Возьми, если сможешь

Нина Парфёнова, 2021

Вторая часть трилогии «Женщина на корабле». Одна случайная встреча может изменить кажущуюся налаженной жизнь, потому что невозможно сопротивляться любви. Встреча с Володей открывает для Валерии череду событий, почти каждое из которых очень опасно, а порой и смертельно опасно. Уезжая, ты всегда берёшь с собой себя, поэтому все испытания, которые ты должна пройти, обязательно тебя найдут. Религиозная секта, нож у горла и… призраки прошлого – это только малая часть жизни Валерии. Как она поступит, когда опасность не просто чувство, а видимая и ощутимая угроза? Комментарий Редакции: Продолжение захватывающих приключений сильной женщины, власть над которой не имеют даже обстоятельства. История, которая вдохновляет и не дает опустить руки в самых сложных жизненных ситуациях.

Глава четвёртая

Северореченск

Лерка сидела за столом в своём кабинете и крутила в руках авторучку. Перед ней лежали гранки только что вычитанного завтрашнего номера. Оставалось только поставить подпись и отправить их в типографию. Номер ей не нравился абсолютно. Какая-то дичь — инициированные сверху национальные проекты надо было освещать на местном материале. Особенно пикантно смотрелось освещение нацпроекта «Доступное жильё» в старом северном городе, почти полностью застроенном деревянными домами пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века, а то и бараками времён сталинских строек. Дома эти медленно, но верно ветшали, приходили в негодность, их съедал грибок, разрушали болотистые почвы, фундаменты уходили в вечную мерзлоту. Капитального жилья строилось мало, таких домов в городе можно на пальцах одной руки пересчитать, денег в бюджете на это почти не было. Такая же история наблюдалась и с остальными проектами — «Образование», «Здравоохранение», «Развитие агропромышленного комплекса». Финансирования не было никакого, одна трескотня, и в газете все материалы об этом были легковесными, без конкретики, да ещё и не очень хорошо написанными. Подписывать номер в таком виде не хотелось совсем. У неё оставалось всего полчаса до его сдачи, и Лерка хорошо понимала, что переделать уже ничего нельзя, но оттягивала и оттягивала момент подписания. Она смотрела в окно на заснеженную и покрытую льдом огромную реку. Над ней уже бледнел и догорал красный февральский закат. Завтра снова будет серый ветреный день, опять порывами будет носить по улицам города сухие снеговые заряды, усиливая нарастающую с каждым днём тоску по приближающейся где-то, но не здесь, весне…

Они уже почти месяц снова жили здесь, в Северореченске, в служебной квартире, выделенной несколько лет назад Елисееву администрацией региона. В Леркиной однокомнатной квартире всё ещё жила Свистунова, её квартиранты никак не могли найти себе более подходящее жильё. Но Лерка от этого не страдала — в крохотной однушке втроём с Сергеем и Лизой им было бы тесновато. Окна служебной квартиры тоже выходили на реку, с пятого этажа видно было далеко, на горизонте чернел невысокий лесок, какой растёт на песчаных, разделённых протоками островах. Сергей с утра до вечера пропадал на работе, общительная весёлая Лиза с удовольствием ходила в детский сад, ей там очень нравилось, она даже иногда плакала, не утром, расставаясь с мамой, а вечером, когда та приходила за ней. Лерка удивлялась — это редкость, когда ребёнок с таким энтузиазмом воспринимает необходимость каждое утро идти в детский сад, сама она в детстве не очень-то туда стремилась.

Новый главный редактор газеты «Север» Алексей Витальевич Птицын был просто счастлив, что Валерия Евгеньевна вернулась, и что можно теперь радостно, поручив ей всю работу редакции, отбывать с утра по очень важным делам и возвращаться в лучшем случае к четырём, а то и вовсе не возвращаться с совещаний и заседаний. Лерку это нисколько не удручало, она погрузилась в работу с головой, тем более, что вернувшаяся месяцем раньше Лена Свистунова уже была назначена ответственным секретарём редакции. Вдвоём они работали слаженно и дружно. Удручало её совсем другое — о чём и как писала газета…

Дверь с грохотом распахнулась. Лена всегда врывалась так — с шумом, бегом, порой снося всё на своём пути.

— Валерон, чего сидишь в печали? Номер прочитала? А, не читай, мы с Сергеем Павловичем Проценко всё вычитали, он старый зубр партийной печати, у него комар не проскочит. Ты мне лучше скажи, это что означает?

Она шлёпнула на стол лист бумаги, припечатав его ладонью.

— Лена, погоди, что я могу сказать, если я даже не вижу, что там написано.

Она придвинула листок к себе.

— Так. Указ губернатора… Стоп. Подожди-ка…

Она отодвинула лист, быстро подписала в печать гранки, отправила по внутренней сети разрешение типографии приступить к работе, вынесла гранки в приёмную. Там, вот уже которое десятилетие, неизменно восседала секретарша Ирина Николаевна Касьянова, поражая любого входящего безупречным, блестящим от лака начёсом.

— Ирина Николаевна, всё готово, пожалуйста, передайте.

Ирина Николаевна важно кивнула, придвинув к себе гранки.

Лена, задумчиво курила, сидя на диване и глядя в потолок, выпускала дым вверх.

Лерка вернулась за стол, придвинула к себе листок.

— Ага. В рамках реализации национального проекта «Развитие агропромышленного комплекса»… принять предложение управления АПК об увеличении уставного капитала акционерного общества «Северореченский рыбозавод» путём дополнительного выпуска акций и их реализации негосударственным акционерам при обеспечении сохранения доли Администрации… Администрации в трёхмесячный срок… Лен, это что?

— А это, Лера, то. Проект Указа губернатора, не подписанный, думаю, ещё, но обязательно будет на днях подписан.

— А где… Согласна, глупый вопрос, снимаю.

— Да, глупый. Ты в левом нижнем углу глянь, кто автор этого произведения.

— Елисеев С.В. Ну, да…

— А вот теперь, Валерон, скажи-ка мне, почему это тебя два месяца назад так заинтересовал этот чудесный заводик, и теперь вдруг очень ненавязчиво губернатор собирается обанкротить его под маркой целого национального проекта?

— Леночка, веришь, мне нечего тебе сказать на эту тему.

— А кто тебя просил про заводик узнать? Сергей или Володенька?

— Лен…

— Ну, понятно всё с тобой. — Лена поднялась с дивана. — Замнём для ясности, будем посмотреть. Так, подруга, у меня к тебе предложение. Сегодня в Доме культуры народов Севера очень приятное мероприятие — поэтический вечер, будет красиво, много стихов, вручение наград победителям творческого конкурса, что-то там про родину, про Север, про любовь, после этого — фуршет для избранных. Мы с тобой в избранных. Пойдём, Лера, душой отдохнём, стихи послушаем, хорошую музыку, отвлечёмся от национальных проектов. Пятница, вечер. Ты ещё дома не насиделась?

— А пойдём, Лена. С удовольствием, давно ничего такого не видела и не слышала. Сейчас Сергею позвоню, чтобы Лизу забрал. Во сколько?

— Выходим через час, я машину закажу, будь готова.

— Хорошо, всегда готова! — отсалютовала по-пионерски Лера.

За окошком почти стемнело, на небе слегка выделялись светлым облака, их границы создавали ирреальный пейзаж, похожий на чёрно-синие лаковые миниатюры. Проект Указа, лежащий на столе, встревожил её. Хотя после встречи Нового года она уже ничему не удивлялась, вражда бывших друзей оказалась не такой уж сильной, а интересы дела — гораздо важнее и сильнее.

… Нет зрелища печальнее, чем мёртвые декорации, отслужившие свою службу и уже не нужные никому… Ещё час назад они были одухотворённо-живыми, поэты поднимались на этот мостик, читали свои стихи, по ним скользили блики света, словно серебристые дождевые струи и прыгали солнечные зайчики. А сейчас Лерка видела, что уже отпали несколько балясин, и мостик, как щербатый рот, грустен и болезнен…

На вечере собрались все — писатели, поэты, журналисты, барды, в общем, творческая интеллигенция, каковой даже в Северореченске, не очень большом городе, немало. Шоу вышло на славу — на сцене были построены изящные декорации — и фигурный мостик через ручей, и уголок декадентского кафе, и ещё много чего — вращающаяся сцена от номера к номеру переносила зрителей в разные эпохи и даже страны… А свет какой был, а видео, а музыка!

Рабочие уже разобрали декорации, сняли задник. И следа не осталось от праздника. Лерка, выйдя из кабинета, где проходил импровизированный фуршет, заглянула в концертный зал, поднялась на сцену, потрогала зачехлённые микрофоны на стойках. Тяжёлые бархатные кулисы были собраны, в зале было полутемно, тихо, слегка пахло пылью. Она подошла к авансцене, молча постояла у рампы, напряжённо вглядываясь в зал. Показалось, что оттуда, из темноты, на неё кто-то внимательно смотрит.

Это не я, это Месяц Большой Темноты^[3]…

В зале темно. Микрофоны на стойках молчат,

Занавес сдвинут, софиты потупили взгляд.

В этом спектакле на время объявлен антракт,

Зрители ждут, когда снова звонки прозвучат.

Бережно глажу ладонью податливый ворс,

Ревербератор стократно мой вздох повторит.

Кто в Темноте за моею спиной парит?

Кто задавать заставляет ненужный вопрос?

Это не Я. Это Месяц Большой Темноты…

— Шалишь, Валерон, Месяц Большой Темноты давно кончился, февраль уже, день всё прибавляется и прибавляется. Уходит темнота…

Лерка не слышала, когда Лена вышла из кулисы. Она стояла в глубине сцены, почти у задника и совершенно серьёзно смотрела на неё.

— Грустно тебе?

— Лен, ерунда, от чего мне грустить…

— Да ты, Лерка, по-прежнему мечешься, всё никак выбрать не можешь. Что я, не вижу… Пойдём, Лерка, винца выпьем, что ли, ну их, этих мужиков. Время ещё детское, пойдём, там уже гитару достали, споём чего-нибудь, типа, «Ну, хочешь, я выучусь шить…».

Она обняла её и повела в кабинет. Там дым стоял коромыслом, вразнобой пели песни. Они присоединились к компании, расположившись за столом, и включились в общий хор. Было так душевно, все собравшиеся знали друг друга давным-давно, дружили, общались и по работе, когда-то, в пору расцвета бардовской песни, участвовали в сборных выездных концертах на рыбацких песках, маленьких оленеводческих посёлках, в училищах и даже на зонах. Лерка вспомнила один такой концерт, их клуб авторской песни выступал в клубе исправительной колонии общего режима. Их провели через КПП в клуб, разглядеть окружающий пейзаж было невозможно, было холодно и темно. Она вышла на сцену, практически не видя зала, гитара казалась тяжёлой и всё норовила вывалиться из рук. Пела, почти не слыша себя, думала совсем о другом. В это время в таком же унылом, плохо освещённом зале за тысячи километров отсюда мог сидеть Володя в такой же унылой серой робе и слушать такой же самодеятельный концерт… И пела она в тот момент только для него, да так, что удостоилась потом удивлённого взгляда руководителя клуба, профессионального музыканта, он сказал ей уже в автобусе, по пути домой:

— Лера, не узнаю тебя, ты сегодня так пела, прямо как Алла Пугачёва, что-то случилось с тобой?

Лерка отмахнулась:

— Скажешь тоже, песня уж больно душевная.

Силилась сейчас вспомнить хотя бы текст, ничего не получалось, там было что-то о войне, о письмах с фронта… Символично, конечно — у каждого своя война, и она своего солдата всегда найдёт…

Она шепнула Лене:

— Лен, одиннадцать уже почти, пойду я. А ты сиди, завтра выходной, спешить некуда.

Свистунова кивнула, глаза её были уже слегка осоловевшими, она помахала ей вслед и снова включилась в общение.

Лерка из вестибюля вызвала такси и уже через две минуты ехала по направлению к дому.

В квартиру заходила на цыпочках, дверь закрывала тихо, но, уже сняв шубу, услышала голоса. Это было неожиданно, ни о каких гостях Сергей её не предупреждал, она тоже никого не ждала.

Лерка замерла в прихожей. Эти два голоса она не смогла бы перепутать ни с какими другими. Ну, надо же, на моей же кухне…

— Нет, Вовчик, забудь, это не про нас, там всё уже давно поделено. Ты один раз уже вписался с этим участком в горах, я потом долго концы подчищал. Сказать не могу, чего стоило признать результаты тендера недействительными. Ладно, не парься, дело давнее, забыли. По ЖКХ посмотрим, пока тут всё свободно, начинаем сюда работать. Тебя Ядрихинский по рыбе прислал, начинай. Что есть?

— Смотри, ООО чистое оформили, учредитель там один, физическое лицо.

— Кто такой?

— Нормальный парень, проверяли, чистый, да он здесь и не появится. Генеральную доверенность сделали.

— С ОКВЭДами что? Только переработка или ещё есть?

— Обижаешь, там добыча вместе с деятельностью судов, задействованных в добыче, переработке и консервировании рыбы. Потом воспроизводство биоресурсов искусственное, переработка и консервирование стационарные, продажа и тэдэ, и тэпэ. Вот, все они тут.

— Про воспроизводство хорошо, можно будет типа контрольный лов даже осетровых делать. Пойдёт. Рыболовство во всех водоёмах оформили?

— Да, морское, речное и озёрное.

— Нормально. Тут в озёрах гольца много, икра у него красная, не хуже самой дорогой дальневосточной, а себестоимость её на порядок ниже. Так, всё. Потихоньку начинаем завод банкротить. Езжай домой, не вижу вообще смысла твоего приезда сюда. Можно было обо всём по телефону поговорить, ничего особо секретного тут нет. Я уже все документы подготовил, всё на подписи. Как только будет можно оформлять, я тебе позвоню. Только, знаешь…

— Что?

— По-дружески прошу, не трогай Лерку.

— Ну, во-первых, друзья мы с тобой так себе… Наша Лерка…

— Вовчик…

— Всё-всё, не пыли. Лерка — девушка сильно не глупая и не слабая, она сама разберётся. И заметь, я её не трогал никогда, наоборот, пытался защитить. То, что она тогда уехала, это было её решение, только её, я это понял. Представь, как её ломало от того, что она видела со мной. Как вспомню эти испуганные глазищи в пол-лица… Я бы к ней даже не подошёл, если бы ты её тогда не привёз, и это было сильнее любого запрета. А ты у нас весь такой вроде респектабельный, а взял и втянул её во все эти заморочки, молодец. Она хоть всё это понимает?

Лерка опёрлась о шкаф, рукой сжала ручку его двери так сильно, что побелели костяшки запястья. Дышать было трудно, перехватывало горло.

— Ты мне что предъявляешь? Лерку? А если я тебе Алиску предъявлю?

Было слышно, как Сергей встал и ногой отбросил стул.

— Алису? И что ты хочешь мне предъявить?

— А наркотики она где брала? Где? Вспомни.

— Ну, точно не у меня. Ты с чего взял?

— Да взял где-то. Она мне сама говорила.

— Нет, Серый, не у меня. Кто угодно, но не Алиса. Да, она ко мне приходила, было дело. Глазки строила, чуть в штаны не лезла.

— Ты…

— Да ладно тебе, было же. Отправил я её, на фига мне эти запутки. Не знаю, где она брала. Так, предположить могу, но это не точно.

— Кто?

Пауза затягивалась.

— Кто?

— Я знаю, что она была у Андрюхи.

— Ядрихинского? Ты уверен?

— Я тебе говорю, она к нему ходила. Что там у них произошло, не знаю, но после этого всё у неё было. Ты тогда куда-то в Новгород, что ли, ездил, фосфориты изучал перед Северореченском.

Опять загромыхал стул. Было слышно, как Сергей тяжело сел. Лерка решилась и вошла на кухню. Оба повернули головы, глядя на неё бешеными глазами.

— Лера, ты давно здесь?

— Достаточно давно, Серёжа, чтобы достаточно много услышать. О, выражаюсь я сегодня почти как Велемир Хлебников… Двери надо плотнее закрывать, чтобы никто не подслушивал. Привет, Володя.

— Привет.

Она села на свободный стул.

— Ну что, коньячок-то у вас остался?

Они смотрели на неё и оба уже смеялись.

— Лерка, ты и так пьяная, может, хватит?

— Я не пьяная, я в облаках витающая. Я такой поэтический вечер сейчас слушала, песни пела. Пришла домой вся возвышенная, одухотворённая, почти на крыльях прилетела. И что? Попадаю в такую пикантную ситуацию, где меня вовсе какой-то Лилей Брик представляют. Опять сплошная поэзия на грани морали и нравственности, но вы-то явно не Маяковский и Ося Брик. Правда?

— Правда, Лера, правда. Лиля Брик по сравнению с тобой девочка несмышлёная.

Она и вправду чувствовала себя не совсем в своей тарелке, трудно было избавиться от ощущения какой-то дурной театральности происходящего. Тоже мне, говорила когда-то бабушка Федосья Гавриловна, актриса погорелого театра… Она переводила взгляд с одного на другого. Хотелось плакать, потому что невозможно было понять и объяснить хотя бы самой себе, кто ей больше дорог и жизненно необходим вот сейчас, в эту минуту, в эту секунду. О том, что будет завтра, через месяц, через год, не думалось, это было совсем не важно.

— Ладно, пойду я спать, вам, наверное, поговорить по делам ещё надо, не буду мешать.

— Спокойной ночи, я ухожу уже, завтра рано утром самолёт.

— Хорошей дороги, Володя.

Сергей, прищурившись, наблюдал за тем, как она уходит. И когда Лерка подошла к двери в прихожую, вдруг сказал:

— Нет, Вовчик, не улетай, останься до понедельника. Улетишь прямым рейсом, чего перекладными мотаться. А мы с тобой завтра съездим на завод, посмотрим там всё, что да как. Лера, мы можем рассчитывать на праздничный субботний ужин?

Обернувшись, она ответила:

— Конечно, можете, как же в субботу без праздничного ужина. Точное время начала спектакля с выходом кордебалета?

— Ну, давай в семь. Человека на три-четыре рассчитывай, помощник мой Валера будет, ну, может, ещё кто.

— Хорошо.

Володя отвернулся к тёмному окну, его спокойное лицо не выражало никаких эмоций. Сергей, сложив на столе руки, смотрел на неё с точно таким же выражением.

Примечания

3

Месяцем Большой Темноты ненцы называют декабрь, когда солнце практически не выходит, светает в декабре часа на полтора-два в день.