений… В том числе и возможность задуматься — задуматься над тем, что вообще происходит… и зачем ты все это делаешь. Как считаешь?

Вроде бы он говорил все верно, отчасти это даже совпадало с тем, что я недавно говорил про компьютеры и иные увлечения. И можно было бы снова согласиться с Вадиком, тем более что недавно я слегка перегнул, пытаясь расшевелить его. Но за весь наш разговор я уже два или три раза согласился с ним, а он со мной — ни разу. Видимо, сработал менеджерский рефлекс ведения переговоров — внутренний голос шептал мне, что уступать сейчас никак нельзя. Особенно в присутствии внешнего зрителя — Олеси.

Кроме того, слова Вадика были не такими уж безобидными. Их вполне можно было трактовать как укол в мою сторону. Типа бегу я, как белка в колесе, ничуть не сознавая своего глупого положения. Ну, или что-то в этом роде.

Пригубив бокал, я все еще колебался, как ему ответить.

— Не, Вадя, — усмехнулся я, как будто слегка высмеивая его рассуждения, — если человек умен, он найдет время и для того, чтобы подумать! А если глуп, то дай ему хоть вечность, все равно никакого толку не будет! Просто будет глупый бездельник вместо глупого работяги!

— Жень, ты как всегда категоричен! — рассмеялся Вадик. — Скажи лучше, чего ты решил имидж сменить?

— Да, просто жутко интересно! — поддержала его Леся.

А чего тут, собственно, интересного? Подумаешь, решил немного отпустить волосы — не ходить же всю жизнь с одной и той же короткой стрижкой!

Однако сам этот вопрос был очень показательным для всего вечера. То, что было интересно им — культивирование цветочков (Олеся), виртуализация мира, теннисные баталии (снова Олеся), ницшеанские огрехи — было не особо интересно мне. А то, что интересовало меня — политика, инвестиции, женщины, яхты (я как раз присматривал себе одну), — вгоняло их в скуку или апатию.

Казалось, что с университетской скамьи мы изменились настолько, что у нас больше не осталось общих интересов. Нет, мы, конечно, могли поддерживать светскую беседу, понимающе кивая и задавая дежурные вопросы. Но это только сильнее подчеркивало, насколько мы стали друг от друга далеки.

На этом фоне наш неуклюжий спор о скуке и компьютерах казался просто шедевром понимания и заинтересованности.

Время шло, а у меня никак не получалось свернуть разговор со светской дорожки на путь откровенного общения. Уверен, я смог бы это сделать, если бы мы остались один на один. Вот только Олеся никак не хотела уходить. Не скажешь ведь ей, мол, дай мужикам о своем поговорить… Обидится, да и Вадик не поймет. Эта тупиковая ситуация вскоре начала меня раздражать.

Когда она, наконец, ушла собирать Алешку ко сну, я тут же взял бутылку, бокалы и предложил Вадику перебраться в его кабинет. Усевшись на все тот же диван, на боковину которого так удобно было ставить стакан, я сразу вспомнил нашу унылую вчерашнюю игру.

— Слушай, дружище, — тихонько спросил я, глядя ему прямо в глаза, — вчера… как я понял, карты тебя больше совсем не вставляют. Или показалось?

— Да, есть такое, — без энтузиазма ответил он.

— А чего? Проигрался, поди, по-крупному? — попробовал угадать я, предвкушая соответствующую историю.

— Знаешь, — задумчиво начал Вадик, — рефлексия помогает избежать душевных страданий, но и для счастья поводов практически не оставляет.

— Чего? — поморщился я. Последние четыре часа я активно вливал в себя алкоголь, а потому сходу не смог понять его пассаж. — Скажи-ка попроще!

— Да это я так… оригинальничаю! — рассмеялся Вадик. — Не обращай внимания! Просто надоели карты, не получаю от них удовольствия, вот и все.

— Ну ладно, — согласился я.

Еще с полчаса мы вспоминали прошлое, слушали какую-то нагоняющую тоску музыку, мусолили в руках едва наполненные бокалы. Никто не мешал, но разговор все равно не шел.

Еще и хмель стремительно заполнял мое сознание, из-за чего мне приходилось сильно концентрироваться, чтобы сохранять нить неспешного разговора. Я понимал, что надо было переходить к главному, потому как потом уже будет совсем поздно. Вот только слов подходящих у меня сразу не нашлось.

— Скажи, вы часто с Лесей цапаетесь? Ну так, чтобы по-серьезному.

— По-серьезному? — переспросил слегка осоловевший от выпитого вискаря Вадик. — Вообще никогда. Почему спрашиваешь?

— Да перед отъездом самым, — зачем-то соврал я, — пересрались мы с Ленкой крепко. — Вот и думаю, одни мы такие идиоты или другие тоже ругаются?

— Думаю, ссориться — это необязательно плохо, — на лице моего старого друга вновь появилась его дежурная полуулыбка. — Зачастую это просто способ честно сказать другому то, что в обычной обстановке не можешь.

Вот и все! Как после всего этого было ему сказать, что мы не просто поругались, а теперь даже не живем вместе? Наверное, и можно было сделать новый заход, но для этого уже не осталось ни сил, ни желания. Я уже был на сто процентов уверен, что если я и совершу этот заход, Вадик все равно меня не услышит. А если и услышит, то уж точно не поймет.