Сафар-наме, или Книга Странствий

Ренат Янышев, 2016

Если славянские былины замесить на истории Древней Руси Х-го века да добавить для пряности мотивы персидского эпоса "Шах-наме", и всё это аккуратно сдобрить фантазией – то вот вам и новый взгляд на похождения Ильи Муромца.Автор иллюстрации "Раздумья Фархада" (к содержанию первой главы):Дмитрий Борисович Непомнящий.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сафар-наме, или Книга Странствий предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 1. Эсфахан

…Пять дней кряду бесновался над долиной знойный юго-восточный ветер, словно злобный Ахриман выпустил на волю весь жар преисподней. Но, как говорил один иудейский мудрец, есть время для урагана, и есть время для безветрия. И когда солнце, скрывшись в горах, уступило своё место Луне, тревожный шелест листьев в садах заметно утих.

А вместе с вечерней тьмой на улицы славного города Эсфахана опустилась и долгожданная прохлада. Это оказалось весьма кстати, потому что нынешнюю ночь мне явно предстояло провести, не смыкая глаз. Но что значит бессонница, когда в душе царит праздник, ибо вернулся после двухлетнего отсутствия мой друг Али ибн Масуд.

И, вот, мы возлежим по ромейскому обычаю на низеньких кушетках в открытом шатре. Шатёр этот, с тёмно-синим парчовым верхом, расшитым звёздами, и кисейными белоснежными пологами, изготовлен в Багдаде, а ныне разбит в саду моего друга. Но непременно отмечу, что дивный ковёр, устилающий пол шатра, создан руками местных ткачей.

Чёрные рабы разместили между нами изящный раскладной столик и заставили его творениями рук Лю, повара моего друга. А знающие люди говорят, что нет в мире более искусных кулинаров, чем выходцы из страны Чин.

Надобно добавить, что из этого шатра есть два выхода. Через первый, следуя пальмовой аллеей, по дорожке, выложенной плитами из серого известняка, можно пройти к Лазоревому дворцу с мозаичными стенами. Другой открывается тропинкой из белой мраморной крошки, ведущей к неглубокому пруду с диковинными рыбами, чьи плавники столь нежны и изящны, что скорее напоминают кисею. Посреди этого водоёма устроен островок, а на нём стоит бронзовый слон в три локтя высотой. Хобот его вовек не издаст ни единого звука, зато из него непрерывной струёй льётся вода.

По всему саду расставлены масляные светильники. Иные на земле, иные в ветвях, а иные подвешены высоко над головой. И все они столь ярко светят, что ночь, смутившись, бежала из владений моего друга.

Я бы предпочёл выставить свечи, но это лишь моё мнение; да и что душой кривить — светильники чудо как хороши, особенно те, что с отражателями из полированной меди.

Повинуясь сигналу, виночерпий расторопно наполнил наши чаши терпким вином.

— Нушануш! На здоровье! — улыбаясь, воскликнул Али. — Видишь, я ещё не забыл фарси!

— Нушануш! — ответил я и, с удовольствием пригубив рубиновый напиток, залюбовался затейливыми узорами серебряного сосуда.

— Ты читай, читай, а не просто смотри! — усмехнулся Али, явно польщённый моим вниманием к чаше.

И, впрямь, среди узоров обнаружились искусно вплетённые слова:

«Коль хочешь пить вино, так пей открыто,

Но из фиала, а не из корыта.

Не будь ханжой, не становись ослом!

А пьёшь — не забывай про честь джигита!»

— Разумный призыв, — вынес я доброжелательное суждение. — Чьи же это строчки?

— Да так, одного знакомого поэта, — туманно пояснил хозяин и распорядился подавать яства.

А и я не стал настаивать на раскрытии имени, поскольку по некоторым оборотам понял, что авторство почти наверняка принадлежит самому Али, испытывавшему слабость к сочинительству.

Отдав должное фазанам, кебабу из молодого ягнёнка, и, конечно же, баранине, вымоченной в верблюжьем молоке, а после запечённой в глине, я, не в силах более сдержать своё любопытство, взмолился:

— О, Али! Поведай же мне о своих странствиях! Где был, что видел ты?

Мой друг подал знак, чтобы принесли ещё кувшин охлаждённого вина и начал свой рассказ:

— Как может быть, помнишь, отец отозвал меня в столицу в силу некоторых причин…

Ещё бы! Не только я, но и весь Эсфахан помнил развесёлые похождения Али, сына второго вазира при дворе шахиншаха. Особенно от него доставалось мухтасибам, над которыми он постоянно устраивал розыгрыши. Городские власти могли лишь смиренно взирать на чинимые высокородным отпрыском безобразия и время от времени посылать донесения, усиленные свидетельскими показаниями, в Шираз. Справедливости ради отмечу, что мой друг исправно возмещал все убытки, понесённые его невольными жертвами.

–… Увы, как ни скорбел я, но пришлось направить стопы свои на юг. Там я узнал от отца, желавшего ввести мою жизнь в праведное русло, что пора мне совершить хадж. В ту пору как раз собирали караван в Мекку с дарами.

Однако всё в руках Аллаха! Лишь только достигли мы Хузистана, как нас догоняет скороход. Из присланного письма выяснилось, что в результате интриг отец мой впал в немилость. Поэтому мне настоятельно рекомендовалось пару лет провести подальше от шахских владений.

Что ж, я посоветовался с приятелями и решил, что святошей становиться ещё рано, а раз уж выпал такой случай, то надо и халифат посмотреть, и самому поразмяться. Так вот и вышло, что, повинуясь ветру странствий, мой скакун повернул на закат…

–…Фархад, друг мой! Как велики деяния Аллаха! Я посетил воистину волшебный город — Багдад. Чтобы описать все тамошние чудеса, мне не хватит и жизни! Странствуя, я побывал в таких местах, где верблюдов кормят финиками и апельсинами круглый год. Где можно скакать через финиковую рощу целый день, и то не достигнешь края! И встречал таких людей, коим не ведом вкус воды, ибо всю свою жизнь пили они либо верблюжье молоко, либо верблюжью кровь! Целый год я странствовал по Египту! Я побывал на родине пророка Исы! Но сегодня мы празднуем моё возвращение. Поэтому рассказы свои я отложу на более позднее время, а сейчас…

Тут Али приподнялся на ложе и хлопнул в ладоши. За спиной послышалось какое-то движение. Я обернулся и не поверил глазам.

Передо мной, словно прямиком из мусульманского рая, возникли две девы неземной красоты. С их появлением в воздухе завитал аромат жасмина и галиё. В шальварах и тончайших газовых накидках, не скрывавших, но лишь подчёркивавших их обаяние и прелесть, они с улыбкой поклонились нам. И сердце моё забилось, как куропатка в силках, сражённое столь восхитительным видением.

— Не правда ли, настоящие гурии? — обратился ко мне Али. — Я их купил в Багдаде на обратном пути. Даже не спрашивай, во сколько они мне обошлись. Ромейку я оставлю себе, а вот тюрчаночку приобрёл специально для тебя. Это подарок.

Я попробовал отказаться, но Али не стал ничего слушать:

— А вспомни, как мы с тобой познакомились?

***

Как я мог такое забыть? Тогда мы играли в чоуганбази. Я собрал команду земляков, выходцев из Дейлема, для встречи с арабами. Конечно, арабы, как всем известно, прирождённые наездники, но и мы, горцы, лошадей не только на картинках видели. Желание победить усиливалось ещё и тем, что проигравшие, по договорённости, должны были отдать победителям своих скакунов.

Игра началась, и я поневоле обратил внимание на предводителя соперников. Казалось, что он и его жеребец составляют одно целое. Ни разу за игру наездник не воспользовался камчой, не поддал каблуками в конские бока, но и конь не подвёл седока — всегда устремляясь в ту часть поля, куда через мгновение полетит шар. Помню, ещё даже мысль мелькнула, что очень уж эта пара похожа на легендарных полулюдей-полуконей из ромейских сказок.

Впрочем, арабы, хоть и показывали чудеса джигитовки, но с клюшками управлялись слабовато, поэтому победа досталась нам, и я уже вожделенно прикидывал, какую сбрую купить для столь ценной добычи, но тут приметил, как прощается всадник с конём. Он что-то шептал ему на ухо, лаская гриву, а вороной скакун задумчиво кивал головой, словно понимая слова хозяина, и лишь иногда укоризненно фыркал, бросая на меня косой взгляд. И тогда я совершил поступок, за который меня потом корили многие, но о котором не пришлось пожалеть.

Я принял поводья из рук араба и тут же отдал обратно, произнеся следующее:

— Мне хватит победы!

Тогда-то мы и стали друзьями…

А теперь выходит, что Али решил-таки отблагодарить меня за тот случай.

***

Я усадил прелестницу рядом с собой и, предложив ей чашу вина, спросил по-арабски:

— Откуда ты родом, прекрасный цветок?

К моему немалому удивлению, она ответила на хорошем фарси:

— Мой отец водил наше племя в низовьях великой реки Итиль! Но когда мне было десять лет, на нас напали печенеги. Их было слишком много… Мне повезло, печенеги перепродали меня купцам. Так я попала в Самарканд. Во дворце меня приметили и стали учить игре на разных инструментах, а также пению и разговорам на темы, приятные мужчинам. А когда мне исполнилось пятнадцать, меня отправили в Багдад — как подарок халифу. Только там меня почему-то не взяли в гарем, а снова выставили на продажу…

— Нет, ты представляешь? — вмешался Али. — Отказаться от таких бесподобных красавиц?! Или в гаремных евнухов багдадского халифа Иблис вселился, или это произошло по воле Аллаха. Чтобы я мог встретить Лейлу. Знаешь, а я ещё в дороге поклялся: как только родит мне сына, женюсь!

— Как скажете, господин, — потупив глаза, тихо молвила ромейка.

— За это стоит выпить, — предложил я, и повернулся к своей тюрчанке: — А как бы ты хотела, чтобы я звал тебя?

— Айшат, мой господин, — ответила она. — Я уже привыкла к этому имени.

Лейла и Айшат привнесли в наш пир живительную струю. Мы с Али, словно павлины, тут же распустили хвосты остроумия и веселья. Айшат очень неплохо пела, подыгрывая себе на чанге, а Лейла исполнила такой танец, что рассудок покинул меня, исчезнув словно лёгкий туман в горах под лучами солнца…

***

… Меня поймал ужасный дэв. Он был такой высокий, что задевал головой облака. Он был такой волосатый, что ветер запутался в его шерсти. А из его рта торчали такие клыки, что слоновьи бивни рядом с ними показались бы зубочистками.

И вот это порождение Ахримана схватило меня, кинуло в свою мерзкую пасть и принялось медленно жевать. Мне стало очень больно и обидно. Не так хотел закончить я свой жизненный путь…

— Господин, а господин! Вам очень плохо?

Девичий голосок раздался поблизости от меня. Интересно бы знать — кому он принадлежит?

Я с трудом размежил веки и попытался оглядеться. Меня окружала привычная обстановка спальни и это успокаивало. Но вот прекрасная дева, что сидела рядом на полу, была совершенно незнакома.

Тогда я вновь закрыл глаза и попытался проделать несколько дыхательных упражнений, что рекомендовал исполнить в подобной ситуации мой учитель Умар Гиясаддин. Солнечный луч не сдвинулся ещё и на два пальца по стене, как мне стало легче.

Вторая попытка обозреть мир получилась уже более осмысленной. Причём дева никуда не исчезла, а продолжала восседать на моём любимом ковре, рассеянно теребя изящными пальчиками длинный локон чёрных волос. В её больших глазах, задумчиво устремлённых в призрачные дали, притаилась печаль. Мне показалось, что она несколько перестаралась с сурьмой, подводя веки, но в женских уловках я, откровенно говоря, не очень силён.

— Кто ты, незнакомка? — попытался я выдавить из себя учтивость, впрочем, оставаясь в лежачем положении: — Какими ветрами занесло тебя в мой дом?

Дева встрепенулась и бросила на меня недоумевающий взгляд:

— О, господин! Вы совсем ничего не помните? Меня зовут Айшат.

Ммм, что-то забрезжило на горизонтах моей памяти, но очень смутно. Я отрицательно потряс головой, тогда дева по имени Айшат, отчего-то грустно вздохнув, продолжила:

— Этой ночью вы встречались со своим другом, моим бывшим господином. Он подарил меня вам. Так что теперь я ваша.

Вот! В голове моей что-то щёлкнуло, и я стал припоминать вчерашний вечер.

— Ясно. А почему ты так грустно вздыхаешь? Жалеешь, что переменила хозяина?

— Нет, что вы! — испугалась Айшат и, зардевшись, добавила: — Вы мне очень понравились… И покорно прошу простить меня. Я больше не буду вздыхать.

Я только отмахнулся:

— Пустяки! Прощаю. Ты лучше расскажи, я вчера ночью много выпил?

— Не могу судить много или нет, только вы, сразу после того как вторая стража сменила первую, встали и потребовали, чтобы вам подали набиз. Дескать, вы покажете мусульманину, как умеют пить горцы.

Ох, как мне стало нехорошо. Перейти в разгар пира с обычного вина на крепчайший напиток? В голове моей сразу же зазвучал тревожный гонг. Водилась за мной одна черта — выпив с полкувшина вина, я начинал вспоминать воителей и царей прошлых времён и их деяния. Особенно мне не давала покоя загадка нынешнего местонахождения волшебной чаши Джамшида, через которую её владелец мог наблюдать за всем, что творилось в мире. Чаша эта, будучи утраченной ещё в правление Кей-Хосрова, навечно поселилась в моей памяти. И уже неоднократно бывало, что во имя её я рвался на подвиги.

— Айшат, а скажи мне, не упоминал ли я чашу Джамшида?

— Да, господин! Через некоторое время вы стали укорять своего друга тем, что он вместо поисков перстня Сулеймана ибн Дауда, дарующего могущество, или всевидящей чаши Джамшида, бесцельно скитался, прожигая деньги и время.

— А ещё что я говорил?

— Вы, господин, сказали, что если бы и отправились в путешествие, то уж за чем-нибудь нужным — пусть не за чашей, так хотя бы за живой водой!

— А дальше что было? — продолжил я расспрос.

— Тогда ваш друг сказал, что вы так разнежились в Эсфахане, что никуда не поедете, тем более за тем, чего нет по воле Аллаха. Тогда вы, господин, сказали, что много он чего понимает в жизни, чтобы отрицать возможное. А потом предложили побиться об заклад. При этом тут же составили бумагу и позвали офицера ночной стражи в свидетели.

Мне стало плохо, но следовало испить чашу яда до конца:

— И где эта бумага?

— В чёрной шкатулке, господин.

На ватных руках я дополз до угла, где хранилась лакированная красно-чёрная шкатулка с иероглифическими письменами и открыл её. Поверх старых папирусов горделиво красовался новенький свиток. Я развернул его и, прочитав, понял, что худший враг человека — это он сам.

Чересчур старательной вязью (как всегда у меня бывает во время обильных возлияний) были расписаны предмет спора и размеры заклада. Я обязался в течение месяца выехать на поиски живой воды. Кроме того, на эти поиски мне отводилось не более двух лет (почему именно двух? совершенно не помню). Если я эту воду нахожу, или что-нибудь не менее редкостное, то Али оплачивает мне все мои издержки в десятикратном размере, а если поиски не увенчаются успехом, то половина моего имущества отходит к нему.

Да уж, не иначе как моим языком овладел вчера Друга, дух злословия и лжи. И даже нравоучительные рубаи, запечатлённые на чашах по желанию Али, не помогли перебороть невоздержанность.

Однако после омовения и приятной взору и желудку утренней трапезы, настроение моё несколько улучшилось. В конце концов, ну что произошло? Ровным счётом ничего. До Страшного суда ещё далеко, о новом Великом потопе никто не пророчествует. Что это я так разнервничался? Наоборот, все складывается как нельзя лучше. Мне как раз представилась превосходная возможность совершить подвиг.

Видимо это сытая, равнинная жизнь меня так разнежила. Как-то незаметно всего за несколько лет я стал настоящим горожанином. Без горячей ванны утром и вечером уже и день провести немыслимо, на базаре как женщина стал благовония покупать. Уж коли есть — так только с серебряных блюд, да не руками, а палочками, или ложками. А одежда? Конечно, не спорю, для равнины может и хорошо наряжаться в шелка. Только не по обычаям это, чтобы дедовскую одежду на иную менять.

А ведь что настоящему мужчине нужно? Конь-огонь, да меч в ножнах, а остальное приложится. Спокойная жизнь — это удел старцев. А так — поеду, развеюсь. Эх, знать бы ещё куда ехать? Поэтому я решил в самом ближайшем времени навестить своего учителя, спросить совета. Но тут прибежал гонец от Али и я, вместо того чтобы припасть к колодезю мудрости, направился к другу, предпочтя иные сосуды с иным содержимым. Там я застал ещё десятерых приятелей и знакомых, собравшихся послушать о Египте и прочих удивительных местах.

Али, вдохновлённый нашим почтительным вниманием и фиалом отличного вина, поёрзав, поудобнее устроился на лежанке и начал повествование:

— Это случилось на пятый день хурдада…

***

Лишь через семь дней закончился пир, который закатил для своих друзей Али ибн Масуд. Но минуло ещё три дня, прежде чем я смог направить свои стопы к дому, где жил и изучал кодексы и старинные свитки мобед Умар Гиясаддин.

Мой учитель чурался светской суеты и не желал жить при дворе земных властителей, но от того власть его над миром сущего была лишь более полной. Ведь не зря же к нему ездили со всех семи частей света набраться мудрости маги и учёные, звездочёты и астрологи.

Почтенный Умар достиг в обращении со своим телом невиданных вершин. Однажды я успел досчитать до тысячи, прежде чем он вынырнул на поверхность бассейна. Он засыпал обнажённым на заснеженных горных склонах и просыпался здоровым. Ходить по раскалённым углям для него было забавой. Я ударял его мечом, а он лишь слегка наклонялся, словно старый карагач под сильным ветром.

Но и в других искусствах он был первейшим. Он мог видеть суть не только минералов, но и людей. И как я уже не единожды убеждался, если бы он захотел, то все люди охотно исполняли бы его волю. Только у него не было к этому желания.

Я был для Умара скорее не учеником, а любимым племянником, хотя по крови мы были чужими. Просто во время большой смуты, когда отец нынешнего шахиншаха вместе со своими братьями после глупой смерти Мардавиджа, освободившей трон, разбил восставших гулямов, и Буиды разделили западный Иран на три части, выходцы из Дейлема приобрели значительное влияние. И уж так вышло, что мой дед, бывший сардаром в войске Али (старшего брата из Буидов) спас жизнь Умару Гиясаддину. Так что, когда в пятнадцать лет я покинул родные горы и поселился в Эсфахане, почтенный Умар с удовольствием взял меня под своё покровительство.

Вот и сейчас, когда я перешагнул порог дома учителя, он с доброй усмешкой приветствовал меня:

— Что, мой юный друг, тебя на этот раз привело ко мне? Желание стать мудрее, или совет по жизни? Не торопись с ответом, оставь свою стремительность за порогом. А я пока заварю чай…

…Замечу мимоходом, что мой учитель удивительно неприхотлив в обыденной жизни. Он обходился без слуг и рабов, и лишь с уборкой ему помогала соседская вдова. Его дом — самый маленький на улице, но даже не этим он выделялся, а скорее своими скромными белыми стенами. Уже не раз соседи приступали к нему с просьбами позволить покрыть глазурованной плиткой, или хотя бы расписать красками его стены, но Умар непреклонно отказывал им, говоря:

— В белом цвете я вижу все краски мира, а вы хотите обеднить мой дом…

…Мы прошли во двор и устроились на айване. Почтенный Умар быстро накрыл дастархан и вскоре я наслаждался ароматным индийским чаем с пряными лепёшками. Лишь после пятой пиалы мой учитель стал задавать вопросы:

— Судя по твоему отсутствующему взору, Фархад, ты опять с кем-то поспорил. А поскольку, как мне ведомо, в городе объявился твой старый дружок, то ты поспорил именно с ним. Верно?

— Верно, — подтвердил я и поведал всю историю.

— Ц-ц-ц, — уважительно поцокал учитель. — У тебя появился размах! Нет, чтобы поспорить о чём попроще: поймать горного дэва, к примеру, или приманить в силки птицу Хумайю? Ну и какую же ты предполагаешь получить от меня помощь?

— Учитель, расскажите о живой воде, где она может быть, как её различить. А то я даже куда отправиться — не знаю.

— Так ведь, Фархад, об этом мало что известно. Вернее, почти ничего. Сам посуди, если бы были верные сведения, люди бы уже давно к этому источнику протоптали дороги. Есть несколько ссылок у разных авторов, не более.

— Да мне хоть крохи, учитель.

— Ну что ж. Дай, попробую вспомнить… Я неоднократно слышал о том, что живую воду следует искать на севере… И читал в одном свитке, что необходимо двигаться на север ровно сорок конных переходов. И этому свидетельству можно верить…, так, я предполагаю, что начать поиск следует от границы между древними Ираном и Тураном. Это хорошо согласуется со временем написания того трактата. Граница тогда проходила по реке Джейхун. Так что тебе имеет смысл отправиться в Бухару и уже оттуда приступать к поискам. Ты пройдёшь земли Булгар…

— Так далеко? — изумился я.

— А тебя за язык никто не тянул, — укорил меня учитель.

— Так, а дальше-то что? Что я там встречу? Чего мне надо опасаться?

— Не торопи, дай подумать…, наверное, тебе следует из Бухары добраться до реки Итиль, потому что она, как мне известно — лежит к северу от Бухары и течение её тоже проистекает с севера. Так что по ней тебе легче всего будет добраться до нужных мест. Да-а-а! И выходит, что источник живой воды пробился на поверхность в стране Мрака, а там живут народы Гога и Магога. И никто ещё из просвещённых мужей там не бывал! Хотя от кого-то же это стало известно? Вот вопрос! Но!.. Но перед этим ты вряд ли сможешь миновать земли русов.

— Это ещё кто такие? — встрял я с вопросом.

— Это, как мне известно, северные огнепоклонники. Но вот зороастрийцы они, как мы, или просто язычники, не ведаю, — учитель задумчиво прикрыл глаза и продолжил речитативом: — Русы возделывают просо и лён, разводят пчёл и свиней, но больше всего любят воевать. И есть у русов хакан, а вокруг него собирается дружина и жрецы. И идут они воевать на своих соседей, славян, чтобы брать у них себе добычу на содержание, ну и прочие полезные предметы.

— Какие? — опять не удержался я.

— Ну не знаю, — удивлённо пожал плечами почтенный Умар. — Что у них, славян можно взять? Чем славяне торгуют с Константинополем? Меха, мёд, воск, кожа, рабы. Вот и русы, наверное, с них берут то же самое… Так, и что ещё вспомнилось — у русов глаза, как у кошек. Вот вроде и всё!

— А я знаю славянский язык, — гордо заявил я своему учителю (могу ведь хоть чем-то похвастаться?). — Мой отец как-то раз, на пробу, купил двух гулямов из славян. Мне тогда четыре года исполнилось. Одного из них ко мне приставили — до совершеннолетия. Так я и выучился говорить на их языке.

— Это похвально, — заметил учитель. — Знание чужеземных языков ещё никому не было в тягость. Но я бы тебе посоветовал присовокупить к своим познаниям и ромейский язык. Много мудрости смог бы ты почерпнуть из общения с западным народом.

Тут я спохватился, что беседа наша начинает перетекать в другое русло, и попытался вернуться к истокам:

— Конечно, учитель, но не могли бы вы дать определение: какая из себя живая вода? Как мне узнать её?

— Живая вода, она и есть живая. Ни по цвету, ни по запаху не отличается от обычной. Но знаю, что она не может превращаться в лёд, и не испаряется. Что если отрезанную конечность приставить к ране и полить живой водой, то она прирастёт. А если на только что умершего побрызгать этой водой, то он оживёт, прервав своё шествие к мосту возмездия Чинвату.

— Благодарю, учитель! — поблагодарил я за рассказ.

— А ты, я вижу, даже рад отправиться в дальние края? — приподнял бровь мобед.

— Конечно! — я пошире расправил плечи. — В конце концов, мой род происходит от Рустама. Мой прадед голыми руками задушил горного барса. Мой дед сразил в одном бою двенадцать воинов. Мой отец не раз приносил с охоты на своих плечах джейрана, пробежав без отдыха горными тропами три-четыре фарсанга. А разве я не сын своего отца?

— Похвально стремление мужа достичь своей доблестью славы,

Когда он на подвиг стремится не ради наград и забавы,

— продекламировал двустрочие почтенный Умар. — Что я могу сказать? Ты сам уже всё решил, зачем мне отговаривать тебя? Живую воду вряд ли найдёшь, а вот мир познаешь — это точно. Только не забудь одно правило. Принимай мир таким, какой он есть, и тогда он примет тебя. Принимай истину такой, какая она есть, и тогда она откроется тебе. И возьми с собой бумаги, а лучше — папируса побольше, и чернил, и записывай всё, что тебе покажется интересным и стоящим внимания. Это важно по двум причинам. Во-первых, большинство кочевников к учёным относятся лучше, чем к купцам, а во-вторых, твои записи будут иметь большую ценность не только для меня, но и для потомков. Удачи тебе, Фархад! И последнее: я помогу тебе добраться до Бухары. Найди на рынке менял некоего Захарию и скажи ему, что это я прислал тебя…

***

…Только жаркие объятия Айшат заставляли меня откладывать подготовку к отъезду, а ведь прошло уже двадцать ночей с того вечера, как она впервые возлегла со мной. Дни я проводил в обществе Али и других наших приятелей, но как только время близилось к вечеру я, изнывая от нетерпения, бросал всё и устремлялся домой.

А там меня ждала несравненная Луна моего сердца. В саду, по примеру Али, я велел разбить лёгкий шатёр, и теперь мы в нём проводили все вечера. Айшат развлекала меня рассказами, а, кроме того, ещё славно пела и танцевала. Дело дошло до того, что я первый раз в жизни попробовал сочинить стихи. Правда, никому не рискнул их прочесть, и, наверное, правильно сделал. Там имелись строки о ясном небе, украшенном звёздами, лёгком ветерке, ласкающем вершины деревьев, соловьиных песнях, ну и, конечно, не обошлось без упоминания о фиалах. Вот до чего дошёл.

И лишь, когда до конца отпущенного срока осталось шесть дней, пришлось наведаться на рынок, где держал место знакомый моего учителя.

Подсказки быстро привели к нужному столику в самом центре рынка. Там, укрывшись от солнца под навесом, прикреплённым к стене лавки, дремал мужчина с накинутым на лицо платком. Ещё издали, по жёлтым одеждам, я определил, с кем придётся иметь дело. Впрочем, подавляющее большинство менял так же щеголяли жёлтыми цветами своих одеяний.

Однако впечатление, что мужчина дремлет, оказалось ошибочным. Едва я остановил коня на расстоянии трёх шагов от столика, как меняла заговорил, явно обращаясь ко мне:

— Только не говорите, что хотите просто посмотреть!

Мне подобный тон несколько не понравился, но я остался спокойным. Это прежде, когда я только приехал в долину совершенно неотёсанным горцем, рука то и дело тянулась к мечу, в каждом подозревая возможного обидчика. Однако в любезном моему сердцу Эсфахане так перемешались верования и народы, что поневоле пришлось выучиться терпению. Поэтому я просто промолчал.

Тем не менее, на нас сразу обратили внимание менялы из соседних лавок и просто любопытствующие, предвкушая возможное зрелище. А некоторые явно собрались делать ставки. Меняла, почуяв неладное, скинул платок с лица и мгновенно оценив не только меня, но и обстановку вокруг, вскочил на ноги и стал извиняться:

— О, господин! Не обрушивайте свой гнев на мою бедную голову! Во всем виновато солнце! От этой несносной жары бедный Захария потерял всё: и разум, и клиентов! Передайте мне ваши заботы, и я решу их в самом лучшем виде! А пока пройдёмте внутрь, не откажите моей дочери в возможности угостить вас шербетом.

Я спешился и, оставив коня на попечение базарных мальчишек, прошёл вслед за словоохотливым менялой. Волоокая дочь Сиона пугливой ланью метнулась за занавески, и вскоре я наслаждался очень даже неплохо приготовленным прохладным напитком.

Тем временем Захария не умолкал:

— О, юный господин! Я вижу, вы всё же стесняетесь поведать мне свои мысли, что так избороздили морщинами ваше чело! Давайте я сам попробую угадать! Вы, по несчастному стечению обстоятельств, временно стеснены в своих расходах! Но вот именно для этого я и существую! Причём заметьте, для вас, дихкана из Дейлема, я даже не прошу привести с собой поручителя! Я знаю, что ваше слово — это слово чести! Сам такой! Мы составим бумагу, и не успеют перевернуться песочные часы, как вы уже снова будете радостно смотреть на окружающий мир! А процент я возьму столь мизерный, что меня засмеют даже ослы, если им рассказать о нашей сделке!

Я только и успел возразить, что не нуждаюсь в кредите!

–… Понял! Понял, понял… Вы хотите отправиться в сафар! Так, кажется, на вашем языке называют странствия? И опять я нужен! Вы даёте мне свои динары, а я вам шекели, или драхмы, или рупии. Что пожелаете! И у вас снова нет забот! Так я достаю весы?

— Нет, — опять я огорчил Захарию. — Мой учитель сказал, что вы сможете мне помочь в несколько ином деле!

— Горе мне! Горе! — тут же принялся рвать на себе остатки волос меняла. — Вся жизнь моя прошла в тщете и суетных мечтах. Все хотят, чтобы Захария им помог, но кто поможет Захарии? Уже двадцать лет пытаюсь я заработать хоть немного денег, чтобы вместе с семьёй вернуться в землю обетованную!.. Погодите-ка, юный господин! А кто ваш учитель?

— Почтенный Умар Гиясаддин!

— Ну что же вы сразу не сказали? — всплеснул руками меняла. — Грех отказать ученику столь мудрого человека! Мои будущие внуки отвернутся от меня, если я не помогу вам! Лишь бы это было мне по силам.

Я успокоил хозяина, представился и объяснил, что мне нужно срочно выехать в Бухару. Захария задумался и принялся вышагивать, шевеля губами и размахивая руками. Наконец он прекратил хождение и повернулся ко мне:

— Мой юный господин! Есть только один человек в Эсфахане, способный помочь вам. И этот человек — я! Сейчас мы отправимся к моему свояку Науму. Он держит караван-сарай под вывеской"Поющий бархан", что на улице Вышивальщиков. На днях как раз отправляется большой караван в Бухару. Наум, и это мне известно наверняка, в очень хороших отношениях с таким же фундукани, как и он сам, из Рея. А того зовут Самуил. Так вот Самуила очень хорошо знают в Бухаре. Как видите — всё складывается просто великолепно. Наум, по моему слову, даст письмо для Самуила, а Самуил даст письмо для бухарских вакилов.

Я слегка запутался в том, кто же именно мне поможет, но послушно поднялся на ноги и вышел на улицу. Вскоре мы уже выезжали с рынка в сторону бывшей Иехудии. Когда-то давно Иехудия была самостоятельным еврейским поселением, рядом с Джеем. Между ними даже располагалось небольшое село Кушинан. Потом, с приходом арабов, город разросся, и Эсфахан поглотил Иехудию вместе с Кушинаном, но не бесследно.

Обо всем этом мне вспомнилось, пока мы неспешно двигались в нужном направлении. Кварталы Иехудии ничем не отличались от кварталов Джея — такие же глухие глинобитные заборы, скрывавшие от посторонних глаз дворы. Я бы предпочёл пустить своего коня рысью, благо улицы были в это время дня пустынны, но осел, на котором восседал Захария, оказался воистину достойным представителем своего племени.

— А дозволено ли будет мне узнать, о, мой господин, — поинтересовался Захария, — причину, заставляющую вас отправиться в столь далёкое путешествие? Семейные обстоятельства, или может напротив, учёные изыскания?

Я понял, что вряд ли удастся отвязаться от Захарии, и потому почёл самым лёгким согласиться:

— Ты прав, Захария, именно учёные изыскания!

— А какие? — немедленно последовал новый вопрос.

Я мысленно вздохнул и ответил:

— Да вот, намереваюсь отыскать живую воду.

Мой попутчик так разволновался, услышав подобное, что чуть не свалился с осла. Зато замолчал, и это было благо.

Так, в тишине мы и добрались до подворья, занимаемого фундукани Наумом. С нашим появлением в доме начался переполох, видимо не каждый день сюда заезжают иноверцы. Я с любопытством осматривался, но ничего нового для себя не высмотрел.

Вскоре высокий, седой, но все ещё крепкий хозяин дома приветствовал нас. Затем Захария извинился и увлёк Наума в дом, оставив меня прохлаждаться в ажурной беседке, укрытой от солнца огромными старыми вязами, впрочем, не одного. Меня окружили несколько рабынь и, после омовения, стали развлекать танцами.

Но не успел я вдоволь насладиться приятными глазу телодвижениями танцовщиц, как оказался увлечён в дом. В кабинете хозяин предложил усесться в специальное гостевое кресло. Я был знаком с этим обычаем, но, откровенно говоря, предпочёл бы устроиться на ковре. Однако в гостях своих правил не устанавливают. Пришлось располагаться на этой неудобной конструкции.

Сам Наум примостился за небольшим столом (подобные столы очень любимы письмоводителями в присутственных местах), а Захария сел на скамью у окна.

Хозяин покусал губы, внимательно разглядывая меня и, наконец, заговорил:

— У нас есть одно предложение. Э-э-э, как бы это выразиться? Одни словом, мы с Захарией с удовольствием взяли бы на себя все возможные расходы при проведении вами поисков некоей субстанции, обозначенной словами"живая вода". И, конечно же, со своей стороны, мы бы хотели рассчитывать на, скажем, семь десятых от того объёма, что вы привезёте! Для вас подобный договор означает безоблачное путешествие до Бухары и такое же приятственное возвращение. А, кроме того, ещё и значительный кредит на месте, обеспечиваемый моими бухарскими агентами.

Я был слегка ошарашен подобным, столь выгодным для себя, поворотом, но всё-таки сразу указал на самое слабое место:

— А если я ничего не найду?

Наум несколько замешкался, но всё же ответил:

— Это было бы прискорбно. Но, во-первых, мы рискуем далеко не всем своим состоянием, а во-вторых, возможность помочь мобеду Гиясаддину сама по себе многого стоит. Ну, а в-третьих, я почему-то верю, что у вас всё получится. А я редко ошибаюсь.

После этих слов стало очевидно, что следует немного поторговаться. В результате мы ударили по рукам и скрепили подписями следующее: фундукани Наум обеспечивает мне место в караване, идущем до Бухары, и даёт рекомендательные письма некоему Самуилу, проживающему в Рее, некоему Исайе, проживающему в Бухаре, а также некоему Моисею, раввину одной из бухарских синагог. Я же в свою очередь обязуюсь передать Науму и Захарии четыре десятых из всех запасов добытой мною живой воды. Если же я не привезу той воды, а взамен найду что-либо иное, но столь же редкостное и ценное, то и с этого надлежит отдать соответствующую долю.

В самом весёлом расположении духа я возвращался домой. Учитель дал мне очень дельный совет. Теперь я мог не заботиться о дорожных расходах и о том, где хранить наличность, пусть об этом болит голова у моих новых знакомых.

Нужный мне караван отправлялся через три дня, так что следовало оставшееся время провести с толком…

***

…Лишь только солнце полностью показалось над крышами домов, как тревожно взревели карнаи и вслед за ними тут же гулко зарокотали барабаны.

Уже открылись северные ворота и из города непрерывной вереницей потянулись навьюченные верблюды. Махмуд аль-Тарик, караван-баши, по уверениям Наума знал своё дело крепко. Сейчас он сидел на своём скакуне и с придорожного холма пристально наблюдал, как выстраивают верблюдов погонщики. Купцы, следующие с караваном, и охранники, повинуясь его знакам, занимали отведённые им места. Ни суеты, ни криков. И только отдельные команды, отдаваемые Махмудом своим помощникам, разносились над дорогой:

–…Вот этого, с подпалиной на груди, перевести на пять голов вперёд… Хасан, следи за дойной верблюдицей, как за своей женой… Ну, всё, пошли.

Верблюды тяжело вздохнули, понукаемые погонщиками, и караван пустился в дальний путь.

…Я оставил за своей спиной Эсфахан, да будут всегда цвести его прекрасные сады, да никогда в его дворцах не поселится уныние и грусть.

Я оставил за своей спиной друга Али ибн Масуда, но его весёлый нрав и остроумие навсегда остались в моей памяти.

Я оставил за своей спиной учителя Умара Гиясаддина, пусть его мудрость и наставления ещё долго будут освещать мой путь.

Я оставил за своей спиной Айшат! О, эти иссиня-чёрные, словно вороново крыло, волосы, пышной волной спадающие на плечи! О, эти глаза, притаившие в себе детскую доверчивость и женское лукавство! О, эта маленькая родинка на левом плече! О, эти трепетные, чуть припухлые губки! А перси, перси каковы! Да, её красота навсегда пленила моё сердце!

На прощание она дала мне свою гривну, чтобы та оберегала меня в ковыльных степях её родины:

— Если случится моему господину проезжать мимо шатров и увидеть на сторожевом копье три цвета: чёрный, красный, чёрный, то показав мой подарок, вы всегда найдёте там приют и покой. Это цвета моего брата Боняка, он должен был стать вождём после гибели отца. А я буду просить всех богов на свете, чтобы они позволили вам вернуться обратно!

В глубине чёрных глаз засверкали слёзы, и я, придав голосу нужную твёрдость, решительно отмёл даже намёк на неблагоприятный исход сафара:

— Не волнуйся, жемчужина моей жизни! Клянусь, что не позднее чем через два года вернусь с живой водой. Или пусть не с водой, но и не с пустыми руками. Да услышит меня Ахурамазда и не оставит своей милостью в одолении преград…

…Я тронул узду и Самум, нервно фыркнув, направился рысцой к каравану. Захария, как выяснилось, имел интерес в виде восьми верблюдов, нёсших вьюки с платками из шерсти кашемировой козы. Поэтому для моих вещей место отыскалось легко. В принципе я взял немного: так, кое-что из оружия, да пару тюков дорожного платья, да палатку, ну и ещё всякие мелочи, включая пищевые запасы. Ах да, чуть не забыл про вещи слуг (я решил ограничиться всего лишь тремя), так что в результате доля моих кредиторов выросла до десяти верблюдов.

Ещё накануне отъезда я познакомился через караван-баши с предводителем охраны каравана — курдом весьма благородного происхождения. Мы сразу понравились друг другу, а когда выяснилось, что и в пристрастиях весьма схожи, то поездка в Бухару стала казаться приятным времяпрепровождением…

И только гневное письмо отца, находившегося неотлучно при шахиншахе, омрачало рисовавшееся мне прежде безоблачным будущее, подобно надвигающейся грозе, от которой не уклониться, а лишь смиренно принять, молясь и уповая на милость божию:

«О, наилюбимейший из моих сыновей, и жесточайшая боль моего сердца. Своим известием ты похоронил мои замыслы на долгие годы вперёд. Вот к чему привело чрезмерное увлечение алкоголем. К тому же твоим безрассудным спором поставлено под удар благополучие нашей семьи. И не только размерами заклада. Кто отныне будет представлять мои интересы перед купцами Эсфахана? Ты даже не подумал об этом!!! За три дня размышлений гнев в моей груди несколько утих, и я принял следующее решение. Запретить тебе поездку я не могу, ибо тем самым будет нанесён удар по престижу нашего рода, да и по достатку. Управляющего вместо тебя я уже выслал, скоро он появится в Эсфахане. А ты отправляйся в сафар во исполнение. Но горе тебе, если ничего не найдёшь! Тогда лучше и вовсе не возвращайся из чужеземья! Это моё отеческое слово!»

Когда я в первый раз прочитал такое напутствие, приняв свиток из рук гонца, скорбь и обида наполнили мою грудь. Иной мне виделась реакция отца. Но сделанного не воротишь, осталось только исполнить завет…

***

…Хотелось бы мне описать подробно о том, как я отыскал заветный источник, но это чересчур удлинило бы мой рассказ. Лишь упомяну, что я беспрепятственно добрался до Бухары, а оттуда в Булгар, город на реке Итиль. Затем мой путь пролёг на запад, в леса, заселённые язычниками. На весь этот путь ушёл целый год моей жизни.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сафар-наме, или Книга Странствий предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я