Философия боли

Нинель Печерина, 2023

Главная героиня – Яна, тридцатидвухлетняя девушка с ребенком-подростком, пытается через дневник разобрать и разложить травмирующий опыт своей жизни, который привел ее к эмоциональному срыву и неспособности построить здоровые отношения. Приобретя в детстве паттерн заслуживать любовь, она перенесла это во взрослую жизнь. Книга своего рода рефлексия о прожитых годах и попытка разобраться в своих чувствах, одновременно с тем может помочь другим людям, которые также не находят своего места и чувствуют себя нелюбимыми, остановиться, разобраться в себе и найти свое место.

Запись 1. Взгляд марионетки

Мы все манипулируем другими людьми, преследуя свои интересы, но каждый дергает за ниточки с разной силой. Кто-то щадит свою жертву, пытаясь не оттягивать сильно нежную кожу, другой же, напротив, вынуждая марионетку совершить нужное движение, тащит за них так, что сначала прочные веревочки натягиваются подобно струнам на музыкальном инструменте, а потом либо лопаются, слегка отпуская жертву из плена, либо отрываются от нее с куском плоти, оставляя после себя рваную рану.

Мой кукловод на время ослабил хватку, отправившись по чрезвычайно неотложным и важным делам, дав небольшой кусочек времени на отдых своей игрушке, чтобы потом с новой силой дергать за прочные ниточки.

И когда они уже наконец порвутся?

— Господи, хоть бы он не пришел, — думала я, глядя в окно на заваленный снегом двор. Какой-то мужчина пытался припарковать свою машину на единственное свободное место, но оно было больше похоже на сугроб, поэтому его минивэн никак не хотел на него убираться.

Я отошла от окна и посмотрела на часы. Уже полдень. Как здорово было находиться дома без него, но это бывало так редко, и теперь мне оставалось лишь с тоской ждать, когда хрупкие тишина и покой, воцарившиеся на короткое время в доме, будут разрушены неизбежным возвращением. Мой сын готовил уроки в своей комнате, и в общем-то мне можно было бы заняться своими делами или просто посидеть с книгой у окна, но я не могла ни на чем сосредоточиться, ведь для меня было очевидно, что скоро все это закончится.

На мобильный поступило сообщение, и я вздрогнула. В нем было написано: «Скоро буду». К сожалению, я знала, кто его написал. Тяжелая тоска, словно гранитные плиты, моментально навалилась на меня, размозжив настроение и хрупкий покой по грязному асфальту, спасти которые не представлялось абсолютно никакой возможности.

«Нужно брать себя в руки, ведь так будет всегда», — подумала я.

В ванной комнате меня ждали только что постиранные вещи. Пытаясь разобрать запутавшуюся кучу, я начала раскладывать их по стопкам: свои джинсы и футболки, школьную форму сына и значительно большие по размеру и количеству выстиранные вещи Тимура. Брезгливо взяв последние одними только кончиками пальцев, я кое-как повесила их сушить. Я не могла объяснить даже себе, почему так происходит, но годы шли, а муж вызывал во мне все то же чувство отторжения, что и раньше. Возможно даже большее.

Я чувствовала, как растущее чувство тревоги привычно захватывает все мои мысли, сердце стучит все чаще, а ладони становятся холодными и влажными от пота. Эти симптомы мне хорошо знакомы, особенно в последнее время. А вмести с ними неизменно наступали и другие — неприятное чувство жажды, подобное тому, с каким сталкиваются путники, долго бредущие по пустыне без капли живительной влаги во рту. И нет, думала я в этот момент отнюдь не о воде, мне хотелось совершенно другого напитка, чтобы хоть как-то обмануть голову и затуманить мысли. Чтобы хотя бы на время отрешиться от опротивевшей вконец реальности. Но я не поддамся сейчас своей слабости, не дам Тимуру еще один повод для злорадства.

Вместо этого, справившись с бельем, я направилась на кухню разогревать обед.

— Богдан, ты голодный? — окликнула я сына.

— Нет, мам, — последовал скорый ответ. — Я потом сам положу поесть, когда проголодаюсь.

— Хорошо, но только не откладывай надолго. Двенадцать часов дня уже.

Мне есть тоже совершенно не хотелось, поэтому я достала из шкафа только одну тарелку и начала накладывать в нее еду, но уже через минуту услышала звук поворачивающегося в двери ключа, и сердце болезненно сжалось.

— Я пришел, — раздался мужской голос из прихожей. Сразу за этим последовал звук падающих на пол зимних ботинок и шуршание куртки, забрасываемой на вешалку.

— Похоже, что всем наплевать, что я вернулся, — в голосе Тимура был слышен упрек. — Никто даже не встречает.

— Милый, я как раз накрываю для тебя обед, — сказала я. — Мой руки и садись.

— А ты что, со мной не поешь?

— Я не голодна.

Послышался звук захлопывающейся в комнату двери. Всегда, когда Тимур был дома, Богдан ее закрывал. Я тревожно повернула голову в сторону детской.

— Это он специально меня игнорирует. Показательное выступление, как обычно.

Муж явно был недоволен. Предчувствуя назревающий конфликт, я попыталась заступиться за сына.

— Не надумывай, — возразила я. — Он готовит домашнее задание, конечно мы шумим и мешаем ему сосредоточиться.

— Ну конечно, может быть, мне вообще домой не приходить? — Тимур начинал заводиться. — Тогда вам всем вообще будет легче. Мне кажется, я вам всем тут мешаю.

— Какая глупость, — я фыркнула и поставила на стол запеченное мясо и только что нарезанный салат. — Садись давай.

Я направилась пойти проведать сына, но меня тут же резко окликнул Тимур:

— Ты куда? Посиди со мной, пока я ем.

— Я же сказала, что не голодна. Пойду проверю, как у парня уроки.

— Я что же, один должен сидеть? По-твоему, это нормально? Тебе не надоело меня игнорировать, я вообще-то твой муж!

Поняв, что спорить нет никакого смысла, я опустилась на стул рядом с мужем и стала покорно ждать, когда он закончит прием пищи.

— Как съездил, все удачно? — чтобы не чувствовать давление повисшей в доме тишины, я, как могла, пыталась поддержать беседу.

— Конечно удачно. Тормозные колодки на машине поменяли, я этого лоха еще и на пятихатку нагрел. Представляешь, перевел ему на карту меньше денег, а он даже не заметил. Очкарик какой-то.

Тимур был явно доволен собой, а вот меня передернуло от отвращения. Каждый раз, слушая бахвальство мужа о его способах экономии семейного бюджета, на меня накатывало противное чувство тошноты от его мелочности и отсутствии хотя бы малейших зачатков совести или стыда.

— Но теперь, наверное, эти деньги придется возместить тому несчастному сотруднику автосервиса. Может быть, вернешь их, пока еще не поздно?

— Дураков надо учить, — парировал Тимур и шумно прихлебнул чай из кружки.

— Ясно, — не желая продолжать неприятный разговор, я принялась изучать новости в интернете. Разговаривать с мужем не было никакого желания.

— Ты без телефона вообще что ли не можешь? — уничижительно спросил Тимур. — Тебя мама не учила, что так делать невежливо?

— Пожалуйста, не начинай, — мне совершенно не хотелось ссориться.

— Мужик домой вернулся, а ты ведешь себя как падла, — лицо мужчины перекосила злая гримаса. — Вечно в своем телефончике. С кем это ты там переписываешься?

— Я просто новости читаю, Тимур, прекрати уже!

— Ага, так я и поверил! Опять кому-нибудь жалуешься, какой у тебя муж плохой!

— На, проверяй! — я бросила на стол телефон. Как же он меня достал!

Тимур заляпанной маслом рукой взял смартфон и принялся внимательно изучать его содержимое. Не найдя ничего подозрительного, он положил его обратно.

— В любом случае, так вести себя невежливо, — сказал он уже спокойнее. — Ты же не дура, должна это понимать.

— А что мне вообще можно делать, скажи? — вырвалось у меня в сердцах.

Однако вопрос остался висеть в воздухе. В полном молчании мы закончили обедать, после чего Тимур улегся на кровати просматривать новостные каналы, на мою же долю выпало занятие поинтереснее — убрать грязную посуду со стола. Закончив, я, наконец, направилась в комнату Богдана.

— Сынок, может быть, все-таки поешь? — спросила я, приоткрыв дверь в детскую.

— Если ты принесешь еду в мою комнату, то буду. Я не хочу сидеть там, — ответил подросток.

Кухня в нашей небольшой квартирке была соединена с комнатой, где размещались взрослые, а это означало, что нужно было сидеть на расстоянии вытянутой руки от отчима, чего мальчик очень не хотел. И я не могла осуждать его за это. Как бы я хотела тоже иметь дверь, которую можно было бы запереть.

Я положила сыну еды и отнесла в детскую. По дороге обратно мое внимание привлекло отражение в зеркале, и я невольно остановилась напротив него.

«Боже, в кого я превратилась!» — горько подумала я.

Глядя на себя в зеркало, я понимала, насколько изменилась в последние годы. Еще немногим ранее я ни за что не могла бы допустить, чтобы мои не расчесанные темные волосы были небрежно собраны в пучок резинкой на затылке, а факт того, что на лице, хоть было уже и воскресенье, начисто отсутствовала косметика, — такого никак и вообразить было нельзя. Я с тоской смотрела на свой застиранный домашний халат, уже потерявший всякий вид от количества стирок. Попытавшись расправить его руками, чтобы придать всему виду больше опрятности, я ужаснулась.

«А мои руки, руки, что с ними-то делать?» — ногти были неровными, пальцы без намека на маникюр, от постоянной готовки изрезанные тонкими следами кухонного ножа, кожа загрубела и местами облезла от воздействия бытовой химии без применения перчаток.

Я не узнавала себя. На смену спортивной, подтянутой девушки с огоньком в глазах, пришла женщина в возрасте ближе к среднему, сгорбленная, неопрятная, — жалкое зрелище. Да, глаза такие же синие, но это не тот синий цвет, что был, в нем нет блеска и зеленоватой поволоки, которую дает надежда и жажда жизни, скорее холодный, застывший лед, наслоившийся годами суровых морозов, который, подобно вечной мерзлоте, чувствует себя хозяином, зная, что не произойдет ничего сколько-нибудь значимого, чтобы его растопить.

— Ты что там делаешь? — раздался мужской голос со стороны спальни.

— Ничего, просто смотрю, — ответила я.

— Не на что там смотреть, иди сюда, полежим вместе.

Я молча прошла к кровати и прилегла рядом с Тимуром.