Философия боли

Нинель Печерина, 2023

Главная героиня – Яна, тридцатидвухлетняя девушка с ребенком-подростком, пытается через дневник разобрать и разложить травмирующий опыт своей жизни, который привел ее к эмоциональному срыву и неспособности построить здоровые отношения. Приобретя в детстве паттерн заслуживать любовь, она перенесла это во взрослую жизнь. Книга своего рода рефлексия о прожитых годах и попытка разобраться в своих чувствах, одновременно с тем может помочь другим людям, которые также не находят своего места и чувствуют себя нелюбимыми, остановиться, разобраться в себе и найти свое место.

Запись 2. В цвет крови

Я не знаю людей, которых тот или иной период жизни не навел бы на мысли о посещении психолога. Специалистов в этой области сейчас довольно много, ведь в нашу жизнь давно вмешались интернет-технологии и цифровизация всего вокруг. И практически любой из наспех получивших онлайн образование, может закреплять свой профессионализм методом упорных тренировок на живых людях, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.

По моему ощущению, порядка восьмидесяти процентов знакомых мне людей, обращавшихся за помощью к психологам, заплатив при этом кругленькую сумму, охотно хвастаются другим своим знакомым, что разоблачили очередного горе-специалиста. А сразу после этого доверяют свою судьбу в руки следующего и выводят на чистую воду уже его, не жалея сил и средств, либо же делают выбор в пользу самостоятельного разрешения накопившихся проблем, неожиданно приходя к выводу о силе собственного духа и твердости внутреннего стержня, при этом нередко отмечая успех изрядной порцией спиртного.

Примерно десять процентов знакомых мне людей слепы и восприимчивы к чужому мнению, считают специалиста сферы психологических услуг манной небесной, чье мнение непоколебимо и верно, и, как за великим Сенсеем, за ним надо идти во что бы то ни стало, пока хватает сил. И лишь оставшиеся десять воспринимают психологическую поддержку, как еще одно мнение, пусть и экспертное, но тем не менее человека, смотрящего на проблему снаружи, ведь даже самый лучший специалист знает ситуацию всего лишь с одной стороны, а вот вторая, как правило, остается в тени. Но знание именно ее может быть ключом к объективности в поиске истоков проблемы, а в дальнейшем и ее решению. Мы сами определяем, поможет нам терапия или нет, потому что только мы принимаем решение, насколько быть правдивыми.

Эффективность психологической помощи, увы, существенно снижается тем, что мы сами зачастую занимаемся очковтирательством и замыливаем внимательный взгляд специалиста неправдивой или неполной информацией, на подсознательном уровне желая даже в таком положении выглядеть лучше, чем есть на самом деле. А обращаемся мы не к известному экстрасенсу, а к обычному человеку, единственным источником информации для которого в большинстве случаев являемся мы сами.

Понятия бардак и мое прошлое уже давно стали синонимами, поэтому я ожидаемо являюсь постоянным искателем специалиста с волшебной палочкой. Попытки пройти сеансы психотерапии следовали одна за другой, за время которых я с завидной скоростью перемещалась из одной описанной выше группы во вторую, потом в третью, потом обратно, то «разоблачая» дилетантов, то пребывая в истерике, то слепо следуя сомнительным советам.

За время многолетних путешествий по разным уровням отчаяния, сменив сотни декораций уютных кабинетов с белыми креслами, я пришла к неутешительным выводам. Во-первых, ни один психолог или психотерапевт никогда не вытащит меня из депрессии, не решит моих проблем, не вернет мужа в семью, а деньги на счет в банке, не воскресит отца и никогда не сможет изменить прошлое. Все произошедшее в нашей жизни — это данность, и иногда эта данность приносит боль. И с этой болью нужно договориться так, чтобы можно было с ней сожительствовать и сосуществовать.

Еще в детском возрасте я часто задумывалась над значением такого слова, как «боль». Мне был не ясен до конца контекст его употребления: если мне нужно было получить таблетку для того, чтобы горло прошло, я должна была назвать маме именно это кодовое слово. И одновременно с этим мама могла сказать отцу: «Когда ты это сказал, ты сделал мне больно!» — хотя я никогда не видела, чтобы от произнесенных фраз у кого-то появился синяк, или хотя бы горло саднило. Позднее это понятие приобретало все более ясные и конкретные очертания и форму, чему способствовали накапливающийся жизненный опыт и учеба в медицинском университете.

Пытаюсь вспомнить, как звучит толкование боли с точки зрения традиционной медицины. Я уже не помню точное определение, но в общем смысле это отражение любой формы страдания, будь то физического или эмоционального. Чувство боли защищает нас от разных опасностей, потому что является верным показателем того, что что-то пошло не так. Если не обладать таким даром, как способность ее испытывать, при первой же неприятности легко погибнуть, ведь тяжелые травмы и увечья останутся не замеченными: можно получить пулю в ногу и попросту идти дальше, оставляя на асфальте кровавые следы.

Таким образом, испытывать боль, в том числе моральную и психологическую, нормально, — это характеристика во всех отношениях здорового человека. И одновременно это чувство — главный маркер того, что что-то идет не так.

Мы все испытываем боль.

Первое, что хочется сделать, чтобы избавиться от боли, найти хорошую таблетку, приняв которую через пятнадцать минут можно будет забыть о ней надолго, а лучше навсегда и никогда не вспоминать. Но, даже ведя речь о страданиях физических, головной боли, сломанном ногте, да о чем угодно, приняв таблетку, мы перестаем ее чувствовать, но будем помнить всегда ее вкус и запах, обращаясь к архивным полкам своей памяти, и она услужливо достанет оттуда целое досье, в котором уже залиты кофе и разъедены пылью детали, окружавшие в тот миг: какой был день, солнечный или нет, какое время года, цвет надетой одежды, — но в деталях будет описано, какие эмоции в этот момент сменяли друг друга, что точно ты чувствовал, насколько сильно, а также характерные оттенки той самой боли, которую ты узнаешь из тысячи, если она повторится, хоть больше вроде и не болит.

С душевной болью все обстоит сложнее. Наш мозг устроен так, что, подобно заезженной пластинке, может, смакуя, проигрывать и проигрывать снова все то, что вызвало жгучую нестерпимую боль в сердце. При этом, в отличие от боли физической, по умолчанию он не архивирует самые толстые и старые тома страданий на самые высокие и пыльные полки, а, подобно усердному библиотекарю, оставит их на видном месте, зная, что пытливый читатель в скором времени запросит их снова, а потом еще и еще, пока не решит, что выгоднее оформить подписку с доставкой книг на дом или попросту все их купить, а не ходить каждый день в библиотеку по нескольку раз, тем более, что ночью она не работает.

Вот на этом этапе любитель чтения попадает в ловушку, его любимые книги в круглосуточном доступе, и можно в любой момент открыть любую понравившуюся главу.

В моем представлении психолог — тот человек, который может дать пинка засидевшемуся на работе библиотекарю и помочь запинать зачитанные и ветхие книги на те же самые далекие стеллажи, где лежат давно затертые ощущения от разбитой в детстве коленки.

Но, если подписка оформлена или покупка свершилась, и книги уже доставили домой, то они теперь неразлучны с их автором, и, начиная с этого этапа, психолог должен быть практически волшебником, чтобы, перечитывая вместе с ним главу за главой, хотя бы попытаться уговорить его отказаться от покупки. Какова вероятность того, что, изливая в течение часа историю своей жизни малознакомому человеку, он оставит свои любимые затертые старенькие книжки у него? Или выбросит их в контейнер за углом? Я не знаю. Мне это не удалось.

Если сейчас эти строки видит кто-то, не понимающий о каких книгах идет речь, то это во всех отношениях счастливый человек. Скорее всего у него много веселых и задорных историй в загашнике, а самое плохое воспоминание — это когда родители в детстве ставили в угол за плохое поведение. Увы, я заочно завидую таким людям, в моей жизни и ближайшем окружении их нет. Я бы не стала верить тем, кто говорит, что искренне радуется чьим-то успехам, если у самих все с точностью до наоборот. Как правило, те, кто радуется искреннее остальных, скорее всего желают, чтобы эти радости незаметно (или заметно) перекочевали к ним, оставив предыдущего владельца у разбитого корыта, ну или не у разбитого, а хотя бы менее добротного и прочного.

Тот же, кому довелось пережить боль, несоизмеримую размеру душевных сил, всегда носит ее с собой за пазухой. Сначала это всего лишь тонкая брошюра, и вес ее совсем невелик, поэтому иногда он забывает на время о ее существовании. Но однажды, все еще тонкая книжица, начинает скользить под курткой, стремясь упасть вниз. Он резко одергивается и ловит ее, попутно вспоминая содержание. Проходит время, и книжки начинают вываливаться уже отовсюду: из-под куртки, штанин брюк, не заправленной в брюки рубашки, сбиваются в толстые тома и сборники сочинений, а он, подобно многорукому Шиве, ловит их с завидным успехом и возвращает на место, прижимая ближе к телу, пока под весом этой ноши не падает вниз и уже не может встать. И вот тогда он уже не способен чувствовать новую боль, а это значит, что, проходя следующее испытание, может нанести себе увечья, угрожающие жизни.

Так вот, до того, как он упал, выхода только два: забыть, где лежат книжки памяти, и поэтому не взять их с собой в следующий раз при выходе из дома, или же найти вора, который исключительно идеи ради вламывается в дома, и попросить его их украсть, а затем и сжечь.

Принимая таблетку от физической боли, мы купируем нервные окончания, иннервирующие те или иные мышцы. Пытаясь заглушить страдания душевные, мы должны ослепнуть, чтобы не иметь возможности читать. В поисках спасительной слепоты, как правило, мы запасаемся новыми брошюрами, да и не только мы, а зачастую организовываем литературные вечера с нашим самым близким окружением.

Я долго пыталась забыть боль обиды, когда в детском возрасте меня жестоко наказала мама за проступок, не доступный для понимания пятилетнего ребенка. Когда затылок встречал железные и деревянные препятствия, я видела только его — красный цвет, цвет старого облупившего газового баллона, который стоял в коридоре. Точно такой же оттенок красного был у крови, капающей из рассеченной губы на нарисованные на полях сельской газеты каляки-маляки. Потом я долго не любила красный цвет. Нет, скорее я его боялась. Мне казалось, что я теряюсь на фоне красной одежды, выгляжу бледно, нелепо и жалко, как когда-то в детстве, и этот цвет съедал меня и лишал уверенности в себе. Сейчас я понимаю, что дело было в том, что это был тот самый оттенок красного, который заставлял меня снова и снова ловить ускользающие книжицы из-под милого детского платьица.

А потом я полюбила другой оттенок красного — цвет бордо и других сортов красного винограда. Пребывая в любви от одного оттенка красного и в ужасе от другого, я на время обретала божественную слепоту, а потом снова зачитывала свои записи до дыр, смакуя каждую подробность. И я так боялась этих литературных вечеров, что слепота постепенно становилась моим привычным состоянием, выходить из которого не было ни желания, ни сил. Регулярно на мой прикроватный столик приносили новые книги для ежедневного чтения, и они были так прекрасны, если часть страниц заштукатурить в красивый цвет пино нуар.

Но чем больше страниц закрашено красным, тем ближе тебе к сердцу эти записи и тем больнее их читать.

Увы, любовь к раскраскам в зрелом возрасте далеко не так безобидна, как детское развлечение. Со временем ты хочешь раскраски побольше и потолще, чтобы было что красить, чтобы было больше того самого оттенка красного, запасаешься сначала карандашами, потом фломастерами, и вот в твоих руках гуашь…

И именно красный цвет, стоящий перед глазами, изначально привел меня в заботливые руки психологов. Первый такой опыт был сходен первой любви. Ты в наивной жадности ловишь каждое слово поддержки, одобрения, внимаешь советам, щедро льющимся на протяжении сеанса, а потом следуешь полученной инструкции, уже выйдя из состояния эйфории в свое обычное небытие. Но тем не менее тогда, в юности, это, хоть и на время, сработало. Мне стало легче.

К сожалению, далеко не в каждом случае у случайного или не очень слушателя оказывается достаточно усердия и компетентности, чтобы вытащить нутро своего подопечного наружу, и советы остаются очень плоскими и поверхностными. Так однажды чуть не рухнула моя собственная семья и окружавшая меня на тот момент хрупкая видимость стабильности. Да, в то время мой замок из песка еще не готов был быть снесенным волной неизбежных фактов, слишком слепы были мои глаза. Услышать слова собственного ребенка: «отдай меня в детдом», «я не могу терпеть в доме этого мужчину» было равнозначно ножу в спину, ведь я же стараюсь, думала я. Но слишком сильна была жалость к себе, и она в результате заглушила все доводы разума.

В тот период наша, как мне казалось, семья переживала очередной кризис по классическому сценарию притирки ребенка и отчима. Когда, пережив крушение одного брака, возникает острое стремление поскорее ворваться в другой в надежде обрести опору и избавиться от чувства одиночества, мы не думаем о том, что ненароком можем обречь в это самое одиночество своих детей, которые не выбирали этого человека в качестве соседа по квартире и совершенно не планировали делить с ним быт. Но все мы в глубине души эгоисты.

Если повезет, и рядом окажется взрослая самостоятельная личность, которая готова брать на себя ответственность (а это значит, держать ответ за свою семью), то рано или поздно проблема решается и получается вполне себе счастливая ячейка общества. Гораздо хуже привести домой эмоционально незрелого ребенка, который по уровню интеллекта, жизненного опыта и эмпатии находится где-то между кальмаром и утюгом.

И вот мы обратились к семейному психологу, одному из тех счастливчиков, обладающих волшебной палочкой, способной исправить любые дефекты. Тогда я не хотела понимать, что проблема гораздо глубже, чем простой конфликт и притирка характеров, поэтому полученные мной на первых же сеансах советы срочно подать на развод я ожидаемо восприняла в штыки. На тот момент спросить совета мне было не у кого, все мои контакты с внешним миром ограничивались работой, а все окружающее пространство было заполнено исключительно обязанностями жены и, к сожалению, в меньшей степени матери, потому что «на что ты рассчитывала, когда выходила замуж?». И так случилось, что семейная терапия плавно перетекла от одного специалиста к другому.

Второго специалиста, уже психотерапевта, выбрал мой муж, с которым он уже имел опыт общения в прошлом. И, как ни странно, я услышала то же самое уже от него, но в другой интерпретации. Не нужно было рушить мой замок. Я оглянулась и увидела, что его итак уже нет или вовсе не было, а его красные песчинки от разрушенных кирпичей разнеслись по ветру и сыпятся в глаза идущих мимо прохожих.

Пора было посетить офтальмолога.

Но, как говорится, истина в вине.

Всем известно, что человек — существо социальное, и что ему делать, если он останется один? В моем случае самое простое и очевидное решение — заменить привычное окружение красным цветом. Еще больше и больше, тогда под призмой тусклого света блеклых красных ламп этот мир не кажется таким далеким и враждебным. Однако выключить этот свет потом вовсе не так-то просто. Ты прячешь его от окружающих яркими цветами одежды, умными речами, и только ты знаешь, что происходит на самом деле.

В попытках нажать выключатель и увидеть, что за окном уже рассвело, начинаются новые сеансы психотерапии. Что толкает людей ее посещать? По-моему, простая истина, психолог или психотерапевт — прежде всего человек, слушатель, и если он есть, то страх одиночества становится не таким сильным, ведь вас уже двое.

На сей раз посещение специалиста дало свои плоды. В этот период плохо было настолько все, что лучше, чем я есть, показаться у меня уже не получилось, и я наконец смогла посмотреть на себя со стороны. Словно в колышущейся ряби мутной воды затянутого тиной болота, я разглядела ее, жалкую и еле живую сущность, которая с открытым ртом ждет и довольствуется любыми отходами, которые в нее забрасывает такое же жалкое и зависимое существо. Это был для меня новый вид боли, неведомый раньше, ведь я не знала себя такой, как же так: есть стабильная работа, внешне кажется, что тоже все в порядке, а я при этом жалкое зависимое существо? Тяжело принять такую правду. А еще большие страдания вызывает тот факт, что при глубоком анализе выясняется, что в тебе с малых лет заложено отрицание любых жизненных принципов нормального и психологически стабильного человека, то есть того, кто не испытывает боль постоянно. Навязанные с детства ложные стереотипы без должной трансформации по неизбежно тернистому пути взросления приводят к череде бед, разочарований, разрушенных надежд, а потом бросают в пучину одиночества и безвыходности, конца и края которых не видно до самого горизонта.

Однажды на сеансе с моим последним на сегодняшний день психотерапевтом Виктором мы разбирали основные черты уверенной личности. Меня убеждали в том, что человек вправе совершать ошибки столько, сколько их нужно, чтобы найти правильное решение. Задаюсь мыслью, сколько людей принимает этот принцип для себя? Кто из нас не возвращается снова и снова в памяти к событиям многолетней давности, анализируя свое поведение, изменив которое, не терзало бы до сих пор жгучее чувство стыда? И сколько таких ошибок можно совершить и сколько искать этот путь, чтобы не сойти с ума и не свести с ума окружающих?

Одним из распространенных заблуждений человека является то, что, пытаясь взять на себя часть проблем другого, он непременно ему помогает. Оказывается, где-то в мире счастливых людей, все работает с точностью до наоборот, и это право человека самому решать свои проблемы. Но как понять границы между уверенностью человека и эгоизмом?

А еще мы обсуждали, что можно менять свои решения и нарушать договоренности. Это вообще, как?

Моя голова до сих пор отказывается принять все эти советы, потому что финальная картина правильного восприятия жизни и окружающих у меня не складывается никак, наверное, уже слишком позднее время для глобальных изменений. Ведь, исходя из этих принципов, получается, что здоровый и уверенный в себе человек не может быть хорошим в общепринятом смысле этого слова. А те люди, общение с которыми из-за тех же самых принципов разрывалось без особенного сожаления, — это как раз психологически здоровые люди, живущие для себя, без боли и тяжести, скорее всего не имеющие выраженных дурных привычек или зависимостей. Хотела бы я стать одним из них? Безусловно. Смогу ли? Нет.

Да и вообще, даже соглашаясь с мнением людей, имеющих психологическое образование и опыт работы, нужно принять и тот факт, что, если какие-либо принципы не были заложены и надежно закреплены еще в детском мозге, в зрелом возрасте это чаще всего лишь утопия. Я придерживаюсь тех взглядов, что люди не меняются кардинально. Меняется обертка, а вкус остается тем же.

В реальной жизни, какими бы не были благими намерения и насколько не прогнозируем полученный результат, чувство вины от сделанного выбора, как правило, никуда не исчезнет, если не будет достаточно аргументов того, что все-таки он и был самым правильным.

Милая старушка в очень преклонном возрасте осталась одна в большом городе и пустой квартире, дети далеко, внукам тоже ездить каждый день, и не по разу, было сложно. Нагрянули возрастные изменения, началась сперва легкая амнезия, потом проблемы в быту, и решение самых простых задач стало делом практически невыполнимым. Дальше — больше: постоянное самотравмирование, сломанные руки и ребра, ярко выраженная чудаковатость. На семейном совете было принято решение о переезде бабушки к дочери, находящейся очень далеко от дома, в котором она проживала на протяжении последних тридцать лет. Ей был обеспечен хороший уход, забота и ласка, внимание семьи. Что могло пойти не так? Никто не думал, что смена обстановки спровоцирует резкое прогрессирование тяжелой деменции, и некогда веселая старушка по сути превратится в лежачего пациента со спутанным сознанием. И чувство вины, пусть и непреднамеренной, будет терзать всех участников того семейного совета до конца дней. Я тоже никогда не справлюсь с этой болью.

И многие — многие другие истории из жизни, в том числе моего ближайшего окружения.

Виктор на каждом сеансе учить меня перестать бояться говорить: «Я не знаю». Это значит, что я могу принимать решение, даже если не знаю точно его последствий. Ни у кого из нас нет ответов на любые вопросы, мы не экстрасенсы и не метеобюро; а раз их нет, значит, мы не знаем, какие проблемы можем создать другим людям, и мы имеем право этого не знать. Значит, как бы там ни было, в последствии не может быть и угрызений совести от неверно принятых решений. Но кого мы называем людьми, следующими этому принципу? Бессердечными, эгоистами. Если кто-то не терзается чувством вины, если в результате его, пусть и непреднамеренных действий, пострадали другие люди, он непременно удостоится общественного порицания людей с повышенным уровнем эмпатии. Но экспертное мнение психотерапевта говорит о том, что это один из путей обретения душевного покоя. Я так не могу. А кто-то может?

Единственное, что я принимаю для себя, так это то, что никто не вправе никого судить. Но принятие этого принципа внутри себя — основное, с чем лично я борюсь долгие годы. Практически невозможно побороть навязанное в детстве поведение, согласно которому правильно руководствоваться общепринятыми правилами и мнением более важных и мудрых. Но, если я так и не смогу поменять это в себе, я все еще имею силы воспитать своих детей сильными и уверенными в себе личностями, не зависящими от мнения и суждений окружающих людей.

Пройдя этапы взлетов и падений, кабинеты хороших и не очень психологов, испробовав на себе ассортимент антидепрессантов и транквилизаторов, мной была избрана единственная хоть сколько-нибудь работающая на моей буйной голове сейчас модель — это внушение. Наподобие программ телепередач, которые, систематически повторяясь в эфирах, вкладывают в голову зрителя определенную точку зрения на отдельные события, я обзавелась собственным оратором. И я убеждена, что это может сработать не только на мне. Хорошо бы найти курс аудио или видео лекций эксперта в области психологии, который будет приятен, чья речь не раздражать, а подача материала не вызывать скуку и существенно не расходиться с концептуальными взглядами на жизнь. Я слушала и смотрела такие видеозаписи в течение нескольких месяцев на протяжении абсолютно всего времени, что находилась дома одна, на комфортной для уха громкости. Вскоре я заметила, что со временем мысли, которые пытается донести лектор, становятся фактами, переходящими в желание применить их и в своем обычном поведении.

Второй немаловажный результат — нет необходимости слушать звенящую тишину, отскакивающую от стен, потому что в это время одиночество практически не ощущается.

На мне такое «вправление» мозгов работает получше встреч по расписанию со специалистом в реальной жизни, причем работает бесплатно, главное подойти ответственно к выбору материала.

Я верю, что настанет день, когда ясные мысли лектора с онлайн-канала совместно с регулярными визитами к психотерапевту на долгое время уменьшат для моих глаз яркость цвета красного газового баллона и хотя бы приглушат желание ослепнуть, чтобы разучиться читать.

Я верю, что мою душу еще можно спасти…