Последняя битва

Олег Артюхов, 2023

Цикл шести книг «Сторно» проведёт вас по неизвестным, окутанным тайной или молчанием событиям, которые могли бы стать развилками в истории человечества, приведшими к большим и непоправимым бедам, если бы не незаметная помощь неких загадочных личностей. Волей-неволей обычный человек, наш современник, попадает в гущу событий и получает шанс исправить вопиющую несправедливость. Силой ума, силой воли и силой любви удаётся отыскать причину наших бед и несчастий и остановить чужую злую волю. Долгая и причудливая борьба окончена, но то, что приготовила судьба нашему герою, просто не укладывается в голове.

Глава 2

В нижнем зале для богослужений храма Астарты неровно мерцали напольные светильники, бросающие на стены вертлявые тени. В тёмных углах фрески священных грифов, украшенные черепами почётных горожан, будто шевелились и пытались сойти со стен.

Вкруг сидели семеро в тёмно-красных одеждах. Распахнутые спереди бордовые плащи открывали чёрные перевязи крест-накрест, а длинные чёрные перчатки по локоть скрывали руки. Сочетание красного и чёрного в полумраке смотрелось жутковато. Глубокие капюшоны наполовину скрывали лица, позволяя разглядеть лишь усы и длинные ухоженные бороды. Гулко звучащие голоса отражались от стен и исчезали под сводом.

— Не кажется ли вам, атта исшаку, что вожди Амнатума слишком глубоко сунули носы в наши дела и интересы? — угрюмо проговорил низкий голос.

— Не только кажется, но я в этом уверен, — шевельнулась сидящая ближе к выходу фигура, — царь Хаммурапи перешёл все границы дозволенного.

— Кто-то может поведать о сем недостойном патриархе?

— Раббани Озер, с вашего позволения, — прокашлялся третий, — Каббала поведала о многом. Его стихия — земля, цвет — рыжий, металл — серебро, дерево — кипарис, цифра — семь, еда — рыба, камень — берилл, животное — кабан, покровительствует Утренняя Звезда. Он родился в месяц барана и его лучшие дни в четверти четвёртый и пятый. Хаммурапи любят, потому что щедр и добр к слабым, общителен, но любит власть. Его страсти заставляют всегда идти до конца, и при этом он готов к переменам и стремится к познанию. Его нередко подводит азарт, который в сочетании с бойцовским характером часто приводит к конфликтам. Другая известная слабость — женщины, которые его приятно расслабляют. И, к нашему сожалению, здоровья ему намерено на сотню лет.

— Да, уж, точно «к сожалению», — в голосе прозвучала мрачная озабоченность. — Значит, надо помочь ему встретиться с предками. Что скажете о его деяниях?

— Вина Хаммурапи в том, — проговорил четвёртый высоким голосом, — что он отбросил заветы нашего общего предка Сима сына Ноя и заветы владык Аккада, издревле повелевавшими здешними землями и народами. Этот выскочка, придя к власти, присвоил всю крупную торговлю, и в этом его второй грех перед нами. Теперь ходовые товары в Вавилонии проходят только через царских купцов-тамкаров. Более того, эти безродные нищеброды перехватили у нас дачу денег в рост. Теперь по всем странам шныряют их приказчики-шамалы, взыскивающие серебро и золото с наших бывших клиентов. Небывало возвысились вавилонские граждане-авилы, которым новый царский кодекс даровал огромные права. К тому же хитрый Хаммурапи прикормил лучших воинов. Мало того, что заслуженные бойцы-реды получили немалые земельные наделы и скот, но и низкородные баиры-лучники тоже теперь сидят на своей земле и готовы таскать царя на руках. В Вавилонии нам больше места нет.

— Нам всегда и везде будет место, — подал голос пятый, — древний закон: «око за око, зуб за зуб» никто не отменял. Мы будем судить Хаммурапи.

— Его дни сочтены, — глухо проговорил шестой, пошевелившись под красным плащём, — но, атта исшаку, разумно ли оставлять без присмотра и распускать лучшее в мире вавилонское войско. Большинство воинов родом из Заречья и одного с нами племени. Наши мудрые предки одобрили бы использование этой дармовой и отлично вооружённой силы.

— Согласен, — раздался бас первого, — во имя богов наших: Баала, Астарты, Хадада и Сутеха призываю вас устранить Хаммурапи из мира живых и взять его войско в наши руки. Исшаку, сегодня же вопроси господа Сутеха, пусть назначит сроки. На том и порешим.

— Царь умер!! — на рассвете третьего дня весеннего месяца нисану разнёсся вопль, выбрасывая жителей Вавилона из постелей и выгоняя на узкие улочки. В утренних сумерках мелькали огни, бегали люди, и вскоре весь город стал походить на огромный разворошённый муравейник.

Состоятельные общинники — авилы и свободные бедняки — мушкены сначала толпились на перекрёстках, потом потянулись в центр города. Отдельные группы людей, как маленькие ручьи в реку, вливались в огромную толпу, текущую по главной улице Айя-Шайбур к царскому дворцу. Широченная, выложенная метровыми квадратными плитами розового известняка улица не смогла вместить людской поток, который начал просачиваться по параллельным улицам. Людское море волновалось около царского дворца, расположенного напротив видной со всех сторон вавилонской башни Этеменанки. Отступившие к воротам царские стражи едва сдерживали щитами напор толпы, которая уже превратилась в большое дикое существо.

Из-за оглушающего гула люди не сразу услышали громкий голос жреца, вещающего с высокой стены:

— Жители Великого Города Божьих Врат слушайте! Прошлой ночью упокоился вечным сном энси и первый слуга светлого Мардука величайший лугаль всех времён славный Хаммурапи сын Субиабума. Ныне он стоит у небесного трона господа Энлиля. Сын и наследник усопшего Шамашилан скорбит, принимая бремя власти. Скорбите и радуйтесь жители Баб-Илу. Боги назвали время погребения великого энси и лугаля Хаммурапи — на второй день полной луны в родовом склепе дворца.

Все жители Вавилона от визиря-абараку и придворных вельмож до последнего пастуха-накида и разбойников в трущобах квартала смесительниц наморщили лбы и удручённо вздохнули, предчувствуя большие и грозные перемены.

— Верно говорю, третьего дня в столице помер царь Хаммурапи, — у городских ворот Халпы двое стражников, сдвинув шлемы на затылок и прислонив к ногам щиты внимательно слушали третьего, — в Баб-Илу все передрались. Наследник двинул на город южную армию. Кто там за кого не поймёшь. Упаси боги, навстречу наследнику кто-нибудь двинет северное зареченское войско. Вот уж крови то прольётся!

— Не того опасаешься, Диней, — донёсся хриплый голос того, кто постарше, — вот, если воеводы, да сотники войско бросят, и оно разбредётся по всему Заречью, вот тогда прячься подальше да поглубже. Вся страна кровью умоется. Эти вояки, которые могут только убивать и лакать финиковое пиво, боялись только царя, а его уж и нет.

— Истинно говоришь, вот и мучаю теперь дурную голову, что делать, — проворчал высокий стражник, — бросил бы всё, да сбежал к хеттам, только клятва, пуще оков держит, да серебро, что давеча десятник принёс. Коль изловят, за дезертирство руки и ноги отрубят.

Мы всей командой сидели, привалившись к одной из повозок, скопившихся у закрытых ворот и слушали болтовню стражей. По непонятным причинам ворота всё ещё оставались закрытыми, хотя разгоревшееся солнце намекало, что утро уверенно переходит в день. Ничего не понимающие люди собирались кучками по обочинам дороги, судачили о том, о сём, а заодно перетирали последние сплетни и новости.

— Не знаю, как вы, — проворчал Стерх, — а мне после нашего Лукоморья здесь уже жарковато. На дворе март, а я невыносимо запарился в этих шерстяных балахонах. Уф-ф.

Он распахнул одежду и помахал полами, проветривая. Я вздохнул и ослабил пояс, поскольку и сам едва терпел жару. Ещё утро, а по моим прикидкам воздух уже прогрелся градусов до 25 по Цельсию. И за каким шайтаном туземцы носят на себе эту кучу барахла: льняной хитон, сверху шерстяной, да ещё обязательный короткий плащ, да тюрбан на войлочной шапке.

— Привычка, однако, надобна, — глубокомысленно проговорил Лунь, запахивая одежду поглубже. — По мне, так в самый раз, погода — чистый бархат.

Вынырнувший из-за повозок Новик опустился перед нами на колено, бросая взгляды по сторонам. С полчаса как я отправил его пробежаться вокруг, присмотреться, послушать, что болтают. Как ни странно, из всей команды он лучше всех освоил аккадо-вавилонскую речь, значит, ему и слушать.

— Короче, так, — он сдвинул на затылок круглую шапку и поскрёб макушку, — много чего говорят. В основном о торговле и товарах. Опасаются, что цены подскочат из-за смуты в Вавилонии, мол, бывало и раньше такое. Многие боятся появления в Заречье вавилонских наёмников, беспорядков и погромов. В целом всё происходит так, как рассказывал профессор Луцкий.

— Значит, так, голуби мои озорные, — перебил я брата, — с этого момента прекращаем всякое упоминание Лукоморья, ссылок на профессоров, всякие словечки и выходки из будущего. Говорить только по-здешнему, даже, если мы наедине. Напоминаю, мы всего-навсего бродячие наёмники с севера, прошедшие огни и воды и десятки войн. На все каверзные острые вопросы давать тупые безопасные ответы. Всем понятно?

Все мотнули головами, расселись удобнее и примолкли, а я припомнил, как мы здесь объявились.

Нам несказанно повезло, что портал открылся на склоне пустынного оврага, вернее, каменистого обрыва, от которого тянулась вдаль сухая равнина, покрытая куртинками жёсткой травы. На бескрайнем безмолвном пространстве слабый ветерок изредка взвихривал облачка мелкой пыли. Вокруг не было видно ни единой живой души, а, с другой стороны, с чего им быть в этой полупустыне в пять часов утра.

Оставив команду на месте, я решил осмотреться в окрестностях, чтобы с хода не угодить впросак. И чуйка меня не подвела. Сразу за бугром открылся вид на большой окружённый зеленью город. Подробно его рассмотреть не позволяли расстояние, предрассветные сумерки и расположенный от меня в сотне метров стан торговцев, или кочевников, или беженцев, кто их разберёт, коль все одеты на один манер. Тем более что там началось движение, кто-то возился с костром и хворостом, кто-то что-то перетаскивал, кто-то кашеварил, а кто-то обихаживал верблюдов и ишаков.

Глядя на вид здешних людей, я покачал головой, сокрушённо цокнул языком и похвалил себя за предусмотрительность. Наша одежда недопустимо вызывающе отличалась от местной примерно так, как сценический костюм Киркорова от одежды обычного горожанина. Представьте на минуту, что вы в крашеных перьях и стразах идёте по улице. Представили? А мы сейчас чуть не сделали это. Я осторожно отполз и вернулся к своим.

— Братцы, у нас проблема, — и я вкратце изложил суть попадалова с одёжкой.

Почесав макушки, решили изо всей одежды выбрать самые грубые и простецкие вещи, вывалять их в пыли, облачить меня и отрядить на добычу приличествующей моменту одежды. Деваться некуда, я переоделся, брякнул серебром в кошеле и потащился в стойбище исправлять просчёт стилистов.

По древнему симитскому обычаю глава рода всегда ставил свой шатёр с краю на самом опасном направлении. Прикинув это самое направление, я направился к сооружению из грубой холстины, войлока и шкур, у входа которого были воткнуты в землю пять копий. На мой громкий кашель обитатели шатра отреагировали быстрым разговором, и из завешенного шкурой входа выбрался худощавый, но мосластый мужик с окладистой бородой и ярыми глазами.

— Мир тебе и твоему роду, уважаемый атта, — я слегка склонил голову, — пусть преумножатся твои стада и будут здоровы потомки. Живи долго.

— Мир и тебе, путник, — прокашлялся старик и поиграл бровями, — что привело чужестранца к моему шатру?

— Беда у меня, атта, — я сделал скорбное лицо, — нас ограбили разбойники, не оставив ни куска тряпки. Мне чудом удалось спастись и серебро уберечь, а вот восемь моих родичей остались почти нагими. Хочу одежду купить для них и кое-что из вещей, расплачусь серебром.

— Восемь одежд для мужей — то не мало… — он нацепил на лицо задумчивое выражение, но из-под кустистых бровей проблёскивал хитрый оценивающий взгляд. Ну, что ж, поиграем в твою игру.

— Жаль нести серебро в соседний стан, да видно придётся, — и я повернулся, делая вид, что ухожу.

— Постой, добрый путник, я кое-что придумал. Зачем ноги мучить, посиди у шатра, выпей козьего молока, отдохни, а я скоро вернусь.

Я про себя усмехнулся. Давай, давай, дед, пошуруй у родичей по закромам, я подожду. Не прошло и получаса, как четверо молодых парней приволокли ворох одежды, не новой, но крепкой и чистой, а главное без насекомых, что я тщательно проверил. Чуток для порядка поторговавшись, я отдал 8 сиклей за всё. Так что идентичная местная одёжка обошлась нам всего в 68 граммов серебра. Проворные шустрые парни всё барахлишко плотно увязали в тюк, и я, кряхтя и матерясь, поволок немалую ношу к нашей стоянке.

Переодевшись, по виду мы полностью слились с местными. Вот теперь можно и в люди выходить. Прежнюю одёжку мы прикопали на склоне. Из снаряжения у нас, естественно, осталось личное оружие: композитные луки со стрелами, мечи из модифицированной чёрной бронзы, боевые ножи и короткие копья. А также широкие боевые пояса, упакованные в перекидные сумы медицинские комплекты с препаратами в основном желудочно-кишечного свойства, кошели с серебром по сотне сиклей на нос, часы и компасы, запрятанные в бронзовых наручах. Помимо этого, ещё в Лукоморье Ополь напялил на меня, Ставра и Черчилля шейные гривны с мощными видеокамерами и запихнул в наши котомки по сотне флешек. В новом облике мы теперь в точности смахивали на бродячих наёмников из-за Евфрата.

До города мы добрались уже после восхода солнца и незаметно влились в толпу у ворот, растворившись в мешанине повозок, ослов, верблюдов и галдящих туземцев. И вот мы сидим в тенёчке за чужой повозкой, дожидаясь случая.

— Эй, бродяги, а, ну, отойдите от моей повозки! — раздался визгливый голос, и мы не сразу поняли, что имеют ввиду нас. — Отойдите, иначе стражу позову! — продолжал истошно блажить мужичок «метр с кепкой» в полосатом хитоне, выгоревшей чалме непонятного цвета и серо-коричневом плаще. Его чалма сползла на левое ухо, и он грозно топорщил бородку.

— Уважаемый, ты чего разорался? — я сразу решил поставить придурка на место. Наёмники мы, в конце концов, или погулять вышли? — Сидим в тенёчке, никого не трогаем. В чём дело?

— Это моя повозка, и я тут решаю, кому сидеть возле неё, кому нет.

Вокруг стала собираться толпа, громко обсуждая происшествие. Понятно, им хоть какое-то развлечение.

— Ах, ты, паскудник, — я не успел удержать Ставра и махнул рукой, будь, что будет, — ты на кого свой поганый рот открыл? На воинов-ветеранов? Да, я тебя сейчас вместо ослов в телегу запрягу!

Осознав размер угрозы, мужичок побледнел и шмыгнул в толпу, скрывшись от беды и греха.

Однако на шум от ворот сюда уже двинулись стражники. Четверо с оружием. Вот и реальный повод легализоваться.

— Ну-ка все разошлись, ишачьи выкидыши! — заорал чернявый бородач в обшитом медью кожаном шлеме, с широкими кожаными ремнями крест-накрест через грудь, скреплёнными посредине большой круглой бляхой. На широком боевом поясе висели шипастая дубинка и короткий меч. Стоящие за ним трое стражников набычились, удерживая прямые обтянутые кожей щиты и копья. Свирепые хлопцы.

— Кто такие? — глядя сквозь нас, грозно вылупился и надул щёки десятник.

— Мы то воины великого энси, после войны с эламитами идём на родину, а вот кто ты такой, что нам вопросы задаёшь? — я решил сыграть на обострение.

— Что-о-о! Как смеешь ты, мне! Десятнику стражи! Так отвечать? — взревел бородач, хватаясь за меч.

— Слушай ты, десятник тряпочный, пасть свою закрой и говори спокойно. Мы никому не давали повода с нами так обращаться. А, если лично тебе что-то не нравится, то скажи, не бойся. Сегодня мы добрые, убивать не будем, только задницу надерём, — я подмигнул мужикам, и они дружно заржали.

— Да, я… вас… в пыль… сотру! — хрипел десятник, пытаясь вытянуть упрямый меч из ножен. За ним неуверенно топтались копейщики, слегка подрастерявшие грозный вид. — Взять их! — Махнул он рукой, оставив попытку вытянуть приржавевший клинок. По команде копейщики шевельнулись и тут же сделали пару шагов назад, разглядев восемь поднявшихся на ноги огромных по местным меркам вооружённых мужиков, на голову возвышающихся над толпой.

— Слышь ты, жертва обжорства, — спокойно проговорил я, — ты хоть знаешь с какого конца за меч браться? А как кровь в бою льётся видел? А мы в крови по колено стояли и выжили. Лучше уйди по-хорошему.

— Всё равно в город не пройдёте. Не пущу! — неожиданно взвизгнул десятник.

— Пустишь, куда ты денешься. Прикажут, и пустишь, — нажал я на психику. — И ответишь, почему вы в воротах столпотворение устроили? Почему людей задерживаете? Начальник знает о вашем самоуправстве? Был приказ городского совета старейшин или лугаля о закрытии города?

С руганью и бранью расталкивая толпу, свирепые стражники, опасливо оглядываясь, поспешно отступили к воротам, где топтались остальные караульные дежурного десятка. Плюгавый хозяин повозки потрусил за ними следом.

Через пять минут ворота широко распахнулись, и стража начала пропускать в город пеших и повозных. Посидев в тенёчке ещё с час, мы в числе последних направились к воротам. Но, едва приблизились, как в проходе появилась жидкая стенка из щитов и копий стражников во главе с бородатым десятником.

— Придётся кое-кому холку намылить, — вздохнул Ворон.

— Тогда лучше сразу разворачиваться и топать прямиком в пустыню, — проворчал Лунь, — ибо будут тут нас прессовать всем городом не по-детски. А нам это надо?

— Стоп, братцы, — встрял я, — разберусь сам, вы держитесь позади и не встревайте.

«Фил». «Слушаю, командир». «Поставь защиту в паре метров от моего туловища. Пассивненькую такую защиту. Пусть лоб расшибут, и не дай боже пострадают». «Сделаю. Что-то ещё?». «Пусть после каждого их удара в защиту у них в головах гудит словно колокол на пасху». «Есть. Что-то ещё? Если нет, то иди, разбирайся с местными вояками».

Не доходя пяток метров до ворот, я остановился, разглядывая набычившихся стражников:

— Почему путь закрыли?

— Вам в город хода нет, — оскалился десятник.

— Это кто же так решил?

— Здесь я решаю, и вам не пройти.

— А, если пройду, то что?

— Копья под рёбра, вот что, — прорычал обиженный гордец.

— Ну, тогда я пошёл, — и шагнул им навстречу.

— Взять его! — истерично завопил десятник и храбро отступил за стенку щитов.

Весьма нерешительно стражники взяли меня в полукольцо и нацелили бронзовые наконечники. Желая их подбодрить, я показал им обе пустые ладони. Четверо из них расхрабрились, ткнули копьями и тут же схватились за головы, побросав и щиты, и оружие. Ничего не понимающие остальные стражи с криком бросились на меня, и тут же, отлетев как кегли, тоже схватились за головы. Перепуганный до смерти десятник дико заорал:

— Тревога!! Нападение!! Закрыть ворота!!

— Кому закрывать то, болезный? Вон они все на земле отдыхают, — проговорил я, приближаясь к крикуну.

— Что тут происходит? — на гнедом коне в сопровождении пары пеших воинов к воротам подъехал благородный господин в шикарной синей тунике, красном хитоне и белой чалме. Унизанные перстнями пальцы и золотая пектораль говорили о высоком положении в здешнем обществе, а острые опасные глаза — о серьёзном противнике.

— Вот они… оскорбили… потом этот попытался ворваться…, — залепетал десятник.

— О ком ты говоришь? Я пока вижу одного человека без оружия и брони.

— Это он… моих воинов… на землю… — продолжил нести пургу привратник.

— Да, ты, десятник, совсем разум потерял. Что за глупость ты несёшь? Пошёл вон! — разозлившийся всадник пнул придурка ногой в богатой расшитой узорами туфле, и опозоренный вояка смиренно слинял. — А ты, путник, подойди. Кто ты, и что тут произошло? — он пристально вглядывался в меня.

— Мир тебе, абараку. Мы странствующие воины из Баб-Илу. Наш наем закончился после войны с Эламом. Великий энси Хаммурапи за заслуги даровал нам почёт воинов-редов. Однако служба вышла, и мы решили вернуться на родину за Диял-реку. Продали свои наделы и скот и тронулись в путь. И вот только здесь узнали о смерти нашего благодетеля, великого энси Хаммурапи. Возвращаться в Баб-Илу сейчас нет резона, решили попытать счастья в Халпе. Однако этот десятник возомнил себя хозяином города и запретил нам проход.

— Он будет наказан за самовольство и… трусость, — проговорил всадник. — А что вы за воины, где сражались?

— Служили мы в Баб-Илу два срока, есть среди нас и сотник, и реды, и знатные баиры. Сражений наших не сосчитать, но во всех мы побеждали и выжили, коль здесь перед тобой стоим. Врагов не считали, и по пути в Нижний мир нам не будет стыдно перед богами и предками.

— И сколько же вас в Халпу пришло?

— Нас восемь, и мы готовы здесь послужить, ибо сказано: умный продаёт, что умеет, а глупец, что имеет.

— Я визирь Ибкабтум, и слово моё при дворе лугаля Ярим-лима весомо. Я беру вас в городскую стражу, но сначала пройдёте испытание. Тебя я услышал, и теперь хочу увидеть.

— Всех порознь, или сразу?

— Я выберу. Ступайте за мной.

За воротами открылась внутренняя часть города. Я удивился толщине стен, метров шесть не меньше. Другой особенностью крепости было значительное число боевых башен через каждые 30 метров, что при высоте стен в десяток метров — очень много. Да, серьёзный город, такой с наскока не взять. От ворот внутрь уходила широкая улица, мощённая тёсаным камнем, отполированным ногами и колёсами до блеска. Странно было видеть выходящие на улицу высокие глухие стены домов с низкими и широкими калитками входов. Ни окон, ни просветов. Идёшь, как по ущелью. Через каждые полста метров в стороны отходили переулки, один из которых вёл к торговой площади, другие через сотню метров заканчивались тупиками, в которых стояли какие-то алтари.

Насколько я знал, квадратный в плане город имел четверо ворот, а отходящие от них главные улицы вели к цитадели. Внутренняя крепость впечатляла ещё больше. За отделанным кирпичом рвом поднимались 15-метровые отделанные глазурованным синим и зелёным кирпичом стены с оранжевым орнаментом, с зубцами поверху и угловатыми башнями по периметру. За стенами возвышались какие-то здания, и виднелось сооружение, похожее на ступенчатую пирамиду. Вспомнив, что все крупные города Двуречья и Заречья, так или иначе, копировали Вавилон, я понял, что это не пирамида, а местная башня-зиккурат.

В воротах цитадели стояли неплохо по здешним меркам вооружённые воины, которые по знаку визиря нас беспрепятственно пропустили. Воротная башня поражала размерами, глубиной и качеством изразцовой отделки поверхностей. Но за ней начиналась настоящая роскошь.

Царские дворы представляли собой квадратные площадки примерно 30 на 30 метров, плотно окружённые строениями. Первый двор занимала дворцовая стража. Во втором дворе жил визирь Иркабтум, он же управляющий дворцом. Третий самый большой двор находился в центре. К нему примыкал тронный зал — длинное подпираемое колоннами помещение, соединённое с двором тремя арочными проходами. В том же дворе обитал казначей, и находилась сокровищница. Четвёртый двор был личными покоями царя или по-вавилонски — лугаля. Пятый — царицы. Все сооружения отличались добротностью и высочайшим качеством исполнения.

Проходя по улицам и попав в цитадель, я не мог избавиться от мысли: что, если этот не самый большой город Вавилонской империи выглядит так роскошно, то каков же сам Вавилон. Моё представление о диком прошлом человечества буквально на глазах рассыпалось в прах. Потом появилась другая мысль: кем же надо было быть, чтобы уничтожить такой мир?

По приказу визиря нас доставили в первый двор. Иркабтум легко спрыгнул с коня, жестом велел воинам остаться, сам исчез в одном из помещений. Конюхи увели лошадь, а стражи встали неподалёку, не спуская с нас глаз.

Их снаряжение и оружие заметно отличалось качеством и пригодностью: одинаковые кожаные кирасы с нагрудниками из плотно нашитых бронзовых блях, кожаные фартуки, с такими же бронзовыми накладками, наручи до локтей и поножи до колен, конические металлические шлемы с назатыльниками из конского волоса, длинные мечи, клевцы, круглые окованные бронзой щиты. К сёдлам приторочены копья. Все царские стражники имели относительно высокий рост, крепкие тела, ухоженные бороды и уверенные выражения лиц.

Коротко между собой переговорив, мы сошлись во мнении, что пока всё идёт как надо, лучше и не придумаешь. Визирь вернулся в сопровождении двух людей. Один явно был воинским начальником, поскольку его кираса и шлем имели отделку золотом. Другой спутник визиря — парень лет семнадцати-восемнадцати, богато одетый по здешней моде. Они уселись чуть в сторонке в тени галереи. Первым заговорил визирь:

— Есть ли среди вас стрелки-баиры? Отойдите в сторону.

Сфера, Стерх, Черчилль и Ворон отошли к стене.

— Стало быть, вы четверо — бойцы-реды?

— Да, это так, — ответил я, поправляя хитон и пояс.

— Вот ты, — визирь указал на Ставра, — сразись на мечах с моим воином.

Ставр усмехнулся, кивнул головой, сбросил плащ, верхний хитон и чалму, оставшись в лёгкой тунике. Когда он вытянул из ножен меч из чёрной бронзы, воины непроизвольно зацокали языками и переглянулись. От группы воинов отделился мощный боец одного с нами роста, но весьма плечистый и с толстой шеей атлета.

— Каковы правила поединка, — спокойно спросил Ставр, разминая кисти руки.

— Сегодня смерть неуместна, поэтому до первой крови. Однако, где твой щит, ред?

— Зачем мне щит, абараку, когда есть крепкий кинжал, — ухмыльнулся Ставр.

— Обоерукий… обоерукий, — прошелестело по ряду воинов визиря. Вышедший на поединок здоровяк слегка нахмурился, подумал и, отложив щит, тоже вытянул кинжал. Ставр уважительно ему кивнул.

Оба бойца с минуту походили кругами и начали. Бедный вояка не знал, что ему не повезло встретиться с самим Ставром. Сначала два молниеносных обмена ударами за несколько секунд. Потом немного походили по кругу, ещё пара звонких ударов и Ставр, улыбаясь, задвинул клинки в ножны. Показав противнику пустые руки, он приглашающе ему махнул. Боец слегка притормозил, оскалился и бросился на противника. Ставр изящно ушёл с линии атаки, пропустил вооружённую руку мимо, прихватил её и резко крутанул корпусом, одновременно подбив опорную ногу. Ямхадец, совершив в воздухе кульбит, рухнул на спину, и из его носа потекла струйка крови. Я мысленно зааплодировал. Визирь поднял руку. Бой закончен. Ставр подошёл к поверженному бойцу и протянул руку, тот чуток подумал и потянул свою в ответ, приняв помощь.

— Теперь ты, — визирь ткнул пальцем в меня, — будешь биться с двумя противниками.

Я кивнул и тоже скинул лишнюю одежду. Против меня встали два копейщика. Для обычного мечника это кончилось бы плачевно. Но то для обычного. Визирь махнул рукой. Копейщики разошлись и с двух сторон атаковали в разные уровни: один в грудь, другой в ноги.

Пропустив первое копьё поворотом корпуса, я увёл из-под удара правую ногу, наклонился и с разворота левой засадил второму в печень. Поверьте, это очень больно. Отпрыгнув в сторону, я принял копьё на оба клинка, зажал его подмышкой и провернулся корпусом. И, когда противник сосредоточил все силы, чтобы удержать копьё, подбил снизу его щит ногой. Край щита ударил ему в подбородок, и боец выпал из сознания. Оба они лежали на земле. Один тихо кхекал, держась за бок, другой вяло ворочался, с трудом приходя в себя. Я поклонился визирю и махнул мужикам рукой, приглашая подойти. Ставр, улыбаясь, кивнул мне головой. Пострадавших подняли и отвели в тенёк галереи.

— Неплохо, — подошёл ко мне визирь, — а, что лучники также хороши? Нужно их проверить.

— Здесь не получится, абараку Иркабтум, — возразил я, — слишком малое расстояние. Они привыкли бить на двести шагов.

— Я беру вас на службу. С вами потолкует сотник Чама, а потом жрецы великой богини Астарты. Все восемь станете охранителями второго принца Никимэла, — и он кивнул на юношу, сидящего в глубине галереи. — Вы чужаки, и местные интересы вам неведомы, к тому же вы славные воины и, на мой взгляд, честные, коль сам великий энси Хаммурапи вас приветил. Ваше оружие тоже говорит, что вы не простые воины.

Я чуть склонил голову, повернулся, подмигнул мужикам, и мы по знаку сотника направились в третий двор, где нас дожидались жрецы. Эти древние особисты примерно час тянули из нас жилы, пытаясь поймать на противоречиях. Это с нашим-то опытом и изощрённым умом людей 21 века. Сотник тоже вставил свои «пять сиклей», въедливо выясняя, кто мы, что можем, кого знаем.

Вообще то, на мой взгляд, наш скоропалительный наем был откровенным проявлением легкомыслия и преступной беспечности. А как ещё можно назвать доверие жизни царевича первым встречным поперечным. Ну, не верил я в глупость царедворцев, и всё тут. Не тот случай. Немного пошевелив извилинами я пришёл к выводу, что, нанимая нас на охранную службу, местный властный бомонд имел ввиду вовсе не безопасность второго наследника, а что-то иное, нехорошее. Косвенные признаки складывались в весьма неприглядную мозаику. И невооружённым глазом было видно, что здешний политический расклад совсем непрост, а после смерти Хаммурапи, ситуация и вовсе может сделать неожиданный и опасный вираж.

По придворным правилам сначала нас отправили в помещение для омовения. Что-то вроде римской бани с мелким бассейном в середине. Рабы намазали нас оливковым маслом, жрец провёл очищающую церемонию, потом рабы соскоблили масло кипарисовыми палочками, и мы поплескались в бассейне. Из бани мы вышли облачённые в дворцовую униформу с элементами лёгкого доспеха: белая туника до колен, чёрная кожаная кираса и высокие солдатские сандалии. На голове коническая кожаная чёрная шапка. Оружие мы оставили своё, поскольку по оценке сотника оно на порядок лучше дворцового. Всё это облачение дополнили наши собственные боевые пояса, кошели, наручи, поножи и шейные гривны, напичканные приборами и оборудованием. Критически оценив наш вид, сотник довольно хмыкнул и повёл представлять объекту охраны — второму принцу, хотя я бы предпочёл перекусить и отдохнуть.

— Ваша новая охрана, угул Никимэл, — склонился перед юношей сотник, протягивая руку в нашу сторону.

Мы тоже склонили головы, чай не отвалятся. Парень встал, и мне удалось его рассмотреть: средний рост, нормальное телосложение, едва наметившиеся усы и бородка, тёмные волосы, большие выразительные светло-карие глаза на правильном лице. Двигается легко и плавно, похоже, с ним занимались фехтованием. Он обошёл нас, внимательно вглядываясь в лица.

— Вы должны знать, что служить мне непросто, — проговорил царевич, усаживаясь на резной табурет. — Прошлая охрана погибла, хотя все десять были отличными бойцами. Убили их стрелами в неравной и подлой схватке. Мне тогда удалось спастись на колеснице. Потом сказали, что напали бродячие эламиты, но удивительно то, что они никого не ограбили, а вот множество стрел вслед мне пустили. Выручил прочный щит за спиной. В силах ли вы заменить мою павшую стражу?

— Да, угул Никимэл, мы готовы начать службу, но должен признаться, что мы имеем дурную привычку иногда принимать пищу, отдыхать и получать деньги за рискованную и опасную работу.

— Вас что, не накормили?! — вскинулся принц. — Сотник Чама, это правда? Немедленно накормить и обеспечить моих стражей всем необходимым. Отныне вы будете жить в моём крыле дворца. Порядок и правила объяснят сотник и визирь Иркабтум. После трапезы жду вас в своих покоях.

Накормили нас обильно, но просто: печёная рыба, тушёная тыква с пряностями, каша из дроблёной пшеницы, лук, чеснок, оливковое масло, пресные лепёшки, финиковая брага и ячменное пиво.

— Если во дворце такой незатейливый харч, то представляю, чем питается простой народ, — задумчиво проговорил Черчилль, с лёгкой завистью глядя, как наворачивает кашу мой младший братец Новик.

Через полтора часа после обеда сметливый слуга проводил нас в покои царевича. Тот расхаживал по залу в лёгких кожаных доспехах с серебряными вставками. Его плечи укрывал белый плащ. При нашем появлении Никимэл сел на табурет, стоящий возле низкого столика с фруктами, кувшином и двумя кубками.

— Я хочу услышать ваши имена.

— Благородный угул, наши имена боевые, истинные имена обычай запрещает говорить даже друзьям и родичам, — я слегка склонил голову.

— Пусть будут боевые. Говорите.

Мы начали поочерёдно выходить и представляться:

— Бор Быстрый Меч. Ставр Наставник. Сфера Справедливый. Стерх Стрелок. Лунь Белоголовый. Черч Острый Глаз. Ворон Чёрный. Новик Молодой.

— Коли судьба и боги привели вас в мои покои, — задумчиво проговорил Никимэл, — хочу знать, что вы можете, и на что мне рассчитывать. Кое-что я видел во дворе, но вряд ли это всё. Говори, ред Бор.

— Все мы умелые бойцы на любых клинках, все обоерукие. Четверо из нас помимо этого искусные стрелки. Мы прошли через жестокие бои и сражения и крови не боимся. За все эти годы врагам не удалось коснуться нас острым металлом. Не хвастаясь, скажу, что сейчас перед тобой стоят лучшие бойцы в этой части мира.

— Верю вам. А теперь хочу поведать о своих бедах и заботах. Коли вы теперь будете рядом, то должны знать, чего опасаться и с кем бороться. — Он встал, походил по комнате, налил из кувшина какой-то напиток, пригубил и со скорбной обречённостью продолжил:

— У моего отца лугаля Халпы Ярим-лима четверо законных сыновей, которые имеют право наследовать трон по порядку рождения. Я второй. Беда нашей семьи в том, что мой старший брат угул Шарар первенец лугаля был тяжело ранен в одной из схваток. Его излечили, но он после этого ослаб умом. Но закон гласит, что только он, пока жив, наследует трон. Но с таким правителем Ямхад обязательно попадёт в беду, ибо слабый головой лугаль приведёт страну к пропасти. Но и это не самая большая беда, а то, что теперь за очерёдность наследства в борьбу вступили сановники, жрецы и прочая знать. Высшие сановники-дупсары вместе со жрецами считают, что лучшим наследником станет мой младший брат угул Идрими. Богатым торговцам, ростовщикам и дворцовому казначею по нраву наш четвёртый брат юный угул Яхдун. Я по закону второй, но меня поддерживают лишь визирь и дворцовые стражи, а их совсем немного. Наши войска тоже были бы на моей стороне, но они сейчас на границе с Митанни. А тут дошли слухи, что из-за Евфрата скоро двинется на родину предков северная вавилонская армия. Я уверен, что в Халпе назревает переворот и череда заговоров, а я сам не в силах им противостоять. Недавняя гибель моей стражи будто бы от эламских бандитов — первые предвестники смуты. Я хорошо разглядел нападавших. Никакие они не бандиты. Теперь вы всё слышали. Как будете меня охранять, решайте сами. Я вам верю. Вознаграждение серебром получите через две четверти.

— Не сомневайся, угул Никимэл, тебе не придётся опасаться за свою спину, — я уверенно взялся за рукоять меча. — Пусть теперь боятся враги. Но прежде нам нужно осмотреться во дворце и в городе, ибо мы многого не знаем.

— В том нет ничего невозможного. Служите, смотрите, слушайте и решайте. Сегодня устраивайтесь, а завтра начинайте служить.

Отведённые нам покои больше походили на загородный коттедж, чем на казарму. Удачно мы устроились, колоритно. По периметру большого квадратного зала проходил внутренний балкон, поддерживаемый тонкими резными колоннами. Вдоль стен стояли ажурные лёгкие кушетки, низкие столики, треноги светильников, лежали циновки изумительного плетения. Арка в противоположной входу стене вела в спальное помещение с топчанами. Гладкие каменные плиты пола приятно холодили ноги, а расположенные под крышей окошки не пускали внутрь наружную жару. В окрашенном в светлые тона помещении суетились двое смуглых слуг. Один следил за порядком и питанием, другой был на побегушках.

Освоившись в новой казарме, мы собрались, чтобы обсудить ситуацию, которая будто по заказу вытолкнула нас наверх местного военного сословия:

— Итак, — начал я, — производственное собрание объявляю открытым. Поскольку по всем приметам здесь любопытных ушей больше, чем камней в стенах предлагаю обговорить ситуёвину по-русски. То, что мы с разбега влетели в царский дворец — это огромный перевешивающий всё плюс, но то, что теперь мы потеряли подвижность — это временный минус. С другой стороны, время до появления здесь северной армии ещё есть. Во всяком случае, месяц, а то и два в запасе мы имеем. Что касается новой службы, то по моим прикидкам мы поимели реальную возможность, находясь вблизи правителей, подробно разнюхать все здешние ароматы и, исходя из них, наметить планы.

— Не забывай, что затевается дворцовый переворот, — встрял Ворон, — а это не есть гут, поскольку волей-неволей вместе с царевичем нам придётся влезть в самую гущу. Намаемся с ним.

— Вот и хорошо, — ухмыльнулся Ставр, — в открытой драке и выяснится, кто есть кто, а то будем разбираться в местных хитросплетениях до ишачей пасхи.

— Принца мы, конечно, прикроем и сохраним, — подал голос Лунь, — Но давайте всё-таки начнём искать приключения головой. Насколько я понял, основная тема остаётся прежней — «теневики», мозги и кошельки гиксосов, зачинщики и организаторы будущего мирового террора.

— Не знаю, как у вас, а у меня стойкое ощущение, — заметил Сфера, стягивая кожаную кирасу, — что и вавилонская, и здешняя заварушки их очередная затея. Уж очень подозрительно тут всё сошлось.

— Согласен с мастером Ставром. Пусть они проявят себя во время заговора. Я читал в детективах о способе ловли на живца, — вставил свои пять копеек Новик.

— И тут мы выходим все в белом, хватаем злодеев, и занавес закрывается, — хохотнул Черчилль, вытягиваясь на топчане.

— Подвожу итог, — поскрёб я макушку, — пока события идут в нужном нам направлении. Но, поскольку ядовитый змеючий клубок нам пока неизвестен и непонятен, то сильно мять голову пока нема резону. Вживаемся в роли, внимательно отслеживаем обстановку, всё видим, всё замечаем и думаем.

На следующий день началась служба. Для оперативности и для сбережения сил и времени мы решили работать в две четвёрки: пара охраняет принца на выезде, пара усиления дежурит в его покоях, а другая четвёрка либо отдыхает, либо занимается разведкой во дворце и городе.

По жребию первая смена выпала мне, Черчиллю, Ворону и Луню. С туловищем царевича отправились я и Черчилль, Ворон и Лунь сели на подхвате в его покоях, а остальные разбрелись по окрестностям, чтобы пообщаться со стражей, слугами, чиновниками и познакомиться с обстановкой.

Девятнадцатилетний царевич, имя которого между собой мы сократили до «Ник», оказался парнем любознательным, общительным и беспокойным. Окинув завистливым взглядом остающихся в покоях мужиков, мы с Черчиллем потащились вслед за подопечным, едва за ним успевая. Сперва Ник отправился во двор и нырнул в пристройку, оказавшуюся конюшней. По его приказу конюхи запрягли пару лошадей в двухосную колесницу, Ник сам взялся за вожжи и выгнал эту колымагу на площадку. Внутренне содрогнувшись, мы запрыгнули в этот ящик на колёсах вслед за подопечным. А потом начался сущий кошмар!

Этот отмороженный царевич погнал колесницу за город. Видите ли, покататься ему захотелось. Но, поскольку здешние дороги представляли собой слегка очищенные от камней полосы земли, покрытой пылью, ямками, щебнем, бугорками и выбоинами, то этот заезд стоил Черчиллю прикушенного языка, а мне лёгкого сотрясения мозга. Манал я такие обстоятельства! А парню хоть бы хны, улыбается, развеялся, рад и счастлив, впрыснул в кровь толику адреналина, аппетит нагулял.

Во дворе мы сползли на землю, и, продолжая по инерции подпрыгивать, вместо законных матюгов принялись сдержанно нахваливать принца за искусство возничего. Но, когда Ник отвлёкся, Черчилль состроил свирепую физиономию и прорычал:

— Завтра же займусь подвеской! Сдохну, но демпферы и амортизаторы сделаю и кое-что по мелочи. В гробу я видел такие прогулки! Чуть языка не лишился!

— Всё равно лучше стоя ехать, чем сидя ходить, — хмыкнул я и задумался, как бы облегчить доспех стражи, чтобы и видимость защиты сохранить и здешнюю жару учесть.

После омовения и трапезы царевич отправился во двор царицы доложить матери о его новых стражах, а заодно смиренно получить очередной нагоняй. Поскольку во дворе царицы находился и дворцовый гарем, мы сразу попали в плотное женское окружение. Привратники-евнухи сперва окрысились на нас, не желая пропускать, но отступили после грозного окрика Ника и под моим тяжёлым взглядом.

Боже ж мой, кого только в этом «цветнике» не оказалось, и чернокожие шоколадки, и смуглые эламитянки, и голубоглазые хеттиянки, и блондинистые северянки неизвестного рода-племени. И все они смотрели на нас, как стая голодных кошек на сметану. На всякий случай мы приблизились к принцу, серьёзно опасаясь за свою невинность. Глядя на наши растерянные физиономии, Ник рассмеялся и подсел к матери. Она полулежала на низком подиуме с бархатными подушками и придвинутым столиком с фруктами, сладостями и напитками. Сделав физиономии кирпичом, мы встали по бокам за спиной царевича.

Царица Белисуна была родом из вавилонского царского дома и отличалась сдержанной красотой аристократки. В её одежде преобладали светлые тона оранжевого, синего и белого цветов. Откинутое назад кисейная накидка подчёркивала сложную причёску тёмных волос, украшенных нитями бус из лазурита, золотой диадемой в виде цветов и листьев и височными подвесками из того же лазурита и золота. На руках и ногах позвякивали золотые браслеты. Довольная царица села, притянула сына и посадила рядом на подиум. Потом что-то зашептала ему на ухо. Они посмеялись и начали потихоньку делиться новостями.

— А это мои новые стражи, — Ник кивнул на нас с Черчиллем, — их восемь, они ветераны и очень умелые воины.

— Я заметила. Вид у них бравый, — усмехнулась царица, — то-то мои шугат и кульмашит с них глаз не сводят. А они и довольны, ишь облизываются. Ты их больше сюда не приводи, а то лугаль Ярим-лим узнает, будет беда. Его гнев не шутка, сам знаешь.

— Всё, всё, уже уходим, мир вам абба, — он поклонился матери и поспешил вон. Мы выскочили за ним следом и перевели дух.

Из двора царицы Ник отправился в эдуббу — местную школу, а по совместительству лабораторию, академию, библиотеку и обсерваторию. Расположенная во дворе визиря школа-эдубба включала в себя несколько помещений в пристройках к внутреннему двору. В одном помещении через каждые три локтя рядами стояли глинобитные тумбы числом 36, перед ними возвышался квадратный подиум. Здесь обычно читали лекции и проводили занятия наставники. В смежном помещении посередине стоял длинный сбитый из глины стол, на котором ученики лепили глиняные таблички 10х10 см и писали на них знаки, выдавливая краем трёхгранной палочки клиновидные ямки. Насколько я знал, во времена Хаммурапи в Вавилонской империи провели реформу письма, заменившую тысячи знаков-иероглифов на сотню знаков-букв и знаков-слогов. Из третьего помещения доносились неприятные запахи. Там хозяйничали алхимики. В четвёртой затенённой комнате обитали астрономы, астрологи и каббалисты. В пятой заседали, творили и спорили философы, богословы и геометры.

Вместе с Ником мы проходили через эти помещения и с любопытством удивлённо взирали на древнюю академию наук. В последней комнате царевич приветствовал собравшихся и подошёл к седому старику с длинной схваченной ремешком шевелюрой и бородой до пояса.

— Да, простят меня учёные мужи, что помешал общению, но меня прощает неотложное дело к исшаку Мутибалу, — он кивнул седобородому головой и указал взглядом на выход. Выйдя в дворовую галерею, они уселись в тени, а мы, как две статуи встали за спиной царевича.

— Исшаку, прошлый раз мы говорили о неотвратимости судьбы и предопределении жизни. Ты составил мою таблицу судьбы?

— Да, мой угул. Однако я немало смущён, ибо впервые в жизни вижу сомнение звёзд. Они сошлись в нерешительности. Доселе всё было понятно, но наблюдения последних лун ввергли меня в уныние, ибо впервые не знаю, что сказать.

— О чём ты, исшаку Мутибал?

— Вот смотри, — он достал из складок хитона две глиняные таблички, — эта таблица прошлого года, а эту я составил недавно, как обещал. По правилам я сделал её в день рождения нового года. И что же я вижу? Планета Нергала и планета Нинурты встали против планеты Мардука, а над ними сошлись звёзды Абсу и Арбар. Это значит, что небеса в раздумье и не могут решенье принять. А вот это скопление звёзд у Набу приблизилось вплотную к твоему дому.

— И сколько тех звёзд?

— Я насчитал их восемь.

— Восемь… Их тоже восемь… И появились они на третий день нисану.

— О чём ты бормочешь, мой угул?

— Это я подумал о своём. Но хоть что-то небо сказало?

— Кое-что, кое-что, — пробормотал старик, проводя трёхгранной палочкой над табличкой. — Вижу опасность из твоего дома, вижу дорогу, судьбы поворот и сильную защиту. Берегись лести, стрелы и яда. Собрались тёмные силы, и намеренья их злы, но пока неизвестны.

— Благодарю тебя, исшаку Мутабал, живи долго, — Ник встал слегка поклонился и направился к выходу. Мы за ним. В воротах двора он нацелился на нас дружелюбно-властным взглядом, хмыкнул и пошёл дальше.

После трапезы царевич изволил почивать. Эта традиция дневной сиесты пришла бог знает из какого прошлого и была порождена невыносимым дневным зноем южных стран, который люди приспособились пережидать во сне. Принц спал, а мы с Черчиллем стояли возле его ложа, лишь по разу отлучившись по нужде. И пока тянулась пауза, я призадумался, пытаясь свести концы с концами.

Читая эти строки, возможно, вам показалось, что мы действовали уверенно и расчётливо, будто план выполняли. Это не так. Лично я поначалу слегка терялся и затруднялся отвечать на свои и чужие вопросы, мужики тоже ломали мозг не меньше, не смотря на внешнее спокойствие и показную самоуверенность ветеранов. За собственную безопасность переживать не имело смысла, не было здесь оружия, способного нас даже поцарапать. А проблемы были в отвратительном знании языка, местного жизненного уклада и истории, тонкостей культуры и правил поведения. Немало выручало лишь наша легенда грубых иностранных наёмников из далёкой северной страны. За это нам многое прощалось, срабатывало в прошлые выходы, сработало и теперь. Но всё равно постоянно сохранялась опасность ляпнуть что-нибудь такое, за что нас могут поиметь в особо извращённой форме. Фигурально, конечно, но и это было бы не в тему. А посему мы решили больше помалкивать, слушать, всё замечать и мотать на ус.

«Фил».

«Да, командир».

«Ты здесь Мелиту сыскал?».

«Есть поблизости три узла: Баальбек, Иерусалим, Ниппур. Ближе иных Баальбек, там можно связаться с инкомом».

«Что предлагаешь?».

«Предлагай лучше ты. У кого Коловрат на шее висит, у тебя или у меня? Так у меня и шеи то нет».

«Ладно, остряк, попробую наладить контакт сам, ведь в Коловрате есть код моего ДНК».

«Дерзай. Коль законтачимся, можно попробовать через неё выйти на титанов. В этом времени они ещё присутствовали и активно мерились… междоусобицами».

Немного подумав, я решил идею с контактом пока отложить в силу неясности обстановки. Разберёмся, уточним, а потом и в гости к титанам.

Солнце начало клониться к вечеру, когда Ник выбрался из-под спального полога. Слуги помогли ему привести себя в порядок, и через час он потащил нас к воротам цитадели. Оказывается, царевичу приглянулись наши мечи, и он решил показать их здешним мастерам-металлургам и кузнецам. Для этого нам пришлось выйти в старый город и направиться к внешней стене.

Кузнечный квартал мы услышали издалека. От остальных кварталов его отделяла довольно высокая стена, но всё равно оттуда доносился грохот каменных и дубовых молотов. Хорошо, если вблизи живут сами кузнецы и их родичи, а, если кто другой? С ума же свихнуться можно от этой музыки. Оказалось, что власти давно позаботились и об этой проблеме. Ковать разрешалось не раньше подъёма солнца над городской стеной, а заканчивать работу не позже касания солнцем края стены. Местного мастера-кузнеца звали Харба, и он являлся главным кузнецом царского двора. Таких больших мастерских, как у него, было ещё три, но его наибольшая.

Нужно сказать, не смотря на то, что это время историки называют бронзовым веком, в целом металлов использовали немного. В Ханаане и Заречье своего металла плавили мало. По большей части медь привозили морем с Кипра или с юга из Синая, олово добывали к востоку от Вавилонии в Загросе, а чаще караваны доставляли уже готовые слитки или бронзовый лом, которые переплавляли на месте. Другой проблемой металлургов и кузнецов был уголь, который не из чего было выжигать, и зачастую на него шли даже финиковые косточки и ореховая шелуха.

Когда мы заявились в кузню, мастер Харба уже зашабашил работу, и работники убирали инструмент и гасили горны. Сам обнажённый по пояс мастер удовлетворённо ухал и фыркал под струёй воды из кувшина.

— Мастер Харба.

— О, великодушный угул Никимэл, — поклонился кузнец, заодно стряхивая воду, — что привело тебя в наш забытый богами уголок.

— Так уж и забытый, — усмехнулся принц, — вон сколько клинков да топоров наковал. Поди все для двора?

— Истинно так, мудрый не по годам угул, — ухмыльнулся Харба и вопросительно уставился на царевича. А тот повернулся и протянул руку к моему мечу. Пришлось отдать.

— Что скажешь об этом оружии, кузнец Харба?

— Так, та-а-ак, — протянул кузнец, осматривая меч, чуть не обнюхивая клинок, а потом даже лизнул, — это редчайшее оружие из редчайшего металла, уважаемый угул Никимэл. Я только однажды видел что-то подобное и то худшего свойства. Для плавки этой бронзы помимо олова нужно чуток очень редкого небесного металла и какие-то драгоценные камни. Да и сама ковка здесь высочайшего мастерства. Я такого кузнеца не знаю.

— Благодарю тебя, мастер Харба, — принц повернулся, сунул мне в руки клинок, вышел наружу и резко остановился.

— Ред Бор, ты ничего не хочешь мне рассказать о себе и твоих воинах? — он внимательно уставился мне в глаза.

— Всё уже сказано, угул Никимэл, мне нечего добавить.

— А теперь давай рассуждать. Заявились вы вдруг и тогда, когда нужно. Сражаетесь лучше всех здешних воинов. Имеете редчайшее дорогое и одинаковое оружие. Ведёте себя уверенно и независимо. Кто вы, ред Бор?

— Я могу только повторить, мы вольные наёмники из далёкой страны, прошли через много сражений, выжили и сейчас служим тебе. А такое оружие куётся в нашей стране, и оно оттуда.

— Я услышал тебя, но разговор не окончен, — и он сокрушённо помотал головой.

Мы направились в сторону цитадели, и, когда добрались до ряда глухих построек, меня кольнуло ощущение опасности. Секундой позже в голове раздался голос Фила:

«Бор, впереди засада. Похоже, ждут именно вас, поскольку несколько человек перед вами прошли беспрепятственно».

«Сколько и где?».

«Шестеро впереди и четверо сзади. Одеты оборванцами, но под рваньём крепкие доспехи».

«Фил, поставь принцу защиту, а нам дай заточку клинков до молекулы».

«Опять ты втягиваешь меня в ваши разборки, и опять мне от Деми прилетит плюха».

«Ладно, забудь, иди, отдыхай, займись рассуждениями о справедливости, это сейчас ведь так важно, а можешь вернуться к Деми, там спокойно, и хозяин не заругает».

«Э-э-э, ты чего, сейчас обидеть меня хочешь?».

«Нет, я просто реагирую на твой отказ».

«Ты прямо как та капризная девица, и слова тебе не скажи. И вовсе я не отказывал, так слегка поворчал. Мне трудно что ли? Сделаю».

«Я знал, Фил, что ты настоящий друг, а сейчас извини, некогда трепаться».

«Удачи, командир».

— Позволь сказать, угул Никимэл, я ускорился и встал у него на пути.

— Что ты себе позволяешь, ред Бор!

— Впереди засада. Шесть вооружённых бандитов, возможно из числа стражников.

— Но откуда?!. — Вытаращил глаза принц. И такие же глаза я увидел у Черчилля.

— Я почувствовал. Я умею.

— Что же делать? Надо бежать, — он повернулся, и сделал пару шагов назад.

— Не стоит, угул Никимэл. Сзади тоже поджидают четверо. Положитесь на нас и держитесь за моей спиной. Мы сами всё сделаем, как надо. Черч, тебе тыл прикрывать.

Едва мы приготовились, как спереди и сзади дорогу заступили оборванцы. Шесть и четыре. Десять.

— Черч, постарайся хотя бы одного не прибить. Язык нужен.

— Одного обещаю, но не больше.

Намеренье татей стало очевидным, когда двое вытянули луки и без разговоров начали опустошать свои тулы со стрелами. И все они летели точно в Ника. Чего ж тут не понять: банальное покушение на вероятного наследника престола. Стрелы с треском ломались, ударяясь в невидимый щит, и их обломки осыпались в паре метров от ошеломлённого принца. Его поразило не столько само нападение, сколько непонятная защита. Ещё большая растерянность читалась на лицах бандитов. Вот теперь наступил и мой черёд размять косточки и собрать свои скальпы.

Последующую схватку и схваткой то не назовёшь. Даже, если бы у нас не имелось бы ни личной брони, ни помощи Фила, уровень боевого мастерства разбойников был неприлично низким. Меч первого нападавшего развалился пополам после резкого удара и упал вместе с пальцами на мостовую. Продолжая движение, мой клинок чиркнул кончиком по горлу второго и ткнул в подмышку третьего. Четвёртый попытался бежать, но брошенный ему вслед кинжал воткнулся точно под левую лопатку, и бандит, раскинув руки, рухнул головой вперёд. Оба лучника замерли, словно парализованные, глядя на мгновенную расправу над подельниками. Если бы они не схватились за мечи, я бы точно оставил их в живых, но они, идиоты, схватились. Весь бой длился чуть больше минуты. В запале я завалил всех подряд и обернулся. Сзади закончивший работу Черчилль тащил за шиворот упирающегося бандита. Отлично. Имеем два языка. Один раненый мной первый, другой захваченный Черчиллем. Вот сейчас и поговорим, вытряхнем из них правду.

— Бор, стрелки на крыше! — завопил Черчилль.

Я автоматически прикрыл своего языка, а Черчилль не успел, и в его добычу вонзились две стрелы, потом ещё две. Бросив убитого пленника, Черчилль выхватил свой композитный лук и две стрелы. Одна мгновенно легла на тетиву, другую он зажал зубами. Басовито гуднула тетива, и через секунду на крыше раздался вскрик. С противоположной стены раздался звук выстрела лука. От Черчилля отлетела сломанная стрела, а вот он не промазал, и сверху на мостовую грохнулось тело с пробитым горлом, пару раз дёрнулось и затихло.

«Фил, есть ещё кто-то поблизости?».

«Вроде нет, а там хрен их знает. Тут их десятки и сотни снуют и перемещаются. Поди, разбери, кто есть кто?».

«Добро. Спасибо, дружище».

— Все за мной, — я взвалил раненого языка на спину и порысил к видневшимися в конце улицы дворцовым воротам. За мной рванул Ник, последним с заряженным луком, озираясь, бежал Черчилль.

Через ворота цитадели я пробежал, как конь с я… с копытами. За мной проскочили принц и Черчилль. Невзирая на окрик принца, я рванул дальше, сильно подозревая, что наибольшая опасность поджидала нас именно внутри цитадели. Добежав до покоев, где дневалили Лунь с Вороном, я затолкал принца и пленного в самое дальнее помещение, велел Ворону и Черчиллю с луками занять позиции на внутреннем балконе, а Луня поставил в проходе.

— Что тут происходит, — завопил опомнившийся и пришедший в себя царевич.

— По здравому смыслу этот вопрос должен задать я, угул Никимэл, но я задам его этому разбойнику, пока он жив. Слышь ты, бандитская морда, ты чьих будешь? Кто твой хозяин?

— Развяжи руки, собачий сын, — прорычал пленный, — и перевяжи мне пальцы. Не тебе меня спрашивать! Я десятник и дупсар!

— Ну, и что, — я встряхнул его и привалил к стене, — ты десятник, я тоже десятник, ничто не мешает нашему разговору.

— Ты безродный бродяга, а мои предки всегда служили царям Эблы и Ямхада.

— Странный ты человек, десятник. Ты наверно думаешь, что ты гордый и смелый герой, и никто не заставит тебя говорить? Ты думаешь, что всё скоро закончится, ты получишь свою награду и вернёшься домой? А я могу побиться об заклад, что очень скоро ты будешь просить спросить меня ещё о чём-нибудь и умолять, чтобы я убил тебя легко и без боли.

— Пропади ты пропадом, вонючая с…, — он недоговорил, подавившись собственным воплем, поскольку я слегка поковырялся ножом в его обрубленных култышках.

— Уже можно задавать вопросы, десятник?

— Будь ты проклят… А-а-а!! — снова заорал он, когда я кинжалом отхватил ему ухо и протянул руки ко второму.

— Сейчас я отрежу тебе второе ухо, потом нос. Мало будет отрежу все пальцы по одному, потом…

— Довольн-но-о!.. Спрашивай…

— Кто твой господин?

— Я служу в дворцовой страже лугаля.

— Ты пытаешься юлить, десятник. Придётся мне продорлжить.

— У-а-у! Не-е-ет! — он утробно завыл. — Меня и мой десяток послали дворцовый казначей и его помощники. Они все очень богатые купцы и ростовщики. Денег не жалели. Их чем-то не устраивает царевич Никимэл. Велели принести его голову.

— Что ещё они говорили, — я приблизил кинжал к его лицу.

— Они собираются третий раз за последнюю луну. У них много связей с местными властями. Всё время вспоминают северную вавилонскую армию.

— Кто кроме них и вас участвует в заговоре против царевича?

— Клянусь богами, что знал, всё сказал.

— Я знаю.

Как ни противно, пришлось его прирезать. Отпускать говорливого десятника было нельзя, поскольку события могли бы пойти по самому паршивому варианту. Вот же засада! Не успели обосноваться во дворе, как тут же по самые помидоры вляпались в заговор. Пора было собирать команду, чтобы обсудить нависшую угрозу.

— Угул Никимэл, ты всё слышал, обернулся я к потрясённому царевичу, — твоя жизнь в опасности, и нам, твоим стражам придётся быть рядом постоянно. И, чтобы лучше тебя охранить, нам нужно собраться и принять правильное решение.

Он кивнул головой, ушёл в свои покои, что находились в дальней комнате, там сел на табурет и задумался. В моей голове продолжали зашевелиться подозрения. Оставив мужиков на постах, я отправился на поиски остальных. Проще иных оказалось разыскать Ставра и Стерха, которые, пробежавшись по торжищу, послушав, поглазев, изучив обстановку, перекусили в харчевне и теперь общались со стражниками в воинском доме. Встретившись с ними глазами, я махнул головой на выход, откуда шёпотом направил их в покои принца.

Сложнее оказалось найти Новика и Сферу, которые собирались полазить по всем дворам и по закоулкам цитадели. Мне так и не удалось отыскать их в том лабиринте строений. Ладно, никуда не денутся, начнём разговор без них.

В гостиной угула с позволения Ника я начал разговор на русском языке, сославшись на то, что плохое знание аморейского наречия нам иностранцам не позволяет правильно и подробно обсудить проблему.

— Вот мы и влезли в местное гуано обеими ногами и стоим. Третий день, как здесь, а уже по шею в проблемах. Со слов языка известно, что покушение организовал казначей и поддерживающая его финансовая верхушка и богачи, сделавшие ставку на четвёртого принца Яхдуна. А, поскольку перед ним по очереди не только наш подопечный, но и третий принц Идрими, то ему тоже подписан смертный приговор. Однако он ставленник высших жрецов и чиновников, и пока их реакция непонятна. А мы по-прежнему бродим в потёмках, ничего толком не зная о ситуации в Ямхаде. Единственная персона, которой доверяет Ник — это визирь Иркабтум, но сдаётся мне, что и он совсем не прост. Царица внушает доверия, поскольку она мать Ника. Хотя, прямо скажем, доверие то весьма условное, а, значит, по большому счёту мы можем положиться только на самих себя.

— Всем стоять не двигаться! — донёсся крик стоящего на посту Луня.

Как пружиной нас выбросило к входу, за которым галдела возбуждённая толпа. Мы сразу перегородили проход. Четверо плотно сдвинувших щиты мечников и два лучника на балконе моментально заставили толпу отхлынуть, уплотниться и ощетиниться оружием. Слава богам, до кровопролития не дошло, поскольку громкий повелительный голос раздвинул толпу, и через образовавшийся коридор притихших вояк вперёд вышел визирь Иркабтум.

— Где угул Никимэл! — заорал он, гневно сверкая глазами.

— Я здесь, абараку, — спокойно проговорил Ник, вставая за нашими спинами. — Что всё это значит?

— Слава богам, ты цел, — воскликнул визирь, бросаясь к принцу. Мы расступились, и я едва успел мысленно сказать Филу:

«Фил, уменьши защиту принца до поверхности его тела».

«Сделано, командир».

Визирь обнял царевича, повертел его, внимательно оглядывая со всех сторон:

— Ты не ранен?

— Нет, всё в порядке.

— Но в тебя же стреляли?

— Да, но не попали, и стрелы не причинили вреда.

— Почему?

— У меня были хорошие защитники.

Они перебрасывались короткими фразами, а у меня в голове крутился один единственный вопрос: «откуда визирь знает, что в Ника стреляли?».

— Пойдём со мной, — визирь взял Ника за руку, — здесь тебе небезопасно. В моих покоях будет лучше.

Тут уж пришлось вмешаться мне:

— Благородный абараку Иркабтум, угул Никимэл никуда не пойдёт пока во дворах не восстановится порядок, и не будут задержаны организаторы покушения.

— Это кто так решил? — визирь злобно сощурил глаза.

— Я решил, как десятник личной стражи угула Никимэла.

— Вы больше не стражники, убирайтесь вон! — откровенно разъярился визирь.

— Это не тебе решать, а только самому угулу Никимэлу, — я, спокойно глядя на визиря, медленно положил руку на рукоять меча.

— Ты горько пожалеешь о своих словах, — прошипел кипящий злобой царедворец и повернулся к принцу. — Дорогой угул Никимэл, одобряешь ли ты изгнание этих недостойных стражей?

— Нет, наставник, — спокойно и уверенно ответил принц, — эти люди останутся со мной. Но скажи, что за шум во дворе, крики и брань?

— Видишь ли, дорогой угул, — замялся визирь, пряча глаза, — сегодня случилась беда. Ты же знаешь, что твой старший брат болен и плохо ходит. Сегодня во время жертвоприношения в храме он пошатнулся, упал, ударился головой об алтарь и умер. Теперь ты наследник по очереди рождения.

— Тем более, наставник, пока мне не следует покидать моих покоев, и мои стражи остаются со мной. Прошу тебя являться без церемоний и сообщать обо всех новостях. Буду ждать от тебя вестей. И успокой матушку, она, верно, волнуется, — Ник повернулся и скрылся в полумраке покоев.

Визирь грозно сверкнул на меня глазами, оскалился и покинул придел, что-то бормоча под нос. Вместе с ним исчезла и вооружённая толпа, лишь в конце двора остались два наблюдателя-топтуна. Оставив на входе Ставра, я опять собрал мужиков. Но не успел я и рта открыть, как в дверях раздались голоса и в помещение ввалились взъерошенные Новик и Сфера.

— Все целы? — от входа спросил Сфера.

— Мы-то целы, а вот где вас носило? Проходите, мы тут думу думаем. Что во дворах разузнали?

— А, во дворце, братцы, всё вверх дном. Сам царь, лугаль по-здешнему, куда-то пропал, толи прячется, толи украли его, толи ещё что похуже. Царица в слезах. Все оставшиеся в живых наследники заперлись в своих покоях. По официальной версии старший принц Шарар упал и разбил голову. Но я подслушал разговор двух жрецов. Они болтают, что вмятина на его голове круглая, как от булавы, а не угловатая, как если бы он ударился об угол алтаря. По всем приметам грохнули Шарара прямо в храме божьем.

— Я считаю, что нечего дёргать судьбу за усы, и ночью до рассвета надо уводить принца из цитадели, — высказался Лунь.

— Кто бы сомневался? Вопрос, куда уводить? Здесь мы как щенки слепые.

— Пусть он сам и предложит, не верю, что у него нет здесь нычки, — крикнул от дверей Ставр.

— Лишь бы сегодняшней ночью не оплошать, — проворчал Ворон, — а то вокруг слишком много любителей кровопускания.

— Не в службу, Новик, сходи, позови принца, — шлёпнул я по спине брата.

Через пару минут из покоев показался Ник, глядя на нас припухшими от слёз глазами.

— Благородный угул Никимэл, — обратился я к страдальцу, — мы считаем, что сегодня ночью или, в крайнем случае, завтра утром в Халпе произойдёт захват власти, и начнутся беспорядки. Как видишь, твоих защитников и сторонников во дворце нет, а значит, ты подвергаешься смертельной опасности. Мы защитим тебя в любом случае, но лучше на время скрыться из дворов. Имеется ли у тебя прибежище, где можно на время укрыться?

— С чего вы взяли, что мне грозит опасность?

— Разве сегодняшнее покушение не подтверждает? К тому же выяснилось, что первый наследник престола не упал, а убит булавой. Куда-то пропал сам лугаль Ярим-лим. И всё указывает на то, что за всеми этими событиями стоят сторонники твоего младшего брата. Разве этого мало?

— Ты прав, ред Бор. Ты прав. Завтра днём я велю слугам собрать вещи и в путь.

— Э-э, нет, угул Никимэл, уйдём мы тихо и налегке, и не днём, а затемно до рассвета. Оденемся в простые одежды, выйдем тайно, спрячемся вблизи ворот и, как только их откроют, незаметно и тихо покинем город. Только так мы сможем вырваться из возможной западни.

— Хорошо. Я согласен. Покинем дворы до рассвета, — он повернулся и скрылся в покоях.

Разбив ночь по два часа, я поставил на пост первую пару Сфера-Новик, велев им присмотреть за принцем во сне.

— Бор, Бор. Да, проснись же ты, раскудрит тя! — тихо прорычал в ухо Стерх, и я вскочил, не соображая где я, и когда я.

— Что? Кто?

— Иди сюда, — Стерх потянул меня в гостиную, — тихо ты, топаешь, как слон.

— Не проснулся толком. Поднять подняли, но разбудить забыли, — я с силой потёр уши и глаза. — Что тут у вас?

— Гляди, — тихо сказал Ставр, удерживающий за горло темнокожего слугу.

На полу валялась небольшая корзина с крышкой, а рядом с ней ещё шевелящиеся четыре половинки чёрных змей.

— Только сменились, и Ставр, заметив тень, прихватил гадёныша. А в руках у него вот эта гадость. Что за рептилии, понятия не имею, — прошептал Стерх.

— Тащи его в нашу комнату, чтобы шуму поменьше.

Поставив раба на колени перед горящими факелами, я приблизил к нему лицо и зловещим шёпотом спросил:

— Что это за змеи? Говори, иначе испытаешь такую боль, что проклянёшь свой день рождения.

Раб от страха обмочился и затряс головой, выпучив глаза. Он был явно в шоке на грани невменяемости.

— Успокойся. Если всё скажешь, то будешь жить. Отпущу на свободу.

— Я… я… я не хотел… Я люблю угула Никимэла. Но они схватили мою мать и сестру. Сказали, жестоко убьют. Что мне было делать?

— Что? Это? За змеи?

— Египетская болотная гадюка, — ответил он тоскливо, — иначе её называют «семь вздохов». Столько человек живёт после её укуса. Спасения нет. Жуткая тварь. Простите меня. Я страшно виноват.

— Простить тебя может только угул Никимэл…

— Я прощаю его, — раздался голос царевича сзади из темноты. — Скажи, кто тебя заставил сделать это?

— Они убьют мать и сестру, — и раб горько заплакал.

— Не бойся, говори правду.

— Жрецы из храмов Нергала и Астарты.

— Всё ясно, жрецы договорились и объединились с богачами. Третий принц Идрими уже труп. — Я тайком взглянул на часы. Почти пять утра. — Быстро собираемся и немедленно уходим. Угул Никимэл поспешите, иначе будет поздно.

Через полчаса мы с принцем и двумя его рабами осторожно двинулись к выходу. Покидая двор, я покосился на тела лежащих в неудобных позах едва дышащих стражей-топтунов. Первым со двора выходили Ставр и Стерх, их работа. Центральный двор подсвечивался десятком треножников с мерцающими огнями. Скрываясь в глубокой тени за колоннами галереи, мы вышли на боковую дорожку, прокрались по её тёмному краю и притаились в тени навеса вблизи ворот цитадели. Рассветает, также, как и темнеет, на юге быстро. Только что было темно, и вот уже появился краешек солнца.

Возле ворот началось движение стражи. Пора было открывать проход и проезд для повозок с необходимыми для дворов продуктами, дровами, иными важными грузами. Мы приготовились, накинули невзрачные хламиды и замотали головы и лица чалмами. Едва огромные ворота с протяжным скрипом начали открываться, проворачиваясь на мощных петлях, мы двинулись к проходу и смешались с первыми пешеходами.

— Закрыть ворота! Стража, закрыть ворота!! — донёсся истошный вопль со стороны дворов.

Поздно, господа заговорщики, мы уже преодолели ворота. Стражники на секунду замерли, соображая, что к чему, и бросились тянуть тяжёлые створы назад. Мы уже отошли на полсотни шагов, когда к нам кинулась стража, желая затолкать обратно в цитадель. Прямо скажу, им не повезло, что я шёл последним. Очень не люблю, когда меня хватают за руки и одежду. Ко мне на помощь бросился Ставр, когда четверо уже вяло копошились на мостовой. Остальных шестерых мы вдвоём уработали меньше, чем за минуту. Мужики помогли собрать валяющиеся копья, щиты и мечи и выбросить их в ров. Опережая вопль: «задержать беглецов!», мы во все лопатки понеслись по восточной улице.