Семь

Павел Лебедев, 2021

Маленький город Приокской низины. Начало 21 века, лето. К Земле летит астероид и через семь дней должен врезаться в неё по совокупности людских неправедных деяний. Парень Влад, 29 лет, предприниматель, алчный, с недоброй душой, попадает в аварию на мотоцикле. Причина – лягушки, в которых вселились существа из преисподней. Им нужна душа Влада. Парня оживляют эти трое ангелов на семь дней. Они появляются в момент аварии для того, чтобы решить за эти дни, есть ли возможность увести астероид от планеты. То есть, что перевесит – зло в людях или добро, ненависть или любовь. В романе много видимых и невидимых существ. Представлена реальная картина начала века, за исключением, может быть, некоторых деталей: не так распространены сотовые телефоны. Кроме того, в сюжете парень попадает и в ад, и в рай. И даже путешествует по своему детству. В романе задаются вопросы о тайнах мироздания, читатель много узнает в философском, историческом и теологическом аспектах. Интересный сюжет заставляет вновь и вновь желать продолжения чтения глав.

Глава 3

Влад вышел из парка и начал переходить дорогу на перекрёстке, в центре которого высилась большая сосна. Она горделиво возвышалась над всем: домами, столбами, даже над парковыми соснами. Парень заметил, что дерево в его сторону махнуло ветками. Влад подумал, что она, наверно думает, что самый центр города. Как будто именно вокруг неё строился город. Хотя, конечно же, усмехнулся Влад, вокруг металлургических заводов. Влад даже пальцем погрозил дереву.

Внезапно, чуть не сбив Влада, мимо промчался автомобиль. «Лада» вишнёвого цвета на большой скорости врезалась в сосну.

В этот момент парень не испытал жалости или сочувствия. Только радость. Да, радость, что он, Влад, жив и здоров, а тот, кто в машине, возможно, нет. Парень не стал подходить, чтобы помочь. Даже не стал смотреть туда. Тихо пропел:

— Твоя вишнёвая «девятка»

Меня совсем с ума свела.

Твоя вишнёвая «девятка»

Покой мой напрочь отняла.

И быстрее зашагал домой, видя, как несколько человек побежали к месту аварии.

Какая разница, подумал парень, выживет этот человек или нет. Какая разница ему, Владу. Кто они? Родные? Близкие? Никто! Ноль! А что врезался — сам виноват… А он, Влад, тоже сам виноват? Эти Трое сказали, что по совокупности деяний всех людей происходят катаклизмы. И дети болеют, погибают…

Парень остановился. Повернулся, посмотрел назад. Махнул рукой и пошагал быстрее домой.

Влад жил с мамой, Раисой Викторовной, бывшей учительницей начальных классов. Квартира — типичная хрущёвка, не видевшая ремонта лет тридцать.

Отец его умер от болезней, приобретённых на ликвидации аварии Чернобыльской атомной станции. Умер на диване под большим портретом Ленина в резной раме, которого он боготворил. Картину эту так никто не снял, хотя мама безразлично относилась к вождю мирового пролетариата. Даже несмотря на то, что её крепкая крестьянская семья была раскулачена, как она рассказывала, деревенскими пьяницами, ставшими благодаря революции колхозной властью.

Влад не смог попрощаться с отцом. В час его смерти он был в областном городе, учился в техническом университете. Но мама рассказывала, что последние слова отца перед тем, как отойти в мир иной, — он ни о чём не жалел. Жил для людей и умирал с чистой совестью.

Влад тогда не понял его жертвенность. Да и теперь не принимал этого мировоззрения. Да, было счастливое советское детство. Влад помнил, что тогда было спокойней. Как говорили, была уверенность в завтрашнем дне. Но всё-таки, полагал парень, советских людей оболванивала пропаганда. Мол, только идеи светлого будущего человечества, жизнь при справедливом строе имеет ценность. Классовая борьба, революции — вот якобы, на что нужно потратить жизнь. И на работу в Чернобыль, в Припять отец поехал своему желанию, зная об опасности. Мать со слезами отговаривала. Но он был непреклонен.

Конечно, отец был коммунистом. И Влада хотел назвать в честь вождя мирового пролетариата. Он перебирал, как рассказывал потом, имена: Владиль, Влаиль, Вилюр, Виолен, Владлен. Мама как-то сумела настоять на имени Владик.

После смерти отца у Раисы Викторовны случился инсульт, но женщина, как говорят, выкарабкалась. Правда, часто стали случаться головные боли, провалы в памяти. Иногда она говорила о непонятных окружающим вещах.

Социализм канул в Лету. Завоевания этого строя потихоньку уничтожаются пришедшими к власти либералами. Ныне капитализм. Где каждый выживает как может. Каждый за себя. И Влад за себя. Ещё в перестройку он почувствовал этот ветер перемен и стал рэкетиром. С друзьями, с братвой вымогал деньги у торговцев на рынке. Потом купил ларьки в городе и областном центре и стал бизнесменом…

После встречи с Алиной в парке Влад пришёл домой. Начал мыть руки и увидел налитую в ванне воду.

— Мать! Зачем тебе целая ванна холодной воды? — спросил он. — Или мыться хотела? Тогда уже остыла.

— На подъездной двери висит объявление, что могут отключить воду в связи с ремонтными работами. Не видел? Запаслась я, — крикнула из кухни Раиса Викторовна.

— Не видел, — ответил Влад.

Он прошёл в зал — потемневший потолок с люстрой «Невестой», выцветшие бумажные обои, большой сервант со скрипучими дверками, телевизор «Чайка» с потускневшим экраном и продавленный протёртый диван. Сел на него. Огляделся. Вот, подумал парень, планировал евроремонт сделать, мебель заменить. Сделал, ага! Как говорят, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Ха-ха… Если бы знать жизнь наперёд…

— Ма! — крикнул. — Если бы у тебя был выбор начать жизнь сначала… Ты бы что? — спросил парень.

Раиса Викторовна вышла с кухни в халате и с полотенцем в руках.

— Зачем ты спрашиваешь, Владик? И откуда у тебя кровь на одежде? — увидела грязную рубашку. — Может, в аварию попал? Гоняешь, как сумасшедший. Где мотоцикл? — забеспокоилась Раиса Викторовна.

— Ничего страшного. Потом… — не знал, что сказать, Влад.

— Нет, ты скажи.

— Ну… Да упал слегка… — выдумывал сын. — Байк, короче, сломался и в автосервисе. На ремонт поставил. Надо кое-какие детали заменить. Такая загвоздка.

Раиса Викторовна руки на грудь положила.

— Слава Богу, я уж подумала, серьёзно чего. Сам ты как? Голова?

— Со мной всё нормально, я же сказал.

— Ну и слава Богу, — снова повторила мать.

— Ага, — сказал Влад. — Так о чём я… Что бы ты выбрала? — повторил он вопрос. — Другую новую жизнь?

Мать села рядом.

— Я ни о чём никогда не жалела, — сказала она, улыбнувшись. — Ещё девочкой я поняла, что надо радоваться всему.

— И смерти близких?

— Понимаешь, Влад… — задумалась мать. — По сравнению с возрастом, — показала на потолок, — Вселенной… Сколько ей?

— Вселенной? — переспросил парень. — Не знаю. Тринадцать, что ли, миллиардов, по телеку говорили.

— Нет. Тысяч! — поспорила Раиса Викторовна. — Меня, тебя… Отца не было… По сравнению с космосом мы словно песчинки в океане. Накатила волна, выбросила на берег на несколько секунд, а другая закопала.

— Красиво, — с усмешкой сказал Влад.

— О чём жалеть? — продолжила Раиса Викторовна. — О том, что в этом мире нет ничего вечного? Это реальность. Наоборот, надо радоваться, что нам, песчинкам, посчастливилось побыть на этом берегу хоть несколько мгновений. И видеть во всём красоту. Там, где она есть. И отвращаться от всякой дряни… Я тут читала духовную литературу…

— Ты больше ничего и не читаешь.

— Конечно. Как иначе? И думала… Написано, если глаза твои будут светлы, то и тело чисто… Я вот думаю, если смотреть на красивое что-то, то и тело будет здорово. А если смотреть на грязь, на духовную грязь, то будешь болеть. Так что нужно свой взор направлять на прекрасное. Неспроста же в храмах такая лепота!

— Наверно, ма… — сказал Влад, окинув взглядом комнату. — А как ты думаешь, есть жизнь после жизни? — спросил.

Раиса Викторовна кивнула.

— После того как умер папа, я, веришь или нет, мысленно с ним разговариваю, — ответила.

— Да? — удивился Влад.

Мать улыбнулась и продолжила:

— И он отвечает. Нет… Я не слышу голос, но… Словно его мысли во мне. Вот так. И он живёт в моей памяти, в моей голове. Я чувствую его присутствие, знаю его мнение, получаю его советы. Он для меня живой.

Раиса Викторовна замолчала. Потом запела:

— Много ли, мало для жизни нам нужно?

Чтобы жить просто и чтобы жить дружно?

Не тужно.

Домик из брёвен и кошка в окошке.

Хлеб, молоко, чугунок и немножко

картошки.

Дым из трубы, зимой тёплая печка.

Лес на задах, огород. Прыгать в речку

с крылечка.

Влад перебил:

— Мать, хватит!

Раиса Викторовна не отреагировала, продолжила петь:

— Много ли, мало для радости надо?

Муж и гармошка, жена ему рада.

Отрада.

Книга, икона, чтоб Богу молиться,

Время для праздников, время поститься.

Не злиться.

Просто должно быть в душе и в одежде.

Будет любовь с нами, вера, надежда,

как прежде.

Остановилась. Сказала:

— Владик… Я давно хотела тебе сказать. Ну то есть я давно об этом думала. И как раз сегодня собиралась. И не только…

— Что?

— О монастыре. У нас ведь в городе есть такой. Женский. Вот-вот начали восстанавливать.

— И что?

— Я уже не молодая. Вдова. Ухожу туда. Может, даже завтра. Пока послушницей… Ты большой мальчик. Не бедный. А я… Я уже стара.

— Но, мать! — воскликнул Влад. — Мне не понятен твой выбор. Ты же любила всё это, — взмахнул руками. — Этот мир. Любила веселиться. Не понимаю.

— Любила… — задумалась Раиса Викторовна. — Влад, знаешь, что поняла с возрастом? Что я тебе скажу?

— Что?

— Жизнь здесь бессмысленна.

— Да ладно!

— Да, Влад.

— И папа бессмысленно умер, спасая других от радиации? Нас спасая?

— Я не об этом, — махнула полотенцем Раиса Викторовна. — Хотя да! Бессмысленна была жизнь учёных, открывших ядерную энергию. Рабочих, построивших станцию.

— И жителей, которые получали электричество в дома?

— Да, сын! Жизнь коротка, чтобы тратить её на внешнее.

— Подожди. А, например, дети? Как ценность? — спросил парень.

— Да, дети — это счастье. Но умирают родители. И через поколение или больше их забывают. Могилы ровняются с землёй, зарастают. Но это не страшно, сынок! И дети умрут, и внуки. И, вообще, может так случится, что в одной цепочке не будет детей. И всё, род прервётся.

— И что, так всё безысходно, мать? Ты думаешь, нет в жизни смысла?

Раиса Викторовна погладила Влада по голове.

— Смысл в вечной жизни, — сказала.

Влад отстранился от материнской руки.

— М-да… — покачал он головой. — Есть ли она, вечная жизнь? Может быть, это только фантазии и деятельность мозга? А? Видения, там. Галлюцинации? Этот туннель, про который говорят те, кто побывал в клинической смерти.

— Надо верить.

— Да какая вера, мать? В сказки? Неужели ты думаешь, что были эти, как их… Адам и Ева? Что от них мы все произошли? Их дети женились друг на друге? Кровосмешение? Чушь… Вера… Какая вера? Знания! Да, если я знаю, то я верю. Но в знаниях должен быть здравый смысл. И… Как в науках. Опыты. Проверенные многократно опыты. А что в этих религиях? Домыслы. Желаемое выдают за действительное.

Раиса Викторовна улыбнулась, покачала головой.

— Мне всё равно. Мне с этими, как ты говоришь… В этих сказках спокойно и радостно. Больше ничего не нужно.

— Но это чисто психология, мать.

— Мне всё равно, — повторила Раиса Викторовна.

Влад пристально посмотрел на маму.

— А, я понял, — сказал он. — Ты боишься смерти. Даже больше, боишься того, что за ней. И даже больше, боишься, что за ней ничего нет.

Влад встал с дивана. Постоял немного. Снова сел.

— Ты знаешь… — сказал он. — Когда я… Ну когда я съехал с дороги на обочину, затормозил… Когда упал, в общем. Я увидел человека, похожего на отца. Он стоял недалеко, помахал рукой, а потом ушёл. Исчез, в общем.

— Папа?

— Похожий на него человек. Странно, да?

— Странно, — согласилась мать. — Поешь? — спросила.

— А? Не хочется. Чаю попью если.

Влад прошёл на кухню. Начал пить прямо из носика заварочного чайника. Подумал, что если и правда то, что случилось с ним, если и правда, что жить неделю… То надо успеть сделать что-то такое… Во все тяжкие? Почему бы и нет. А бизнес? Оставить партнёру? Ага! Сейчас! А здесь? Спалить нафиг! Чтобы никому не досталось. А то ему, Владу, умирать, а кто-то будет пользоваться его каким-никаким богатством. Сейчас!.. А может, всё-таки галлюцинации? И он останется жить? Загвоздка…

Влад поставил чайник на огонь. Включил проводное радио. Сел на табуретку. В динамике играла «Патриотическая песня» Глинки. Влад подирижировал.

Потом начались новости: «Борьба с терроризмом продемонстрировала, что новый президент Владимир Путин сильный лидер. Его стратегия привлекла и ностальгирующих по СССР коммунистов, мечтавших о возрождении государства, и реформаторов, которые не хотели возвращения к власти реваншистов, и мечтавших о стабильности бюджетников, и представителей униженной армии, которая получила второй шанс доказать, что она способна защитить интересы страны…

Продолжается дискуссия о гимне России. На конкурс текста подано тысячи заявок. Однако есть и мнение оставить прежнюю музыку Александрова с новыми словами. Например, заменив припев:

— Славься, Отечество наше свободное,

Дружбы народов надёжный оплот!

Партия Ленина — сила народная

Нас к торжеству коммунизма ведёт!..

В Москве пройдёт Юбилейный Архиерейский Cобор Русской Православной Церкви. Его значение определится канонизацией новых мучеников и исповедников Российских…

К Земле приблизился большой астероид размером с небоскрёб. По сообщениям правительств разных стран, подтверждённых расчётами учёных, планете ничего не угрожает…»

Заслушавшись, Влад не заметил, как чайник закипел и залил огонь.

— Ай! — крикнул парень и перекрыл газ.

Заварил чай, взял печенье. Снова сел на табуретку и крикнул:

— Мать! Вот ты всё ругаешь новую Россию. Но в ней столько возможностей для бизнеса, что в советское время не снились. Своё дело запрещено. Частной собственности не было.

— Влад, разве это главное? — крикнула Раиса Викторовна.

— Ну это же свобода! Свобода человека есть истинная ценность.

— Свобода торговать разве что, — сказала женщина. — И всё. Вся разница. Но свобода это плохо. Вот, например, раньше в школах и учили, и воспитывали. Не давали распоясаться с детского возраста.

— А сейчас разве не так?!

— Сейчас? Нет. В существующем обществе никакие теории, никакое воспитание, даже патриотическое, не приведёт ни к какому результату. Потому что в буржуазном обществе человек эгоцентричен. Культ золотого тельца. А в советское время в людях воспитывались дружба, взаимовыручка. Нравственные ценности были сильны.

Раиса Викторовна пришла на кухню. Спросила:

— Владик, скажи, у тебя было несчастливое детство? Думаю, наоборот.

— Нормальное, — согласился Влад.

— Вот.

— Это вечные споры, ма. Но ведь коммунизм — утопия?

— Не знаю.

— Ты же верующая, мать?

— А в чём проблема? — удивлённо спросила Раиса Викторовна.

— А коммуняки же боролись с такими, убивали.

— Владик, душу убить нельзя.

— Ох, устал я, — надоело спорить Владу. — Оставайся при своём мнении.

Раиса Викторовна улыбнулась, подошла, потрепала сына по голове, сказала:

— Так и будет.

Влад допил чай, прошёл в зал. Снял рубашку, джинсы и прилёг на диван.

Раиса Викторовна стала куда-то собираться.

— Устал я что-то, — повторил, зевая, Влад.

— Вот полежи, — предложила Раиса Викторовна, поднимая ноги сына наверх. — Поспи. А я пойду до магазина. Хлеб кончился и продукты кое-какие.

— В мире кончился хлеб, — зачем-то сказал Влад.

Раиса Викторовна покачала головой и сказала фразой королевы Марии-Антуанетты:

— Нет хлеба, ешьте пирожные. Так нам наша власть все девяностые годы говорила?

— Бриоши, ага, — подхватил засыпающий Влад.

Он закрыл глаза и прошептал:

— Новый президент испечёт много хлеба. И хлеб вам будет, и зрелища…

И заснул.

— Вам? — прошептала Раиса Викторовна. — Спишь?

Тихонько встала и ушла в магазин.

Влад проснулся оттого, что начал задыхаться. Открыл глаза. У него на животе сидело и душило его маленькое, с трёхлетнего ребёнка существо, похожее на Владимира Ильича. Влад взглянул на картину. На стене была голая рама.

— Ты! Ты! Ты не Ленин! — прокричал парень.

Он схватил руки существа. Оно, морщась, стало верещать:

— Вы разрушили Советский Союз! Вы предали идеалы революции! Вы уничтожили завоевания социализма! Вы — проклятые капиталисты!

— Утопия! Коммунизм — это утопия, — прокряхтел Влад.

Он резким движением скинул существо. Потом запрыгнул на его спину.

— Да здравствует свобода! — крикнуло существо и помчалось в ванную комнату, где была налита вода. Скинуло Влада и залезло в ванну, легло с головой и начало растворяться. Вода окрасилась в разные цвета. Влад дёрнул за цепочку и выдернул сливную пробку. Вода устремилась в канализацию.

Влад хотел положить цепочку на край ванной, но она, как живая, обвила его руку и начала тянуть вниз. Влад почувствовал, что тело становится мягким, потом жидким. Причём никакой боли не было. И страха не было. Наоборот, весело, забавно. Влад рассмеялся. И с этим смехом он устремился, потёк в канализацию. Перед глазами, словно в окне ночной электрички, проносились абстрактные картины. Влад удивился тому, что воспринимает всё нормально. Ничего сверхъестественного слиться в канализацию и быть одним целым с водой. Грязной, живой, плачущей водой. Да, Влад услышал стоны её, даже увидел лицо воды. Печальное лицо.

Но вот начало светлеть. Вода перестала плакать, лицо повеселело, заулыбалось и Влад вынырнул. Вынырнул по пояс самим собой, в своей форме. Вынырнул в водоёме. Ощутил ногами дно и вылез на берег. Оглянулся. Ночной лес. Вдалеке услышал голоса людей. И самый громкий, мужской. Это был отец Зары:

— Господи! Возьми моё сердце взамен её души. Помоги найти дочку живой!

Влад наступил на торчащий из земли корень. Чуть не упал.

— Ай! — крикнул он.

И услышал слабый голос девочки:

— Я здесь!

— Зара?! — радостно позвал Влад.

Он огляделся, как мог в темноте, освещаемой лунным светом. Вокруг частые деревья.

— Я… Я здесь! — повторила девочка.

Влад быстро пошёл сквозь бурелом, не обращая внимания на колючие ветки, царапающие, режущие его голое тело. На шишки и корни под босыми ногами.

И вот у сосны он разглядел ребёнка.

— Зара! Привет! — радостно сказал Влад.

— Пливет! — выдохнула девочка.

— Как ты?

Девочка ничего не ответила. Заплакала.

— Цела? Где болит? — спросил Влад.

— Нет, — ответила девочка. — А ты почему голый?

— А ты Зарина? — вспомнил Влад.

— Залина, — ответила девочка.

Влад услышал вдалеке голоса и лай собак. Он взял девочку на руки и пошёл с ней к людям. И кричал:

— Мы здесь! Эй!

Наконец он встретил людей. Они хотели взять Зарину у Влада, но он не отдал. Сам нёс и в лесу, сам погрузил в медицинский автомобиль.

— Молодец! — говорили ему отовсюду.

— Молодец, — сказала среди толпы Алина.

Все сели в автомобили, поехали. Влад вышел возле своего дома. Мама стояла в прихожей.

— Зачем ты слил воду? — удивлённо спросила она.

— Ленина, — ответил Влад, — на свободу выпустил.

— На какую свободу? А где портрет? — спросила Раиса Викторовна, увидев пустую раму. — Ты что, выпил? Где ты купался? Весь сырой.

— Нет. Мать, не спрашивай ни о чём. Сейчас время такое, неделя такая, что, наверно, чудеса будут на каждом шагу.

Раиса Викторовна не поняла.

— Что, магнитные бури или вспышки на солнце?

— Война, мам, — улыбнулся Влад.

— Ты меня пугаешь, — с тревогой сказала Раиса Викторовна.

— Между Светом и Тьмой, — засмеялся Влад. — На земле и на небе.

— Ты знаешь, где Настоящее Небо? — вдруг спросила мама, направив безумный взгляд на стену.

— Что?

— В тебе. Во мне. В каждом человеке. Это тишина и покой. И радость. Когда ты в сознании, но ни одна мысль тебя не беспокоит.

— Мать, ты о чём? Иди приляг, — предложил Влад.

Раиса Викторовна повернулась.

— Я смотрю на тебя и вижу тело. Вижу твою форму. Но я чувствую, что за ним есть намного более глубокое… Небо. Твоя сущность. Без оболочки.

— Ма-а, я не понимаю… Может, тебе лучше отдохнуть? — повторил Влад.

— И твоя сущность едина с моей, с сущностью другого человека. Когда ты найдёшь в себе это Небо, распознаешь его в ближнем. Ты поймёшь, что все люди одного сознания. И почувствуешь доброту, милосердие к ближнему своему. Это и есть настоящая любовь.