Скорбная песнь истерзанной души
Обезумевший проповедник, возомнивший себя правой рукой господа, загадочный человек в шляпе, возникший из ниоткуда, нелёгкая судьба тех, кто называл себя «Отбросами общества», бесчинства, творившиеся в стенах дома Кальви и прекрасная девушка в длинном чёрном платье, танцующая в ночи. Всё это давно осталось в прошлом. Теперь у престарелого и бесконечно одинокого Эрика Миллера остались только лишь воспоминания. Которые продолжают преследовать его. Он стремится избавиться от них, и ему это почти удаётся. Но однажды происходит нечто, что вынуждает его вновь обратиться к своему прошлому. И это приводит к самым неожиданным последствиям.
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Скорбная песнь истерзанной души» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 18
Я постепенно заново привыкал к жизни в родном доме. Больше времени проводил теперь в кабинете отца, чем в своей спальне. Иногда мне даже казалось, что сейчас вот-вот кто-нибудь (непонятно только кто) постучит в дверь, чтобы позвать меня к обеденному столу и напомнить, что пора бы выходить. Но я такую мысль мгновенно стряхивал с себя, как промокшая кошка стряхивает с шерсти воду.
Маму я видел совсем редко. Правда, когда всё же видел, она казалась чуть более счастливой… или правильней будет сказать более умиротворённой, чем в доме у дедушки, где мне тоже нечасто приходилось её видеть. Она больше не проводила все дни у телевизора в сплошных рыданиях, а занималась домом. Она вдохнула в него новую жизнь, везде прибралась, восстановила после пожара свою мастерскую. Дедушка приходил ей помогать. Я обычно старался не выходить из комнаты, запирал дверь, чтобы не видеться с ним (хотя знал, что он и близко не подойдёт к моей комнате; просто мне так было спокойнее). Но иногда я слышал его голос. А иногда и не слышал, ведь был в наушниках. Он перестал для меня существовать. Как и я для него.
Я навестил Тори. Рассказал ей о случившемся. Она порадовалась за меня, но в то же время была немного опечалена.
— Ты ведь этого и хотел, — сказала она мне. — Так что здорово. Надеюсь, ты теперь будешь лучше себя чувствовать. Хотя, — тут же прибавила она, — мы наверняка станем меньше видеться. Это вот грустно.
— Я буду к тебе обязательно заглядывать, — пообещал я. — Ты мой друг. Я не хочу тебя потерять.
Она улыбнулась. И на душе281 мне стало легче.
— Можно тебя обнять? — спросила Тори.
И я без лишних слов обнял её.
Я виделся с людьми, говорил с ними, слушал их, но все мои мысли были о девушке в длинном чёрном платье. В голове без конца вертелись сказанные ею слова, я видел её перед собой, видел её лицо — бледное, как луна, её движения, полные притягательной грации, вновь мелькали передо мной, я чувствовал на спине холод железнодорожных рельсов и жар страсти в груди.
Всё это сделало меня каким-то рассеянным. Я начал забывать, куда положил ту или иную вещицу, мог пройти квартал и не заметить этого, мог проехать свою остановку. Раньше со мной такого почти не бывало. А тут… чуть ли не постоянно! Друзья забеспокоились. И я бы, наверное, тоже забеспокоился, если бы не…
— Эй! — щелчок пальцами. Вокруг темно. — Эрик! — чей это голос я слышу? Что происходит? — Я с тобой говорю или где?..
Постойте, я знаю этот голос. Но как же… О!.. Понимаю… Я настолько глубоко погрузился в собственные воспоминания, что они стали реальнее окружающей действительности. И вот поблекла серость могильных камней и неба над моей головой. Я отчётливо вижу теперь дорожку перед домой, голубое небо, яркое солнце и крыльцо, на ступеньках которого сидим я и Роберт.
— Я с тобой говорю! — возмущается он.
— Да-да, я тут, слушаю тебя.
Он усмехается. На нём красная кепка козырьком назад, бежевые шорты, тёмно-серая футболка с принтом The Doors. Огромный Джимбо Моррисон, за спиной которого крошечные Манзарек, Крюгер и… барабанщик. Как звали барабанщика? Я спрашиваю об этом Роберта.
— Кого?
— Да вот, его, — тычу в футболку на портрет того, чьё имя не могу вспомнить. Роберт смотрит на него. Потом на меня.
— Об этом сейчас поговорить хочешь? Серьёзно?
— Да нет, конечно, нет. Увидел их просто, всех по именам помню, кроме барабанщика.
Я смотрел прямо перед собой, сложив ладони вместе. Смотрел на соседский дом, на детей за невысоким забором, играющих вместе. Это были мальчик и девочка лет пяти или около того. Двойняшки, видимо. У обоих светлые, золотистого оттенка волосы. Одеты примерно одинаково. Белые маечки различались только цветом рисунка. Синие бегемотики у мальчика, розовые — у девочки. Мальчик держал в руках зелёную машинку с прицепом, уныло висящим в воздухе, тряс её и что-то говорил девочке. А та качалась на деревянной лошадке и что-то ему отвечала. Мимо проехала низкая и длинная машина цвета металлик с тёмными стёклами. Тогда всё казалось таким нереальным, словно это всегда было воспоминанием. Но сейчас, когда это действительно стало воспоминанием, всё видится отчётливо и кажется гиперреальным, оттиснутым в сознании.
— Я забыл, на чём остановился, — сказал мне Роберт.
— Так начни сначала, — ответил я. — Где пропадал всё это время?
— Ну, — вздохнул он и встал передо мной, — я был в спонтанном паломничестве.
— Спонтанном паломничестве? — я посмотрел на него, щурясь от солнца. — Это как?
Он подумал, затем ответил:
— Это как, когда отец говорит своей семье: «Пойду куплю сигарет», а в итоге больше никогда не возвращается.
— Понял, — я поднялся со ступеней крыльца, отряхнул брюки282, встал рядом с Робертом, сунув руки в карманы. — А теперь давай без аллегорий, серьёзно и подробно, — сказал я.
— Ладно, — ответил он.
Вместе мы зашагали по улице. Прям как в старые дни. Только чувствовал я себя теперь совершенно иначе.
Я шёл рядом с Робертом, глядя себе под ноги. Старался слушать внимательно, предельно концентрируясь на словах, повторяя некоторые из них про себя.
Из его длинного рассказа я узнал, что пока душа283 моя пребывала в смятении, а сам я чувствовал себя брошенным и всеми покинутым284, он, по его собственному выражению, «жил полной жизнью».
— Началось с того, что я на лето опять уехал к дяде…
— А где живёт твой дядя? — полюбопытствовал я.
— В Вермиллионе285. Четыреста километров отсюда. Приятный городок на самом деле. Тоже горы, как и здесь, но зелени побольше. Летом там вообще красота. Я был бы не прочь туда переехать однажды. Но не о том речь сейчас…
— Так-так…
— Короче, уехал я туда, и ни на что особо не рассчитывал. Это должны были быть обычные каникулы — в меру весёлые, в меру скучные, унылые; обычные, в общем; ничего такого, что могло бы изменить жизнь — если бы я не познакомился кое с кем.
— Ты про Жизель?
— Нет, — отмахнулся он. — Ну, про неё, конечно, тоже, но я имел в виду другого человека.
— И кого же?
— Парнишку одного. Зовут Эрнест. Ему двадцать три. Нас Жизель одним вечером познакомила. У них там своя компашка, они вечно все вместе тусуют… Так вот Эрнест этот музыкант, и он, как оказалось, тоже из Ребеллиона.
— А в Вермиллионе он что забыл?
— Вот слушай дальше.
— Всё, понял, молчу.
— В Вермиллион он пришёл пешком.
— Пешком?!
— Ты обещал помалкивать.
— Да-да, прости.
— Он пришёл пешком. Где-то добирался на попутках. Но основной путь проделал на своих двоих. Тут ты, наверное, хочешь спросить: «Зачем?» Сам он мне сказал, что однажды утром вышел из дома и осознал: жизнь его пуста и бессмысленна. Он тоже спрашивал себя: «А зачем?»
«Зачем я просыпаюсь по утрам?»
«Зачем каждый день делаю то, что делаю?»
«Для чего всё это?»
«Чтобы что..?»
Я поразился тому, насколько мне это знакомо и подумал: «Сплошные вопросы без ответов…». Мне захотелось посмотреть на этого Эрнеста, перекинуться с ним парой фраз.
— В один из таких дней, — продолжал Роберт, — он просто не вернулся домой. И в универ свой он тоже не пошёл. Хотя ему оставалось учиться-то всего ничего. Но он всё бросил. И просто шёл да шёл. Пока не вышел из города.
— Это казалось таким естественным, — рассказывал несколько дней спустя уже сам Эрнест. Нас познакомил Роберт, ясное дело. И втроём мы теперь шли по тем же, всем нам хорошо знакомым улицам. Я слушал, старался помалкивать, не задавая лишних вопросов, и не слишком погружаться в мысли о прекрасной незнакомке, которая всё никак не выходила у меня из головы. — Таким же естественным, как дышать, наверное, — говорил Эрнест. — Не знаю, какое ещё сравнение подобрать. Но у меня не было ни страха, ни усталости, ни сомнений. Я чувствовал лишь, что впервые в жизни делаю что-то правильное. Ходить каждое утро на занятия и думать о том, куда это всё приведёт меня в будущем — вот, что действительно пугало меня. Пугало невероятно сильно. Ну а ты, Эрик? — спросил он вдруг меня. — Думал, что станешь делать, когда школа закончится?
— Да не знаю, — растерявшись, ответил я. — Наверное и не думал… как-то… не знаю… рановато об этом думать, мне кажется.
— А потом поздно будет. Так что лучше задуматься сейчас. И помни: либо ты принимаешь в жизни решения, либо покорно принимаешь то, что подсовывает тебе судьба. Выбирай.
— Ну ладно, ладно, — вмешался Роберт. — Хватит об этом. Рассказывай дальше. Про паломничество.
— Да… — Эрнест потирал висок. — В общем, шёл я и шёл. И будто прозрел. Никогда столь отчётливо не видел я окружающий мир, саму жизнь, её ритм, движения… Дуновение ветра, шелест листвы и растений, взмах крыльев птицы, камни, песок, холмы, горы, безоблачное небо, жирную муху, жужжащую и парящую перед моим носом… Ну и всё такое прочее.
— Ты давай ближе к делу, гражданин поэт. — подгонял Роберт. А Эрнест ответил:
— Тут нет незначительных деталей друг мой. Важна каждая мелочь286.
— Ну хорошо.
— Наберись терпения.
— Понял, понял.
Роберт замолчал. Эрнест рассказывал дальше:
— Близилась ночь. В карманах у меня было немного денег. Ну и небольшая сумка на плече ещё висела. Там ручки, тетрадки всякие. И всё на этом. К вечеру похолодало. А я в одной футболке только. Лето ведь! Я же говорил, что дело было летом? Дело было летом. Начало июня. Я впервые в жизни в незнакомом городе. Совсем один. И некому мне помочь. Но я не отчаивался. О-о-о нет, господа! Нисколько! Без лишней бравады вам скажу. В сердце моём попросту не было места ни печали, ни отчаянию, ни сожалениям, ни горестям. Я был опьянён происходящим, был опьянён своей свободой. Вам случалось ощущать пьянящую свободу? Не отвечайте. По глазам вижу, что да. И это хорошо. Значит, вы осознали, что некогда пребывали в заточении. Может, пребываете в нём и сейчас, но вот это как раз не так важно. Потому что раз свобода вас пьянит, значит, вы умеете её ценить. Это признак благородного и достойного человека. А что значит быть опьянённым свободой или чем-либо ещё? Это значит, быть безумным. И вот в безумии своём я брёл по тёмным улочкам чужого города. В лужах отражался лунный свет, который сам есть отражение света солнечного. Этим я и грелся. Точнее, мыслью о том, что где-то очень далеко, в чёрном и безмолвном космосе вращается огромный огненный шар, от которого исходят лучи света, что помогли возникновению жизни на этой планете. И как луч света преодолевает огромное расстояние, пронзая землю, питая её и всё живое на ней теплом, так я, рождённый людьми, что были рождены от других людей, а те от третьих и так далее, в самое начало мироздания, шагаю теперь по земле, по дороге, кем-то построенной, я вижу здания, кем-то воздвигнутые, я вижу других людей, рождённых когда-то от других людей, что были рождены другими людьми, а те третьими… И я знаю: однажды все эти люди умрут. Умру и я. Здания будут разрушены. Солнце и звёзды однажды погаснут, луна… с ней тоже, наверное, что-то случится. Но придёт на замену, вероятно, что-то ещё. И может кто-то где-то когда-то тоже будет идти, как и я, и думать обо всех и обо всём на свете. Будет видеть отражённый свет какой-нибудь звезды в небе, отражённый в лужах, и скажет: «Да-а!.. Это и есть сама надежда. Ведь надежда — последнее прибежище отчаявшегося горе-мечтателя…
— Надежда, что ты, наконец, перейдёшь уже к самой сути истории — вот моё последнее прибежище! — завопил Роберт, встав посреди дороги и воздев руки к небу.
Я рассмеялся. Эрнест шёл дальше.
— Мы уже почти там, — заверил он. Что прозвучало двусмысленно. Будто мы шли к какому-то конкретному месту. Хотя мы просто бродили и слушали его рассказ. Но он шёл не по улицам Ребеллиона, он бродил по закоулкам своей памяти и вёл нас по ним. А мы за ним едва поспевали.
Но тут вдруг я случайно бросил взгляд на другую сторону улицы. И там я увидел большую (пожалуй, слишком большую для такого скромного магазинчика) голубую вывеску, на которой чёрными буквами было написано: «SALARO» — «Sound Is All Around». В голове у меня в тот миг вновь прозвучали слова: «Просто помни, что я не Malice Mizer». И я обомлел. И напрочь забыв обо всём, пошёл к магазину. Роберт тут же завопил:
— Эй! Ты куда это?! Что вообще за херня со всеми вами творится сегодня?!
— Я понял! — слышал он в ответ мой радостный крик. — До меня наконец-то дошло!
— Чего?! — лицо Роберта сморщилась от недоумения, смешанного с возмущением. Эрнест всего этого не замечал, шёл дальше и рассказывал свою историю.
— Она не Malice Mizer, — бурчал я себе под нос. — Их нет в «Salaro». А она — есть.
Я распахнул дверь музыкального магазина и увидел девушку в длинном чёрном платье.
— Эй, Эрнест, погоди! — послышалось с улицы. В «Salaro» было совсем мало людей. Не тот день недели, видимо, не то время, не тот район. Будь это пятница или суббота, часов пять вечера, где-нибудь в центре, или хотя бы ближе к нему, тогда народу было бы куда больше. Но главное, что она была там. А значит, это тот самый день, тот самый час, тот самый район. Это уже потом я узнал, что мы с Робертом и Эрнестом двигались в сторону железнодорожного вокзала, и магазин, в который я, чуть ли не крича «Эврика!», вошёл в тот день, оказался, соответственно, ближайшим к железнодорожному вокзалу. Где-то в получасе ходьбы от него. Зайди я в любой другой магазин, её бы внутри не оказалось. А тут вот она — стоит у полки с вывеской «90-е», держит в руках диск, что-то внимательно изучает. Я подошёл к ней. Она заметила меня только когда я оказался совсем рядом.
— А ты тут что делаешь? — спросила меня девушка в чёрном платье, вытащив из уха один наушник.
— I'm coming to find you, — ответил я, — if it takes me all night.
— Вот как! — она сразу повеселела и широко улыбнулась.
— A witch hunt for another girl, — добавил я.
Незнакомка понимающе кивнула, положила диск на полку и двинулась к другому ряду. А я про себя подумал: «And the smile and the shake of your head. And the smile and the shake of your head…»
— А если серьёзно? — она перебирала диски и почти не обращала внимания на внезапно возникшую мою персону.
— For always and ever is always for you, — не унимался я.
И в этот миг девушка в чёрном платье посмотрела на меня. Взгляд её больших, прекрасных и зелёных глаз был полон нежности. Из динамиков, висящих где-то под потолком, приглушённо доносилась музыка.
Много позднее, когда мы предавались ласкам в полумраке её комнаты, где пахло свечами, а на столе неизменно стояла ваза с гипсофилами, она будет вспоминать ту встречу:
— Ты возник из ниоткуда, и показался мне каким-то взбалмошным. Обезумевшим полубогом, пророком, которого только что посетило откровение. Меня это позабавило, заинтересовало. Но взгляд мой не был полон нежности, тут ты уже выдумываешь. Обычный взгляд, ничего особенного.
— Ну да-а-а!.. —
Она засмеялась и сказала:
— Нельзя наговорить в первую же встречу… ладно, во вторую… неважно. Главное, что нельзя наговорить девушке всяких милых глупостей и думать, что она тут же бросится тебе в объятья.
— Но ведь сработало!
— Да ничего подобного!
Я поцеловал её. Она ответила на мой поцелуй. И затем я спросил её:
— А ты не помнишь, что за песня играла в магазине в тот день? — спрашивал я её.
— Помню, конечно, — отвечала она. — Это была «Pitseleh» Эллиотта Смита.
— А разве не «Souvenir»?
— Не-е-ет! Ты что! В тот день «XO» целиком крутили. Да и вообще, у нас ведь любят Эллиотта Смита. Сам знаешь почему.
— Oh well, okay.
Когда я всё же перестал без конца цитировать Роберта Смита, мы вместе вышли из магазина. В руках девушка в чёрном платье держала диск с альбомом «If two worlds kiss» группы Pink Turns Blue. Она была довольна. И я тоже. Хотя ничего не купил.
Эрнест и Роберт, увидев меня, подошли к нам.
— Ты чего там пропал? — спросил явно возмущённый Роберт.
— Да я тут встретил кое-кого… — я посмотрел на девушку в чёрном платье. И Роберт посмотрел на неё.
— А-а-а, ну, понятно, — сказал он. — Не хочешь с нами побродить по городу? — спросил Роберт девушку. — Мы болтаем о всякой всячине и страдаем ерундой.
— Звучит, конечно, очень заманчиво. Но у меня тут альбом, который нужно послушать, — поджав губы, она подняла диск так, чтобы он видел. — Так что, ребята, как-нибудь в другой раз.
— Как знаешь, — ответил Роберт.
— Ну, пока, — сказала всем нам девушка в чёрном платье и направилась куда-то прочь.
Я не попрощался с ней, я лишь смотрел ей вслед. И как бы метался между прекрасной незнакомкой и моими друзьями. Роберт это видел, разумеется. И хлопнув меня по плечу, сказал:
— Да иди уже за ней, болван! Уйдёт ведь. Мы тебя тут подождём. Только давай недолго, — добавил он.
— Да-да! — радостно сказал я. — Я быстро! — и тут же помчался за девушкой в чёрном платье. За спиной я услышал слова Эрнеста:
— Парню явно не до нас.
В его низком голосе звучала добрая, отнюдь не едкая ирония. И я от этого тоже повеселел как-то, взбодрился.
— Погоди! — крикнул я девушке в чёрном платье. Она не оборачивалась.
«В наушниках», — подумал я и крикнул ещё громче. На спине я чувствовал взгляды моих друзей. Девушка по-прежнему не оборачивалась. Я догнал её, коснулся плеча. И лишь тогда она обернулась.
— Ты чего? — спросила она, увидев меня и сняв один наушник. Брови её были нахмурены, но глаза — неизменно прекрасны.
— Ты так и не сказала, как тебя зовут… — только и проговорил я.
Бледно-розовые губы девушки растянулись в лёгкой улыбке. Она задумалась. Раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но задумалась, уставившись куда-то вверх. И потом произнесла:
— Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Декламируя эти строки, она стала медленно пятиться. Я следовал за ней и сперва не находился, что ответить. Но потом нужные слова сами сорвались с губ моих:
— Well I wonder… — тихо произнёс я. И непринуждённо пожал плечами.
Она загадочно посмотрела на меня, слегка повернув голову, и сказала:
— Интересно, значит…
— Ага.
— Тогда нам нужен «памятный листок».
— У меня ничего нет.
— У меня тоже.
— И что же делать?
— Не знаю.
— А есть чем написать?
— Да.
— Тогда пиши прям здесь, — предложил я, натянув свою футболку, как холст.
Она посмотрела на меня, пытаясь понять, шучу я или говорю всерьёз287, затем взглянула на футболку, примеряясь и оценивая, насколько она подходит для того, чтобы что-то на ней написать288. И когда ей всё стало ясно, из маленькой чёрной сумочки девушка в чёрном платье достала чёрный карандаш — для подводки глаз, видимо, или что-то в этом роде — и написала на моей серо-голубой футболке своё имя: Ванесса.
И чуть ниже номер телефона: 732-498-53.
После этого она ушла, а я так и стоял там, как вкопанный. Смотрел ей вслед. Сердце моё замерло от восторга. Нельзя было пошевелиться, чтобы не нарушить волшебство момента — самого важного в моей жизни, как я тогда думал289. А в голове у меня тем временем без конца вертелись слова:
But I watch you like I'm made of stone
As you walk away
Ко мне подошли Роберт и Нести290, 291. Оба явно были навеселе.
— Так-так, — сказал Роба. — Ну и что тут у нас?..
— Кому-то явно повезло сегодня, — добавил Нести.
— Да он нас не слышит даже. Опять где-то витает.
— На сей раз у него, по крайней мере, есть оправдание.
— Эй, Эрик! Вернись на землю! Нам поговорить надо!
— Да-да, я здесь, я слушаю тебя.
Они оба рассмеялись, Роберт похлопал меня по плечу, затем приобнял и все вместе мы двинулись дальше, вниз по улице, отдаляясь от девушки в длинном чёрном платье по имени Ванесса.
— Сегодня, — сказал Роберт, — ты обрёл кое-что важное. Но, — добавил он, — это ещё не всё. И если нет больше на нашем пути хорошеньких девушек, которые будут исписывать твою футболку, то заткнись и слушай внимательно.
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Скорбная песнь истерзанной души» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
285
Вермиллион — город к западу от Ребеллиона. Население — 24 тыс. человек. До 1896 г (если я правильно помню). — Рохтианская провинция Гортусской империи. Одними из первых провозгласили свою независимость вслед за шествием «Весантовцев». Новое название получил из-за лозунга протестующих — «Верный миллиону, верный народу» (под «миллионом» имеется в виду предполагаемое число жертв императорского двора: тут речь не только об убитых, но и о посаженных в крепость Фрушанте, отправленных на каторгу и пр.; только вот потом стало известно, что на тот момент число жертв ещё не дотягивало до миллиона, а находилось на уровне примерно в восемьсот пятьдесят тысяч человек: если память мне не изменяет), — которые мазали лица кровью павших товарищей, раздевались догола, танцевали под музыку, напоминающую «Swamp Thing», и бросались в атаку на гвардейцев императора, увеличивая число жертв до того самого миллиона, о котором они (выжившие или менее радикальные участники протестного движения) постоянно говорили.
