Звезды над урманом

Олег Анатольевич Борисенко, 2015

Из рабства бегут четыре раба. Их нелегкий путь лежит из Средней Азии в сказочную страну Шыбыр, где нет князей и бояр. Вогул Угор уводит беглецов от погони, а в далекой Сибири уже оканчивается царство Кучума, и вот-вот туда придут люди Ермака. Увлекательные приключения героев романа-эпопеи на платформе исторического времени.

Глава 3

БОТАГОЗ

Днем, лежа на песчаной отмели левого берега, заросшего ивняком, и наблюдая за небольшим стойбищем из двух юрт, беглецы вполголоса вели разговор.

— Это степняк кочевой стоит. От него вреда не будет, токмо ежели кому не выдаст, что мы проходили. Нам денный переход нужно сделать, браты, чтоб оторваться от наших ворогов. На пяты наступают, нехристи; ежели не уйдем, споймают и на арканах поволокут на смерть лютую, — грызя камышинку, рассуждал вслух Архип.

— Я живым не дамся, лучше пусть тут зарубят, чем там в яму со змеями кинут али по кускам резать и жарить станут, — перевернувшись на спину, проговорил Аника.

— А мне куды, сиволапому, податься? Выйдем с басурман-поля — царева дыба ждет, а не выйдем — пятки подрежут, ироды. Я ведь с Ливонской войны утек, а царь Иван такое не прощает, — горько усмехнулся Никита.

— Урман ходить надо, там ни царя, ни боярина, ни татарина нету-ка. Там рыба есть, зверь есть, ягода есть. Женщина тоже есть, жена покупать буду, — оскалился в улыбке вогул.

Хитро улыбнувшись, он снял через свою косматую голову висевший на шелковой нити кожаный мешочек и, развязав, показал содержимое. В нем находились пар семь серебряных сережек, два золотых колечка и еще несколько игл и булавок.

— Ты дом свой урманный найди сначала, лешак нечесаный, сколь ден уж идем, а степи конца и края не видать. Хоть покажь, куды идти-то, — хмыкнул Архип, выплюнув камышину.

Вогул вытащил стрелу из колчана, ловко привязал к ней шелковую нить, выровнял так, чтоб стрела висела параллельно земле, а острие не перевешивало конец с оперением. Довольно долго и усердно тер наконечник о свои волосы и поднял стрелу за нить. Стрела завертелась на нитке, а через минуту вращение прекратилось.

— Там мой урман! — улыбнулся вогул, кивая на кованый наконечник, который показывал на север.

— Там ляга¹⁰ живет, которая за Иван-Царевича замуж вышла, да Кощей Бессмертный. А ты в задницу татарину не попадешь стрелой энтой, вычуру¹¹ нам всякую кажешь, скоморох нечесаный, — не поверил Никита.

— На, спытай-ка, — протянул ему нить со стрелой вогул.

— Давай, но коли стрела покажет в другую сторону, не пойду за тобой!

Друзья расселись вокруг Никиты, который уже поднял стрелу за нитку. И опять стрела, повертевшись, показала в сторону севера, в том же направлении, что остановилась у вогула.

— Ну-ка, ну-ка, подай-ка, бес лесной, свою забаву, — протянул руку Архип.

— Ишь ты, чудо чудное, — воскликнул он, разглядывая наконечник, который вновь показал на север.

Вдоволь натешившись игрушкой вогула, четверо беглецов вспомнили про две юрты на зеленой поляне у кромки левого берега. Там мирно паслись бараны. Щипала траву стреноженная лошадь. Женщина в безрукавке, разукрашенной медными и серебряными кружками, периодически выходила к большому котлу, снимала крышку и, помешав варево, вновь ныряла в юрту.

— Это не джунгары, браты. Это кочевник — колыбыт. Он платит ясак и мирно живет в степи, имея охранную тамгу. Джунгары — это те же мэнголы, токмо стройней поди будут. Обычно они берут ясак оружием да сбруей разной. Но продовольствие войску тоже надобно, вот и пасет такой кочевник своих и чужих баранов. Иногда сыновей могут забрать служить или дочь забрать. А куды ему деваться-то, у него такой стрелы нету, чтоб к твоему урману податься, — внезапно закончил шуткой Архип.

— А колыбыты, Архипушка, кто таки, пошто их так кличут? — поинтересовался Аника.

— Так они куды кол вобьют, там у них и родина. Помню, до Волги придут, набьют колов где попало, а в зиму в степь уходят. Казачки наши с волока повыдергивают колы да пожгут в печах. А весной опять они колы биты начинают по всему степу, и все по-старому начинается. Они бьют, мы выдергиваем да жжем. Вот така басен. А про джунгаров я слыхивал, когда еще ковалем у басурман робил, народу-то в кузню много приходит, да со сторон разных, земля-то слухами живет, — закончил речь Архип.

— Наведаться што ль к степняку, уж больно скусно тянет шурпой, браты, — сглотнув слюну, предложил Аника.

— Ныне кони басурманские в воду не полезут, степные они. До холодной воды не охотны. Джунгарская сотня в броню одета, да и не к чему им плавать туды-сюды. Ежели прикинуть, то смекаю, что можно и наведаться. Да токмо лаской нужно аль украшением каким взять. А то подымет хай, заголосит нехристь на всю степь. Тогды уж точно не лицезреть нам сказочной стороны урманной, да рыбы и зверя, да ягод и жен дивных, — почесав бороду, рассудил Архип.

***

— Да подь ты, шельма татарская, — замахнулся черенком копья на нечесаную собачонку Никита.

Собачка, взвизгнув, забежала за юрту, из которой вышла женщина в безрукавке. Она испуганно осмотрела незваное войско. С оружием, в длинных грязных серых рубахах, шелковых и цветастых шароварах, бородатые и босые, они вызвали бы смех, появись в наше время на улице. Но в то лихое время апашке было явно не до смеха. Эти вурдалаки могли запросто вырезать кочевье и, наевшись вареной баранины, уйти на все четыре стороны.

— Аман сыз¹², — улыбаясь, подбирая слова, поздоровался с женщиной Архип.

Он напрягал свою память, чтоб хоть что-то вспомнить с языка степняков. Женщина кивнула головой, но по-прежнему стояла как каменный идол в степи.

Вперед вышел Угор. Он снял мешочек, вытащив его из-под рубахи, развязал, протянул хозяйке пару серебряных сережек.

— Кумыс¹³, ет¹⁴, шорпа¹⁵ давай, баба старая, — протягивая ей сережки, улыбаясь, попросил вогул.

— Еркен, — громко позвала хозяйка.

— Козыр, козыр¹⁶, — ответил мужской голос, и из соседней юрты, кряхтя, вышел старик с белой бородой.

Опираясь на посох, он вопросительно взглянул на жену. Та, показав сережки, зашептала что-то ему на ухо.

— Жаксы¹⁷, — кивнул ей дед и позвал: — Ботагоз!

Из женской юрты несмело вышла девчушка лет четырнадцати. Увидев в руках матери сережки, радостно подбежала и, схватив их, забежала в юрту.

Через несколько минут, смотрясь в дно серебряного подноса, она вновь предстала перед родителями.

— Якши, оман, клади на карман! — рассмеялся доселе молчавший Никита, блеснув глубоким познанием тюрского наречия.

Наевшись досыта мяса и напившись кумыса, путники засобирались. Вогул выторговал у деда четыре безрукавки из овчины, курдюк с кумысом и торбу с сушеными кусочками весенней конины. Не забыл он и про младших братьев своих, собрав кости в тряпицу.

Ботагоз носилась по траве с подносом и любовалась серьгами.

— Носи на здоровье, курносая, — отходя от стойбища, крикнул Никита девчушке, помахав на прощание рукой, и добавил: — Аж, гляди, нехристь вроде, а все понимает, стрекоза. Не все басурмане богато-то живут, есть и голытьба как мы. И радости, и горести переживают. Поди, и голодают так же, как мы. И баи их тоже забижают и неволят, как бояре наши.

***

Исатай проснулся от легкого прикосновения. Перед ним на корточках сидел Мурзабек.

— Я на тот берег пойду, погляжу урусов.

— Возьми с собой Аманжола, в бой не вступать, живыми собак неверных брать будем, — кивнул Исатай.

Заехав верхом в воду, осторожно пошли вброд. Кони, фыркая и выпучив глаза, испуганно смотрели на водную гладь. Но Мурзабек и Аманжол были опытными сильными всадниками. В бою они не раз разворачивали коней коленями, умели вовремя заставить их преодолеть чувство страха и подчиниться воле седоков.

Лошади, тихо фыркая, шли к середине. Джигиты направляли их к торчащим вешкам с тряпицами на том берегу. Течение на середине Исиля¹⁸ было сильней, и всадников чуть сносило в сторону, но тут лошади начали выходить на возвышенность и остальное расстояние прошли без осложнений. Всадники замочили только шаровары. Сапоги же воины, предварительно сняв, провезли через шею на бечеве.

— Здесь они спали, — показав кнутом на примятую в ивняке траву, сказал Аманжол.

Мурзабек спрыгнул с коня и тщательно осмотрел следы на месте дневки беглецов.

— Там надо искать, — показал он на две юрты и запрыгнул в седло, — поехали.

Из юрты к ним навстречу вышла женщина в безрукавке. Она налила в пиалу кумыса и подала Мурзабеку. Тот выпил содержимое пиалы и протянул ее женщине. Вторым испил кумыс Аманжол.

— Здравствуй, женщина. Чье это стойбище?

— Еркен, муж мой, и сын Отар его хозяева. У них есть тамга охранная.

— Кто сейчас в юрте?

— Еркен, муж мой. Больной совсем.

— Урус¹⁹ проходил?

— Нет, орыса не было, да и откуда орысу тут быть?

— Бежало четыре раба, ищем их. Если придут, сына пошли за реку. А там кто во второй юрте подглядывает? Ну?

— Дочь моя Ботагоз.

— Ну-ка выйди.

Девушка вышла и остановилась у входа юрты, чтоб при малейшей опасности нырнуть обратно.

— Так не было урусов, женщина? — еще раз переспросил Мурзабек.

— Нет.

— Хорошо, — и, развернув коней, всадники рысью удалились в левобережную степь.

Отъехав от стойбища, Мурзабек повернулся к Аманжолу и, улыбаясь желтыми зубами, смеясь, как счастливый ребенок, сказал:

— Ай, Ботагоз, ай, сережки хороши! Сам мастер вэгул делал! Хороший мастер, молодец, и я его убью без мучений. Были, собаки, тут, но ушли днем. Ночью на том берегу их ждать будем. Берегом пойдут. Степь для них — смерть.

Примечания

10

Ляга — лягушка (в данном случае — Царевна-лягушка).

11

Вычуры — фокусы.

12

Аман сыз — добрый день.

13

Кумыс — кобылье молоко.

14

Ет — мясо.

15

Шорпа — мясной бульон.

16

Козыр — сейчас.

17

Жаксы — хорошо.

18

Исиль — река Ишим.

19

Урус (орыс) — русский.