Тёмное пророчество

Рик Риордан, 2018

Итак, Аполлона лишили божественной силы, заставили пройти смертельно опасный квест в Лагере полукровок и бросили одного на произвол судьбы, – но на этом его испытания еще не закончились! Чтобы вернуться на Олимп, Лестеру Пападопулусу (то есть несравненному Аполлону, конечно!) предстоит отправиться на поиск следующего оракула, который не только предопределит его судьбу, но и повлияет на жизнь его близких друзей. Однако чтобы добраться до него, бывшему богу придется взглянуть в глаза своим страхам и встретиться со старыми врагами, которые больше всего на свете хотят убить его. На что же готовы пойти Аполлон и его друзья, чтобы выполнить свою миссию? Рик Риордан – автор мировых бестселлеров для подростков, лучший современный писатель в детской литературе, по мнению авторитетного издания «New York Times».

4

Не должен дом

Быть тайной для Аполлона

И кидать в него кирпичами

Далеко идти не пришлось.

Таща Калипсо между собой, мы с Лео поплелись за Эмми к изысканному зданию на южной стороне площади. Как я и думал, когда-то здесь был железнодорожный вокзал. Под круглым окном красовались выбитые в граните буквы «Юнион-Стейшн».

Эмми не пошла к главному входу. Она свернула влево, остановилась у стены и провела рукой между кирпичами, очерчивая дверной проем. Цемент с хрустом разошелся, стена сдвинулась внутрь, и перед нашим взором явилась узкая шахта вроде дымохода и железные кольца-ступени, ведущие вверх.

— Ловко! — похвалил Лео. — Только Калипсо не сможет карабкаться.

Эмми нахмурилась.

— Ты прав. — Она повернулась к проему в стене: — Станция, дай нам, пожалуйста, пандус.

Металлические кольца исчезли. Раздался приглушенный рокот, и внутренняя стена шахты стала клониться назад, кирпичи начали сами собой перестраиваться, и скоро перед нами уже был пандус, идущий под небольшим углом вверх.

— Ого! — изумился Лео. — Ты что, попросила его у здания?

Улубка мелькнула в уголках губ Эмми:

— Станция — это не просто здание.

После этих слов пандус перестал казаться мне таким уж замечательным.

— Она живая? Как Лабиринт? И ты хочешь, чтобы мы вошли внутрь?

У Эмми однозначно был взгляд Охотницы. Только последовательницы моей сестры осмеливались бросать на меня такие мерзкие презрительные взгляды.

— Станция не творение Дедала, владыка Аполлон. Здесь совершенно безопасно… пока вы наши гости.

По ее тону стало понятно, что я тут на испытательном сроке. Сирены позади нас стали громче. Дыхание Калипсо становилось все тяжелее. Особого выбора у нас не оставалось, и мы вошли внутрь вслед за Эмми.

Появилось освещение: по стенам висели бронзовые канделябры с горящими теплым желтым пламенем свечами. Когда мы прошли по пандусу футов двадцать, в стене слева открылась дверь. За ней обнаружился медблок, оснащению которого позавидовал бы даже мой сын Асклепий: медицинский шкаф, заполненный лекарствами, хирургическими инструментами, ингредиентами для приготовления микстур; медицинская кровать со встроенными мониторами, графической панелью управления и подъемником для пациентов. На полках вдоль стены, рядом с портативным аппаратом МРТ, сушились целебные травы. В дальнем углу в террариуме за стеклом шевелился клубок ядовитых змей.

— Ничего себе! — восхитился я. — Да у вас тут суперсовременный медблок!

— Да, — подтвердила Эмми. — Станция говорит, что вашей подруге требуется немедленная медицинская помощь.

— Хочешь сказать, эта комната только что здесь появилась? — спросил Лео, заглянув в дверь.

— Нет, — ответила Эмми. — То есть да. Она всегда была здесь, но… ее легче найти, когда в ней есть нужда.

Лео кивнул с задумчивым видом:

— А как думаешь, станция может навести порядок в моем ящике с носками?

С потолка сорвался кирпич и со стуком упал ему под ноги.

— Это значит «нет», — пояснила Эмми. — А теперь позвольте мне заняться вашей подругой.

— М-м… — Лео указал на террариум. — У вас тут змеи. Это я так, к слову.

— Я позабочусь о Калипсо, — пообещала Эмми. Она забрала у нас волшебницу, подняв ее на руки без видимого труда. — А вы идите. Наверху вас встретит Джо.

— Джо? — переспросил я.

— Вы ее узнаете, — пообещала Эмми. — Она расскажет о Станции лучше, чем я.

Она внесла Калипсо в медпункт, и дверь закрылась.

— Змеи? — хмуро посмотрел на меня Лео.

— О да! — отозвался я. — Недаром змея, обвившаяся вокруг посоха, является символом медицины. Яд был одним из первых лекарств.

— Да что ты?! — Лео посмотрел под ноги. — Как думаешь, можно я хоть кирпич себе возьму?

Коридор зарокотал.

— Я бы не стал, — посоветовал я.

— Да уж, пусть лежит.

Мы прошли еще немного, и справа от нас снова открылась дверь.

За ней была детская комната. Солнечные лучи пробивались сквозь розовый тюль и падали на деревянный пол. Уютная кровать была завалена мягкими одеялами, подушками и плюшевыми зверушками. Стены цвета яичной скорлупы кто-то решил использовать как холст для рисования мелками, на них красовались схематичные человечки, деревья, домики, резвились какие-то звери: не то собаки, не то лошади, не то ламы. На левой стене, напротив кровати, нарисованное мелками солнце, улыбаясь, глядело на веселую цветочную поляну. Посреди поляны стояла девочка, а по бокам от нее — две фигуры побольше, родители, — все трое были нарисованы в стиле «палка-палка-огуречик» и держались за руки.

Художества на стене напомнили мне о пещере Рейчел Элизабет Дэр в Лагере полукровок. Ей, моему Дельфийскому оракулу, нравилось расписывать стены пещеры сценами из своих видений… правда, только до того момента, как ее покинул дар прорицания. (Я тут ни при чем. Это все Пифон, полоз-переросток.)

Большинство картинок в этой комнате мог бы нарисовать ребенок лет семи-восьми. Но на дальней стене, в самом углу, это юное дарование решило сурово покарать нарисованный мир — теперь на него надвигалась накаляканная буря. Хмурые человечки грозили ламам треугольными ножами. Темные загогулины перечеркнули трехцветную радугу. На зеленой полянке был нацарапан черный круг, похожий на пруд… или на вход в пещеру.

Лео попятился:

— Не знаю, чувак. По-моему, нам не стоит сюда заходить.

Мне стало интересно, почему Станция показала нам эту комнату. Кто живет здесь? Точнее… кто жил здесь? Несмотря на веселые розовые занавески и аккуратно заправленную кровать, заваленную мягкими игрушками, комната казалась нежилой, как музей.

— Пошли дальше, — согласился я.

Наконец мы дошли до конца пандуса и оказались в зале, похожем на собор. Над нашими головами изгибался цилиндрический свод, украшенный деревянной резьбой, в центре сиял витраж: зеленые и золотые стекла складывались в геометрический узор. На дальней стене было окно-розетка, которое я видел снаружи. Его тень на раскрашенном цементном полу была похожа на гигантскую мишень для игры в дартс. Наверху, вдоль левой и правой стены, тянулись галереи с коваными перилами и изящными викторианскими светильниками. За перилами располагались двери в другие помещения. Полдюжины лестниц тянулись к потолку с изысканной лепниной, а под ним проходил широкий выступ, на котором была навалена солома и устроено что-то вроде насеста для огромных куриц. В зале пахло какой-то живностью… но не как в курятнике, а скорее как в собачьей конуре.

В одном из углов главного зала сверкала профессионально оборудованная кухня, настолько большая, что на ней можно было провести сразу несколько кулинарных поединков со звездами. Повсюду стояли диванчики и удобные кресла. Центральное место занимал массивный обеденный стол, сработанный вручную из красного дерева, за которым могли разместиться двадцать человек. Под окном-розеткой кто-то устроил кучу разных мастерских. Тут вперемежку стояли циркулярные, сверлильные и токарные станки, печи для обжига керамики, кузнечные горны, 3D-принтеры, швейные машины, котлы и еще какое-то промышленное оборудование — названий всех приспособлений я не знаю. (Не судите меня строго. Я все-таки не Гефест.)

У сварочной станции стояла мускулистая женщина в железной маске, кожаном фартуке и перчатках. Стоило ее горелке коснуться металлического листа — и вокруг фонтаном рассыпались искры.

Уж не знаю, как она нас заметила. Может, Станция бросила ей под ноги кирпич, чтобы привлечь ее внимание. Как бы там ни было, женщина посмотрела в нашу сторону, выключила горелку и подняла маску.

— Чтоб меня! — хохотнула она. — Неужто Аполлон?!

Она сбросила защитное снаряжение и зашагала к нам. Как и Эмми, ей было за шестьдесят, но если Эмми отличало телосложение бывшей гимнастки, то эта женщина была сложена как боец. Выцветшая рубашка поло розового цвета плотно облегала ее широкие плечи и темные мускулистые руки. Из карманов джинсового комбинезона торчали гаечные ключи и отвертки. Седые волосы, подстриженные «ежиком», контрастировали с ее темно-коричневой кожей и блестели как иней.

Она протянула руку и сказала:

— Вы, наверное, не помните меня, владыка Аполлон. Я Джо. Или Джози. Или Джозефина. Как вам будет угодно.

Называя каждый новый вариант своего имени, она сжимала мне руку все сильнее. Я бы не рискнул соревноваться с ней в армрестлинге (зато готов поспорить, что с такими толстыми пальцами она не смогла бы так же виртуозно, как я, играть на гитаре, так что выкуси!). Ее лицо с квадратным подбородком могло бы показаться устрашающим, если бы не веселые сверкающие глаза. Губы у нее подрагивали, будто она вот-вот рассмеется.

— Да, — пропищал я. — То есть нет. Боюсь, я не помню. Позвольте представить: это Лео.

— Лео! — она радостно вцепилась в его руку. — А я Джо.

Вокруг было столько людей, чьи имена заканчивались на «о» — Джо, Лео, Калипсо, — словно все решили передразнивать английский вариант моего имени: Apollo. Слава богам, что мы были не в Огайо, а дракона нашего звали не Фесто.

— Я буду звать тебя Джозефиной, — решил я. — Красивое имя.

— Идет, — пожала плечами Джозефина. — А где ваша подруга Калипсо?

— Постой, — удивился Лео, — откуда ты знаешь про Калипсо?

Джозефина приложила палец к левому виску:

— Станция держит меня в курсе событий.

— О-о! — округлил глаза Лео. — Круто!

Но я бы так не сказал. Обычно, если кто-то сообщал мне, что с ним разговаривает здание, я старался побыстрее сбежать. Но, как это ни прискорбно, я понимал, что Джозефина говорит правду. Более того, я подозревал, что ее помощь и гостеприимство нам необходимы.

— Калипсо в медпункте, — объяснил я. — Она руку сломала. И ногу.

— Ясно, — глаза Джозефины потускнели. — Точно, вы же встретились с нашими соседями.

— Ты хотела сказать — с блеммиями. — Я представил, как они по-соседски заходят сюда одолжить торцевой ключ, предложить герлскаутское печенье или убить кого-нибудь. — С ними, наверное, много проблем?

— До недавнего времени проблем не было, — вздохнула Джозефина. — Блеммии по своей природе довольно безобидны, особенно если быть с ними повежливей. Организовать нападение — задачка не для их воображения. Но с прошлого года…

— Дай угадаю, — перебил я. — В Индианаполисе новый император?

На лице Джозефины промелькнуло раздражение, и я понял, что будет, если ее разозлить (подсказка: будет больно).

— Лучше не будем говорить об императоре без Эмми и вашей подруги, — сказала она. — Эмми может меня успокоить, а если ее не будет рядом… я выйду из себя.

Я кивнул. Выводить Джозефину из себя и впрямь не лучшая идея.

— Но здесь-то нам ничего не грозит?

Лео поднял ладонь кверху, проверяя, не пойдет ли дождь из кирпичей.

— Я тоже хотел об этом спросить. Мы ведь… вроде как привели к вашему порогу разъяренную толпу.

— Не волнуйтесь, — отмахнулась Джозефина. — Приспешники императора который месяц нас ищут. Только вот без нашего приглашения отыскать Станцию очень непросто.

— Правда? — Лео топнул ногой по полу. — А кто ее построил, вы? Здесь так круто!

— Если бы я! — усмехнулась Джозефина. — Ее создал полубог, куда более талантливый архитектор, чем я. Она была построена в 1880-е годы, на заре существования трансконтинентальной железной дороги. Станция служила убежищем для полубогов, сатиров, Охотниц — для всех, кому могло потребоваться укрытие в стране. А теперь нам с Эмми выпало счастье стать ее хранительницами.

— И никто не удосужился рассказать мне об этом месте, — проворчал я.

— Ну… мы стараемся не привлекать к себе внимания. Приказ госпожи Артемиды. Информируем только тех, кому положено знать.

Я был богом, а значит, мне точно было положено знать обо всем, но Артемида имела страсть к тайнам. Она вечно перестраховывалась на случай конца света, хранила что-нибудь в секрете от других богов, будь то припрятанные запасы, бункеры или маленькие государства.

— Я так понимаю, что теперь здесь уже не вокзал. Каким смертные видят это место?

Джозефина улыбнулась:

— Станция, будь добра, сделай пол прозрачным.

Раскрашенный цементный пол под нашими ногами исчез. Я отпрыгнул, будто наступил на горячую сковородку, но оказалось, что на самом деле пол никуда не делся. Он просто стал невидимым. Все, что было вокруг нас — ковры, мебель, мастерские с инструментами, — парило на высоте двух ярусов над настоящим полом главного зала, в котором сейчас были расставлены банкетные столы для какого-то торжества.

— Мы занимаем только верхнюю часть зала, — пояснила Джозефина. — Внизу раньше был главный вестибюль вокзала. Теперь смертные арендуют это место и проводят здесь свадьбы, праздники и всякие другие мероприятия. Если они посмотрят наверх…

— Активный камуфляж, — догадался Лео. — Они видят потолок, но не видят вас. Класс!

Явно польщенная, Джозефина кивнула:

— По большей части здесь тихо, хотя в выходные народ шумит. Если я еще хоть раз услышу, как музыканты на свадьбе играют «Мысли вслух»^[4], я сброшу на них наковальню.

Она указала рукой на пол, и он снова стал непрозрачным цементом.

— А теперь, если не возражаете, я должна закончить часть нового проекта. Нужно сварить металлические пластины, пока они не остыли. А потом…

— Ты ведь дочь Гефеста? — спросил Лео.

— Нет, Гекаты.

Лео изумленно моргнул:

— Быть не может! Но ведь у тебя такая клевая мастерская…

— Моя специальность — магическая инженерия, — сказала Джозефина. — Мой отец — смертный — был механиком.

— Класс! — обрадовался Лео. — У меня мама работала механиком! Слушай, а можно я поработаю за твоим металлорежущим станком? Мой дракон остался у Капитолия и…

— Кхм! — вмешался я. Мне, конечно, хотелось вернуть Фестуса, но вряд ли чемодану, который практически невозможно уничтожить или даже просто открыть, сейчас грозит какая-то опасность. Кроме того, если бы они продолжали болтать, то вскоре подружились бы на почве любви к фланцевым болтам, а я бы умер со скуки. — Джозефина, ты говорила, что, когда закончишь…

— Точно, — кивнула она. — Дайте мне пару минут. А потом я провожу вас в гостевые комнаты и, может быть, найду для Лео что-нибудь… э-э… из одежды. Увы, рук у нас сейчас не хватает.

Почему, интересно, «увы» — подумал я. Но затем вспомнил о детской комнате без хозяйки. Интуиция подсказывала мне, что лучше мне промолчать на этот счет.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил я Джозефину. — Я одного не понимаю. Ты говоришь, что Артемиде известно об этом месте. А вы с Эмми Охотницы — или бывшие Охотницы?

Мышцы на шее Джозефины, под воротником ее поло, напряглись.

— Бывшие.

Я нахмурился. Последовательницы моей сестры всегда казались мне чем-то вроде девичьей мафии. Если попадешь туда, назад дороги нет, разве что в симпатичном серебряном гробике.

— Но…

— Долгая история, — перебила меня Джозефина. — Пусть лучше Гемифея расскажет.

— Гемифея?!

Это имя поразило меня не меньше, чем удар кирпичом. От изумления лицо у меня вытянулось, и я подумал, что оно вот-вот сползет на грудь, как у блеммии. Я вдруг понял, почему Эмми показалась мне такой знакомой. Неудивительно, что я чувствовал себя неловко.

— Эмми! Полное имя Гемифея! Та самая Гемифея?!

Джозефина посмотрела по сторонам:

— Ты что, правда не знал? — Она указала пальцем себе за спину. — Ну что ж… пойду займусь сваркой. Возьмите на кухне что-нибудь выпить и перекусить. Не стесняйтесь. — И она торопливо пошла к станкам.

— Обалдеть! — пробормотал Лео. — Она крута!

— Гм…

— Гемифея когда-то была твоей девушкой или что? Когда ты услышал ее имя, у тебя было такое лицо, как будто кто-то пнул тебя между ног.

— Лео Вальдес, за четыре тысячи лет никто даже помыслить не мог о том, чтобы пнуть меня между ног. Если ты имел в виду, что я немного удивился, то могу объяснить: я знал Гемифею в те времена, когда она была царевной в Древней Греции. Между нами никогда ничего не было. Но именно я даровал ей бессмертие.

Лео покосился на мастерскую, где Джозефина снова взялась за сварку:

— Я думал, все Охотницы становятся бессмертными, когда приносят присягу Артемиде.

— Ты не понял, — сказал я. — Я даровал ей бессмертие до того, как она стала Охотницей. Если хочешь знать, я сделал ее богиней.

Примечания

4

«Мысли вслух» (англ. Thinking Out Loud) — песня британского музыканта Эда Ширана.