Галактический человек. Фантастический роман

Николай Бредихин

Роман «Галактический человек» российского писателя Николая Бредихина не просто современен, он в чём-то даже опережает день сегодняшний. По жанру это типичный роман-предположение, насыщенный глубокими, уникальными размышлениями о Жизни, Смерти, Добре, Зле, Боге, Обществе, Человеке, однако представленный не в форме докучливых умствований, а в остросюжетной, занимательной, захватывающей форме интеллектуального детектива.

Часть четвёртая

Глава I

Как тишина есть отсутствие всякого шума,

нагота — отсутствие одежды, болезнь — отсут-

ствие здоровья, а темнота — света, так и зло

есть отсутствие добра, а не нечто сущест-

вующее само по себе.

Аврелий Августин

Средства борьбы со злом

оказываются иногда хуже, чем самое зло.

Публилий Сир

Конечно же, я выбрал Египет. Что нового для себя я мог бы почерпнуть, скажем, в том же Израиле? Тысячелетние догмы, которые я сейчас с такой лёгкостью опровергал? Нет, меня интересовало совсем другое: поиск, неистовство мысли и главным образом, наверное, тот роковой и крайне любопытный для меня момент, когда этой мысли наступили на горло, приговорив мир к христианству и горделиво провозгласив: «Отныне мы знаем всё, что нам только нужно знать».

Впрочем, первое впечатление от родины пирамид и фараонов было для меня поистине шоковым. От великой цивилизации, когда-то на тысячелетие как минимум опередившей остальной мир, да и до сих пор во многом неразгаданной, мало что осталось.

Страна никак не могла выйти из политического кризиса, находиться в ней было отнюдь не безопасно.

Мы прилетели в Хургаду, и с первого же дня всё пошло наперекосяк: нам не повезло с отелем, с окружением, лично меня раздражало вообще всё вокруг. Первым моим поползновением было немедленно удрать отсюда. Однако стоило только удалиться на пару десятков километров на такси, как я понял: единственный выход — тут же вернуться обратно. Жара была невыносимой, антисанитария такая, что трудно себе и представить, машины, машины, машины и… никаких правил дорожного движения.

Положение моё осложнялось ещё и тем, что я был здесь не один, а в связке с незнакомым, в сущности чуждым мне человеком. А оттого даже решение о том, чтобы сесть в первый попавшийся самолёт и улететь отсюда куда угодно, хоть к чёртовой матери, я не мог принять в одиночку.

Два дня я просидел в номере, не в силах разрешить эту проблему. К счастью, Лилианна понимала моё положение и старалась без крайней нужды не досаждать мне. Больше всего меня поражало в ней чрезвычайно редкое для женщины качество: она умела быть незаметной.

Сама она ориентировалась прекрасно в этом театре абсурда: приучилась говорить только по-английски: русская речь здесь сразу же вызывала повышенный ажиотаж — лёгкая добыча! На тебя набрасывались со всех сторон и старались всучить всё, что только можно, а то и просто тянули и тянули руку: «Дай! Дай денег!»

Никогда не таскала с собой сумочку: «Нет денег! Нет! Извините! Вы очень любезны! Я очень люблю Египет! Я в восторге от вашего обслуживания». Неустанно повторяла эти фразы, как попугай (попугаиха), мило всем улыбалась и вообще несла такую ахинею, что даже самые закоренелые попрошайки буквально шарахались от неё, как от зачумлённой.

Время — лучший подсказчик, и наконец я потихоньку стал выбираться из тупика, который, как я понял, присутствовал лишь в моём воображении. Поразмыслив как следует, я пришёл к выводу, что у меня есть только три варианта выхода:

как я уже говорил, немедленно уехать, осознав свою ошибку;

просто посвятить всё время отдыху, проводя его на пляже у моря, — здесь, под неусыпным надзором охранников, мы были надёжно ограждены от всех неприятностей;

наплевать на осторожность, быть самим собой, вычертить свой собственный маршрут и неукоснительно ему следовать, при необходимости разделяясь с Лилианной, затем, к вечеру, встречаясь и делясь впечатлениями.

Конечно, я выбрал бы третий вариант, однако он напрочь исключал тот образ жизни, который я вёл последние полгода и который успел впитать до мозга костей. Главным правилом было ни в коем случае ничем не выделяться, быть серенькой мышкой, растворяясь в толпе, которая меня окружала. И у меня, как мне казалось, были все основания и впредь так себя вести.

Но здесь, в Египте, неожиданно исчезли из моего сознания «параноидальные тополя» в «тёмных аллеях», подобные описанным Иваном Буниным. Создавалось впечатление, что я никому вообще тут не нужен и не интересен. Вот почему я всё-таки решил рискнуть, наплевав на осторожность.

Теперь оставалось только придумать, как реализовать своё намерение. Что само по себе было непросто. Болтаться вдвоём по столь проблемной стране, как я уже упоминал, выглядело и нерационально, и небезопасно, однако мне невыносимо было даже думать о том, чтобы присоединиться к какой-нибудь туристической группе. Выход был только один — тот, что я выбрал с самого начала: индивидуальный тур. С тем мы и отправились с Лилианной в ближайшее туристическое агентство. Как я и предполагал, сначала нам категорически отказали, даже возмутились: «О нет, сейчас такой наплыв туристов (где они, интересно?), при всём желании мы не можем вам подобную услугу предоставить!» Затем дело свелось, как всегда в подобных случаях, к деньгам, и тут же появились кандидатуры. Однако ни один (одна) из этих претендентов ни в малой мере не устраивал нас, тщетно туроператоры щёлкали мышкой компьютера: нам нужен был человек, который не просто помогал бы нам отбиваться от местного весьма навязчивого сервиса, а, насколько это возможно, вообще отгородил бы нас от него.

Наконец я понял, что мои претензии нереальны, и решил, что не остаётся ничего другого, как только продвигаться по намеченному маршруту одним, на собственный страх и риск. В этот момент как раз и появилась пани Гражина. Просто из одного турбюро, в котором мы уже безуспешно пытали счастья, нам позвонили и сказали, что есть как раз то, что нам нужно.

С этого момента дальше всё совершалось как по волшебству, никаких проблем у нас больше вообще не возникало. Даже когда что-то нас удивляло, всё равно в итоге оказывалось, что так и только так всё и должно было быть.

Почему полячка? Да потому что Гражина знала в совершенстве русский язык: а уж коли экскурсии, то пусть они будут на достаточно высоком уровне, чтобы мы всё понимали (я беспокоился больше за себя, нежели за Лилианну).

Муж Гражины — Рамзес (имя наверняка ненастоящее, но туристам нравилось, добавляло экзотики, мы против него тоже не возражали), являвшийся также шофёром нашего шатра на колёсах, брал на себя все переговоры с аборигенами, в случае необходимости охотно демонстрируя свою могучую фигуру и рост два с лишним метра.

Мы ничего не понимали в том, что могло соединять этих людей: изящную, интеллигентную пани из Вроцлава, типичную католичку, и свирепого на вид египтянина-копта. Однако они относились друг к другу с таким вниманием, с такой нежностью, что можно было просто умереть от зависти, если бы мы с Лилианной не находились на самом пике наших отношений.

Наш микроавтобус был поистине маленькой крепостью, в которой присутствовал даже кондиционер (что могло быть важнее в стране, большую часть которой занимает пустыня?). Сиденья сзади раскладывались и с помощью каких-то нехитрых приспособлений превращались в две вполне сносные кровати. Мини-бар. А с водой здесь по той же причине — пустыня — были очень большие проблемы. В ответ на наши ахи-охи Гражина сразу объяснила нам, что имеет дело только с достаточно богатыми туристами, в основном немцами, и одна из её черт, благодаря которой её так уважают клиенты, — она им экономит кучу денег. Не случайно первым делом она поинтересовалась, сколько за неё запросило то злополучное турбюро, которое нам её сосватало, а узнав сумму, тут же попросила мужа развернуть машину и устроила грандиозный скандал сидевшему в офисе менеджеру. Мы получили колоссальное удовольствие, слушая с разинутыми ртами её виртуозную ругань на арабском и наблюдая очень смешной спектакль, но сами от этого не выиграли ни гроша, всё досталось актёрам (в решающий момент откуда ни возьмись появился гигант Рамзес и уставился на менеджера немигающим взглядом своих горящих, как два маленьких уголька, глаз), с таким рвением отстаивавшим свои интересы.

С этого момента желания уехать так ничего и не посмотрев у меня больше не возникало: мы с Лилей действительно почувствовали себя под надёжной защитой. А деньги… Скупой платит и дважды, и трижды — столько, насколько глупость в нём сочетается с жадностью.

Но, конечно, расслабляться нельзя было. Первым делом я согласовал с Гражиной маршрут, дав ей понять, что, хоть я и никогда не был в Египте, но турист бывалый и к поездке подготовился основательно. Гражина быстро поняла это, но свою дань уважения проявила несколько необычно: она тщательно расписала на планшете каждый день нашего маршрута, проставила везде цены, вывела итог, а затем подсчитала и общую сумму. Затем подала своё «произведение» нам с Лилианной. Лиля лишь развела руками, я же что-то вычеркнул, что-то дополнительно включил и вернул компьютер нашей очаровательной «пани». Она кивнула, добавила в импровизированный прайс — лист графу «непредвиденные расходы», затем вывела получившееся с планшета на бумагу и дала нам на руки распечатку вместе с массой буклетов и прочего рекламного мусора. Оставалось только молить Бога, чтобы всё это не оказалось надувательством, а и в самом деле воплотилось в жизнь.

— Потрясающе! — сказала Лилианна, когда мы уселись в креслах небольшого уютного номера на двоих (Гражина первым делом переселила нас в другой отель), в банных халатах, разморённые после контрастного душа. — Теперь я верю, что ты и в самом деле бизнесмен. Это просто сказка по сравнению с тем, что я слышала от моих знакомых, которые здесь бывали. У некоторых из них тут были сплошные неурядицы, когда они пытались строить свой отдых индивидуально, — у нас пока их нет совершенно.

Перед тем, как выйти из автобуса, Гражина нас предупредила, чтобы мы не брали никаких напитков из холодильника в номере (умопомрачительно дорого!), что пронести в отель напитки, купленные в другом месте, совершенно невозможно: охранники чуть ли не обыскивают постояльцев у входа, и вообще это не наша забота, все проблемы она берёт на себя, мы будем всегда и везде обеспечены всем, чем нужно. Что не стоит гнаться за пятизвёздочными отелями, иногда вполне достаточно и трёх звезд, а вообще оптимальный вариант — это четыре звезды, ну и много всякой другой полезной ерунды. Поздновато немного. Мы имели счастье в этом убедиться, взглянув на счёт, когда выселялись из своего прежнего отеля. Принцип «всё включено» оказался полным надувательством.

Всё складывалось настолько удачно, что в какой-то момент я задумался: а может, права Анюта: уж коли у меня такие способности вести дела, зачем мне вообще богословие? Но я быстро прогнал эти мысли. Хоть я и вычищал из себя в последнее время поганой метлой суеверия, зачем Бога гневить?

Глава 2

Луксор, «город-дворец». Когда-то имя ему было Фивы, почти две тысячи лет он являлся одним из самых почитаемых чудес света, удивляя весь древний мир своей сказочной роскошью и уникальной архитектурой, пока, ещё в VII веке до н. э. его не разграбили и не разрушили ассирийцы. Но кое-что всё-таки осталось.

Мы с Лилианной сразу договорились, как я и намечал, что будем осматривать достопримечательности врозь, вечером встречаясь и делясь впечатлениями. С тем мы и расстались. Анюта, не выпуская из рук знаменитый путеводитель Томаса Кука, загодя купленный ещё во Франции («En russe? Pourqua pas?» — «На русском? Почему бы и нет?» — франц.), о чём-то увлечённо разговаривала с Рамзесом. Я, в свою очередь, с некоторым опасением ожидал, выдержит ли мой весьма и весьма своеобразный маршрут Гражина, но в конце концов решил не щадить очаровательную полячку: если сойдёт с дистанции, я вполне смогу и без неё обойтись.

Для начала я несколько раз пересёк туда и обратно на катере Нил, перемещаясь поочередно то в Город мёртвых, то в Город живых. Это был как контрастный душ под нещадно палившим солнцем: у меня сложилось впечатление, что в течение пары часов я прожил несколько перевоплощений.

— Такое разделение, на город живых и город мёртвых было очень характерно для городов Древнего Египта, — занудным экскурсоводческим голосом начала свою лекцию полячка, но я поспешил прервать её.

— Послушайте, пани Гражина, вынужден повториться: к сожалению, вам достался не совсем обычный турист, тем более что я к этому путешествию тщательно подготовился. Меня не интересует обзорность, но есть места, которые я хотел бы не просто посетить, а изучить. Так что я нисколько не обижусь на вас, если вы не будете бегать за мной вприпрыжку по этим камням, которые вам наверняка уже давно осточертели, а подождёте в автобусе либо присоединитесь к моей жене и Рамзесу.

— Так Лилианна ваша жена? — спросила Гражина, больше не из интереса, а чтобы сбить меня с толку и выиграть немного времени для переоценки ситуации.

— Практически, да, — без зазрения совести тут же откликнулся я (врать, так напропалую), — гражданская, но мы решили в самом ближайшем времени оформить официально наши отношения. В принципе, можно считать, что это наше свадебное путешествие.

Гражина чисто по-женски скривила губки: то есть слегка, ни на минуту не забывая о возможных грядущих морщинах.

— Вы это только сейчас решили? Дело в том, что нам почему-то понравилось секретничать, или как это у них, русских, называется, шушукаться, с вашей… супругой, но она мне ничего подобного не поверяла.

— Вы думаете, она мне откажет? — ничуть не смутившись, предпочёл я ответить вопросом на вопрос.

— О нет, конечно, — поспешила заретушировать своё излишнее любопытство Гражина. — Мы, женщины, вообще очень любим сюрпризы, когда они такие — приятные. Что же касается наших с вами отношений, то вы в чём-то задели моё профессиональное самолюбие. Я думаю, лучший выход в такой ситуации — несколько подкорректировать тот экскурсионный план, который мы выработали в самом начале. К примеру, там не было разделения на две группы. Сразу оговорюсь, никакие индивидуальные пожелания меня не пугают. Думаю, мы ещё немного поелозим пальчиками на моём планшете сегодня вечером и все вопросы без труда утрясём. Не исключено, что это будет стоить немного дороже, но… я не предвижу ничего невозможного. Здесь, в Египте, нет вопроса, который нельзя было бы решить. Если, конечно, есть деньги.

О да, я понял. Вплоть до шведского или любого другого варианта — только плати. Я ухмыльнулся. «Ну, насчёт секса — так зачем, спрашивается, для этого нужно было уезжать из Европы? А вот относительно всего остального, милая пани, вы поступили крайне опрометчиво, выдавая мне карт-бланш, я ведь тот ещё дятел: все мозги выдолблю, буквально вымотаю своим занудством».

— Что ж, мне не остаётся ничего другого, как только проверить, действительно ли вы такая волшебница? К примеру, я хотел бы приобрести какой-нибудь уникальный экземпляр «Книги мёртвых». Не подделку, не новодел, а что-нибудь и в самом деле стоящее. Такое возможно?

Не знаю, зачем мне пришло в голову такое пожелание. Не в моём положении было обременять себя какими-либо пожитками. В своих постоянных перемещениях я был похлеще любого цыгана: ни шатра, ни даже ложки мне не требовалось. Даже такие сугубо индивидуальные вещи, как зубную щётку или электробритву, я в любой момент мог сменить. Подарить такой раритет Лилианне? Это означало бы окончательно расшифроваться, да и дарить что-либо подобное любимой женщине — для этого надо быть по меньшей мере шизофреником.

— Я уже сказала: в Египте нет ничего невозможного, — между тем прервала моё затянувшееся молчание Гражина. В её взгляде я неожиданно обнаружил столь жгучее женское любопытство, что даже вздрогнул. Ноздри буквально раздувались, как у породистой лошадки. Поистине неисповедимы пути, которыми можно привлечь к себе внимание женщины (хороших кровей, разумеется). Я решил окончательно её добить.

— Ну, уж если вы настолько любезны, я бы хотел пойти ещё дальше в своих капризах: учитывая дороговизну, мне желательно было бы не покупать, а взять напрокат подобную книгу, то есть лишь попользоваться ею. На период своего пребывания в Египте.

Гражина подумала, наморщила лоб.

— Ваше имя, случайно, не Крез? Такие причуды!

— Нет, моё имя — Дэниел, как вы прекрасно знаете, Дэниель Харни, — ответил я, скромно потупив взгляд.

— «Дэниел Крейзи» (сумасшедший — англ.) — тоже звучит неплохо. — Гражина была достойным противником, надолго сбить её с толку, завести в тупик было совершенно невозможно.

— Однако к делу, — поспешил я перевести разговор на другую тему, опасаясь, что подобное пикирование может нас слишком далеко увести, и в который раз уже направился к трапу катера.

Гражина ухмыльнулась.

— Знаете, я, пожалуй, воспользуюсь вашим послаблением: не буду дальше болтаться с вами по волнам, а здесь, на западном берегу, вас подожду. Как я поняла, вас почему-то тут, в Луксоре, а может, и вообще в Египте, интересует всё замогильное, гробовое, так что там, в Городе живых, вы вряд ли надолго задержитесь.

Она была совершенно права. Что больше всего меня поражало в бывшей жемчужине, несравненном чудо-граде Востока — кошмарная нищета. Сплошь ишаки, лошади — даже велосипеды выглядели на этом фоне экзотическим видом транспорта, что говорить об автомобилях! Так что немудрено, что уже через час я воссоединился с Гражиной.

Не думаю, чтобы стоило здесь рассказывать о Карнаке, Долине фараонов: прочитать о них можно в любом справочнике, но только увидев воочию — что-либо о них понять. Подведя итог, скажу лишь одно: день этот стал для меня действительно незабываемым. Не зря же гиды любят так часто повторять поговорку: «Кто не видел Луксора, тот не видел Египта».

Глава 3

Вечером мы встретились снова все четверо. Как и следовало ожидать, Лилианна не уставала восхищаться Долиной фараонов, особенно много она шутила об упавшей гигантской статуе Рамзеса II в Рамессеуме и обзывала нашего гида потомственным лежебокой, хотя тот не поленился и свозил её за три десятка километров в Мединет-Хабу, где храм Рамзеса II был поменьше и в гораздо более приличном состоянии и где статуя знаменитого фараона не лежала поверженной. «Тот — для простых туристов, этот — для знатоков!» — добродушно отшучивался копт, хотя насмешки Лилианны всё же немного его задевали.

Мы уже заканчивали ужинать — приступили к десерту, когда в дверь нашего микроавтобуса негромко постучали. Высокий худой старик зашёл внутрь и долго разговаривал о чём-то с Гражиной. Рамзес в их разговор не вмешивался, но и не шутил больше с Лилей, лишь добродушно улыбался. И он, и Гражина выказывали Старику столько почтения, что я и сам им заинтересовался. Наконец все трое повернулись ко мне. Я тоже поспешил, как мог, исполнить все необходимые телодвижения, означавшие крайнюю степень почтения. Старик долго смотрел на меня своим пронзительным взглядом, затем бережно достал из-под полы халата книгу в затейливом переплёте, казалось хранившую в себе всю толщу веков, которые она пролежала под бережным присмотром строгих жрецов.

— Это вы хотели видеть? — спросил через Гражину Старик.

— Да, — кивнул я.

Я был поражён тому, как верно он угадал. Что меня совершенно не интересовали папирусные свитки, и хотя действительно нужна была инкунабула, но в традиционном, ближе к европейскому, оформлении, называемом среди специалистов кодексом. Фолиант был не из тех компактных, что печатаются в половину листа, а большим, рукописным и в то же время не слишком старым. И был совершенно уникален, главным образом благодаря искусству переплётчика и затейливым рисункам, которыми украсил свою филигранную работу переписчик. В каждом из них чувствовался особенный, непонятный стороннему человеку (мне в том числе) смысл.

— Вас настолько интересует тема Смерти? — продолжал пристально разглядывать меня Старик.

— Нет, скорее, тема Ухода и… Выхода днём, — уклончиво ответил я.

— Почему же вы не захотели купить эту книгу в вечное пользование, а удовлетворились лишь тем, чтобы она помогала вам в вашем путешествии здесь? — задал Старик вопрос, который, как видно, больше всего интересовал его.

Я улыбнулся. Слегка. Как совсем недавно Гражина. То есть лишь уголками губ. Но не для того, чтобы предотвратить морщины, а желая показать этим моё благоговейное отношение к предмету нашего разговора.

— Насколько я понимаю, эта книга не может принадлежать обыкновенному человеку. Если бы я вдруг вознамерился её приобрести, вы либо запросили бы с меня совершенно фантастическую сумму, либо принесли вместо неё какой-нибудь другой, куда менее интересный экземпляр, который оказался бы мне по карману. Проще говоря, чтобы обладать такой книгой, нужно в первую очередь стать её хранителем, а для меня это слишком ответственная миссия.

— Я понимаю, ваша миссия в другом, — согласно кивнул Старик.

Каждую фразу нашего разговора мы сопровождали почтительными жестами рук и поклонами. Со стороны, вероятно, это выглядело крайне потешно.

Внезапно Старик что-то сказал Гражине, та удивилась, но тем не менее выполнила его просьбу. Как я понял, ему почему-то нужно было, чтобы мы остались наедине.

Как только дверь микроавтобуса захлопнулась, Старик склонился ко мне в самом благоговейном поклоне и, к моему невероятному удивлению, заговорил на чистейшем английском:

— Мы долго ждали вашего прихода: те, что сейчас со мною, и те, что были до нас. На это ушли века. Я не смею спрашивать, но, если сможете, ответьте: насколько близко вы подошли к Тайне тайн?

Я грустно покачал головой.

— Мне жаль огорчать вас, но мы лишь у её порога.

Старик задумался. Наконец он произнёс торжественно:

Конец ознакомительного фрагмента.