II. Аннеска

Поветрие (2022)

Во времена, когда мост Юдиты соединял пражские берега воедино, юная монахиня по имени Аннеска покидает родное аббатство, дабы исполнить великую миссию. В ее руках — чудотворная реликвия, которую надлежит вместить в десницу Помазанника Божьего. Покинув монастырь, Аннеска попадает в мир, полный символизма и контрастов — где переплетаются явь и сон, святость и суетность, ясность и кромешная тьма, где безумие стремиться поглотить страждущую душу. И только Божественное Провидение дарует свет надежды, оборотная сторона которой — стремление к недостижимому спасению собственной души.

XVII

«отворив дверь в святилище, которая высотой была в два человеческих роста, я очутился в вожделенной конечной точке своего долгого пути. Вскоре печать святого Гильома была водружена мною на небольшой постамент близ алтаря. Здесь, как я надеялся, эта реликвия могла бы остаться до скончания времен, пока Господь не вознамерится призвать последнего из нас к себе. Это было последнее действие, которое отделяло меня от встречи с настоятелем — я должен был сообщить ему о своем успехе, а также покаяться в собственных проступках, из-за которых мое прибытие случилось позже запланированного срока.

В ожидании владыки я не покидал часовню довольно продолжительное время, однако он так и не появился и не дал о себе знать ни единым знаком. Практически никто не нарушил моего одиночества, кроме пары паломников, пришедших сюда свершить молитву. Лишь ближе к вечеру в зале появился престарелый муж, принявшийся оттирать имеющуюся вокруг утварь и мебель от пыли. Он и сообщил мне к великому разочарованию моему, что прошло уже более шести месяцев, как прежний владыка храма то ли по зову сердца, то ли по воле Святого Престола отправился в языческие земли неподалеку от славного города Праги, дабы преуспеть уже там в распространении Христианской веры. Его отбытие было скоропостижным и «гибельным» в том смысле, что мой собеседник, имя которому Самуил, остался едва ли не единственным в Фаранской часовне человеком, обученным грамоте и административному делу, чтобы присматривать за святилищем. С каждым днем по его словам, полным сожаления и страха, это становилось все сложнее и сложнее, ибо число паломников и пожертвований неуклонно сокращалось, церковный амбар пустел, а высшая церковная власть не спешила направлять в сей мгновенно забытый край своих прославленных духовных лидеров на замену ушедшему.

«Закончен ли мой путь и считать ли мое обещание основателю сего места выполненным?» — подумал я тогда, услышав последние новости Фарана. Поиск ответа на этот вопрос занял у меня едва ли не всю последующую ночь, которую я также провел не выходя (по неким загадочным причинам) из Фаранской часовни. В конечном счете, мои метания не имели никакого смысла, ведь в действительности все уже было решено на небесах. Стоило мне поверить в то, что мой долг исполнен, а сии стены, стремительно приходящие в упадок и погружающиеся в забвение, получили шанс на спасение благодаря обретенной ими реликвии, я тотчас же нашел для себя моральное обоснование быть предоставленным самому себе и покинуть Фаранскую часовню навсегда. К сожалению, с каждым моим шагом в сторону выхода это обоснование стремительно теряло свою убедительность, ибо по мере моего приближения проем во внешний мир все явственнее превращался в глухую стену. Мне не оставалось ничего другого, кроме как обернуться назад, дабы узреть небесного воина Христа в полной боевой славе, который потребовал от меня оставаться хранителем печати святого Гильома до тех пор, пока я не встречусь с тем, кто отправил меня на поиски реликвии. Это значило, что мое путешествие было далеко от завершения. Именно при таких обстоятельствах состоялось мое отбытие из обреченной на смерть Фаранской часовни — в места, где обитают языческие народы, на другой край христианского мира».