Охота на медведя

Петр Катериничев, 2003

Олег Гринев, брокер по прозвищу Медведь, решается на небывалую по масштабам финансовую операцию. Но некто, предпочитающий оставаться в тени, просчитывает все, даже боль личной трагедии гениального брокера. В решающий момент только вера, честь и достоинство, совсем не те качества, которые популярны в современной жизни, неожиданно спасают Олега.

Глава 19

Очнулся Олег в салоне того же джипа, скованный спереди наручниками, между двумя молчаливыми парнями. Тряхнул головой, спросил:

— Далеко едем, пацаны?

— На кладбище, — ответил тот, что сидел слева.

Джип и вправду через некоторое время выехал за кольцевую, прокатил с десяток километров, и вскоре Олег увидел ровные ряды могил и крестов подмосковного кладбища, выросшего на месте некогда деревенского погоста.

Свернули на грунтовку. Тяжелый джип шел, переваливаясь на разбитой дороге.

— Дали б сигаретку, что ли.

— Нервничаешь?

— Курить хочу.

Тот, что слева, скривился в ухмылке:

— Сашок, дай ему. Здоровью это уже не повредит.

Сидевший справа жилистый вставил Олегу в рот сигарету, поднес огонь, Олег жадно затянулся.

Кладбище обогнули по периметру, остановились у крепкой избы.

— Приехали.

Гринева провели в дом. У стены в ряд стояло несколько свежеструганых гробов, вкусно пахло свежей сосновой доской.

— Наверх, — скомандовал провожатый.

На чердак вела крепкая тесаная лестница.

Чердак был просторный, ухоженный, светлый. Несколько стульев, стол и двое мужчин за ним: молодой очкарик из породы вечных отличников в модном галстуке и дорогом костюме и кряжистый мужик лет шестидесяти, с бурого цвета морщинистым лицом и блекло‑серыми глазками, одетый в дорогой, из хорошего бутика, свитер и свободные брюки.

— Усаживать, что ли? — спросил сопровождавший Олега здоровяк у старшего. — Да. И кандалы с него сними.

— Я бы поостерегся. Прыткий этот брокер, забодай его коза. Кутика и Веню уложил в три секунды, они и чирикнуть не успели. Хорошо, мы на подкате оказались и запечатали, а то бы — как знать.

— Куда ему здесь бечь, кроме как в могилу? Мне говорили, мужчина он разумный, понимать должен. Понимаешь? — спросил старший, уставясь на Гринева мутным взглядом. Он смотрел так, словно не проспался еще — от пьянки или наркоты. А может, и талант у него таковой имелся: прятать интерес, тревогу, жалость, жестокость — за тусклой поволокой взгляда.

Олег безучастно пожал плечами.

— Лады. Береженого бог бережет, небереженого конвой стережет. Времена поменялись, а все идет по‑прежнему: одни за забором припухают, другие — на воле куражатся. Ты, Курень, к стулу его пристегни. Стул на совесть сработан, с ним егозой не поскачешь.

Подошел жилистый Сашок, вдвоем с Куренем Олега усадили, пристегнув правую руку к громоздкому стулу. «Дипломат» поставили рядом со столом.

— Портфелек с ним был, — пояснил Курень.

— Угу, — кивнул старший.

Пауза зависла длинная, тяжелая, как бетонная свая. Прошла минута, потянулась другая, третья. Олег сидел и смотрел прямо перед собой.

— Ну ладно, парень ты не нервный, — заговорил пожилой. — А чего тогда руками махать начал, ребят разозлил?

— Вообще‑то я их хотел водочкой угостить, да не успел.

— А руками помахать успел…

— Мышечная память.

— Чего?

— Инстинкты. Срабатывают быстрее мышления. В критической ситуации это важно.

— Для «торпеды» — да. А бухгалтер, я чаю, головой спервоначалу думать должен. Ты ведь бухгалтер?

— Угу. Счетовод.

— Счетовод… — усмехнулся пожилой. — Что‑то погоняло у тебя для счетовода громкое: Медведь.

— Медведь — не погоняло, а профессия.

— Угу. Твой Чернов, значит, «капусту» рубит, а ты — в погреба складываешь?

— Нет. Он рассаду добывает, а я — за огородом присматриваю.

— Вот и я присматриваю. Коллектив поручил. Чтобы все по уму шло. Зовут меня Сан Санычем.

Сан Саныч пожевал губами, потом сказал:

— Так вот, Медведь. На то, в каких лесах ты своих клиентов обламываешь, мне плевать. С чего лавэ поднимаешь и сколько «крыше» засылаешь — тоже. А только непонятка у нас выходит.

— Да? — Вот этот, — кивнул Сан Саныч на молодого, — Руслан, шепнул нам: упали вы ниже грязи. А он к вам двести кусков отнес, так сказать, плодиться и размножаться. Деньги те не мои, и не Руслана, деньги коллектива; он доверил по молодости и глупости вам. Картина ясна?

— Кристально. Кто принимал деньги? Чернов? — быстро спросил Олег лощеного Руслана.

— Том.

— Иностранец? — уточнил Сан Саныч.

— Здешний. Том Степанов. Он в Англии родился. Предки работали в обслуге посольства, вот и нарекли чадо Томасом, — пояснил Олег.

— Какая разница, Медведь, кто принял, кто сдал?.. — продолжил Сан Саныч. — В конторе заправляешь ты и Чернов, так? Так. Работаете вы, по сути, на одну руку, а как уж потом лавэ пилите — мне тоже без интереса. А интерес мой в том, что деньги вам дали, денег теперь нет. Отсюда и проблема. Больша‑а‑ая проблема.

У тебя лично, Медведь.

— У нас, Сан Саныч.

— У нас?

— Именно. Вы спрашиваете с меня, коллектив спросит с вас. Я правильно все понял?

— Лады. Хватит пустыми понтами греметь. По существу вопрос решать станем?

— Да. — Олег полез в карман пиджака левой рукой, извлек сигареты, вытянул одну. — Огоньку бы.

Сан Саныч кивнул, Курень, стоявший чуть поодаль за спиной, дал зажигалку, Олег прикурил, выдохнул, спросил глядя в глаза Руслану:

— Срок договора?

— Год.

— Процент?

— Пять.

— Сколько?!

— Пять.

— Красиво. Но мы не «Bank of America».

— Не понял, — жестко перебил их Сан Саныч.

— Игра на бирже — дело рисковое. Двести штук, на год, под пять процентов… Что, в стране крупных банков мало? Они предлагают поболее и без рисков.

— А сколько предлагаете вы?

— Кому как. Но обычно — больше. Год — неплохой срок, чтобы сумму по уму прокрутить.

— Ты хочешь сказать… — начал Сан Саныч и резко повернулся к Руслану:

— Так сколько тебе тот Том Степанов откатил, выползок сучий? Ты что же, милок, решил сладко на деньги коллектива пожить? Куски втихаря отпиливать и себе в хлебало пихать, крыса?

— Саныч, ты кого слушаешь?! Они же кидалы! Разводилы цирковые! И Гринев этот, и Чернов! Они людей опустили на такие бабки, что представить жутко…

— А ты считал? — резко оборвал его Сан Саныч.

— Что? — смешался Руслан.

— Ты сидел подсчитывал, кого и на сколько они наладили?

— Да об этом вся Москва говорит.

— Не люблю пустобрехов. У того, кто считает чужие деньги, никогда не будет своих.