Заговорщики

Роман Ра

Осталось в прошлом время кровопролитных битв и жестокого правления империй. Императоры свергнуты, королевства объединены, почти тридцать лет всем бескровно правит один человек.Но король стар и не имеет наследника, а замок полнится недовольствами его праздной жизнью.Шестеро заговорщиков намерены пойти на измену, чтобы раз и навсегда разрешить застоявшиеся проблемы.

Вор и разбойник

В своей тесной, но уютной комнатушке мистер Койн который час морщил лоб и напрягал глаза при тусклом свете свечи — цифры на бумаге никак не сходились.

— Ох, как погуляют, — сетовал он дрожащим голосом. — Так погуляют, ах как погуляют, не пойду я туда, не пойду, ни одной лишней монеты на меня не истратят, пусть другой съест мою порцию, пусть эта порция у него в горле встанет!

Мозолистые пальцы нетвёрдо сжимали перо, безобразно чиркающее по пергаменту снова и снова. На столе, неподалёку от единственной свечи, стояли только чернильница и стакан воды.

— Живёте как хренов бедняк, — человек в противоположном конце комнаты мерзко заржал. В такой темноте и лица его было не разглядеть. — А ещё казначей!

— Казначеи должны быть бережливы, — ответил Койн безучастно и беззвучно выругался, когда цифры опять не сошлись.

— А смысл постоянно откладывать богатства, покуда не тратите?

— Ничуть не удивляюсь вашему вопросу. Вы ведь привыкли жить не по средствам, не так ли? Что не было вашим, но вдруг стало, немедля надо где-то растратить, чтобы если уж схватят, то ни о чём не жалеть.

— Всё это в прошлом, мистер Койн. Теперь я занимаюсь совсем другими делами.

— Ох, в прошлом, как же…

Из расчётов выходило, что ещё пара таких пиров и новому королю, их предполагаемому ставленнику, казначей не понадобится вовсе, поскольку и казны как таковой не останется. Койн снова выругался, уже вслух, и грубым движением перечеркнул всё ранее написанное — да так, что перо прогнулось, хрустнуло и переломилось пополам.

— Больно уж вы переживаете о том, что не ваше. Вот я-то, в былое время, если и брал чужое, то никогда не переживал, что кто-то отберёт.

— Правильно, вы всё тратили. А если о чём переживали, так это о том, чтобы голову от такой жизни не потерять.

— Об этом переживает каждый из нас, сейчас-то особенно.

— Говорите потише, за стеной живёт фрейлина, — предупредил казначей.

— Это та слабоумная старуха?

— Слышит она, тем не менее, прекрасно.

— А зачем она королю? Ей давно на покой пора, тем более что королева уж сколько мертва… лет двадцать?

— Больше двадцати пяти. — Он достал новые пергамент и перо. — Старая Маргарет давно не в своём уме. Было время, когда король ещё надумывал жениться вновь, но жену ему заменили вереницы потаскух. Тогда он разогнал всех служанок почившей королевы и старую фрейлину вместе с ними. А она, от помутнённого рассудка, на следующей день пришла исполнять обязанности как ни в чём не бывало. Стражники не пускали, а она давай взывать — то к королеве, то к королю.

— А что ж король?

— Да пожалел её король, приказал всем говорить, в случае чего, что королева в отъезде или ещё где. Комнату жены оставил нетронутой. Пускай, мол, убирает, пока не помрёт.

— Кстати, о женщинах — может, и правда потаскушку с острым ножичком подослать?

— Вы в своём уме?! — Койн громко ударил по столу. — Я говорил об этом прежде и не стану повторяться.

— Тогда изложите свой план.

— Не здесь и не сейчас. В любом случае нам сначала стоит дождаться известий от сира Хью.

— Ах да, преемник…

— Он нам всяко нужен. Если сами никого не подготовим, то камерарий или, чего доброго, кастелян позаботятся, чтобы всё обернулось не в нашу пользу.

— Неужто старики о чём-то подозревают? — удивился голос.

— Сомневаюсь. Просто больно уж они правильные, честные, господь их побери!

— От честных — одни проблемы, по себе знаю.

— Да уж вам-то не знать. — Казначей исписывал цифрами очередной пергамент. — Кто-кто, а ваш брат честность на дух не переносит.

— Говорите потише, мистер Койн, сами же говорите, что у старухи отличный слух.

— Неужто, столько повидавши, вы страшитесь какой-то пожилой женщины?

— Да я бы её вмиг прирезал, будь нужда. И вас, кстати, тоже. Да только мне моя репутация дорога. Такое место, знаете ли, нелегко заполучить.

— Уж я-то знаю! — выпалил казначей. — Мне и самому, представьте себе, потрудиться пришлось.

— Уж всяко не так, как мне.

— Да уж куда нам до вас! Кстати, а с чего бы вы не на пиру?

— Не хочу светиться, — мягко ответил гость и присвистнул. — Король-то меня до вступления в должность в глаза не видал, а вот кто-то из людей, приехавших с лордами, вполне может и узнать.

— Ваша правда, лучше не рисковать: если вас узнают, то и наш план окажется под угрозой.

— О, в этом можете не сомневаться! Если меня прихватят за жопу, мигом всех вас за собой утащу. В конце концов, чего стоят всякие там планы, когда речь идёт о собственной шкуре? А, казначей?! Чего стоит жизнь?

— В золоте или серебре?

— Очень смешно, скряга. Спрашиваю я, конечно, философски, но хотел бы услышать ответ.

— Раз уж философски, то отвечу тем же: жизнь стоит столько, сколько за неё дают, и не монетой больше.

— Чертовски хороший ответ! — заржал голос.

— К чёрту эти пустые разговоры! — Койн ударил по столу. — Что будем делать?

— Как что? Дожидаться новостей от сира Хью, сами же сказали.

— Конюх и кузнец. Кто, по-вашему, наиболее подойдёт?

— Да разве ж выяснишь по профессии? Я вон сами знаете кто и вдруг лекарь!

— Да знаю я, какой вы лекарь…

— Пост занимаю — оно и главное!

— Эх-эх, — покачал головой казначей. — Знаем мы одного, кто пост занимает, а он для него не годится. И настолько хотим это исправить, что аж убить готовы.

— Говорите так, будто убийство это что-то плохое.

— Всяко не для вас, мистер Роб.

— Я вам что, головорез какой?! — возмутился лекарь.

— А кто же вы тогда, если не головорез?

— Во-первых, это в прошлом. Во-вторых, даже тогда я был лишь весьма предприимчивым человеком, выживал как умел.

— Лишая жизни других.

— Это уж когда приходилось!

— Ладно, оставим это, — отрезал Койн. — Нам надо решить, кто из двух юнцов станет нашим ставленником. Я слышал, что подмастерье конюха, мягко говоря, идиот.

— Тем легче будет им управлять.

— Да, но если он настолько идиот, как мне рассказывали, то указов наших не запомнит. Мальчик-кузнец вроде сообразительный, но больно уж своенравный.

— Всем своенравным можно подрезать крылышки, будь на то нужда.

— Если уж придётся, то доверю это лично вам.

— А с каких пор это вы у нас главный?

— С самого начала. Или, позвольте спросить, у вас есть иная кандидатура? Может, запуганный собственной тенью писарь? Кравчий? Сир Хью, в конце концов?

— Шут! — заржал голос.

— Вам бы всё шутки, мистер Роб. Надо решать!

— Не суетитесь, господин казначей. Пока сир Хью не разведает, будет весьма поспешно принимать какое-либо решение. Почему вы, кстати, подрядили на это рыцаря?

— А чьи ещё вопросы, позвольте спросить, не возымеют каких-либо подозрений? Рыцарь в поисках меча или коня это, так сказать, дело обыденное, никто не удивится.

— Уж очень вы щепетильны, мистер Койн. Будто кузнец или конюший лично пойдут докладывать королю.

— Конюший месяцами бутылки от рта не отнимает, так что нет. А вот слуги могут и шепнуть чего-то не того, если к никому ненужным мальчишкам вдруг заявится лекарь или, тем более, казначей. Осторожность не повредит, мистер Роб. Уж вы-то должны понимать!

— Понимаю, но даже для меня это чересчур.

— Тем лучше, что вы оставили свои былые дела.

— Никак за мою жизнь тревожитесь? — спросил лекарь.

— Разве что как за жизнь одного из заговорщиков. Не сомневайтесь, о вас я беспокоюсь не более, чем о шуте. Вы, разве что, поумнее будете.

— И на том вам спасибо, дорогой друг! А что же шут, зачем он нам вообще?

— Эх, поспешил я вас хвалить, — покачал головой мистер Койн. — Шут, он, вы поймите, дурак.

— Да я-то понимаю, только какой с дурака прок?

— А прок такой, что при своей должности он без проблем может остаться с королём наедине. В отличие от вас или меня, дурака не трудно будет подбить на самопожертвование ради общего дела.

— А вы хитёр, как лис, мистер Койн.

— Ох-ох, мистер Роб, должность обязывает меня быть человеком практичным, а временами — и хитрым в придачу. Вот что будет, если наш план сорвётся?

— На плаху пойдём, как писарь говорил. Тут уж даже наш король казни в обиход вернёт.

— С этим-то понятно, но вы о нас думаете, а надо о королевстве. Поглядите вокруг — сколько ещё может продолжаться этот театр вместо настоящего правления?!

— Так это благородство побудило вас участвовать в заговоре? — лекарь мерзко заржал. — Ох, видал я вашего благородного брата. Страсти да слабости те же, что и у нас, простых смертных, но что ни слово, то красная нить, делящая всё на доброе и злое.

— А что вы бы сказали о моих намерениях?

— Что вами движет алчность ещё более голодная, чем моя. Но хоть сколько-нибудь благородное воспитание и те-то идеалы мешают сознаться, вот и выворачиваете всё наизнанку.

— Довольно! — казначей ударил по столу, и чернила вылились на пергамент. — Чёрт бы вас побрал, лекарь, за такие слова вам в самом деле место на плахе!

— Всем нам там место. Как-никак мы намереваемся убить короля.

— Я бы пошёл к королю хоть сейчас, чтобы лично вас сдать!

— Не спешите, мистер Койн. Я уже говорил: все шестеро рядом ляжем, я молчать не стану.

— Господь с вами, мистер Роб. Идите. Я имею в виду, оставьте меня с моим горем наедине. — Казначей выкинул испорченный пергамент и вновь принялся записывать расходы.

— Вам поспать надо, а то монеты в голове так и звенят, а руки их не нащупывают.

— Идите, я сказал! Не испытывайте впредь моё терпение.

Лекарь вышел смеясь.