Хозяин

Ольга Викторовна Дашкова, 2022

– Ты – что?– Я беременна.– От кого?– От вас.Долгая пауза, тяжелый взгляд, а потом громкий смех, он режет по нервам. Сдерживаю слезы, кусаю губы. Он не поверит, никогда не поверит. На что я только надеялась?– Думала, я поведусь на это?– Нет.– А на что ты рассчитывала? – теперь он кричит, вздрагиваю. – Я всегда предохраняюсь, и тот раз не был исключением. Ты сама отдалась.– Сама, но это правда: я беременна, и это ваш ребенок.Горькая обида, боль разрывает изнутри. Я так отчетливо чувствовала эти эмоции, а еще голос, слова, они убивали и втаптывали в грязь.– Ты жалкая дешевка, которая продала и предала, а теперь опустилась до лжи. Пошла вон!

Глава 3

Как бы я хотела исчезнуть, нет, даже провалиться сквозь землю, только бы не видеть и не слышать этих людей. В ушах все еще шум в глазах слезы, всхлипываю, стираю их руками, на губах привкус соли и моей обиды. Не могу представить, что сейчас будет, Фатима и Захир начнут размазывать меня вместе с грязью по обшарпанным полу кафе.

Снова унижение, оскорбления, словно я не человек, а какое-то низшее существо. Да, виновата. Да, споткнулась и разбила все содержимое подноса, но я извинилась, я все отработаю.

Сжимаю кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями, надо успокоиться, взять себя в руки, доработать этот день, получить деньги и больше никогда, никогда сюда не возвращаться. Лучше пойду дворником, там все законно: трудовая, отпуск; или кассиром в супермаркет на развязке, далеко, конечно, но лучше там, чем здесь.

Но от одного воспоминания, что произошло несколько минут назад, сердце замирает и перестает биться. Я, кажется, не слышала, как Захир орал на меня, а физически чувствовала взгляд того мужчины.

Властный.

Уничтожающий.

Стирающий в пыль всех, кто посмеет ему перечить.

— Лиана! Ах, вот ты где, маленькая сучка. Чего прячешься?

— Ничего, просто вышла подышать.

Фатима загородила дверной проем, но вот вскинула голову, начала что-то рассматривать за мной, я повернулась тоже. Тот мужчина еще не уехал, стоял у открытой двери черного внедорожника, рядом был Захир. А тот, склонив голову, практически преклоняясь перед ним, что-то говорил, жестикулируя, а потом, сделав шаг ближе, показал на кафе.

По спине прошел холодок, я напряглась, появилось странное предчувствие беды, словно сейчас решалась моя судьба, вся дальнейшая жизнь. Нет, ее никто не может решать кроме меня.

— Чего расслабилась? А ну, пошла в зал, там пол весь в осколках и лужа. И умойся, смотреть страшно.

Фатима ушла, громко лязгнула металлическая дверь служебного входа. Посмотрела на ладони — все в крови, на коже порезы от стекла, фартук заляпан, и за него тоже попадет. Зашла следом, в треснувшем зеркале маленького служебного туалета наконец увидела свое отражение: по лицу размазана кровь, глаза огромные, испуганные, волосы выбились из-под повязки.

Вода ледяная, пальцы немеют, умываюсь, немного прихожу в себя, но мысли все равно путаются, а еще не покидает страх и предчувствие чего-то нехорошего.

— Куда убежала?

— Никуда. Я умывалась.

Захир хватает за локоть, тянет по коридору на кухню, прижимает к стене, но в голосе нет злобы и ненависти.

— Простите меня за все, что случилось, я правда случайно, я не хотела.

— Конечно, не хотела, вышло случайно, и разбитую посуду с испорченной едой придется отработать.

— Да, я все понимаю, — сама с ужасом думаю, сколько стоил тот коньяк и посуда для уважаемого и дорогого гостя. Скорее всего, очень дорого, Захир, сколько я здесь работаю, никогда никого так не встречал. И так никого не боялся.

— Вот и умница, девочка, мы с тобой потом поговорим, как ты это сделаешь, а теперь возьми веник, собери осколки с пола, убери со столов.

Киваю, высвобождая свой локоть из влажных ладоней Захира, не нравится мне его голос и этот слащавый взгляд. Но иду в зал, убираю с пола остатки еды, а как только вытираю пролитый алкоголь, звенит дверной звонок, а затем слышится смех, громкие голоса, а с улицы доносится громкая музыка.

— Фу, блин, Понкратов, ты куда нас привел? Думаешь, после московских ресторанов я буду что-то есть в этой придорожной забегаловке?

— Ой, Дашка, перестань. С каких это пор ты такая брезгливая?

— Можно подумать, по мне заметно, что я так часто бываю в таких заведениях, Илья, ты как что скажешь — хоть стой, хоть падай.

— Вот и падай за столик, Сема, пойдем пожрем, а потом на речку, Маш, давай садись.

Узнаю эти голоса, они как железом по стеклу, но вот только по моим нервам. И почему сегодня такой поганый день с самого утра? Почему вообще жизнь у меня такая поганая?

— Эй, тут есть кто живой? Человек! Нам нужен хоть какой-то человек!

— А чем так пахнет?

— Это мясо, Зорина, ты, поди, забыла, как оно выглядит, питаешься тремя листиками салата в день? Смотри, медкомиссию не пройдешь, найдут глистов, и не видать тебе практики у ведущих стоматологов.

— Совсем дурак, Понкратов, все мне видать, и ем я мясо.

Зорина обиженно отвечает, представляю, как она сейчас дует свои и без того полные губы, капризно откидывает рыжую прядь волос за плечо. Одноклассница моя «любимая» до боли и слез, точнее, это двое моих бывших одноклассников. Я бы хотела их больше никогда не встречать в своей жизни, но это, увы, это невозможно.

Уношу тряпку, вытираю руки, беру блокнот, закрыв глаза, считаю до десяти, успокаивая нервную систему, мне придется выйти и посмотреть им в глаза. Это моя карма, участь — быть ниже их на десять ступеней. Сжимаю до ломоты в челюстях зубы, несколько шагов, натянутая улыбка.

— Добрый день, что будете заказывать? Есть свежий очень вкусный плов и лагман, также домашний борщ и несколько салатов.

Кафе Захира называется «Караван», вроде как восточная кухня, но тут есть все, меню интенциональное: от пельменей до мамалыги.

— Ого-го, кого я вижу, Устинова, ты теперь официантка?

Понкратов всегда был эмоциональным, смазливому блондину с голубыми глазами, да еще сыну начальника полиции нашего города было позволено всегда и все. А он, естественно, всем этим пользовался.

— Точно Устинова, господи, ты катишься все ниже и глубже в дерьмо. А, нет, ниже было мытье уток в доме престарелых. Илья, помнишь, мы еще утку ей подарили на день рождения в девятом классе? Господи, я до сих пор помню, какой стоял в классе смех.

Я помню тоже, мне было четырнадцать, как раз умерла мама, денег не было совсем, меня, несовершеннолетнюю, по знакомству устроили в дом престарелых, он на окраине, у речки. Согласилась на любую работу, чтоб были хоть какие-то деньги, потому что отец начал пить, и казалось, этому не будет конца.

Сжимаю блокнот, не хочу показывать свои слезы и боль. Они такие все красивые, яркие, молодые, уверенные, в дорогих шмотках. Зорина наматывает на палец прядь рыжих волос, рассматривает меня с ног до головы, морщит носик.

— Так ты чего молчишь? Или не рада видеть одноклассников? А давай посидим, устроим что-то типа вечера встреч выпускников, ну чего мы, зря приехали? Непросто же навестить родителей?

— Даш, какая встреча? Ты хочешь вот с такими сидеть и слушать их рассказы, как Коробков сел уже второй раз, Желудева родила третьего не пойми от кого, а Сидоров и Пичугин просто бухают? Или хочешь узнать историю жизни Устиновой? Да я и так тебе ее расскажу.

Беда небольших провинциальных городков одинакова, да, здесь либо пьют, либо воруют, чаще и то и другое вместе. А есть вот такие, как я, что пытаются свести концы с концами. Истории все одинаковые и судьбы одинаковые, имена лишь разные.

Я не хочу и не буду с ними сидеть и вспоминать школу, радости тот период принес мало.

— Так вы будете что-то заказывать?

— Устинова, а ты дерзкая стала, — Понкратов усмехнулся.

Ненавижу его, его и его отца, всех продажных ментов города, мэра и его прихвостней, а также их детей.

Это из-за них дело о смерти мамы закрыли, а судмедэкспертиза написала в заключение, что смерть произошла в результате сердечного приступа. А то, что на ее теле, что нашли у обочины на трассе, было пять ножевых ран, это как бы никто не заметил.