Блуждающий меж звезд

Николай Игоревич Епифанов, 2020

Позади миллионы километров пути. Впереди далекие пульсирующие звезды, а в груди догорают последние угольки надежды достичь желаемой цели. Дэвид Розен слишком стар, чтобы продолжать путешествие, длящееся более двух десятков лет.И он бы давно сгинул во тьме, если бы не верный друг, что всегда ждет его в Альтере – мире энергии, существующем на обратной стороне нашего материального мира.Вместе им предстоит пройти сквозь множество измерений, чтобы столкнуться с давно забытыми страхами прошлого.Цена за исполнение самого сокровенного желания поистине высока, но Дэвиду еще только предстоит об этом узнать.

Сокрытое пространство

Каждый из нас представляет собой крохотную частичку человечества, обитающего на Земле долгие-долгие годы. Мы часть тех, кто когда-то жил, тех, кто живет сейчас, и тех, кто придет после нас. Одно поколение уходит, освобождая путь другому, которое в какой-то степени уже тоже ушло. Это странно и сложно, ведь мы не что иное, как прошлое, настоящие и будущее, существующие одновременно в разных точках пространства и времени. Однако условия жизни на Земле приучили нас жить в трехмерном пространстве, изменяющемся по линии времени. Так к чему эти безумные слова? К тому, что большинство из нас не может даже представить возможность существования других измерений. Конечно, их множество раз показывали в фильмах, книгах, но это все не совсем то, поскольку для объяснения используется все то же трехмерное пространство.

А каково обычному человеку перешагнуть из одного измерения в другое, если до этого момента он знал только о существовании длины, ширины, высоты и времени? Должно быть, не самое приятное чувство. Через это и пришлось пройти Дэвиду Розену. Едва он избежал гибели, как тут же провалился в неизвестность. Мысли в его голове путались, разрываясь и соединяясь в причудливых формах, не позволяя понять, где начало и где конец — как будто оказался в невесомости и пытаешься отыскать верх и низ, когда их попросту нет.

— Дэвид, посмотри на меня, — Профессор обхватил его лицо двумя руками и внимательно смотрел в глаза, — Дэвид, сфокусируйся. Я здесь.

— Что это было? — мистер Розен почувствовал, как подгибаются ноги и он больше не в силах стоять.

— Тише-тише, — несмотря на свой возраст, Профессор попытался подхватить его, но ничего не вышло.

Изо всех сил сопротивляясь слабости, Дэвид медленно сел на пол, а затем и вовсе упал, ударившись головой о деревянный паркет. Тело и сознание стремились ухватиться за опору, да только никак не могли ее найти.

— Дэвид, расслабься и не паникуй. Скоро все пройдет. Я знаю, что ты чувствуешь: для меня это было словно оказаться под водой, не умея плавать. Прежде чем все прошло, я упорно пытался нащупать ногами дно. А секрет здесь в том, что никакого дна и нет вовсе. Тебе нужно расслабиться. Ты меня слышишь?

— Я не понимаю, — пробормотал Дэвид, барахтаясь в пустоте, переполненной информацией.

— Не сопротивляйся! Сделай глубокий вдох и выдох. Вдох-выдох. Сконцентрируйся на чем-то одном! — голос Профессора казался расплывчатым и то удалялся, то приближался. — Вот! Подумай о Льюисе. Он сидит рядом с тобой. Представь себе свою квартиру, кровать, а на ней сидит Льюис. Тебе нужно просто представить.

Пусть и не сразу, но Дэвид Розен все-таки послушался совета Профессора и постарался нарисовать в воображении свой дом. Едва комната обретала черты, как тут же рушилась, изменяя форму и содержимое. То, что прежде было стеллажом с книгами, превратилось в корабль, по которому в разные стороны разгуливали люди. Корабль моментально увеличился в размерах, и вот он уже шар. Или нет? Не шар. Теперь это сам Дэвид. Стоп! Стоп! Нужно представить себе комнату и Льюиса! «Как можно одновременно не сопротивляться и концентрироваться на чем-то?» — промелькнула мысль в голове мистера Розена.

— Мяу! — громко сказал Льюис прямо в ухо хозяину.

Комната тут же обрела четкую структуру, и пусть ее стены то и дело содрогались, но она больше не изменялась. Разум Дэвида дорисовал кровать и прочую мебель.

— Мяу? — будто спрашивая: «А как же я?», поинтересовался Льюис.

А вот и Льюис. Черно-белый проныра сидит на кровати и смотрит прямо на Дэвида. Его острые уши, как всегда, торчат вверх, по бокам от розового носа растут длинные белые усы, а большие зеленые глаза с продолговатым зрачком…

— Мяу! — обрадовался Льюис.

— Дэвид, продолжай думать о Льюисе и дыши. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Еще немного, — пусть голос Профессора и звучал несколько тихо, но, по крайней мере, он, как и комната, обрел стабильность.

Для Дэвида Розена время замедлилось или даже вовсе практически остановилось. Чем дольше в воображении он оставался в комнате, тем больше деталей она обретала.

— Ты в безопасности. Тебе нечего бояться, — словно умелый гипнотизер продолжал Профессор. — Вот ты и нашел точку опоры и не сможешь ее потерять, только если сам этого не захочешь. Теперь переключи свой слух на окружающие звуки. Ты слышишь на улице звук автомобилей? Он реален так же, как и ты сам, — Профессор на несколько секунд замолчал, позволив Дэвиду привыкнуть к новой ситуации. — Теперь тело. Чувствуешь свои руки и ноги? Они здесь. Пальцы, колени и локти. Все на месте. Ты состоишь из плоти и крови и лежишь на полу моего магазина. Пора открыть глаза, но не спеши. Сделай это настолько плавно, насколько считаешь нужным.

Дэвид с трудом разомкнул глаза, и его ослепил яркий свет. Поначалу он видел перед собой только белые пятна, но наконец появились очертания Профессора и Льюиса, наблюдавших за Дэвидом сверху вниз.

— Должен признаться, ты нас напугал. Я никак не ожидал, что переход дастся тебе столь трудно, ведь ты и прежде это делал.

— Какой переход? Когда? — имея лишь небольшие догадки, спросил Дэвид.

— По пути в Толиман, ты ведь… Скажем… Погружался в свои воспоминания достаточно глубоко? Или видел некие образы нереальных мест?

— Да, — хрипло ответил мистер Розен.

— Ну вот, это оно и есть. За последнее время ты уже не раз совершал переходы, хотя, видимо, не отрывался от определенной реальности достаточно сильно и потому легко возвращался назад.

— Я не понимаю, о чем вы вообще говорите.

— Ладно, — Профессор глубоко вздохнул. — Ты можешь подняться?

— Думаю, да, — опершись руками на пол, ответил Дэвид.

— Отлично. Поднимайся, слегка разомнись, и мы поговорим. У меня еще есть немного времени.

Профессор, оставив Дэвида и Льюиса, шаркающей походкой удалился в комнату, где они впервые встретились. Окружающий мир действительно был реален или, по крайней мере, казался таким, но хоть Дэвид и нашел «опору», внутри у него продолжало бушевать беспокойство. Мог ли он сегодня утром предположить, что попадет в подобную передрягу? Конечно, нет, хотя бы потому, что и не мог вообразить себе ничего подобного.

Льюис вытянул лапу и аккуратно прикоснулся к щеке хозяина, будто проверяя, тут ли он.

— Все хорошо, дружище, — Дэвид постарался быть как можно убедительнее. — Только я не пойму, почему ты так легко все перенес?

— Коты странные создания, — послышался голос Профессора. — Почему ты все еще лежишь на полу?

Дэвид подогнул колени и, оттолкнувшись от пола руками, вначале сел, а затем принял вертикальное положение. Легкое головокружение и ничего более. Жить можно.

— Почему странные? — поинтересовался мистер Розен, растирая лицо ладонями.

— Потому что они знают и видят гораздо больше нас с тобой. То, что ты сейчас пережил, для них вовсе не сюрприз, а просто как переход из одной комнаты в другую.

— Может быть, вы мне все-таки объясните?

— А ты размялся, как я просил? — скрестив руки на груди, Профессор нахмурился.

— Ну что мне нужно сделать? Поприседать или отжаться? — с сарказмом поинтересовался мистер Розен.

— Было бы неплохо.

— Вы серьезно?

— Абсолютно.

Испытывая недоумение, Дэвид уставился на Профессора, но поняв, что тот не шутит, тяжело вздохнул и присел десять раз, громко ведя счет.

— Так стало лучше? — чувствуя, как кровь активней начала циркулировать в организме, спросил Дэвид.

— Я же не для себя стараюсь. Лучше ты мне скажи, как ты себя чувствуешь? Головокружение прошло?

— Да, сейчас все в порядке.

— Тогда пойдем в комнату. Прежде чем я уйду, нужно попытаться объяснить тебе, что произошло.

— Уйдете? Что значит уйдете?

— Дэвид, давай не будем заострять внимание на ненужных вопросах. Пойдем, я налью тебе стаканчик портвейна. Считай, что это лекарство.

Мистер Розен последовал за Профессором, но каждый шаг делал аккуратно, боясь провалиться в другую версию магазина, где его поджидает Великан в желтом плаще. Он чувствовал, как нога уверенно наступает на твердый пол. Паркет в свою очередь отвечал ему скрипом, словно говоря: «Не бойся, я тебя крепко держу, и ты никуда не денешься».

По левую руку от двери в самом углу располагался небольшой сервант, из которого Профессор извлек два бокала и закупоренную бутылку портвейна. Темно-зеленое матовое стекло оберегало напиток от ненужных лучей света, а запечатанное горлышко сохраняло внутри бутылки все до последней капли. Профессор протянул мистеру Розену бутылку вместе со стаканами и попросил открыть, сославшись на больные руки, что потеряли былую твердость и стали похожи на ветхие конечности огородного чучела. На бутылке не оказалось никакой этикетки и даже ни единого намека на производителя или содержимое.

— Перестань ее вращать. Ты же не центрифуга, в конце концов, — понаблюдав за действиями Дэвида, не выдержал Профессор. — На столе лежит штопор, а я пока включу музыку. Мне, знаешь ли, спокойней, когда она играет.

— А вы действительно Профессор музыки или это только… Нечто вроде прозвища? — поинтересовался Дэвид, втыкая штопор в плотную пробку.

— Я? — на мгновение застыв над патефоном, задумался Профессор. — Да, действительно. Самый что ни на есть настоящий. С самого раннего детства я посвятил свою жизнь музыке и теперь никогда с ней не расстаюсь. Она мое спасение и защита. Музыка, как ты, наверное, уже догадался, помогла удерживать комнату в ее первозданном виде, пока мы находились в другом Толимане.

— А вот на этом моменте я хотел бы остановиться поподробней.

— Дэвид, я все прекрасно знаю. Давай уже сюда портвейн, — пробурчал Профессор. — Кстати, за столом стоит складной стул, поэтому можешь прихватить и его.

Мистер Розен с силой потянул штопор вверх, и пробка с гулким звуком выскочила из узкого горлышка, высвобождая аромат терпкого напитка. Через несколько секунд оба стакана были наполовину наполнены. Тем временем Профессор перебирал в ящике под патефоном пластинки в ярких обложках, пытаясь отыскать что-то конкретное. И вот она! Нашлась. Сей факт вызвал довольную улыбку на старческом лице. Освободив пластинку от обложки, Профессор установил ее на патефон и поставил иглу. Моментально комната наполнилась звуками приятного джаза.

— Дюк Эллингтон — один из величайших музыкантов всех времен, — прокомментировал старик, усаживаясь в свое кресло.

— Никогда не любил джаз, — с горечью признался Дэвид и протянул своему собеседнику один из стаканов.

— Нет, мой мальчик. Правильней будет сказать, что ты никогда его не понимал. Джаз нельзя не любить. Эта потрясающая метаморфоза звуков, издаваемых музыкальными инструментами, буквально возносит меня до небес. Понимаешь, я живу этим. Как бы тебе объяснить… Как воспринимаешь мир ты? Через слова, метафоры. Они составляют для тебя структура окружающей реальности, а для меня это музыка. Я вижу (если так можно сказать) ее во всем. В мурлыканье кота, — Профессор подмигнул Льюису, запрыгнувшему на спинку кресла, — в звуке открывающейся дверцы холодильника, в подъезжающем к остановке автобусе. Во всем! И даже тема, которую мы сейчас затронем, представляет для меня бесчисленное множество нот на нотном стане.

— Как я понимаю, речь пойдет о параллельных мирах? — слегка прищурившись, озвучил свою догадку Дэвид.

— Да, в какой-то степени ты прав, но не до конца, — подтвердил старик и сделал глоток из стакана. — Сразу скажу тебе одну вещь: я не математик, не физик и потому не имею возможности правильно и подробно обо всем рассказать, но так или иначе сделаю все, что в моих силах. Пожалуй, начнем с малого. При рождении, выбравшись из материнского лона, мы оказываемся в чуждом для нас мире, где все ново и непонятно. Мы делаем вдох, позволяя легким раскрыться первый раз в жизни. Открываем глаза и пытаемся понять, что же нас окружает. Но ответы приходят не сразу, поскольку всему нужно время. И мы начинаем учиться: переворачиваемся со спины на живот, делаем неуверенные шаги, произносим короткие слова. Все наше детство — это начальный этап обучения тому, как правильно жить на Земле и среди людей. И вот, например, ты. Взрослый мужчина с высшим образованием, способный управлять своим телом, общаться с людьми и многое другое. Да, только дело в том, что то, к чему ты привык, представляет собой одну из множества граней мироздания. Это всего лишь небольшой фрагмент сложного реального мира. Какие измерения ты знаешь, Дэвид?

— Высота, ширина и длина, — уверенно ответил мистер Розен, — Ах, да! Еще время.

— Верно. Это измерения, хорошо понятные людям. Двигаясь по линии времени, мы проживем жизнь от рождения до смерти и, используя все четыре измерения, перемещаемся в пространстве. А теперь скажи мне, что такое гиперкуб?

Дэвид Розен нахмурился. Самой собой, это слово было ему знакомо, ведь он то ли слышал его в передачах по телевидению, то ли встречал где-то в журналах или книгах, но дать правильный ответ оказался не в силах.

— Не знаешь? — Профессор слегка наклонился вперед и улыбнулся. — Тогда я попробую тебе объяснить. Ты и без меня прекрасно помнишь, чем отличается двухмерное пространство от трехмерного, но мы все-таки еще раз это повторим. Куб в рамках двухмерного пространства, где есть только высота и длина, представляет собой квадрат. А теперь добавим ширину, и куб станет таким, каким мы привыкли его видеть. Правда, и это не совсем так, ведь наше зрение двухмерно и способно транслировать в мозг только проекцию трехмерных объектов, но нас это нисколько не смущает, так как с самого детства мы привыкли жить, имея дело только с проекциями.

— У меня чувство, словно я вернулся в школу.

— Не перебивай, а то я и сам запутаюсь, — отмахнулся Профессор. — Так вот! А теперь представь себе куб, а рядом с ним еще один. Соединим его вершины прямыми линиями и получим четырехмерный гиперкуб. Своими двухмерными глазами мы никогда не сможем правильно его рассмотреть, а будем видеть только его искривленную проекцию, но при этом вне зависимости от наших стараний в четырехмерном гиперкубе существует восемь одинаковых кубов, которые в действительности не искажаются, а остаются кубами.

— Кажется, у меня сейчас мозг взорвется, — потирая правый висок, сказал Дэвид.

— Ты видел картину Сальвадора Дали «Corpus Hypercubus»? На ней изображен Иисус, распятый на Гиперкубе или, как его по-другому называют, на Тессеракте.

— Нет, не видел.

— Пф, — вздохнул Профессор. — Тогда представь себе четыре кубика, поставленные один на другой. Отсчитаем снизу до третьего и по его четырем доступным граням разместим еще по одному кубику. Вот так в развертке выглядит Тессеракт.

— И вы говорите, что другое измерение существует в действительности? Это не укладывается в голове.

— А то! Вот тебе и аналог, мой мальчик. Наше рождение, когда ты делаешь первый вздох в неизвестном тебе мире, подобно моменту, когда ты пересекаешь новое для себя пространственное измерение.

— То есть другой Толиман представляет собой четвертое измерение, — подвел итог Дэвид.

— Нет. То есть опять же не совсем. Четырехмерный гиперкуб — это только простой пример. Других измерений может быть огромное множество, и, более того, если мы представим, что Толиман и есть куб, то нужно сделать оговорку, что внутри этого куба существуют и другие гиперкубы. Например, мой магазин. В какой-то мере он тоже представляет собой куб со множеством пространственных измерений.

— Послушайте, я отчасти улавливаю, что вы говорите, но не могу себе представить.

— Конечно, не можешь. Ты ведь дитя трехмерного мира с двухмерным зрением.

— Мне нужно будет над этим подумать. Тогда что за твари преследовали меня в той версии Толимана? И этот великан в плаще, — Дэвид поставил опустевший стакан на пол и, опершись локтями на колени, наклонился ближе к Профессору.

— А вот на это у меня нет для тебя ответов. Их знаешь только ты, — Профессор с сожалением пожал плечами.

— Хорошо. А откуда вы меня знаете? И почему пытались спасти?

— Я отвечу, но один уговор. Хорошо?

— Какой?

— Больше ни о чем ты меня спрашивать не будешь.

— Почему? Ведь я…

— Дэвид, избыток информации, выплеснутый за короткое время, может принести гораздо больше вреда. Вспомни сам, как ты чуть было не растворился в забвении из-за моей ошибки. А я всего-навсего хотел показать тебе чуть больше, чем должен был. Ответы сами найдут тебя в свое время, — в отличие от Дэвида Профессор и не думал отпускать стакан, а протянул его своему гостю, прося добавки. — Спасал же я тебя потому, что меня попросили об этом.

— Кто? — наливая Профессору портвейн, удивился Дэвид, из-за чего чуть было не перелил напиток через край стакана.

— Я могу назвать тебе имя, но оно ничего тебе не скажет. По крайней мере, сейчас.

— Все равно назовите.

— Шелли. Она нашла меня и попросила о помощи.

— Но кто она такая, вы уже не скажете?

— Не могу. Для тебя это опасно.

— Видимо, Шелли и рассказала вам обо мне?

— О, нет-нет, мальчик мой. К этому она не имеет отношения. Дело в том, что, хоть ты и не помнишь, но мы с тобой знакомы. И довольно неплохо.

— И здесь разъяснений мне не добиться…

— К сожалению, — подтвердил Профессор, — я дал только намеки, а все остальное зависит от тебя самого. Мы же не хотим, чтобы ты прямо сейчас провалился сквозь пол?

Но Дэвид не ответил. Опустив голову, он принялся обдумывать услышанное. Каким бы странным это все ни казалось, оно, очевидно, было правдой, ведь он сам, собственной персоной побывал в другой версии Толимана. В его памяти всплыл образ душащего его великана, и мистер Розен неосознанно дотронулся рукой до горла.

— Но почему это произошло со мной? — продолжая изучать паркет под ногами, спросил Дэвид.

— И на этот вопрос ты сам знаешь ответ. Хочу сразу тебя предостеречь: ты не сможешь покинуть Толиман. Как ни старайся, но выхода нет. Тебе нужно разобраться в самом себе и найти первопричину, а для этого просто делай свое дело. Ведь тебя прислали сюда из-за гибели мальчика?

— Да, из-за него. Но какая связь? — подняв глаза, поинтересовался Дэвид.

Перед Дэвидом Розеном стояло пустое кресло, на подголовнике которого, прикрыв глаза, сидел Льюис. Профессор попросту растворился в воздухе, как будто его здесь никогда и не было.

— Пересек одно из пространственных измерений, — сказал мистер Розен и тяжело вдохнул.