Охота на медведя

Петр Катериничев, 2003

Олег Гринев, брокер по прозвищу Медведь, решается на небывалую по масштабам финансовую операцию. Но некто, предпочитающий оставаться в тени, просчитывает все, даже боль личной трагедии гениального брокера. В решающий момент только вера, честь и достоинство, совсем не те качества, которые популярны в современной жизни, неожиданно спасают Олега.

Глава 7

В своей квартире Олег объявился к шести. Впрочем, это была не его квартира. Он снял ее пару лет назад: родительская опека его тяготила, да и у всякого молодого человека «слегка за тридцать» найдется чем занять себя вечерами, не беспокоя близких возвращениями под утро либо, наоборот, полуночным сидением у компьютера. А когда отца и мамы не стало… Он пытался жить дома, но там ему было совсем скверно: все вокруг осталось привычным, обыденным, но не хватало самого главного: чтобы кто‑то побеспокоился о том, что ты куришь уже третью пачку сигарет, что меряешь шагами комнату, в которой не можешь найти себе места.

И Олег снова переехал на съемную, прихватив из дома лишь старого плюшевого медведя, тетради с записями и альбом с семейными фотографиями: самое ценное, что могло пропасть, заберись воры в ставшую нежилой квартиру. Вряд ли бы они позарились на эти вещи, но самому Олегу было с ними спокойнее.

В этой квартире, напоминающей скорее просторный рабочий кабинет с лежаком у стены, чем уютный Дом, единственным излишеством и украшением были развешанные по беленым стенам копии работ французских импрессионистов и шторы цвета спелой пшеницы: днем они делали жилище полным воздуха; по вечерам же оно словно превращалось в уголок иного, нездешнего, не московского мира. А вот абажур над настольной лампой был старинным, в стиле купеческого барокко; сам стол размещался в углу, отгороженный ширмой; прямо над столом висела грифельная доска немецкой работы, где четким почерком было начертано мелом: «Если бумага разлинована — пиши поперек». Гринев подошел к столу, сел к компьютеру. Пододвинул к себе стопку листов с расчетами на полях. Если расчеты верны… А они — верны. Олег скорым росчерком провел кривую будущего биржевого падения, потом другую, глубже, потом третью — вершиной стремящуюся вверх.

Нет, усидеть он не мог. Он слишком долго сидел. Слишком долго. Олег открыл какой‑то справочник, бросил, прошелся по комнате, выудил с книжной полки книгу, открыл наугад.

Вся жизнь — из встреч и расставаний, Из бесприютных ожиданий, Из несложившихся стихов…

Так и происходит, если ты не найдешь в себе силы на поступок — переменить время, место, жизнь — и выдумать для себя тот мир, в котором ты желаешь и царствовать, и править.

Олег посмотрел на часы. Время. Оно течет слишком медленно сегодня. Когда ты готов к действию, ничто так не раздражает, как необходимость ждать.

Олег открыл какой‑то справочник, отбросил, пометался, встал на табурет, полез на антресоль. Книги, тетради, рулоны хлынули с битком набитой антресоли разом; свернутые рулоны развернулись, на них — цветные графики‑чарты, многочисленные пометки фломастерами и надписи на полях: «Гонконгский кризис», «Черный» вторник, Россия", «Дефолт, Россия», — «Дальневосточный кризис».

«Кризис США — Япония», «Нефтяной кризис»… Графиков было много, на. них — все кризисы в стране и в мире за минувшее десятилетие. Олег разложил их по полу, замер, словно полководец над картами сражений. Поднял отсутствующий взгляд.

Вместе с бумагами выпал семейный альбом с фотографиями; они лежали между страницами кое‑как и теперь рассыпались веером. Олег устроился на полу, перебирая черно‑белые снимки. Его родители, совсем молодые, а вот — в компании друзей, вот — на фоне строительства какого‑то промышленного гиганта… Словно история страны в фотографиях: снимки были расположены бессистемно, но что‑то большое, значимое виделось в них Олегу… Первомайская демонстрация, Олег здесь маленький, в спортивной шапочке, рядом с родителями, его ладошка в ладони отца… А это кто? Ну да, старик, которого он встретил в метро. Здесь он статен и молод, как и родители. Все было, и все прошло. Вместе со временем.

— Забота у нас такая, забота наша простая, жила бы страна родная… И снег, и ветер, и звезд ночной полет… — напел тихонько Олег, повторил почти шепотом:

— Полет.

…Комната, кажется, вся наполнена светом. Отец Олега — словно добрый великан, он подхватывает пятилетнего сына на руки, подбрасывает, ловит, снова подбрасывает, к самому‑самому небу, а мама стоит у двери, молодая и совсем‑совсем домашняя, и делает вид, что сердится, а полет все выше, смех маленького Олега громче… И вот он — словно летит, и небо спешит ему навстречу перьями облаков…

…Огромный желто‑матовый шар несется прямо на Гринева по зеленому полю, похожему на поле для гольфа. Олег едва уворачивается и видит, как шар закатывается в огромную лузу. Он — словно Гулливер среди великанов, на огромном бильярдном поле, по которому с невероятной скоростью несутся шары. Слышен грохот ударов кия, сопровождающийся эхом. Теперь Олег видит у кромки стола Чернова и профессора‑немца; они говорят между собой на незнакомом языке, слова их слышатся эхом, как слова исполинов; внезапно Чернов замечает одиноко стоящего на зеленом поле Гринева, указывает на него длинным пальцем, хохочет:

«Пропащий!» Ему вторит профессор‑немец: «Финансами я ему заниматься не рекомендовал! Категорически не рекомендовал». Огромный шар летит прямо на Олега, настигает…

Вдруг — словно темнеет все разом, и навстречу несется черная, с хлопьями снега, тьма; лучи света пронизывают ее, но вязнут в ее холоде… Слышен скрежет раздираемого металла, и — вспенившийся снег, клубящийся в холодном неоновом свете фар, будто пух отлетевших ангелов…

…Олег проснулся и осознал, что лежит на кушетке. Спиной к стене, подтянув колени к животу. Как он ложился и как уснул — Олег не вспомнил.

Встал, собрал фотографии, задержался взглядом на одном из снимков.

Плоскогорье, двое усталых ребят в запыленных песчанках и с автоматами.

«Друзья? А у тебя они есть?» — вспомнил Олег слова незнакомки. Подошел к телефону, набрал номер.

— К сожалению, вы меня не застали. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение после звукового сигнала… Гринев набрал другой. Длинные гудки тянулись, как телеграфные провода.

Олег ни о чем не думал — просто рассматривал узоры, расчерчиваемые каплями на оконном стекле.

— Я слушаю. — Женский голос был весел и мелодичен.

— Марина, это Олег Гринев.

— Гринев, как неромантично. А заинтриговать? Сказать, что это принц Гамлет? А впрочем… Я узнала. Так что богатым тебе, Гринев, не быть. Ты хочешь быть богатым?

— Я хочу приехать к тебе.

В трубке повисло молчание.

— Марина?

— Я думаю, хочу ли этого я. Приезжай.

Олегу показалось, что он даже увидел, как она передернула плечиками.

— Но через три часа у меня рандеву.

— Я буду раньше.

Олег спустился, сел в автомобиль. Зачем он к ней едет? Чтобы… Чтобы — что? Не оставаться одному?

Олег отжал сцепление и дал газ. Автомобиль сорвался с места под сотку.