Свободные чтения. Составитель Лев Оборин

ПЭН-Москва

Этот сборник издан при содействии Ассоциаций «Свободное слово» (АСС) и «ПЭН-Москва». В 2017 году АСС объединила литераторов, журналистов, переводчиков, редакторов и издателей, вышедших из Русского ПЕН-центра, а в 2018 году из неё выросла ассоциация «ПЭН-Москва», принятая в ряды Международного ПЕН-клуба. С 2017 года АСС и «ПЭН-Москва» провели ряд поэтических чтений, в том числе в рамках ежегодного Фестиваля Свободы в Сахаровском центре. Вы держите в руках свидетельство этих выступлений. Книга содержит нецензурную брань.

Татьяна Вольтская

«А просто мы друг друга не любили…»

А просто мы друг друга не любили —

И умерших своих не хоронили,

И раненых своих не забирали,

Когда бежали в страхе по спирали

(А те, кто закричит — ну, что вы, что вы, —

Да почитайте, милые, Толстого!)

А просто мы себя считали грязью,

И не жалели плачущих ни разу,

И добивали радостно лежачих,

И родину, как загнанную клячу,

Лупили по глазам и тощим ребрам,

Но каждый сам себе казался добрым.

Мы лес свели и отравили воду

И умного загнали — вот он, вот он!

И мальчиков по тюрьмам рассовали,

И все бросались стыдными словами,

Все думали — не кончимся, поди-ка, —

И глядь — земля пуста и ветер дикий,

И дым. И носом шмыгает мальчишка:

Да ладно-ладно, кончились почти что.

«Вот он, спаситель страны, которой не до спасенья…»

Юрию Дмитриеву

Вот он, спаситель страны, которой не до спасенья,

Вот поводырь костей, лежащих в грязи весенней,

Плачущих — назови каждую! — ждущих ласки,

Это ль не danse macabre, русские пляски.

Это ль не житие — тюрьма, клевета, опала:

Нечего различать в шорохе листьев палых

Смутные голоса, контуры тел простертых,

Нечего вызывать канувший остров мертвых.

Вышиты палачи заново на знаменах,

Лучше уж помолчи — нынче не до клейменых,

С рваной ноздрей, дырой круглой в затылке — видишь —

Музыка, пир горой — вот где у них твой Китеж!

Ладно. Горит свеча в мокром лесу над ямой.

Жертвы и палача горючими именами

Воздух пропитан, мох, серые корни, хвоя.

Слово-то — Сандармох — сонное, меховое.

Только б одну сберечь свечку, теряя силы —

Чтоб миллионом свеч вспыхнула вся Россия.

Неба не видно, стен — всё убиенных тени:

Рано еще — с колен.

Надо бы — на колени.

«Как я люблю вас, современники…»

Как я люблю вас, современники,

Чьи косточки еще не ломаны,

Не знающие бед, ремейками

Злодейств — не согнанные толпами

В подвалы. Мальчики и девочки,

Люблю вас, петеньки и катеньки,

Еще не ссыпанные — мелочью

Из волосатых лап — на каторги.

Как я люблю вас, современники,

В тенечке ждущие под соснами,

Когда из вас навяжут веники,

Когда засыплют вас доносами,

Напишут «ВРАГ» большими буквами,

Везя дорогами разбитыми

Туда, где вы, почти не пуганы

И, в сущности, почти не пытаны,

Пред окровавленною стенкою

Погасите улыбки-лучики.

Как я люблю вас, современники,

Мои случайные попутчики!

«Мы будем счастливы назло…»

Мы будем счастливы назло

Звереющему веку,

Мы сквозь морозное стекло

Увидим Марс и Вегу.

Когда же будет отменен

Мирок наш и развеян,

Еще друг другу подмигнем,

Уверена — успеем.

Настанет вторник и среда,

Но только от испуга

Не дай нам, Господи, предать,

Не дай предать друг друга.

Когда во двор нахлынет рать —

Убийцы, отморозки,

Не приведи нам выбирать,

Кого спасать, кого отдать —

Нарезать на полоски,

Которому из двух детей

Сберечь кусок последний.

А воздух от дурных вестей

Густеет — и от бредней,

И в комнате полно гостей —

И башмаков в передней.

Но будь сегодня начеку:

Как знать — перечеркнув строку

Проспекта, взяв налево,

Быть может, тянется к звонку

Уже — как пистолет к виску —

Усталый ангел гнева.

«Как дивное дитя, чьи ножки в серебре…»

Как дивное дитя, чьи ножки в серебре,

Пошатываясь, снег пошел в ночном дворе,

У лестницы топчась, теряясь в трех столбах,

Улыбкою сквозной блуждая на губах

И трогая избы бревенчатый ковчег,

И сумку на крыльце, и магазинный чек.

Бушует мышь в стене, в углах клубится тень,

Коротенький огонь меж обреченных тел

Выхватывает то поленницу, то мост,

То остров на реке, то брошенный погост,

То церковь, как свечу, стоящую в полях,

То пестрый половик на крашеных полах.

Под утро снег устал и выбился из сил,

И купола задул, и губы погасил.

«Вот он плывет над нами — призрак, Бессмертный полк…»

Вот он плывет над нами — призрак, Бессмертный полк,

В гулком «Ура!» — как будто грохот «Катюш» не смолк.

Дедушки черно-белые, глянцевые отцы,

Ветер лижет их лица — на палочках леденцы.

Все мы на запах Победы слетаемся, как на мед,

И мертвецы над нами тихо плывут вперед,

В будущее. Молчали деды — придя с войны.

Внуки пригубят крови дедовой — и пьяны,

Столько ее разлито — рядом ли, вдалеке —

Все мы стоим по шею в теплой ее реке.

Волны ее упруги: здесь, посреди реки,

Все поневоле братья, на берегу — враги.

Завтра пойдут колонной дети — и встретит их —

Черной икрой ОМОНа площадь: не для живых!

Вот сгорят они в танке, примут последний бой —

Мы их наденем на палки и понесем над собой.

Будем любить их нежно, в мутном глазу — слеза,

Будем любить их — павших, ну а живых — нельзя.

Вязкое солнце льется, брызжет багряный шелк.

Главная наша надежда — мертвых засадный полк.

«Привет, собрат двоякослышащий…»

Привет, собрат двоякослышащий,

Двояковидящий, привет!

И облаков сырые глыбищи,

И многомачтовый корвет

Лесной, и тот, прозябший в оттепель

Цветок — казалось, навсегда,

И поплавок звезды, и все теперь

Нам видится из-подо льда.

И мы, казавшиеся храбрыми

И мудрыми себе — давно

Плывем, подрагивая жабрами

И ртами красными, на дно,

Чтобы глядеть с пустыми лицами

На жизни, прожитые зря,

Пляша с ворами и убийцами

Под дудку мокрого царя,

С надеждой подплывая к проруби,

Ища случайного луча —

И кто размыкал это горе бы,

И кто бы сверху постучал.