Быть Человеком

Николай Дегтярёв, 2021

Наверное, не случайно автор открывает своё повествование воспоминанием из далёкого детства о том, как учился плавать… Это очень символично, ведь «жизнь прожить не поле перейти». Книга рассказывает о становлении личности молодого человека, о переходе от юности к молодости. Вначале мы видим ершистого подростка, а в завершении книги – мужчину, прошедшего серьёзную службу в армии. Вместе с героем повести Степаном Трифоновым, в котором угадывается автор произведения, мы растём физически и нравственно, трудясь с ним то на строительстве шлакобетонного заливного гаража или зерносушилки, то на лесозаготовке… Вместе с главным героем тяжело переживаем смерть отца и испытываем щемящую любовь и нежность к матери. Участвуем в строительстве Горно-обогатительного комбината в Солнечном на Всесоюзной комсомольско-молодёжной стройке и вступаем в единоборство с хунвейбинами… Путь становления личности Степана Трифонова не был гладким – приходилось и «оступаться», и ошибаться, ведь как говорит один из героев повести: «Родители и учителя только открывают двери, а дальше человек идёт сам». Завершается книга, как и начиналась, созерцанием реки, символом течения жизни: «Степан, оставшись один, ещё долго сидел на берегу Амура. Мощная дальневосточная река спокойно несла свои воды в Охотское море. Она, как жизнь, продолжала своё вечное движение, с крутыми зигзагами, поворотами, непредсказуемыми бурями и штормами. Но в одном был уверен Степан: с началом жизненного пути, как с главным экзаменом, он справился успешно – понял, что главное – быть Человеком!» Черныш Юлия Германовна, учитель русского языка и литературы МОАУ СОШ с. Томское Серышевского района Амурской области

Глава 3

Солнечный

Кто здесь не был, это не поймёт.

А кто был, навеки не забудет.

— Весна. Крестьянин торжествует: снял тулуп и в ус не дует, — вслух перефразировал известное с пятого класса стихотворение Степан, увидев свисающую с крыши, покрытой шифером, довольно большую сосульку. Ярко светило солнце и казалось, что большие сугробы снега под забором стали тёплыми. Облепив большой куст черёмухи, весело чирикали воробьи. «Они тоже чувствуют весну. А почему — тоже, да они ближе к природе, поэтому веселее и счастливее людей», — подумал Стёпа, ковыряя кирзовым сапогом недавно выпавший мягкий и ещё совсем белый, не запачканный дорожной пылью и гарью снег. Вышел со двора, огороженного штакетником, сел на скамейку и, подставив лицо тёплым лучам солнца, закрыл глаза. Спокойствие и умиление охватило восемнадцатилетнего парня.

— Ты что, спишь?

Стёпа открыл глаза — перед ним стоял Юрка Жунковский.

— Греюсь.

— Да, солнышко работает, — присаживаясь рядом, как-то по-стариковски произнёс Юрка.

Минут пять ребята сидели молча, щурясь от весеннего солнца.

Первый заговорил Юрка:

— Последний год учёбы. Ты куда наметил поступать?

— Я же пока в вечерней школе. Ты сам знаешь, у меня с точными науками полный швах. Все эти физики, химии, алгебры не для меня. Я в литературу бы пошёл, но с моим почерком точно не пролезет.

— А я в лётное училище наметил.

— Ты пройдёшь, — уверенно подтвердил Стёпа, — ты парень настырный. Вот решил научиться играть на баяне — научился. А я на гармошке пиликал-пиликал, так, кроме «Ты подгорна, ты подгорна, широкая улица…» да «Барыня-барыня…», толком ничему не научился. А на гитаре семиструнной не успел: Эдька увёз к себе на пароход — теперь на палубе после вахты брынькает. Ты же знаешь — он речное училище в Благовещенске закончил. Единственное, что я сделал в музыкальной сфере, это в духовом оркестре на басе научился лабать — когда в интернате учился.

— А я на корнете играл, у нас в ДК.

— Корнет когда-то был главным солистом в оркестре.

— Да, теперь труба… Помню, Эдька тебе тельняшку привозил — зимнюю, а ты её летом носил в жару.

— Успел похвастаться перед пацанами, осенью он её забрал: поносил — хватит!

— Поступишь куда-нибудь.

— Я уже решил, поеду на комсомольско-молодёжную стройку в Солнечный.

— Это где-то в Хабаровском крае?

— Да, под Комсомольском.

— Молодец, строителем быть почётно.

— До армии поработаю, там видно будет, куда поступать.

— Тебе бы в военное училище: ты всегда был командиром, когда в войну играли.

— Эй, командиры, шагом марш за стол, я уже накрыла, — из-за забора послышался голос Стёпиной мамы.

— Спасибо, тёть Маруся, мне пора, а то мамка то же, наверное, ждёт, — будет ругаться.

— Как хочешь, а клёцки на молоке ты любишь, я-то знаю.

— Я галушки со сметаной люблю.

— А какая разница, и с молоком пойдёт, — вмешался в разговор Стёпа.

— Уговорили, только я ненадолго.

— Ну что, Юра, всё же в «лётное» поступаешь?

— Да, пришло время.

— Стёпа забрал документы из мореходки, чтобы меня поддержать, а теперь уезжает на стройку.

— Кажется, у китайцев есть поговорка: «Родители и учителя только открывают двери, а дальше человек идёт сам», — ответил Юра и грустно улыбнулся.

Через неделю Степан приехал в Солнечный, вышел из автобуса, поставил свою спортивную сумку на сугроб и спокойно осмотрелся. Яркое солнце сверкало на голубом безоблачном небе. Заросшие лиственницей и елями сопки, покрытые снегом, окружали город-спутник Комсомольска. Около десятка пятиэтажных домов, часть из которых явно находилась в стадии незавершённого строительства, возвышались на сопке, под которой расположился посёлок щитовых бараков.

— Не подскажете, где здесь контора? — обратился Стёпа к прохожему.

— Смотря какая.

— На работу устроиться.

— Я об этом тебя и спрашиваю. Ты что: приехал строить город или ГОК?

— А что такое ГОК?

— Горно-обогатительный комбинат.

— Конечно ГОК.

— Вон, видишь барак с флагом.

— Спасибо.

— Удачи!

Кадровик, средних лет мужчина, в лохматом свитере, оценивающе осмотрел стоящего перед ним парня:

— Ты приехал сюда за романтикой или за длинным рублём?

— Не знаю, на работу я приехал. Всё же Всесоюзная комсомольско-молодёжная стройка.

— А ты что, комсомолец?

— Да, с шестьдесят первого года.

— Хорошо, пойдёшь в УНР-860^[22] бетонщиком?

— Да, я работал с бетоном, мы сами его замешивали и фундамент заливали.

— Значит, справишься, здесь с БРУ^[23] готовый бетон привозят. Вон образец, пиши заявление. Я пока позвоню коменданту общежития.

Стёпа макнул перо в чернильницу-непроливашку, здесь же на столе взял лист бумаги и уверенно начал писать своим корявым почерком, не обращая внимания на орущего в телефонную трубку «кадровика».

— Ну, что ты там возишься? Давай заявление начальнику на подпись, я сам отнесу. Вот, держи направление в общежитие, будешь жить в пятом доме. Это на сопке — найдёшь.

— До свидания.

— Стой, куда побежал? Устроишься в общаге, сходишь на стройку, найдёшь мастера Халявко. Вот направление.

— А спецовку?

— Это с ним решай, я ему позвоню.

Степан поднялся на сопку по асфальтированной дороге, выглядевшей странно на фоне дикой тайги и обгоревших сопок. Улиц пока не было, дома нумеровались по порядку их строительства. Пятый дом, как и другие жилые дома, был облицован силикатным кирпичом, но в отличие от остальных, временно использовался под общежитие.

Комендант — Ганна Викторовна, солидная женщина лет сорока — проживала в первой квартире, здесь же было её рабочее место. Глянула на Степана как на врага народа:

— Паспорт. Отдам, когда пропишу.

Степан молча достал из сумки паспорт.

— Паспорт надо носить в кармане: сумку утащат или потеряешь, а докУмент должен храниться надёжно. Будешь жить в седьмой комнате. Там сейчас четверо, а комната на семерых, так что милости просим. Пока даю тебе запасной ключ, когда сделаешь свой, этот вернёшь мне.

— Как я его сделаю?

— У вас в комнате есть специалист: за чекушку^[24] сделает тебе любой ключ, хоть от сейфа. Бельё получишь во второй комнате, кастелянша^[25] скоро подойдёт.

— Спасибо.

Степан, не попрощавшись, вышел. Дверь в кастелянную была открыта. Степан, не спросившись, перешагнул порог.

— Здравствуйте.

— Напугал. Стучаться надо. Новенький?

— Да. В седьмую квартиру комендантша направила.

— Вот здесь — напиши фамилию, имя, отчество и распишись.

С сумкой и охапкой постельного белья Степан поднялся на третий этаж. Позвонил и, не дождавшись ответа, открыл дверь своим ключом. Степану приходилось жить в общежитиях, поэтому он не обратил внимания на побеленные пустые стены, на отсутствие занавесок и прочей «мишуры», которой переполнены женские «общаги». Бросил бельё на свободную кровать, рядом поставил свою спортивного типа сумку и присел на полосатый матрас. Только сейчас он почувствовал усталость. Снял ботинки и лёг. Через минуту он плавно погрузился в глубокий сон. Приснились ему снежные горы, заросшие лиственницами. Степан поднимается в сопку, оставляя позади себя «вспаханный» снег. Подъём становится всё круче и круче, ноги не слушаются, но идти надо — и он упорно поднимается всё выше и выше. Наконец вершина достигнута. Перед Степаном открылся удивительный пейзаж бесконечной гряды сопок, переходящих в огромные скалистые горы. А среди этой дикой красоты расположился небольшой городок, с белыми пяти — и девятиэтажными домами, Дворцом культуры, школой, детским садом, магазинами — и всё это покрыто зелёными насаждениями и цветами. Но ни одного человека. «Мёртвый город», — подумал Степан. И вдруг на него обрушилась снежная буря, раздался мощный раскат грома… и Степан проснулся, открыл глаза. Сердце продолжало сильно биться. Посередине комнаты стоял мужик, на вид лет тридцати пяти.

— Ты кто? — сиплым голосом проговорил Степан.

— Во даёт! Это я должен спросить: кто ты такой, что находишься в моей комнате.

— Степаном меня называют, а сюда меня поселили.

— Володя. У тебя кровь с носа течёт.

Степан приложил платочек, он быстро напитался кровью, молча сел на кровать, прижал подбородок к груди.

— Ты ляг на спину и запрокинь голову, — посоветовал Володя.

— Не годится. У меня в детдоме часто кровь шла из носа, я знаю, что делать, а при твоём методе кровь перестанет идти из носа, потому что пойдёт в глотку. Зачем самому у себя пить кровь?

Через пару минут Степан как ни в чём не бывало продолжил знакомство:

— Меня приняли бетонщиком на ГОК. Мне приходилось работать каменщиком и даже печником и плотником…

— Так ты профессионал? Какой стаж работы?

— На школьных каникулах и после окончания школы.

— Так сколько тебе лет? В армии служил?

— Восемнадцать.

— А мне тридцать три. Крупный ты парень для своего возраста… А что тебя занесло сюда?

— Романтика. «Мы не тунеядцы — мы романтики. Начальник, нам здесь уже надоело, вези дальше».

— У тебя прививка от энцефалита есть?

— А зачем?

— Здесь полно энцефалитных клещей. В экспедицию не берут без прививки, но на стройке можно. Теперь уже поздно ставить. Дам тебе совет. Когда начнёт выворачивать кости, твоя задача — срочно принять позу.

— Раком, что ли?

— Нет, голову поверни влево, а правую руку вытяни чуть вперёд, ладошкой кверху.

— Это ещё зачем?

— Дело в том, что тебя парализует в позе с протянутой рукой и головой, повёрнутой в противоположную сторону. А так удобней милостыню просить — тебе же будет стыдно, вот и получается — голова смотрит туда, а рука вытянута сюда. Ты вроде ни при чём, а люди деньги кидают.

Степан рассмеялся первым:

— Дошло! Оригинальная идея!

Степан заправил кровать и взялся за сумку.

— Володя, куда мне вещи поместить?

Тем временем вскипел чайник.

— Умывайся, сейчас чайку запарим.

— У меня пачка ирисок осталась с дороги.

Уже после пары глотков крепкого чая Степан взбодрился и повеселел. Много ли человеку надо?! Не прошло и трёх часов, как он вылез с автобуса, неуверенно и робко осматриваясь, никому ненужный и одинокий. Сейчас в нём появились уверенность и спокойствие. Крыша над головой есть! Работа есть! Что ещё надо?!

Степан быстро допил чай:

— Я пошёл, надо отметиться в бригаде.

Степан бодро спустился с сопки, уверенно прошагал мимо конторы, но вот дорога резко прервалась у берега бурной речки. «Чудаки, дорогу, притом асфальтированную, сделали, а мост не построили», — подумал Степан и пошёл в обход по наезженной грузовиками дороге. Разулся, перешёл по ледяной воде и скользким камням на правый берег.

Вскоре предстал перед будущим Солнечным горно-обогатительным комбинатом. На склонах пологой сопки сооружался гигант по переработке оловянной руды. На большой строительной площадке было оживлённо: строительные краны указывали своими стрелами путь первопроходцам, сновали самосвалы, напряжённо ворчали бульдозеры — жизнь кипела…

Невдалеке от строящегося административного корпуса Степан наконец-то нашёл вагончик мастера Халявко.

— Маша, выдай ему спецодежду, — проговорил Танас Власович.

— Сапог больших размеров нет, — оглядев новичка, пробурчала завскладом.

— Маша, иди с ним, представь бригадиру и выдай спецовку.

Бригадиром оказался высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока:

— Надолго?

— Думаю, что до армии поработаю, там видно будет.

— На стройке работал?

— Приходилось мало-мало.

— Подсобником?

— Бетонщиком, каменщиком, печником, плотником… Приходилось и траншеи копать. А эту зиму был на лесозаготовке.

— Ты что, в бич-бригаде работал?

— Да.

— Да тебе сколько лет?

— Уже восемнадцать.

— Ты что, летун? Не можешь на одном месте долго работать или выгоняли?

— Так получилось: один объект заканчивали — переходили на другой.

— А почему профессии менял?

— Куда бригадир ставил, там и работал.

— Меня звать Макар. Завтра к восьми на работу, по всей форме. ПонЯл?

— Понял, — спокойно ответил Степан и, не прощаясь, вышел с вагончика. Он не терпел людей, которые с ним разговаривают как со шпаной, про себя подумал: «Интересно, а куда Макар телят не гонял? Надо будет у него спросить… Как просто можно испортить настроение человеку!.. Что он мне сказал?.. Да практически ничего, а настроение пропало, — размышлял Степан по дороге в общежитие. — А может, что-то во мне неправильно, что я так реагирую? Наверное, это и есть гордыня».

Степан не заметил, как дошёл до общежития.

Дверь не была заперта, Степан уверенно перешагнул порог и без стука вошёл в комнату:

— Здравствуйте! Меня зовут Степаном.

— Здорово, коль не шутишь, — не вставая с кровати и не вынимая папиросу изо рта, проговорил лохматый мужик лет тридцати от роду, — Константин. Можно просто — Циолковский.

— Отчество, конечно, Эдуардович?

— Откуда ты знаешь мою подпольную кличку?

— Да читал про тебя и твои исследования тоже. Только ты, по-моему, уже давно всей душой улетел исследовать другие галактики.

— Как видишь, вернулся, сейчас меня звать Вадимом Спиридоновичем.

— Или просто Мухомор. Что ты до парня доколупался? — вмешался в разговор средних лет мужик.

— Ну что, Мухомор, фаршманулся^[26] малёхо? Ты, бацильный^[27], на кого храпишь^[28]?

— взъерошился Степан.

— О, ты ещё и по фене ботаешь^[29], — уже спокойней ответил Мухомор.

Степан подошёл вплотную:

— Нет, только по фёкле. Ты меня на понт не бери^[30].

— Чего вы кипеш подняли? — из кухни вышел худой, небольшого роста мужик с эмалированной зелёной прокопчённой кружкой, прикрытой вафельным полотенцем, — давай-ка лучше раскумаримся^[31]. А ты, парень, не обращай внимания на этого чёрта^[32]: у него с башкой не в порядке.

— Это у тебя не в порядке, — огрызнулся «Циолковский» и пошёл в туалет.

— Ну что, очко слиплось? Ты на него не обижайся, это он тебя проверял. Меня Ананий звать.

— Стёпа. Не на того нарвался!.. Проверяльщик… Так можно и по башке схлопотать.

Все замолчали. Только сейчас Степан обратил внимание, что в комнате находился ещё один человек, на кровати, стоящей обособленно в удобном угловом месте, но он никак не отреагировал на появление новичка, продолжая спать, а может, делал вид, что спит. Степан швырнул спецовку во встроенный шкаф, повесил полупальто, умылся, только потом присел на стул. Воцарилась тишина.

«Хорошо, что ещё в восьмом классе прочитал «Ивана Денисовича»^[33] и с «бамовцами»^[34]летними вечерами приходилось общаться на брёвнах, под забором. Здесь мы, сельские ребятишки, набирались ума. Вот теперь и пригодились знания блатного жаргона».

Размышления прервал Володя:

— Ты сегодня ел?

— Кроме того, что с тобой чай пил, утром на вокзале — пирожок с компотом.

— Деньги закончились?

— На бутылку можно наскрести.

— Сейчас не до бутылок, с получки проставишься. Сбегай в магазин, тут недалеко, в первом доме. Хлеба купи — три булки чёрного. Только белинского^[35] не бери, а то съедим зараз. А я пока супчик сварганю: у нас лук, картошка, концентраты ещё не кончились.

Через полчаса Степан вернулся из магазина и, не раздеваясь, радостно положил на стол большую вяленую кету и авоську с хлебом:

— Там пурга разыгралась. Иду с хлебом — и вдруг что-то ударило меня по плечу, смотрю: кетина вяленая валяется на снегу. Осмотрелся — вижу: на балконе третьего этажа этого добра — завались, висят рядками. Я, конечно, поленился подняться на третий этаж, вот — принёс, по малёхе на всех хватит.

— Видел я этот балкон с рыбой, кстати, он там не один такой рыбный, — произнёс мужик, сидящий на кровати в углу, — будем считать, что Бог послал.

— Стёпа, ты похоже на «малолетке»^[36] школу заканчивал?

— Нет, в детдоме.

— Можешь звать меня Василием. Правильно ты отшил этого хмыря болотного.

— А что он канитель^[37] разводит, он кто по масти — шерстяной^[38]?

— Скорее — чёрт^[39].

Минут через пятнадцать вся «дружная семейка»: кто за столом, а кто на тумбочке — присев на кровать, дружно ела суп и грызла вяленую кету.

К утру пурга затихла, оставив после себя небольшие сугробы. Без четверти восемь Степан уже был на участке. В вагончике сидели мужики. Они увлечённо забивали козла, было накурено. В буржуйке весело потрескивали дрова.

— Здравствуйте, я к вам в бригаду.

— Здорово, — не очень дружно ответили игроки.

Степан сел на деревянную, грубо оструганную скамейку под стенкой.

— Садись к столу, не отрывайся от коллектива, — оторвал голову от стола и как-то по-свойски проговорил высокий, слегка сутулый мужчина в брезентовой куртке. — Ты Степан, по всей видимости?

— Да.

— Вчера предупредили. Стёпа, чтоб тебе не было скучно, пока мы закончим, отгреби снег от дверей.

— А где лопата?

— Там за вагончиком — увидишь.

Степан, не раздумывая, вышел на мороз. Облегчённо вдохнул свежего, морозного воздуха, который показался очень приятным после прокуренного помещения. «Дурацкое занятие — вдыхать вонючий табачный дым, да ещё и добровольно», — подумал Степан, баловавшийся папиросами только до пятого класса.

Пока он убирал снег, подошли остальные члены бригады.

— Степан, иди переодевайся, пора работать, скоро бетон подвезут.

Степан быстро «приоделся» в новую спецовку, надел свои надраенные до блеска кирзовые сапоги и побежал догонять бригаду.

На склоне сопки, в глубоком котловане, вырытом в каменном грунте, плотники из деревянных щитов собирали опалубку, арматурщики сооружали замысловатые каркасы из стальных прутьев. Заливка бетона — основной заключительный этап возведения «нулевого цикла». Бетон подвозили самосвалы с бетонно-растворного узла. Для Степана работа не была в диковинку, кое-какой опыт за плечами был.

Пока не подвезли бетон, Степан осмотрелся. Объект, на который прибыла бригада, назывался административный корпус. Впрочем, корпуса ещё не было, а была опалубка фундамента, местами ещё не заполненная арматурой. Вверх по сопке вырисовывались «скелеты» будущих цехов горно-обогатительного комбината.

— Стёпа, ты чего рот разинул? Подцепи бадью на кран да оббей кувалдой, — пересиливая шум, прокричал бригадир.

— Иду.

Бадья — это поворотная металлическая конструкция с бункером в виде усечённого конуса. Здесь в углах оставался бетон, который, постепенно накапливаясь, «схватывался». Степан взмахом руки подогнал БКСМ^[40], подцепил бадью гаком, дал команду:

— Вира!

Крановщик чуть приподнял бадью. Степан мощной кувалдой начал отбивать бока у «туфельки»^[41].

Когда звук ударов стал более звонким и перестали высыпаться куски застывшего бетона, крановщик без команды переместил бадью на место приёмки бетона.

Степан бросил кувалду и уверенно двинулся за бадьёй. Через час привезли первый бетон и работа закипела. Надраенные сапоги первыми изменили свой внешний вид, а к обеду и новая спецовка уже таковой не выглядела.

— Это хорошо, — успокоил неопрятного работника «бугор»^[42], — грязи не боишься — значит, сработаемся.

— А ты что, сомневался?

— Конечно. Мне сначала показалось, что ты стиляга. Слава богу, ошибся.

— Толпа орала — распни его!

— Не понял…

— Это когда Иисуса Христа распинали.

— Я думаю, что его не раз пинали, а пинают и до сих пор.

— Это точно.

— Эй, философы́, на обед пора!

— Не философы́, а филОсофы, обед — дело добровольное, — буркнул Степан и пошёл в сторону сопки.

— Степан, ты туда не ходи, сейчас будут грунт взрывать, — остановил новичка прораб.

— А почему не предупреждают?

Слова Степана заглушил рёв сирены. Он укрылся за большой камень, торчащий из земли, и задумался: «Сколько людей и техники задействовано… А если бы геологи не нашли здесь олово — была бы просто дикая тайга. Как всё же много зависит от случайностей!.. Для чего я сюда приехал — чтобы кидать бетон? Ну не я, так другой был бы на моём месте…»

— Ты чего сидишь? Давай в бытовку — перекусим!..

— Да я ничего не взял с собой.

— Ну и что, что не взял? Обедать всё равно надо. Давай быстрей — ждём, — прокричал бугор и скрылся в вагончике.

Степан нехотя зашёл в бытовку. Вокруг длинного, сбитого из досок стола собралась почти вся бригада.

— У нас жратва общая. Садись, не стесняйся — в следующий раз ты что-нибудь принесёшь.

— А я подумал: «А не пойти ли мне на обед?» — и не пошёл…

— Это не твоё личное дело: производительность труда у голодного падает, а травматизм повышается. Да, кстати, распишись в журнале по технике безопасности, что прошёл инструктаж.

— А я прошёл?

— Ты распишись… А по ходу дела пройдёшь. Главное: кирпичи на калган не бери.

Степан ничего не сказал, вышел из бытовки, выбрал из кучи кирпичей не очень обожжённый и быстро вернулся. Молча снял шапку, взял кирпич обеими руками и резко ударил по голове. Кирпич послушно раскололся на две половинки.

— На калган можно брать — кирпич хороший.

Раздался хохот и восклицания. Степан не стал комментировать качество кирпича, которое заметил накануне. Сел за стол, как ни в чём не бывало взял кусочек сала с хлебом и начал спокойно жевать — как своё.

Примечания

22

Управление начальника работ — 860.

23

Бетонно-растворный узел.

24

Изначально четушка, русская единица измерения объёма жидкостей, применявшаяся до введения метрической системы мер. (0,25 литра).

25

Сотрудница, ответственная за хранение и выдачу постельного белья, одежды…

26

Оказаться в смешном (дурацком) положении (блат. Жаргон).

27

Больной, худой.

28

Запугивать.

29

Говоришь по-блатному.

30

Запугивать тем, чего нет.

31

«Похмелиться» чифиром.

32

Новичок (простак).

33

Рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

34

Так на Дальнем Востоке называли заключённых.

35

Белый хлеб.

36

Спецучреждение для малолетних преступников.

37

Нарушение правил отношений.

38

Человек, не связанный с преступным миром, но выдающий себя за него.

39

На тюремном жаргоне используется для обозначения низшей касты, представители которой вынуждены выполнять самую грязную работу.

40

Башенный кран строительно-монтажный.

41

Бадья.

42

Бригадир.