Кровавый и непокорённый

Николай Анатольевич Кривошея

Бродяга – это типичный герой поколения девяностых и нулевых. Сумасшедший мясник, чудовище, способное только причинять боль и страдания. Неокрепшая страна, отсутствие любящей семьи, перспектив в жизни, душили уверенность в светлое будущее. Именно поэтому главный герой окунается в омут холода, жестокости и крови. Несмотря на испытания, несмотря на все его зверства, в душе он остаётся романтиком, который все ещё надеется на возвращение к привычной жизни. Это и не даёт ему сойти с ума.

Драка в Хлебном переулке. Часть II

Ё-ма-ё, но кто тут живет? Голос внутри меня дал мне вполне ясную подсказку — да мне пофиг кто там живет, когда твой лучший друг в беде. Осмотрев забор с подозрением, я понял, что перебраться, причем, бесшумно будет крайне сложно. Но другие варианты просто не шли в голову, да и осмысляя это событие сегодня, я прихожу к выводу, что их тогда и не могло было быть. Но как пересесть бесшумно? Надо отойти подальше, перелезть, затем вернуться на это место уже по другую сторону забора. Сказано сделано, осторожным шагом, рассекая ночной воздух, как ладья викингов на волнах, соблюдая ночную тишину, я поплыл в направлении противоположном от фонаря. Голоса потихоньку стихали. Думаю, что мне удалось отойти на достаточное расстояние. Я исподлобья покосился на забор. Деревянные доски вздымались на два метра, может два с половиной метра вверх. В принципе это не выглядело проблемой для меня. Еще не был забыт тот опыт, который передал нам Алексеич перед поездкой на военные сборы, да и вовремя их. Умело перемахнув через забор, я приземлился на что-то мягкое. Газон, вначале подумал я, так оно и вышло. Я прислушался ночную тишину — издали издавались голоса, и не большое гудение — это трансформаторная будка. И тут мое и без того напряженное сознание разрезала отрезвляющая мысль. А к кому я вообще залез? И есть ли у них собака в конце концов? Не дай бог такой же медвежоподобный алабай как у моего дядьки, если это так, мои шансы выжить этой ночью намного ниже, чем у моего друга, которого я отправился спасать. Хозяев дома я не знал, света в окнах не было, это даже и к лучшему. Еще раз прислушавшись и предположив, что если бы собака и была, то, наверное, она меня уже бы учуяла, и хоть как-то проявила бы себя, и окончательно отбросив эту мысль, я сдвинулся с места. Как лихой мастер-ниндзя я пытался пробираться по чужому участку, натыкаясь, то на какие-то грабли, то на острый секатор, наткнувшись на который я сильно разодрал ногу, попутно шёпотом обложив девятиэтажным матом всех тех уродов, из-за которых я оказался здесь. Окончательно успокоив дыхание после более часового бега по ночному городу, я, наконец, подошел к забору. Находясь там, я уже отчетливо слышал голоса и понимал, что опасность другу пока грозит не так яро и у меня всё же есть время обдумать ситуацию. Я медленно пополз через малину к краю забора. Ну эти гады мне еще ответят на расцарапанные руки, ноги и лицо. Особенно тот, с писклявомажорным голосом. Лежу, слушаю.

«Ты мне можешь нормально объяснить, почему я не могу ходить по своему городу?», — спокойно произнёс Тимур.

«Да потому что. Потому что ты нам должен!», — быдловатый голос разрезал тишину.

Послышалась девятиэтажная ругать в сторону моего друга.

«Да потому что ты нам должен и все.»

«И ты думаешь, что я поверю в тот бред, который мне наплёл тут. И убери свою биту, думаешь меня на понт взять?», — так же спокойно сказал Тимур.

Распираемый гордостью за лучшего друга, я лежал в кустах малины или крапивы, фиг поймёшь, не шелохнувшись. Через щель в заборе я прекрасно мог разглядеть биту, на лаковом покрытии которой отчётливо переливался лунный свет. Сделав инвентаризацию вражеского оружия, я понял, что если бы тот алабай был на нашей стороне, то было бы куда лучше. «Соберись Бродяга», — сказал я себе. У них один нож, две биты. Что у двух других я не знаю, сложно было разглядеть — стоят спиной, уроды. Не робей, не робей, прорвемся. Бояться, я их не боялся, вот только помирать, оставляя людей, которые мне дороги, как-то не очень.

«Ты не получишь от меня ни копейки», — это снова был Тимур.

Он развернулся и свет фонаря, наконец, осветил его окровавленное лицо. Лицо заплыло от ударов, с виска стекали капли крови. Его белая футболка была разрисована кровавым графити. Рукой он держался за бок. Ребра, сразу подумал я. Эти гады переломали ему ребра! Водопад гнева и ярости обрушился на моё сознание. Мне хотелось проломить забор и прирезать их всех, как последних свиней. Я вынул из кармана нож, волны гнева перекатывались внутри меня как вода в океане. Я еще крепче сжал рукоятку ножа, кончики пальцев, обхватив рукоять, впились в ладонь, пошла кровь. Адреналин шкалил. Я уже давно позабыл, что нахожусь во дворе чужого дома, и возможно в нескольких метрах от меня мирно посапывает какая-нибудь московская сторожевая. Надо было действовать, но как? Ведь он, бедняга, даже не знает, что я тут. Я судорожно думал, как изловчиться и известить его о своем присутствии. Я бегло оглядел местность, где лежал, но ничего кроме колючих кустов я не увидел. Левой рукой от безысходности я скользнул в карман джинсов, в руки попали ключи, а с ними брелок со светодиодом, подаренный мне на день рождения моим дядькой. Это могло сработать. Снова взглянув в щель, убедившись, что все «враги» стоят спиной, я мигнул светодиодом, одновременно глядя на реакцию моего друга. Ничего, наверное, не заметил — сказал я себе. Мигнул ещё раз и ещё раз, вдруг я заметил, что его взгляд переменился, он уже не смотрел прямо в глаза своему обидчику, а старался незаметно коситься в сторону забора. Я судорожно замигал светодиодом три раза, Тимур в ответ щёлкнул пальцами тоже три раза, как бы случайно. Я понял, что он догадался, что я здесь.

Тут снова послышался мерзкий, противный пискляво-завышенный голос: «Сокол, чего ты ждёшь, забивай его и отваливаем».