Записки штурмана

Норман Райт

Молодой Батчер Додсон отправляется в опасное путешествие на пиратском корабле среди самых отъявленных разбойников. Впереди его ждет сложный, долгий путь. Но вопреки всему, Батчер должен остаться человеком, даже если весь экипаж настроен против, а глаза не верят в происходящее.

Глава 4

Первый бой

Очередное утро моего плавания, началось не с кофе. С грога. Этот сильно разбавленный водой и подслащенный сахаром спиртной напиток, был не более чем обычной водой с ромом. Но матросы, смакуя каждый глоток, боготворили его, и когда напиток заканчивался в их кружках, жадно заглядывали в нее, в надежде найти там еще хоть каплю. Я же, безо всякого наслаждения утопил в ней вяленую конину, и стал вместе с другими матросами дожидаться капитана на палубе.

Однако Говард все не появлялся на мостике, с которого он как я предположил каждое утро, подводил итоги вчерашнего дня, и раздавал указания на сегодняшний.

— Небось, опять нажрался и блюет в свой сапог, — предположил кто-то и некоторые из тех, кто это слышал, рассмеялись.

Я не смеялся, так как совершенно отрицал подобное поведение и считал его неприемлемым для капитана. С пьяницей-капитаном, корабль долго оставаться на плаву не сможет, и сгниет на дне морском, а команда и того хуже — передерется или угодит в руки королевской гвардии.

Я съежился от холода и, позевывая, уставился в пустоту. Сказать, что я не выспался, вряд ли вообще что-то сказать. Все тело с непривычки от гамака ломило, а душу, как и прежде, обуревала всепоглощающая тоска. Мной постепенно овладевала апатия. Я страдал по Маргарет. Как она там, дома, без меня? Тоскует, наверное, и ревет у окна. Мне не хватало ее тепла. Я точно сырой камин в заброшенном доме, медленно умирал в ледяном полумраке и рассыпался от ненадобности.

Вдруг мои печали, словно ветром сдуло, когда морские просторы оглушил громкий рев капитана. Я вздрогнул и устремил взор на капитанский мостик. Говард облокотившись о поручень, еле держался на ногах. Он был пьян! Рядом невозмутимо стоял его помощник — квартирмейстер Бенджамин Хагли в своем белоснежном парике и с высоко задранным подбородком.

— Трюмные крысы — в трюм! — вскрикнул капитан. — Шилох! Где эта шлюпная крыса? Неужто душа покойного Флинта сыграла с моим… боцманом злую шутку, и он уже гниет в петле? Где эта протухшая камбала?! Шилох! Выходи, дубоголовый идиот!

Расталкивая сонных матросов, из толпы возник гигант. Он поистине был громадным! Казалось, Шилох загородил собой все солнце, отчего на палубе, вдруг стало темно и пасмурно. Я предположил, что Шилох умственно отсталый. Но я ошибался, хотя мышц в этом великане было гораздо больше, нежели мозгов.

Шилох ничего не ответил на столь унизительный выпад захмелевшего капитана, но в его взгляде, многие прочли желание немедленно раздавить черепную коробку Говарда своими мощными пальцами. И стоящему рядом с капитаном квартирмейстеру Хагли, заодно.

— Принимайся вязать канаты и заниматься тем, чем обязан заниматься боцман, — произнес Говард, небрежно бросив на Шилоха полный презрения опьяненный взгляд. Тот лишь заскрежетал зубами, но ничего не ответил. Грузно ступая, великан молча отправился восвояси. — Молодец. Остальные! — вскричал еще более громким голосом капитан, — драить палубу и чистить трюмы от плесени! Живо, планктоньи кишки!

Бенджамин помог Говарду спуститься с капитанского мостика, и они удалились в каюту. Для меня в тот момент все еще оставалось загадкой, чем боцман Шилох так насолил капитану. Нельзя так обращаться с людьми. Ох уж этот Говард, напросится он. Ох, напросится.

Мои сапоги все еще были сырыми после того, как я целый день провозился по колено в воде. За ночь они не успели высохнуть, поэтому в сапогах образовалась болотная ледяная слякоть, и туда мне и пришлось опустить свои ступни.

Сегодня все повторилось в точности, как и вчера. Под скрипучий голос Харпера и его совершенно неуместные шуточки в адрес третьего нашего соработника, я продолжал ковыряться в затхлом трюме, счищая отовсюду всевозможную гадость. Харпер совершенно не умел шутить. Даже оскорбить человека как следует, у него не получалось. Харпер сам выглядел посмешищем.

Так продолжалось изо дня в день. Честно признаться, находиться здесь, на нижней палубе, пусть даже в смердящей воде, мне было спокойнее, нежели лишний раз попадаться на глаза старому боцману. Он будто следил за мной и все еще не доверял, что очень задевало мою чистую совесть.

Шилох то и дело отпускал в мой адрес шутки, и тот же час пираты заливались смехом, обнажая свои пустые десна. Я старался не придавать потехам Абберботча значения. Скорее всего, он делал это не со зла, а чтобы лишний раз потешить свое самолюбие. Либо приблизить тот момент, когда я свихнусь и сам сброшусь за борт. Однако он напрасно на это надеялся. Или плохо старался. Скорее всего, он не достаточно хорошо меня знал, так как бросаться за борт я ни в коем случае не собирался.

Вообще, мне нравилось находиться в море. Эти просторы так волновали меня, что я даже на мгновение начал понимать моряков, посвятивших свою жизнь плаванию. Здесь, вдали от берега, жизнь в секунду обесценивается и вдруг становится, так важна! Глядя с корабля в эту зеленую бездну под собой, я осознавал свою ничтожность перед природой.

Там, в этой зеленой глубине проплывали гигантские морские чудовища, способные погубить наш корабль с той же легкостью, с которой я мог раздавить таракана. Но эти чудовища лишь на мгновение возникали у поверхности воды, после чего так же медленно и грациозно уходили на глубину. Они не были заинтересованы в нашей смерти.

Однако доверие команды заполучит было не так просто, как мне казалось до того как я ступил на судно. Особенно когда всех вокруг контролирует Шилох. Мистер Хагли, был, конечно, против неуставных отношений и все конфликты заминались в ту же секунду, стоило квартирмейстеру, появится поблизости. Как мне показалось, Шилох увидел во мне своего врага, не того, кто способен пойти поперек капитана и встать в рядах бунтовщиков, а скорее наоборот — того, кто будет обо всем докладывать капитану. То есть, Шилох решил, что я стукач и на корабле появился специально для этого. Самое обидное, что так считали многие.

Никто мне в лицо об этом не говорил, но я догадывался и спустя несколько дней, мои предположения оправдались.

Я уже и думать забыл о том, где нахожусь и с какой целью заступил на службу к пиратам, пока однажды на нашем пути не подвернулось судно. Капитан, пьяный и голодный до наживы, тут же отдал приказ о готовности к штурму. В этот момент, мое сердце забилось сильнее, и я даже мысленно простился с Маргарет. В таких делах, как пиратский абордаж, можно ожидать чего угодно, и смерти в том числе. Почему нет.

Мы драили трюм, когда с палубы донесся голос мертвецки пьяного Говарда. Его язык сильно заплетался, но слова прозвучали отчетливо:

— Готовься к бою, малыши!

И палуба над нашими головами затряслась от беготни. Люди сверху носились как сумасшедшие. Мы замерли и стали прислушиваться.

— Что там происходит? — спросил встревоженно Харпер. Было видно — смелость его перед реальной опасностью, в одночасье испарилась. Сражаться на саблях — это не жену свою колотить. Об этом Харпер, кстати, рассказывал вчера, в подробностях и с удовольствием. — Драка?

— Кажется, абордаж, — ответил я.

И в этот момент к нам в трюм спустился один из матросов. Он громким криком приказал проваливать в оружейную и готовиться к штурму. Мы побросали щетки и ринулись выполнять приказ.

Выбравшись на поверхность, я увидел впереди небольшое судно. Оно было пассажирское, отчего Говард уже ликовал, так как вряд ли мирные жители могли дать пиратам достойный отпор. Только вот мое сердце сжалось от волнения и грусти. Мне совсем не хотелось заносить шпагу над мирными людьми.

Ватными ногами я поплелся в оружейную и получил от командующего кортик.

— Там и сражаться-то не с кем, — пояснил мне командующий. — Просто держи его наготове. А если что, бей в глаз!

Я согласился, и крепко сжимая рукоятку ножа, отправился на поле брани. Наше огромное, дряхлое и ужасающее судно, бороздящее водные просторы под красным пиратским флагом, быстро настигло пассажирскую шхуну. Я видел, как люди на ней в панике бросались в разные стороны и прятались, где придется. Я молился Господу, чтобы никто из них не решился оказывать сопротивления, в противном случае, ни у кого из пиратов рука не дрогнет.

Едва мы поравнялись с неприятельским кораблем, как вдруг с него прогрохотали несколько выстрелов. Огонь вели гвардейцы. Их было около дюжины. Может и больше. Несколько человек из нашей команды рухнули замертво на палубу. Среди погибших был и квартирмейстер. Его смерть мне далась особенно тяжело, так как из всей команды пиратского судна, Бен Хагли единственный кто мне импонировал.

Я заметил, как застыл пьяный Говард при виде своего мертвого главного помощника и как радостно вскрикнул Шилох. Затем Шилох посмотрел на меня и демонстративно сжал свою огромную ладонь в кулак. Но я так и не понял, что он хотел донести до меня своим этим жестом. Однажды я все же узнал — Шилох оповестил, что вскоре раздавит кое-кому мошонку.

— На абордаж! — изрыгнул Хэтчер и в сторону лайнера напротив, полетели абордажные крюки. — Убить всех! — кричал обезумевший капитан. — Никого не оставить в живых! Зарезать! Расчленить! Выдернуть позвоночники! Ослепить! Сжечь! Задушить! Растоптать! Обезглавить!

Когда корабли ударились о друг друга, лихие пираты ринулись на вражеское судно, и завязалась резня. Выстрелы смешивались с криками раненых, в дыму сверкали сабли и пламя, а кровь била таким яростным фонтаном, что окропляла паруса.

Я с ужасом понял, что далеко не так представлял захват судов. Для меня это казалось чем-то вроде детской игры в ножички, где нужно лишь первыми ступить на вражескую территорию, отвоевав ее на песке. Только вот запах пороха, и оглушительные вопли обреченных, обрисовали мне пиратский промысел совсем иначе. Теперь я начинал осознавать, что пираты — это захватчики и убийцы. Маргарет пыталась это донести до меня. Она боялась дать согласие, чтобы я стал пиратом. Теперь я один из них и прощения мне нет.

В этот момент меня окликнул Тэрри Барлоу, коренастый мужчина с обветренным лицом и бородавкой под глазом. Это был наш канонир. Он отвечал за исправностью пушек и наличием в трюме пороха. Так же он был один из тех, кто плохо спал с тех пор, как я ступил на судно.