Мститель Торнадо, или От провала к возмездию

Ольга Хелен, 2021

Северная Америка, Канада, западная полоса, Онтарио. Лес с выдуманным названием НоуХаус страдает все более от развивающейся промышленности. Однако на данный момент это – все еще один из богатейших природных ресурсов для населения. Лис со странным, на первый взгляд, именем Торонта, весьма созвучным названию одного из крупнейших городов Канады, получив прозвище «Мрачная туча» за свой готический стиль жизни аскета и скептика, выделяющийся среди остальных лесных жителей или аборигенов, по вине браконьерства, в один момент оказывается лишен спокойного пребывания на родине. Теперь его главная задача, которой он посвящает всю жизнь, – отомстить человечеству, доказав всю неправомерность действий, совершаемых людьми. На пути Торонта встречает великое множество событий, испытаний, а также характерных персонажей, которые сыграют ключевую роль в перемене главного героя и, быть может, в переосмотрении им собственной жизненной позиции.

Лунный лик

Пусть внезапно вскроются все тайны,

Ведь теперь, поверь мне, все равно.

Пусть все знают: мы с тобою — пара,

Хоть и жизнь утащит нас на дно….

Но прожить весь век свой несчастливо —

Разве же не это участь, горькая для всех?

А судьба бывает так несправедлива,

Что не жди, ведь не придет в конце успех…

Хочешь, выпьем сразу яд сей терпкий —

И покончим с этим раз и навсегда?

Я ж не знал тогда, что тебя встречу,

Не был так уверен в счастье никогда!

И луна пускай дорогу освещает,

Дабы вмиг спокойно мы ушли —

И оставили воспоминанья будто

Тем, кто нас увидел, в глубине души…

Сон пропадает, когда возбуждение от нового чувства приходит, тает, как белый снег, заставляет свершать решительные и смелые поступки, а сердце стучит совсем по-иному, и голова пульсирует от переполнявших мыслей…

Из-за сбоя в привычном ритме Торонта теперь был лишен сна. С рассвета до заката он тренировался, вел многократные записи, спускаясь лишь изредка из своей темницы, чтобы подышать свежим воздухом, постояв около каменных идолов. А по ночам уходил наш герой к Мишель, помня, что перед приятной встречей предстоит гораздо менее приятное, но стоящего того испытание холодной водой и зубами пираний…

Ворланд теперь редко навещал своего друга, однако «эксперты в серых безрукавках» замечали порою, как летит их черный собрат, выделяясь темным крылатым пятном на фоне светло-голубого неба…

Ворланд был занят так же, как и Торонта. Он продолжал вести свою Летопись, и уже в гнезде не хватало места для пергамента, исписанного историческими событиями и сюжетами.

А ведь когда-то и наш Смоляной Летописец был не один, пытаясь создать семью, с целью разделить насыщенную жизнь с верно подругой. Да, пусть простит меня читатель, за недосказанные ранее факты, но все ж таки жизнь — великая и непознанная до конца идея, никто не предугадать, что с ним случится дальше…Так пусть же все выясняется своим путем, раскрываясь перед нами, подобно тому, как цветок вечерний, пряча днем свою истинную красоту, раскрывает ее перед наблюдателями в период сумерек, открывая лепестки, и уж затем только представь перед нами в ярком и живописно смелом образе.

Так вот. Жил и Ворланд когда-то не одиноким отшельником: был он окрылен любовью и мечтами…

Но жестока бывает судьба, и распорядилась она здесь не так, как ожидал того Ворланд, не так, как кто-то мог подумать…

А Еву он очень ценил. Ворона-альбинос, урожденная Ева Ирен Белая, награждена сей особенностью (цвет перьев ее был подобен раннему, только что выпавшему снегу) природой и не испытывала совершенно никаких удобств со стороны окружающих воронов и ворон. И они не насмехались над ней — эти птицы отличаются довольно хорошим таком, чуткостью и проницательным умом, который, в отличие от настырных и вездесущих грачей, не дополняется у них вовсе чрезмерным любопытством и туповатой настойчивостью — черноперые друзья и родственники признавали белизну Евы как уникальный и вполне приемлемый дар генетики.

С Ворландом они познакомились не так давно с той поры, как Смоляной Летописец завел дружбу с Торонтой, прилетев в Онтарио, дабы поддержать своего друга в непростую для него пору.

Еву так же, как и Мишель, содержали в благополучном месте — городском парке, что находился в Виктории, но, встретив однажды харизматичного и умного черного ворона, она согласилась покинуть свое уютное и спокойное жилье и улететь вслед за ним, путешествуя и по-новому открывая для себя мир. Будучи с рождения замкнутым интровертом, Ворланд привык наслаждаться одиночеством, сидя на ветвях величественных сосен, держа за ухом перо и делая важные заметки на древесном пергаменте. Но в глазах задумчивой и склонной мечтать Евы это не было недостатком. Её привлекал такой образ жизни, и белая ворона с радостью следовала за Ворландом на самые большие перелеты, кои они совершали…

Нет такой сюжетной линии, которая б не была столь интересной и захватыающей, чтоб не раскрыть ее до конца, подобно горящей звезде с ночного неба… Но время летит порою так незаметно, что и не успеешь почувствовать горькое разочарование от того, что упустил и что потерял с движущимися стрелками на Циферблате… Прости, время, нужно еще так много всего успеть; вот и Ворланда хотелось бы оставить таким — счастливым и еще не омраченным скорбью горькой утраты, что пришлось ему испытать позднее…

Давайте же закончим на этой теплой ноте и перейдем к медленно, но верно разворачивающемуся сюжету отношений Торонты с его новой подругою. Мишель, и правда, как луна, сиявшая с темного неба, теперь освещала его жизнь, и, несмотря на новоявленный парадокс ( ведь, казалось бы, теперь-то уставал он еще больше!), энергия лилась из него, чтоб тратиться с пользой на новые, решительные и смелые действия, и, скорее всего, обитающие в Озере пираньи почуяли это — и не добили его, подобно остальным горе — пловцам, а лишь «для приличия», совершали мелкие атаки и нападения, подчеркивает свой статус самых страшных водоплавающих хищников.

Да и сложно было пойти наперекор разбитой, но не сломленной до конца душе — она словно бы умерла, но успела родиться заново: Торонта, собрав все силы, что были у него, яростно работал, работал — и закончил подкоп, который был им начат еще холодною зимой.

Появился, как нежданный, но желанный гость, каракурт Пэтси (о нем, кажется, давно не упоминалось в произведении, не так ли?) и тут же, подобно развеселишимся котам в весеннюю пору, начал создавать свои «гаремы»: плел без остановки длинную, что коса у Рапунцель, сидевшей в высокой башне и ожидающей своего принца, паутину, тонкую, но прочную, ловил туда мух, бабочек, и даже завел себе красивую, но довольно своенравную (видимо, потому и сохранил ей жизнь, решив оставить у себя и явно заинтересовавшись ) подругу — Кристину, изящную и синекрылую Стрекозу, принадлежащую к семейству с весьма говорящим биологическим названием — «Красотки»**.

В отличие от целомудренного Ворланда, безбашенный каракурт предпочитал жить, так, как и плел свои сети — на полную катушку и сразу же поддержал Торонту в его строящихся взаимоотношениях с Мишель.

— А что ты такой скучный? Детей сразу давай, заводи! — Не стеснялся отпускать паук веселой шутки. — Все равно жизнь у тебя одна, ты-то не кот, да, если б и был котом — эх! — я б на твоем месте вообще не сомневался бы… и сразу — того… её с собой в пещерку, там мутите быстро — и все, она твоя навеки! Такая красотка — не пропадать же добру, что тут думать-то вообще?

Торонта только в усы усмехался, закатывая глаза, передергивая плечами — но все же однажды спросил у многоногого приятеля:

— Уважаю твое мнение, но все же не могу не спросить: откуда знаешь про нее?

— Так, я ж всегда с тобою, забыл? А если меня не видно, я, как радуга после дождя, появлюсь и исчезну, а потом — снова засияю, тебя приветствуя с новым днем!

— Радужный паучок. Я тебя понял…

Торонта засмеялся. Подставив, по традиции, раскрытую правую лапу, он невольно любовался, как с пряди черных вьющихся волос, перебирая длинными ножками, к нему спускается, гордо выставив при солнечном свете красные пятнышки на спине, бодрый, как всегда, каракурт.

Если бы мудрый и педантичный Ворланд наблюдал сейчас эту сцену, он бы, скорее всего, выронил бы свое перо от негодования и, что вполне себе возможно, внезапной ревности к другу.

Но, к счастью, его в этот момент там не было, и, как помнит читатель, мы решили оставить его пока наедине с собой и своими мыслями.

***

А Луна так красиво освещала окончание трудового дня, словно бы благословляла их новый союз, словно бы давала надежду, что не все так уж мрачно и тускло в этой жизни, есть, есть источник ярких и новых, зажигательных и бодрящих красок для того, чтобы двигаться вперед и только вперед, оставив все ненужные теперь грустные воспоминания позади… И об этом были мысли у Торонты, уверенного в себе и своей силе мстителе, жестоким в борьбе — и ласковым в любви, потому что держал он этой ночью, крайне мягко и бережно, Шелли за плечи, и они соприкасались в одном едином поцелуе.

А лунный лик мерцал вдали,

чтоб все невзгоды утекли…

Конец ознакомительного фрагмента.