II. Аннеска

Поветрие, 2022

Во времена, когда мост Юдиты соединял пражские берега воедино, юная монахиня по имени Аннеска покидает родное аббатство, дабы исполнить великую миссию. В ее руках – чудотворная реликвия, которую надлежит вместить в десницу Помазанника Божьего. Покинув монастырь, Аннеска попадает в мир, полный символизма и контрастов – где переплетаются явь и сон, святость и суетность, ясность и кромешная тьма, где безумие стремиться поглотить страждущую душу. И только Божественное Провидение дарует свет надежды, оборотная сторона которой – стремление к недостижимому спасению собственной души.

VIII

Немалое количество времени я потратила на то, чтобы привести плоть растерзанного юноши в благообразный вид, освоив вместе и портняжное дело, и искусство врачевания. Но это было только начало, ведь требовалось придать достойный, насколько это было возможно, образ и иным усопшим, коих под сими сводами было около пяти десятков. Более всего я нуждалась в чистой воде, дабы омыть хотя бы лица — у кого они все еще были целы. К вящей радости своей я решила эту задачу, отыскав в одном из дальних углов святилища уцелевший комод, где обнаружилась церковная посуда. Мне не оставалось ничего другого, кроме как расставить ее по всему храму в тех местах, где ее нутро могли наполнить редкие капли дождевой воды, попадающей в церковь сквозь уже упомянутую худую крышу. Как только одна из плошек наполнялась до краев драгоценной субстанцией, я стремилась как можно скорее обработать хотя бы одно тело и вернуть плошку на место, ибо дождь снаружи мог закончиться в любой момент, а потребность в воде была велика.

И все-таки, даже имея на то великое желание, я не могла подготовить к погребению всех, кто находился в церкви, равно как и обеспечить само погребение. Поэтому, вернувшись к алтарю и прикоснувшись к своему нательному кресту, поверхность которого была холодна, словно северный лед, спящий близ прибрежных скал, где свили гнезда морские птицы, я с великим опозданием приступила к чтению заупокойной молитвы.

Волнение довлело над моей душой и слогом, отчего речь моя множество раз обрывалась. Когда же происходила эта постыдная запинка, божественный свет, все еще питающий окружающее пространство, мерк, а во тьме, вновь приходящей ему на смену, будто бы возникали фигуры неких существ, похожих на человеческие. Впрочем, это было не более чем навязчивое наваждение.

«Спите спокойно, добрые люди! Пусть божественная благодать, что удивительна и непостижима по природе своей, коснется души каждого из вас. Примите же наконец свою телесную смерть во спокойствии и мире. Аминь!» — таковыми были мои последние слова, увенчавшие пение погребального напутствия душам убиенных, чьи тела уже давно лежали бездыханными.

Завершение церемонии ознаменовалось излитием нескольких капель мира, предусмотрительно подготовленного мною, в уста каждого из покойных, а также трижды пропетым антифоном в сочетании с великим славословием. В пении я была и священнослужителем, и хором, вынужденно возлагая на себя в единственном лице те функции, которые они выполняют в церковной традиции.

С окончанием церемонии божественный свет вокруг алтаря предсказуемо померк, а упокоенная плоть перестала источать богомерзкий запах. Что как ни это свидетельствовало о том, что эти души были теперь приняты Богом, а я соприкоснулась с еще одним чудом его?

Едва оказавшись за церковными дверьми, я впервые за долгое время ощутила радость, ибо содеянное мною было хорошо. Да и могла ли я чувствовать себя иначе, если непроглядная туманная дымка и дождь обратились в прошлое, уступив место золотистому рассвету и началу нового дня? Могла ли я не пребывать в воодушевлении, если всецело серый небосвод вдруг исцелился от недуга вселенской меланхолии, явив свой истинный и приятный сердцу сапфировый лик?..

Признаться, я даже не успела насладиться этой отрадой, ибо предо мною вскоре появился ангел в белоснежных развевающихся одеждах. Приблизившись ко мне, он молча даровал мне благословление, дотронувшись до моего чела перстами. И прежде, чем я смогла что-либо сказать ему, он уже исчез, забрав с собою лазурный цвет небес и укрыв их тенью столько знакомого уныния.

Зная, что истолковать сие явление мне не под силу, я искренне вознесла еще одну благодарственную молитву Господу, а после поспешила вернуться в знакомое мне поселение, дабы возвестить людям об исполнении их просьбы — о том, что души их близких получили последние почести в этом мире и что теперь их сон может быть спокоен.

Вскоре стук моих деревянных башмаков по каменной дороге вновь стал единственным звуком, связывающим меня с бренным миром. Чем дальше я удалялась от церкви, тем сильнее меня обступал проклятый туман, вновь родившийся из небытия.