Кровавый и непокорённый

Николай Анатольевич Кривошея

Бродяга – это типичный герой поколения девяностых и нулевых. Сумасшедший мясник, чудовище, способное только причинять боль и страдания. Неокрепшая страна, отсутствие любящей семьи, перспектив в жизни, душили уверенность в светлое будущее. Именно поэтому главный герой окунается в омут холода, жестокости и крови. Несмотря на испытания, несмотря на все его зверства, в душе он остаётся романтиком, который все ещё надеется на возвращение к привычной жизни. Это и не даёт ему сойти с ума.

Драка в Хлебном переулке. Часть I

Бегу, опять бегу. Пробегаю фонарь за фонарем. Как же режет в боку. Да… Не раз я говорил себе, что бег это не мое. Стоп, какой это был фонарь, третий или пятый, а какой это был проулок? Черт, надо меньше думать, о боли и не отвлекаться от бега. Фонари пролетали по левое плечо от меня, словно я ехал на знакомой до боли машине по ночному городу. Пролетали они быстро, один за другим, казалось, фонари слились в один сплошной поток света, как будто не было между ними той черной, непроглядной, унылой темноты. Оставались за спиной дома, знакомые и не очень.

«Так, Бродяга, очнись», — в слух сказал я себе.

Быстро приведя себя в чувства и выдернув самого себя железной десницей разума из мира волшебных, безлюдных, ночных улиц, я наспех припомнил какой по счету это был проулок и понял, что бежать еще далеко. Главное успеть, успеть! Я машинально сунул руку в карман. Я знал, что ОН там, и что его «меньший брат-близнец» находится ниже, в носке. Не знаю, почему я это сделал, может быть привычка, но это придало мне сил. Я сжал рукоять ножа, почувствовал, как кровь прилила к давно замерзшим пальцам рук. Невольно промелькнула мысль, что он то не подведет, только не сегодня, только не сейчас. Двадцатый столб и улица Муса Джалиля пронеслась справа от меня. И снова я ускоряют темп. Я должен, я должен успеть. Ведь не может быть такого, что я опоздаю.

«Ничего. Он сильный, умный и смелый, он потянет время, он продержится», — говорю я сам себе, пытаясь отбросить нараставшую в душе тревогу.

Пробегая очередной фонарь, я невольно запрокинул голову и посмотрел на лампочку. Его свет, на удивление мне, не бил в глаза и был приятен, как угольки костра, который мы так часто разводили с Тимуром сидя на природе на берегу реки, забрасывая удочки в речку и разговаривая о жизни. Но вновь теплые чувства сметает лавина тревоги, тревоги за друга. Я должен успеть. Еще прибавляю гон. Бегу так, как будто меня подстерегают плети самого черта. Бок снова дает о себе знать. Пробегаю светофор, ночью, он горит желтым, предупреждая водителей от опасностей. Я тоже попытался внять его совету.

«Так, мне нужен план! — сказал я самому себе, — ведь будет очень глупо, если я вот так просто, ни с того и ни с сего заявлюсь и скажу тем уродам. Ай-яй-яй, уже очень поздно оставьте моего друга в покое и расходитесь по домам. Бред».

Надо начинать мыслить трезво и расчетливо. Да какой расчет, когда я на ногах еле стою, пробежав полгорода, мне меньше всего хотелось сейчас утруждать себя умственной работой, но последним усилием разума мне удалось собраться и привести себя в чувства.

«Бродяга, тебе нужен план, причем хороший, и он должен сработать как часы, иначе тебе и Тимуру хана. Вас не то что изобьют… Вас могут просто забить насмерть. Так. Хватит еще больше усугублять ситуацию. Мне сейчас еще страха не хватало!», — мысли о том, что лучший мой друг в беде, помогли мне собраться.

Очередной фонарь пролетел лишь немного, жадно разлив на меня свой и без того тусклый свет. Мне нужен план, вновь сказал я самому себе, уже более уверенно, не так как в первый раз. Что помогало выиграть неравный бой великим полководцам? Эффект неожиданности! Ну конечно! Хотя нет… Какой эффект неожиданности? Я что Зорро, или человек невидимка? Но, пробегая еще два проулка, я понял, что мозг мой окончательно закрылся для новых идей. Немного прикинув и обрисовав ситуацию, которая меня ждет, я понял, что это будет тяжко.

«Ну вот смотри Бродяга», — сказал я себе мысленно.

Нас двое, их пятеро, м-да не лучший расклад. И ведь я даже не знаю, с чем они пришли. Пистолет? Ну не, даже мне его было довольно сложно достать. Нож? Возможно, хотя и маловероятно. На памяти, кроме меня, очень небольшое количество людей, предпочитавших нож в драке. И они бы никогда не пошли бы против Тимура или меня. Тогда что остается? Что остается? Биты и кастеты, хм… Это весьма и, весьма вероятно. Так… Ну что, хотя бы определился с возможным оружием противника. И рука снова невольно потянулась в карман проверить на месте ли он. Да… Он тут… Здоровенный кухонный, разделочный нож был на месте. А его «младший брат-близнец»? Я прислушался к ощущениям в ногах. Последние два километра ноги меня уже не слушались. Они бежали на автомате. Но среди этого болота ощущений и чувств, я смог уловить, смог найти то самое. Носок на левой ноге тянул вниз к земле груз. И я понял, что «младший брат» тоже на месте. Чем дольше я бежал, чем чаще посещала меня мысль. Что я буду делать, когда добегу? Как мне застать их врасплох? В итоге, я решил на подходе к последнему нужному мне проулку, он назывался Хлебный переулок, сбавить темп и просто прислушаться, и ждать. Ждать нужного момента, момента, когда удачнее всего будет ударить как гром и исчезнуть, как дым. Но сейчас главное успеть, лишь бы с другом ничего не случилось. На автомате вспомнился его голос Тимура в телефонной трубке. Казалось, это было тысячу лет назад, но на самом деле прошло около часа тому назад.

«Бродяга, ты сейчас в городе?», — услышал я, нажав на кнопку на сотовом телефоне.

«Да», — сонно ответил я.

«Выручай, братан, я в беде», — послышался звучный и серьёзный голос Тимура.

«Где ты? Что случилось?» Вереница возможных вариантов событий пронеслась передо мной как сапсан, летящий на всех парах из белокаменной в Петроград. Может быть попал в аварию? Да нет, он аккуратно водит, даже попьяне едет не больше пятидесяти. Может с родителями чего? Дядя Ренат, и тетя Гуля были для меня второй семьей, при почти отсутствующей первой. И снова тихий голос Тимура обрывает вереницу моих мыслей:

«Да тут какие-то уроды наехали на меня»

«Кто такие?», — вставая с кресла, сказал я.

«Да я не знаю, какие-то пацаны, на Седьмовке я их ни разу не видал. С Медного может, давай, Бродяга, пока часть из них отошла в магзик, я тебе сразу звонить.»

«Ты где? Я уже бегу», — вылетая на порог дома и одной рукой, одевая кроссовки, крикнул я.

«Я в проулке возле, как к хлебзику идти, ты главное…», — голос моего друга неожиданно оборвался.

Я наивно крикнул в трубку: «Я уже в пути».

Метнулся на кухню за ножами. Побежал. И вот, плотную сеть моих воспоминаний часового прошлого прерывает последний фонарь, показавшийся в дали. Я добежал, но успел ли я? Пытаясь разглядеть, что там в дали, я стал замечать очертания магазинов. Какая-то машина стояла рядом с соседним магазином, в холодно-зеленом свете светодиодной ленты я уловил очертания вазовской девятки и начал сбавлять темп. Мне нужно было отдышаться, восстановить дыхание, ибо в таком состоянии боец я не важнецкий. Я остановился, не доходя до места, которое освещал последний фонарь, для того, чтобы мой план сработал, мне нужно было оставаться незамеченным. Итак, что я услышал в этот момент? Три голоса, один из которых был Тимура. Огромный валун, скатившись с пика моих душевных тревог, рухнул в бездну небытия. Хорошо, что живой, значит успел. Но голоса только три, один из которых был голосом моего друга, тогда где еще трое? Надо подойти ближе, но как только я начал движение в сторону к фонарю, понял, что это невозможно. Дело в том, что моя тень предательски выдавала меня. Фонарь светил бы мне четко в спину, и моя тень показалась бы из-за поворота. Эх… Волна обиды и досады накатила на меня в этот момент. Знал бы я раньше, что этот фонарь сыграет со мной такую злую шутку, разбил бы его ко всем чертям. Вернувшись в сумрак ночи, я вновь я попытался прислушаться. Теперь слышались новые голоса, теперь картина соответствовала сказанному Тимуром по телефону. Он один, их пятеро. Мне нужно было подобраться ближе, но как? Просто пройти мимо как случайный прохожий? Ага, ночью в три часа? Не, это не вариант. Тогда как быть? Пытаясь впихнуть в свой мозг хоть какую-то идею, я оперся на забор. Точно, забор!