Разлучившее наследство. Семейные истории

Наталья и Ольга Семеновы

Не говори, что ты знаешь человека, до тех пор, пока не разделил с ним наследство.Жили-были бабушка с дедушкой и были у них две дочери, сводные сёстры. Жизнь их катилась как у всех. И вот пришло время делить наследство…Наверно, нет ни одной семьи, которой не коснулась бы эта проблема. Ведь каждый человек втайне мечтает о наследстве.

Бабушка Таисья Кирилловна. Семья. 1920-е годы

Главным человеком в жизни Наташи всегда была бабушка Таисья.

Таисья Кирилловна, когда хлопотала по дому и занималась маленькой Наташей, нет-нет, да и вспоминала свою семью, в которой выросла. В те времена если Бог давал детей, то семьи в основном встречались большие, так и в её семье шесть сестёр и один брат Федор появлялись и росли друг за другом. Таисья родилась первой, и поэтому ухаживать за младшими привыкла с малолетства. Не всех, кого родила, матушка смогла поднять, но так уж получилось. Тасенька, старшая, всегда росла на подхвате первой помощницей матери.

В Касли, по тамошним меркам разросшийся рабочий поселок, их семья переехала из дальней деревни, когда Тася выросла и стала совсем большой девкой. В пятнадцать лет можно было уже начинать задумываться о взрослой жизни, но судьбу свою она встретила позднее, ещё целых два года водила хороводы вместе с незамужними девками.

Так получилось, что внешность Тасе досталась обыкновенная, от отца: коренастая, высокого роста, рыжеволосая. Другие пять сестер оказались в матушку — миловидные, темно-русые или черноволосые, тонкая кость, можно даже сказать, изящные, в общем, не очень приспособленные для крестьянской работы.

Таисья старалась об этом не думать и в зеркало часто не смотреться, не прихорашивалась то и дело, как ее подруги и сестры, когда стали подрастать. Времени на это не хватало, да и чего там такого можно увидеть-то, в этом зеркале?

Из своих сестер она выделяла наособицу двух — Прасковью и Евдокию, самых младших. Пашеньку любила за весёлый и покладистый нрав, та никогда не вредничала и всегда старалась помочь своей старшей сестре. Душенька, так все в семье звали Евдокию, самую младшую из сестёр, росла красавицей. Похоже, ей досталась вся красота матушки: тёмно-синие глаза, точёный носик, тонкие брови вразлет, белозубая улыбка, темно-русые волосы, высокий рост и тонкая кость — всё до капельки переняла от матери. Видимо, за двоих, за себя и за Тасю, получила Евдокия свою яркую внешность. В народе говорят, что если девчонка рождается очень красивой, то она может израстись, подурнеть. Да, так бывает, но это не коснулось Душеньки, она росла и расцветала на глазах с каждым годом.

Трех средних сестер, Анну, Марию и Александру, Таисья тоже любила, но по-другому. Может быть, потому, что когда они подросли, всегда держались друг друга и немного особняком. Видимо, чувствовали это особое отношение. Да и не слушались они её так, как две другие сестры.

Любимцем в семье у всех, конечно, считался Федор, последыш. Всё-таки появился в семье долгожданный сын! Рождались и до него сыновья, но не выживали, а этот смог, зацепился… Ему бы родиться первым, помощником отцу, а он выжидал, легкой доли себе выпрашивал — хорошо расти в семье младшеньким, все-то тебя любят, лелеют, все желания исполняют. Как в сказке…

В народе есть верная примета — девки замуж из семьи должны выходить по определенному порядку, по старшинству, и нарушать этот порядок нельзя. Особенно, если девок в семье много, не надо младшим тут вылезать вперед и перебегать дорогу старшим. В противном случае и у тех, и у других будут возникать в жизни серьезные препятствия.

По всем неписаным законам первой предназначалось покинуть родительский дом Таисье. Её родная матушка, конечно, помнила об этом, и тайно от дочери присматривала ей женихов. Сердце очень переживало за дочь, работящая и характер покладистый, а вот внешность… Но как говорится «с лица воду не пить», а женская судьба каждому предназначена своя.

Мужики в начале двадцатых годов прошлого века в России ещё водились, но революция и гражданская война основательно повытоптали когда-то стройные и крепкие их ряды.

— Кирилл, пришло время позаботиться о Тасе, — обратилась Екатерина к мужу. — Не делай вид, что тебя это не касается.

— А что я могу сделать? Пусть женихается, как все, по вечеркам бегает. Главное я для неё уже сделал, у неё дом есть, как у старшей. Дом этот завещала мне моя сестра, и я его отдам Тасе.

Этот дом, который достался в наследство Таисье, имел свою историю. Им Кирилл Афанасьевич, отец, очень дорожил, принадлежал он его родной старшей сестре, Серафиме, разница в годах у них насчитывалась немалая — аж семнадцать лет. Кирилл Афанасьевич сам родился последышем, как и их с Катериной младшенький, Федор. Поднимала Кирилла Серафима, как старшая сестра, потому что матушка их рано ушла из жизни. Отец вскоре привел в дом новую жену, отношения с которой у Серафимы не сложились. Та всегда жила на особицу, потому что знахарила, в травах, заговорах, гаданиях ей в округе не было равных. Жизнь Серафимы сложилось одиноко, с мужем она прожила всего пять лет, он сгинул на охоте, не отпускала она его на ту охоту, умоляла не ходить, но не послушался он жену, поступил самовольно. Дети, которые у них рождались, тоже больше года не жили, всех Господь забрал.

Серафима, сестрица, первая переехала в Касли из их родной маленькой деревеньки, приглядела брошенный дом в проулке у кладбища, и стала его полноправной хозяйкой. Начала потихоньку помогать людям. Со временем переманила своего любимого младшего брата со всем его многочисленным семейством в Касли. Тася всегда дружила с теткой, когда Серафима почувствовала приближение конца, она позвала к себе брата с его старшей дочерью. Долго держала ту за руку и что-то нашёптывала. Дом у кладбища она завещала Таисье, так и договорилась об этом со своим братом. Сестра поставила условие, что племянница переберётся в него, как только выйдет замуж. Так что, когда Кирилл пристраивал свою старшую дочь замуж, он выполнял и своё обещание, данное любимой сестре.

— Дом — это хорошо. Да ты лучше поменьше ей поручений по хозяйству давай. А то чуть что — Тася сделает.

— А я не виноват, что у нас с тобой одни девки народились, с ними каши не сваришь, и дел больших не наделаешь.

— Ты Бога не гневи. Смотри, какие у нас девки хорошие получились, да и сыночек нас радует.

— Ладно, Катя, не переживай. Выдадим Тасю замуж первой, как положено.

— Надо сделать всё по чести. Ты к парням-то, которые вокруг, присмотрись, вдруг что-то и выгорит.

Время от времени Катерина вела такие разговоры с мужем. Ему они не нравились, а её успокаивали, она как бы перекладывала свои печали о дочери на плечи мужа, всегда крепкие и надежные.

И всё-таки первой вышла замуж Таисья, как положено. Познакомились они с Михаилом, её будущим мужем, на покосе. Тася кашеварила на дальних семейных покосах, помогая отцу. В её обязанности входило, конечно, не только приготовление еды, без горячего-то немного начертоломишь во время страды. Вскипятить чай на костровище, сварить маломальскую похлебку, а если подфартит и удастся разжиться рыбкой, то и уху, запечь картошки, собрать вовремя полдник из запасов, привезенных из дома — всё это делала старшая дочь на покосе. Во время страды они жили с отцом в шалаше по несколько дней. При первой возможности Тася бежала помогать тяте, как звала она своего отца, переворачивать свежую кошенину, чтобы подсыхала, подгребать готовое сено с небольших перелесочков и полянок, метать маленькие копёшки, а если потребуется, и большие зароды.

В то лето трава уродилась на славу, и вдвоем с отцом они не справлялись. Подмоги из дома не предвиделось, там одно бабьё осталось, да еще и мал мала меньше, Федор пока не в счёт. Поэтому отец решил нанять на неделю помощника, молодого парня, которого он присмотрел у своего знакомого с соседней улицы. Племянник приехал к тому из дальней деревни, чтобы тоже помочь дядьке на покосе, да и самому немного развлечься, посмотреть на большие разросшиеся Касли.

Ничего так не объединяет людей, как общее дело — работа. Хочешь узнать человека, обязательно поработай с ним вместе, и всё сразу про него станет ясно. Парень выглядел жилистым, коренастым, волос светлый, местами с рыжа. Они с Таисьей даже казались чем-то похожими друг на друга. Михаил, увидев девушку, сначала удивился, что девка помогает отцу, а затем сразу же впрягся в общую работу от заката и до позднего вечера.

Первый день покоса молодёжь почти не разговаривала, только изредка бросала друг на друга взгляды украдкой. Тася делала это с опаской, как бы отец чего не подумал, да и Михаил тоже. Но парень приглянулся ей сразу же — свой, работящий, не болтун, рядом с ним она чувствовала себя спокойно и уверенно.

Как ни крути, а помощник по покосе — посторонний человек всё равно, особенно это стало ясно, когда подошел к концу их первый трудовой день, и пришло время укладываться спать. Шалаш на покосе Кирилл Афанасьевич когда-то соорудил большим и удобным, в нём для ночевки могло поместиться несколько человек. Но одно дело, когда они все из одной семьи, а тут, нате вам — посторонний молодой парень и девка на выданье. На удивление хозяина выход предложил именно Михаил, оказывается, он умел не только хорошо работать, но чего-то кумекал и по жизни:

— Ночи стоят теплые, я могу переночевать и на свежем воздухе, мне даже так лучше будет. Укроюсь потеплее, если вдруг похолодает к утру.

— Ты не смотри, что днём жарко. Ильин день только прошел, купаться уже нельзя, значит, и утренники дадут о себе знать, — возразил Кирилл Афанасьевич, и тут же предложил: — Мы тебя у входа устроим, ничего, все уместимся.

Тася, услышав разговор, она в это время прибиралась после ужина у костровища, сооруженного недалеко от шалаша, и подумала:

«Всё равно народ будет болтать, особенно бабы — в одном шалаше ночевали девка и парень. Ну и пусть чешут языками, мне-то что».

Неделя на покосе пролетела незаметно, в тяжелом труде. С приходом Михаила дело пошло шибче, мужики поставили несколько копёшек и больших зародов. Таисья видела, что тятя доволен не только заготовленным в хорошую погоду сеном, а чем-то еще…

За эту неделю Михаил и Тася не особо и разговаривали друг с другом, разве что перекинулись несколькими словами, да и то по делу. Девушка, занимаясь своими женскими делами, погружалась в свои мечтания и немного отстранялась от того, что происходило здесь и сейчас. Иногда она даже потихоньку напевала, что совсем на неё не походило. Дружбу с девушками своего возраста Таисья почти не водила, всё время её уходило на работу по дому и на младших сестер. Как бы хотелось ей пошептаться со своей ровесницей, поделиться сокровенным, посплетничать и посмеяться над этими странными и непонятными парнями.

Неделя промелькнула быстро, временная «бригада» вернулась домой. Михаил получил за работу оговоренное вознаграждение и вернулся в дом своего родственника на соседней улице. Пути Михаила и Таисьи никак не пересекались, и ей стало казаться, что никакого покоса не было и в помине. Правда, однажды ей почудилось, что мимо дома, когда она случайно выглянула в окно из-за занавески, какой-то молодой парень, очень похожий на Михаила, прошелся несколько раз, посматривая на окна. И ещё Тася стала вдруг замечать внимательные взгляды матушки, которая как будто бы приглядывалась к ней и смотрела на старшую дочь со стороны.

На самом деле, Тасе это не показалось. Дело в том, что Кирилл Афанасьевич после возвращения с покоса, когда рассказывал жене о делах там, обмолвился и о Михаиле.

— Вы, бабы, несмотря на вашу болтовню, оказывается, иногда бываете и правы.

— Ты о чём сейчас?

— Я о твоём совете присмотреться к парням вокруг. Ты ведь понимаешь, что в помощники молодого парня я пригласил не случайно. Я мог бы вполне справиться и без него.

— Я подумала об этом, когда ты объявил о помощнике в этом году, но побоялась говорить тебе, чтобы не сглазить.

— Вечно вам, бабам, мерещится непонятно что. А я ведь удочку Мише закинул…

— Это какую удочку?

— Между прочим, сам додумался, без твоего совета. Тася у нас старшая в семье среди детей, и ей уже готов дом в приданое.

— Это ты хорошо придумал. Я слышала, что парень этот из дальней деревни, и ему захочется перебраться в наши большие Касли.

— Понятно. Значит, вы своими бабскими языками чешете без умолку, всё уже успели обсудить. Ты ведь знаешь, я этого не люблю.

— Точно тебе говорю, Кира, не я начинала, я только слушала.

— Ладно, верю. Надо же и вам чем-то заняться, — с усмешкой ответил муж.

В России свадьбы во все времена было принято устраивать по осени. А что, в этом есть здравый житейский смысл: логическое завершение осеннего хозяйского круговорота, зимняя передышка для устройства семейных дел и, наконец, появление новых детишек к весне. Ведь им лучше всего набираться силёнок весной и летом, они еще понадобятся, чтобы пережить первую зиму в их только начавшейся жизни.

Всё-таки случай позволил встретиться Михаилу и Таисьи, прежде чем парень решил вернуться к себе домой в деревню. В Каслях на каждой улице обычно вырыто по несколько колодцев, которыми пользовались все жители, в огородах их тоже рыли, но почему-то меньше. Причем вкус воды из каждого колодца получался свой, вода почти сладкая, вода с привкусом трав, без всякого вкуса… Встречались колодцы, из которых воду любили брать все, и один из таких колодцев, на счастье Таси и Миши, как раз и находился напротив дома, где остановился парень. Матушка отправила Тасю за водой именно к этому колодцу, конечно, не случайно. В те времена ходили за водой только женщины.

— Тася, голубушка, сходи-ка ты за ключевой водой на соседнюю улицу. Сегодня будем баню топить, хочу поставить большой самовар, чтобы всем почаёвничать с охоткой и побаловаться сладкой водицей.

— Матушка, так водой вёдра полнёхоньки, я с утра на наш колодец ходила.

— А ты не поленись, еще сходи, пригодится; да и чай из неё ароматнее и вкуснее получается.

Таисья, не подозревая о намерениях матери, тут же отправилась выполнять поручение.

Девки в те времена, а шёл третий год после революции, за своей внешностью особо следили, если отправлялись на люди, а здесь, на соседнюю улицу, тоже надо прихорошиться. А это обязательно свежая верхняя юбка, хорошо бы подкрахмаленная, цветастый передник, ну а уж про кофточку и говорить нечего — если светлая, то подсиненная, если цветная, то подкрахмаленная. Головка, конечно, причёсанная и с красивым гребнем. Замужняя баба непременно ходила в платке, девка на выданье платочек тоже должна иметь, мало ли пригодится, но носили его перекинутым через плечо.

Каслинские улицы соединяются между собой проулками, на которые в основном выходят огороды. Правда, могут попасться один-два дома, поставленные между длинными грядами картошки. Идёшь по проулку, и понимаешь, что за тобой никто не наблюдает из окон домов, потому что в проулках домов мало, да и возможность встретиться с попутчиками — очень мала.

Именно в таком безлюдном проулке и встретились Таисья с Михаилом, когда она уже возвращалась домой с ведрами, полными ключевой водой.

— Тася, здравствуй, еле тебя догнал, — неожиданно услышала девушка знакомый голос за спиной, когда поднималась вверх по каменистой дороге, пройдя уже почти половину проулка.

— Ты напугал меня, — от неожиданности она расплескала воду из вёдер. Тася остановилась.

— Я ремонтировал ворота у дома, и увидел тебя у колодца, он же стоит прямо напротив дядюшкиных построек.

— Чего сразу не подошёл? — спросила Таисья, посмотрев на парня.

— У колодца как всегда бабы крутятся, и с нашей улицы тоже. Не хотелось, чтобы на нас пялились, а потом все косточки перемывали.

— Да судачить особо не о чем, вроде бы, — усмехнулась девка.

— А тебе бы хотелось?

— Да… — После некоторого замешательства прозвучал ответ.

Михаил подошел вплотную к девушке, молча снял два ведра с коромысла, поставил их на землю, подхватил налету упавшее коромысло, сунул себе под мышку, и крепко поцеловал Таисью…

Свадьбу сыграли после Покрова. Вообще-то эта дата, 14 октября, в жизни Таисьи часто появлялась. Тася это не сразу поняла, ей потребовалось прожить много лет, и пережить многое, прежде чем эти совпадения пришли ей в голову, и заставили задуматься.

Родившись в православной семье, Таисья с малолетства обращала свои взоры к иконе этого Праздника. Это уже потом, став взрослой, она осознанно просила, обращаясь к Богородице. «…умиленно глаголем, покрой нас честным Твоим покровом, и избави нас от всякого зла…». Сначала Тася проговаривала эти слова потому, что так делали взрослые, она просто повторяла за ними. Но потом начала вкладывать какой-то особый, свой личный смысл в эти слова, искренне надеясь на избавление от зла и счастливое развитие событий. Ведь счастья хочется всем…

Народу на свадебное гуляние собралось не так много, конечно, на то имелись свои причины. Ведь Михаил был родом из других мест, и к нему смогли приехать не шибко большое количество сродственников. Времена, а прошло всего три года после революции, стояли ещё голодные и смутные, попробуй, накорми такую ораву, да ещё и угости со свадебным размахом. Но всё равно, все постарались — ведь первой выдавали, как положено, старшую дочь. Гуляли несколько дней, Михаил и Таисья выглядели очень счастливыми.

Молодые сразу же поселились в доме, предназначенном Таисье в качестве приданого. Дом стоял на той же улице, что и родительский, но на самом углу проулка. Окна его выходили на улицу и в проулок. Дом имел одну особенность — из окна кухни виднелось кладбище. Но человек устроен так, что ко всему привыкает быстро. Уже через пару месяцев молодые хозяева даже не замечали траурных процессий, которые постоянно шествовали мимо их дома, они стали частью их обычной жизни, которая закрутилась и стала отмерять положенные события.

В последний день июля Таисья родила крепкую девочку, очень похожую на мать, и назвали ее Нина. Часто у младенцев через несколько месяцев после рождения меняется цвет волос и глаз, а эта обозначилась миру сразу — своими рыжими волосами в мать, серо-голубыми глазами и веснушками. Эта рыжуха потом всю жизнь занималась выведением веснушек со своего лица, но без особого успеха.

Нина росла послушным и здоровым ребенком, не доставляя больших хлопот матери, которая ушла с головой в домашние женские хлопоты. Семью кормил Михаил. Для этого ему приходилось пошевеливаться, а значит, браться за всякую работу, которая подворачивалась под руку.

Начал он с того, что попытался устроиться на завод. Завод славился каслинским литьем еще до революции, знаменитый павильон литья, представленный в Париже на выставке, отливали именно в Каслях. Но за годы, которые потрясли монархию, завод явно захирел, и рабочих требовалось на него всё меньше и меньше, да и тех отбирали. В число счастливчиков Михаил тогда не попал, хотя поначалу он этому даже обрадовался — не хотелось ему чертоломить в подсобных рабочих, привык на свободных крестьянских хлебах.

— И чёрт с ним, с этим заводом, Тася, — в сердцах говорил Михаил, вернувшись домой. — Что я, здоровый мужик, не найду, куда руки приложить?

— Ты, Миша, не фронтовик, тебя поэтому и не взяли, — предположила Таисья. — На завод в первую очередь их берут, им с фронтовиками сподручнее.

— Пожалуй, ты права. Повезло, спасибо матушке, родила меня вовремя, что не угодил в эту военную мясорубку, ни в мировую войну, ни в гражданскую.

— Бабы рассказывают, что появились рыбные артели, мужики вместе сбиваются, чтобы прокормить свои семьи.

— Да, вокруг Каслей столько водищи, значит, и рыбы должно быть много. Обращусь-ка я к дядьке, он подскажет.

На этом они и порешили. Работа в артели оказалась не такой простой, как виделось Михаилу. Хотя рыбу старались добывать круглый год, зимний лов случался не очень богатым, но в остальное время бывало и повеселее: щука, карась, чебак, лещ, окунь, ёрш, а также налим, рипус, сиг, елец, корюшка, линь и плотва — постоянно попадались в сети. Летом ставились ловушки и на раков. Тут очень много зависело от погоды, она и определяла удачу рыбаков.

Михаил попал в артель, которая добывала рыбу на озере Большие Касли. Вода здесь чистая, прозрачная, глубина небольшая — от пяти до девяти метров, иногда там можно видеть, как рыба резвится недалеко от берега.

Рыбацкий труд — тяжёлый, здесь опасность может возникнуть в любой момент, В зимнее время — это холода и ветра, которые особенно пробирают на открытых замерзших ледяных просторах, летом — слишком частые мощные грозы, раскаты которых громогласно прокатывались от неба до земли и далеко окрест, а ветвистые электрические разряды протягивались с небес на землю и загоняли людей в укрытия домов. Только рыбакам было некуда деваться, они просто вжимали голову в плечи, молились и ждали окончания световой феерии. Грозы всегда случались после жаркой, солнечной и безветренной погоды. Часто это природная какофония начиналась сухой грозой с неожиданным появлением шаровых молний, маленькие шарики оранжевого и желтого цвета могли возникнуть даже дома, в закрытом помещении, а заканчивалась гроза проливными дождями. Особенно в это время люди боялись сквозняков, ведь он мог втянуть в дом шаровую и даже ленточную молнию. Южный Урал и зимой и летом показывал человеку, что не всегда человек главнее и сильнее природы.

Осенью, после Покрова, когда Ниночке шел уже третий годик, Михаил заболел. Сначала вроде просто простыл, вернувшись с богатым уловом, который удивил мужиков под занавес осеннего рыбного сезона.

Среди многокилометровой площади озера тут и там попадались острова, они тянулись каменистыми грядами, покрытыми редкими зарослями кустарников, возникая неожиданно из воды и напоминая о том, что есть на белом свете не только вода, но и твердь земная. Рыбе, похоже, нравилось водить свои хороводы вокруг этих островов. В этот раз мужикам ловилась не только привычная рыбная мелочь, а попадались даже благородные рипус и сиг, елец и линь, причем в неожиданно больших количествах. Рыбаки радовались — хороший улов под занавес сезона окажется очень кстати до зимней рыбалки, будет, что продать и накормить свои семьи.

«Простыл и простыл, мало ли как бывает, подумаешь, ерунда какая. Схожу в баню, попарюсь березовым веничком, выгоню эту заразу, и дальше пошёл!» — думал Михаил, когда вернулся домой после последнего осеннего удачного улова, натужно кашляя.

Как обычно, дома его ждала хорошо протопленная баня. Распаренные заранее березовые веники наполняли одуряющим ароматом и предбанник, и, самое главное, саму баню, отмытые щелоком заботливой Таисьей.

Когда-то, в старые времена, по всем Каслям бани топились по-чёрному. В них печка, сложенная чаще всего из больших камней, не имела дымовой трубы, поэтому дым от неё выходил внутрь бани, под потолок. По этой причине сажа и копоть на стенах и потолке окрашивали все вокруг в черный цвет. Дотронулся нечаянно локотком или уже отмытым телом — и готово, отметился сразу «черной меткой».

Но привычка на бани по-белому прижилась быстро. Неленивые хозяева, подглядев друг у друга, складывали совсем другие печки. Их уже сооружали более аккуратно, без щелей, и печь обязательно имела дымовую трубу. И сразу же стены, потолок, печка перестали покрываться копотью. К хорошему человек привыкает быстро — можно было додуматься и раньше.

Таисья любила собирать травы с измальства, к этому её приучила еще матушка. Ходили они за ними весной и летом, сушили на сеновале, хранили в чулане и амбаре. Аккуратными пучками травы висели в разных уголках подсобных построек. Молодая хозяйка любила заваривать свои травки в глиняной крынке и оставлять их на лавке в уголке бани, вдруг захочется испить травяного чая в конце помывки.

В этот раз сердце Таси почему-то сразу же ёкнуло, как только она услышала, как кашляет муж. Ночью, после бани, у него поднялась температура, всеё его тело горело, и он даже бредил во сне, выкрикивая время от времени очень сердито:

— Сядь на другой край, а то перевернёмся!

Дочку Тася положила в горнице, а сама всю ночь провела около Михаила, которого положила на лавку, рядом с русской печью. Сухое тепло русской печи должно по её задумке, помочь ему, вытянуть жар из заболевшего тела.

Муж провалялся больным целую неделю, что на него совсем не походило. Кашель, температура, сильная слабость… Банки на спину и грудь, травы, горчичники, мёд, горячее молоко, нутряной жир — Таисья перепробовала все, что могла. Ей пришлось даже обратиться в местную больницу после осмотра больного фельдшером. Диагнозов ему наставили множество: простуда, бронхит, воспаление легких, и лечили от них. Но Михаил никак не мог встать на ноги, потерял аппетит, похудел, и главное — все время кашлял. В общем, квелился, как говорили в Каслях.

О работе тоже не могло быть и речи. Семья перебивалась старыми запасами, помогали родители Таисьи. Ей пришлось особенно тяжело в эти дни, да и душа вся исстрадалась за мужа. И на ней оказалось всё домашнее хозяйство, да и маленькая дочь тоже требовала внимания.

Осень и зима пролетели быстро, а к весне Михаилу поставили страшный диагноз — туберкулез. Врачи говорили, что вероятно начало легочного процесса, по тем временам — это почти приговор. Туберкулез тогда не лечили, особенно в маленьких поселках, просто рекомендовали усиленное питание. Так что, если болезнь привязалась, попробуй, побори её.

Таисья все-таки надеялась, что за весну и лето муж сможет преодолеть болезнь. В это время она часто и усиленно молилась, уповая на чудо. Но его не случилось — к Покрову мужа не стало. Теперь, когда она выглядывала в окно на кухне, у неё перед глазами находилось не просто кладбище, а то самое место, где упокоился её Миша.

Всё время, в течение которого Тася ухаживала за больным, она ни разу не задумалась о том, что сама может заразиться и заболеть. А вот о дочери своей она беспокоилась, и старалась её оберегать, особенно в последнее время, осенью.

К зиме, после похорон, Таисья начала покашливать сама. У неё тоже признали туберкулез. Она делала все, что ей говорили врачи, но понимала, что они не боги и всё будет зависеть только от неё, от её организма. Вдобавок к их назначенным лекарствам молодая женщина начала пить свои травяные сборы, а потом и детскую мочу Ниночки, на свой страх и риск.

Она с ужасом ждала весны, опасаясь такого же развития болезни, как у мужа, но случилось по-другому — процесс в лёгких остановился, и она пошла на поправку. Она часто вспоминала, что мужу она тоже предлагала лечиться мочой, но он, попробовав, не смог её пить и отказался. А вдруг бы ему помогло?