Сокровища Пейрана

Наталья Щёголева, 2022

Рауль де Пейран появился в родных краях только для того, чтобы поднять из инвалидного кресла своего бывшего опекуна. Он может это сделать, но только при условии, что скроет лицо за маской и изменит имя, такой непростой след оставили события десятилетней давности. Тогда граф де Розаэль и его дочери, Жанна и Диана, отреклись от Рауля. Теперь пришло время этим сложностям разрешиться, и неожиданная помощь пришла в лице синеглазого юноши, которого израненным нашли в реке…К этой встрече Рауль и Жанна, Диана и Андре пришли через страшную боль, но сейчас всё как будто тихо, можно перевести дух, присмотреться друг к другу, снова обрести силу мечтать, но чтобы воплотить мечты в реальность, им всё-таки придётся дать прошлому бой.События разворачиваются в альтернативном фэнтезийном мире, общественный строй которого соответствует примерно XVII веку Западной Европы.Эта книга входит в цикл Лаганы.

I. Глава 18. Предыстория.

Андре сидел на бревне около хижины Жофрея, и со стороны могло показаться, что он любуется закатом, который сегодня и правда был необычайно красочным. Рваная облачная пелена полыхала всеми возможными оттенками от жёлтого до алого цветов. Словно не желая уступать облакам пальму первенства в создании этого живописного полотна, небесная гладь, проглядывающая то тут, то там, тоже окрашивалась то в ярко синий, то в молочно-голубой цвета. Но все эти старания матушки природы оказались тщетными, по крайней мере сегодня, сейчас, Андре не мог любоваться этим изысканным полотном.

Его мысли метались от одного события этого длинного дня к другому, и занимали всё его внимание…

Они с Брантом всё-таки предприняли попытку лечить таким странным необъяснимым способом и самого графа де Розаэль. Правда пока было трудно сказать однозначно каким получился и ещё получится эффект от этого лечения. Им удалось снять боль графа, вот только после этого граф де Розаэль вдруг сильно расстроился. Андре готов поклясться, что видел в глазах отца Дианы слёзы!

Да, сразу после этого лечения граф всех прогнал и отказался от завтрака. Что за этим последует в будущем, остаётся только гадать. Брант предложил не тратить на это время, граф сильный человек, значит, он справится с тяжестью так необходимого сейчас покаяния. Покаяния? Почему Брант рассудил именно так? В чём графу каяться? Нет, ну за такую долгую жизнь наверняка найдётся что-то, о чём станешь горько сожалеть. Но… это что-то как-то связано с сегодняшними событиями! Или нет?..

Ночное бдение у кровати бедолаги повара дало свои плоды, уже к завтраку он появился на кухне, заявив, что он в состоянии присмотреть за готовкой, и намерен никому не дать спуску. Его страшно уставшая от всех этих переживаний жена лишь громко ругалась на него, но на самом деле была безмерно счастлива видеть мужа снова на ногах и таким деятельным.

Диана вышла проводить Бранта, Агнес и, конечно же, Андре. Кланяясь ей, Брант тихо попросил сегодня не приезжать к ним, мол лучше ей сегодня побыть с сестрой и отцом, а у них с Андре есть неотложные дела. Диана смиренно кивнула, а взглядом обещала Андре быть завтра. Да-да, они обязательно встретятся завтра!

А сегодня… Много неотложных дел? Им отдали коляску, и прежде всего они отвезли домой Агнес. Брант заявил, что до завтрашнего утра обязанности сиделки принимает на себя, и добрая женщина не возражала, ведь все эти треволнения ночи и поездка в Розаэль вконец измотали её, ей был жизненно необходим отдых. Андре уже открыто посмотрел на Бранта, мол почему бы и ей не дать «испить из того же жизненного источника», откуда они сегодня черпнули не только для себя, но и для Розаэлей. Но Брант отрицательно качнул головой, а позже объяснил свой отказ, как и всегда, ясно и туманно одновременно:

— Не волнуйся за неё. Ей тоже перепало от твоей щедрой раздачи, она в полном порядке, а эту песню про усталость спела только для того, чтобы оправдать моё желание побыть сегодня наедине с тобой. Агнес мудрая женщина. Она всё поняла правильно.

— Наедине?.. — Андре очень удивился.

Это прозвучало, когда они ехали на коляске по берегу Тарна, конь Бранта бежал позади, солнце весело расписывало лица бисером теней и солнечных зайчиков, которые озорными стайками выпархивали на них из-под кроны деревьев. Да, после недавней бури умытая природа ликовала и отчаянно требовала от всех населяющих этот мир живых существ разделить эту радость. Вот только Брант упорно не поддавался, и это не могло ускользнуть от внимания Андре. Он расправил плечи, вздохнул полной грудью и, поскольку его друг пока не спешил начать разговор, рискнул сам поинтересоваться:

— Жофрея тоже сегодня ожидать обратно?

— Тоже? — поймал это слово Брант, — Ты ещё кого-то ждёшь? Ты должен знать, я настоятельно просил Диану сегодня не приезжать к нам.

— Да, я знаю. Но ведь приедет Гийом Сойе, возможно, не один. Верно?

Брант подарил другу удивлённую улыбку:

— Почему ты так решил?

— Ты не стал бы отказываться от услуг Агнес, если бы не хотел оставить её в неведении некоторых своих дел, — Андре, не мешкая взялся объяснить ход своих умозаключений, — Она обязательно приметила бы, как к тебе обращается Гийом Сойе… Я видел, как ты отправил письмо голубиной почтой… кому, если не ему?.. Ведь внешняя почта здесь отправляется только через замок.

— Ты умный, наблюдательный человек. Хорошо. Это нам очень пригодится… — и Брант чуть прикрикнул на коня, заставив того повернуть прочь от реки, — Грядут большие перемены… Ты любишь Диану. У тебя сейчас нет иной жизни, кроме нашей общей, так что… Нам вместе придётся спасать Розаэлей от большой беды. Не возражаешь?

Андре с готовностью кивнул и стал совершенно серьёзным:

— Это как-то связано с этим глубоким обмороком Жанны? Она чего-то страшно боится?

Брант удовлетворённо кивнул:

— Да, верно…

— Так говори же! — начал терять терпение Андре.

В ответ Брант сокрушённо качнул головой:

— Ты молод и горяч… А в этой истории есть, и ещё какое-то время будет, много тайн.

— Уверен, я могу хранить секреты!

— Да, думаю, да… Вот только я не знаю, с чего начать посвящать тебя в них. Изложить краткую версию событий, или всё-таки погрузиться в детали?.. Ладно, у нас есть какое-то время до появления Сойе, так что начну издалека…

Брант тяжело вздохнул и решился:

— У меня есть брат… кузен… больше, чем просто кузен. Видишь ли, наши с ним родители являлись друг для друга братьями и сёстрами, точнее, наши матери сестры очень похожим друг на друга близняшки, а отцы погодки. И родились мы с ним почти одновременно, он опередил меня лишь на пару часов. Говорят, у нас с ним разительное сходство.

— Говорят?

— Да, я не могу судить об этом самостоятельно, так как мы с ним не виделись. Точнее виделись только в глубоком детстве, до пяти лет. К тому времени наши семьи уже приняли и узаконили занятное решение — так как он сын старших брата и сестры, он унаследует титул маркиза и станет называться Филиппом маркизом де Лярок, а я соответственно приму графский титул. Это позволило не дробить имения.

— Но это не повод не видеться? — усмехнулся Андре.

— Да, верно, — вздохнул Брант, и Андре уже в который раз удостоверился, что, несмотря на солнечный день, на душе Бранта очень пасмурно. Объяснение тому последовало тотчас же, — Нас разлучили, как я и сказал, когда нам было по пять лет. Родители Филиппа погибли при весьма странных обстоятельствах. Сначала они исчезли, а спустя месяц были найдены мертвыми, причём со следами пыток на телах. И тогда возникло их завещание, ошеломившее моих родителей, опекунство над Филиппом было доверено графу де Грезьяк. Чтобы ты понимал, он отвергнутый воздыхатель сестёр Вэнло, дочерей графа де Пейрана, сначала он добивался руки старшей, потом младшей, но был отвергнут обеими…

Брант тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ:

— У моих родителей не было ни малейшей иллюзии на его счёт, и отдать ему племянника они отказались. Более того, мой отец обвинил Грезьяка в гибели родителей Филиппа. Обвинение было выдвинуто публично, сгоряча, и вылилось в дуэль моего отца и Грезьяка. Отец пронзил правое плечо того гада, в ответ получил лишь маленькую царапину, но… Шпага Грезьяка был отравлена, отец умер через пару дней. Его последней волей был приказ, отданный жене, срочно брать сына и мчаться в Пейрана, под защиту крепких стен нашего замка. Филиппа к тому моменту гвардейцы герцога Орландского забрали и передали Грезьяку. Мама отказывалась оставить племянника на волю врага, но… Всё-таки уступила настоятельной просьбе умирающего мужа. Из Фонтэнжа она смогла выбраться только титаническими стараниями правой руки отца, Рене Сойе, и ценой жизни четырёх наших лучших гвардейцев. Как маме и Сойе при этом удалось вывезти и тело моего отца, я даже не представляю. Он был похоронен в фамильном склепе Вэнло.

— Был? — поймал его на слова ошеломлённый Андрей.

— Не спеши… — Брант тяжело вздохнул и пару минут они ехали молча, наконец, Брант нашёл силы продолжить, — Уже будучи в Пейране мама смогла через доверенных лиц узнать, что её сестра и зять захоронены с почетом в храме замка де Лярок. Что Филипп окружён заботой, живёт в достатке, тепло принимаем во всех лучших домах Фрагии и скоро был определён королевским пажом. Все без исключения доверенные лица, привозя такие новости, советовали маме закончить траур и вернуться в Фонтэнж, не лишать сына блестящего будущего. Но она была неумолима. «Только в Пейране мы можем быть в безопасности, сынок!» — не уставала она повторять и так, нехотя, воспитывала меня в страхе перед окружающим миром. Мы общались только с Розаэлями, и ещё не больше десятка раз выбирались в Ротард, только по каким-то исключительным случаям…

За этим незатейливым по форме, но очень сложным по содержанию рассказом друзья добрались до хижины Жофрея. Их встретил радостный Пират, скоро стало ясно, что хозяин этого убежища всё ещё отсутствует. За хлопотами о конях, о еде прошло какое-то время, недолгое, так как в замке Розаэль им дали с собой кое-какие угощения, потом и семья Агнес снабдила Бранта солидным запасом готовой еды, многое можно было есть холодным, остальное требовалось лишь слегка разогреть.

Брант решил накрыть в доме. Ему очень хотелось снять маску, понял Андре. Прошло чуть меньше часа, когда они расположились рядом за небольшим столом. Брант и правда снял маску, превратившись в Рауля, и взялся кормить Андре, а за одно и продолжил свой рассказ:

— К чему, собственно, я решил посвятить тебя в эти скорбные детали своего прошлого? — грустно улыбнулся Рауль, — Пожалуй, надо было придерживаться краткой версии. А то вот никак не дойдём до главного… Ладно… Так, о чём это я? Да, вспомнил… Мама тяжело заболела, когда мне было четырнадцать. Чувствуя скорую смерть, она посвятила меня в страшную тайну рода Вэнло. Оказалось, что легенда про огромные сокровища наших предков не миф, а реальность. Мама показала мне расположение нашего фамильного клада, завещала касаться этих денег только в случае крайней нужды, потребовала не забывать, что половина принадлежит Филиппу, и я, когда сам сочту необходимым, должен буду передать брату эту половину. А после… Мама скончалась. Даже Жофрей был бессилен удержать её в мире живых.

Брант поднял бокал вина, подержал, но пить передумал, тяжело вздохнул и снова вернулся к своему рассказу:

— Моим опекуном стал граф де Розаэль. Вот так у меня появилась возможность видеть Жанну едва ли не каждый день, и это сильно облегчило моё расставание с мамой. Мы с Жанной уже тогда самозабвенно любили друг друга, не мыслили своего будущего друг без друга. Но, несмотря на всё радушие, с которым граф де Розаэль принимал меня в их доме, нашему союзу он открыто противился. Сначала речь была о том, что мы слишком молоды. Потом, что он не видит зятем человека, который опускается до целительства. Потом… Много разных отговорок возникало. Стоило нам разбить, преодолеть одну из них, он изобретал новую. Я сватался с Жанне пять раз. Уже собирался посвататься в шестой раз, когда вдруг с Пейране случился страшный пожар. Рене Сойе подозревал, что это был поджог, но никого конкретно за руку не поймали. Так что ты, друг, понимаешь, что причина для очередного отказа возникла сама собой, мол не может граф отдать любимую дочь замуж за погорельца. Помню, тогда я рассердился не на шутку, мы впервые по-настоящему поссорились, я едва не обвинил графа де Розаэль в этом поджоге, просто чудом удержался. Итогом того спора стало пари — он отдаст Жанну мне в жены, если я восстановлю замок за три месяца. Как ты можешь уже догадаться, я черпнул из фамильной сокровищницы и выполнил свою часть уговора.

И тут вдруг Рауль горестно рассмеялся, вот только в этом смехе Андре послышались отголоски рыдания. Но да Рауль успокоился быстро, перевёл дыхание и вернулся к своим горьким воспоминаниям:

— Уже шли последние косметические работы, я готовился пригласить Розаэлей для проверки, когда получил письмо из Фонтэнжа от Филиппа де Лярок. Он сетовал на долгую разлуку и очень просил срочно приехать, мол попал в беду, и только я могу помочь. Конечно же, мне вспомнилась клятва, данная маме, не бросать брата в беде, и я отправился в Фонтэнж…

Тут вдруг Рауль резко встал, подошёл к окну и там замер. Его молчание грозило затянуться, но… нет, Рауль заговорил снова:

— На меня напали в землях Воламбаров, убили всех моих людей, а меня… Я стал пленником графа де Грезьяк.

— Убили?! Пленником?!! — уже готовый услышать что-то подобное, Андре всё-таки вскинулся, подался ближе.

— Да, друг. Так в мою жизнь снова вошёл этот человек, некстати опекун моего брата. Он решил, что я знаю, где расположен легендарный клад рода Вэнло, и я просто обязан отдать эти сокровища ему. Конечно же я отказался признать это. Хоть такое быстрое восстановление Пейрана свидетельствовало и против меня, я стоял на своём. Тогда меня взялись пытать… В подземелье трудно отслеживать ход времени… Помнится, я для себя решил, что именно эти сокровища стали причиной гибели наших с Филиппом родителей, и мне уже не жить. Так пусть же этот гад останется ни с чем! Так я рассудил тогда, решил, что никак иначе уже не смогу отомстить за загубленные этим гадом жизни. Вот в этом и обрёл силу выстоять, так что, в конце концов, Грезьяк уверовал в то, что я ничего не знаю. А решив так, он приказал убить меня. Точнее похоронить заживо.

— ЧТО?!! Ты серьёзно?! — ужаснулся Андре.

— Ну, — и Рауль безрадостно рассмеялся, — Правду сказать, я не уверен, как здесь правильно выразиться, ведь я тогда уже был почти мёртв. Но в любом случае, добивать меня не стали, решили так и похоронить тайно, в лесной чаще. Я только помню, как меня швырнули на дно какой-то грядной телеги, а следующее воспоминание, это как я очнулся здесь, вот на этой кровати.

— В доме Жофрея?! — и Андре невольно осмотрелся, — Но как?!

— За подробностями отправляю тебя к Жофрею, — кивнул в ответ Рауль, — Знаю только, что он каким-то чудом оказался там… распугал слуг Грезьяка, имитировав рык дикого медведя, раскопал меня и умудрился привезти сюда… а потом выходил… Как лекарь скажу, Жофрей тогда совершил чудо! Шансов выжить у меня было крайне мало! Так что, нашего добродушного старика не зря зовут Магом Пейрана.

Рауль веско кивнул, и черты его лица чуть смягчились:

— Первой, о ком я вспомнил после пробуждения, конечно же, была Жанна. Я упросил Жофрея съездить в Розаэль, предупредить графа и, главное, Жанну о том, какую опасность представляет для них Грезьяк. Жофрей выполнил мою просьбу, привёз мне пламенные приветы, горячие пожелания скорейшего выздоровления… Я успокоился и… утратил связь с реальностью на несколько дней…

Рауль прошёлся взад и вперёд по маленькой комнате, отпил воды из графина и, снова опустившись на стул напротив Андре, продолжил свой рассказ:

— После того как горячка отпустила меня, сознание прояснилось, боль перестала лишать способности мыслить… Короче, очень нескоро я поймал себя на мысли, а почему я всё ещё здесь, а не в Пейране, почему Сойе не перевёз меня под охрану стен замка? Но да Жофрей как-то смог и от этой мысли отвлечь меня ещё на несколько дней, сказав, мол это он, Жофрей, настоял на том, чтобы меня оставили здесь, не трогали, так как покой в моём случае был едва ли не единственным залогом успешного выздоровления. Он сам меня выхаживал, сам ездил за продуктами, привозя исключительно благие новости… так я провёл на его попечении больше месяца… Никогда прежде я даже мысли не допускал, что он настолько превосходный лгун.

— Лгун?!

— Да, друг, Жофрей, как и полагается хорошему лекарю, в совершенстве владеет искусством лжи во имя спасения. Но тогда я позволил себе забыть об этом, и вернул меня к реальности Гийом Сойе. Надо было видеть, каким он появился у хижины Жофрея — постаревший лет на десять, страшно вымотанный, буквально раздавленный горем… В первый момент я даже не узнал его. И это оказалось взаимным. Оказывается, он меньше всего на свете ожидал застать меня здесь, да ещё и в таком виде.

— Стало быть, он не знал о том, что с тобой случилось… Жофрей утаил это от него… — понял Андре и тут же вскинулся, — Но тогда чем же он был так расстроен?

— Гибелью отца и брата, разорением Пейрана, тем, что жителей этого края предал их господин… — вскинулся Рауль, и в глазах его явно заблестели слёзы гнева.

— Нет!!! Я не понимаю!!! Как так?! — искренне ужаснулся Андре.

— Вот и я тогда решил, что он спятил, благо во взгляде его угадывалась тень безумия, частая спутница великого горя… Но… я правда не знаю, как это всё рассказывать. Столько боли… — Брант тяжело вздохнул, — Давай дальше попробуем просто на сухих фактах. Ладно?

И Андре с готовностью кивнул, а Рауль скрестил на груди руки и опустился на стул:

— Как оказалось, Рене Сойе получил от меня письмо с приказом явиться в Фонтэнж. Несмотря на то, что это показалось странным всем Сойе, ведь я сознательно оставил их в Пейране хранить наш очаг, они не посмели ослушаться. За старшего в Пейране остался Гийом.

— Но ведь ты не писал! Верно?

— Верно.

— Они спутали твой почерк?.. Или приказ был передан кем-то устно?

— Приказ был передан письмом, написанным, как они решили, моей рукой. И на том письме была печать с оттиском моего перстня, к тому времени уже похищенного у меня, заточенного в каземате Воламбаров. Рене Сойе и его младший сын Мишель тоже были схвачены Грезьяком. Их зверски пытали, думается всё с той же целью, выведать тайну нашего фамильного клада. В их случае к делу подошли ещё более творчески, Рене вынуждали открыть тайну угрожая жизни его сына… Но Сойе не знал эту тайну, и не мог спасти ни сына, ни себя… Потом Гийом получил ультиматум, либо он сдаёт замок на милость Грезьяка и больше никого из людей Пейрана не тронут, либо он получит тела отца и брата расчлененными и осквернёнными, и это станет лишь началом истребления населения этого края. И все смерти будут на совести его, Гийома. И к ультиматуму прилагалось странное письмо опять же от моего имени, мол я вступаю во владение землями Лярок, а Пейран отдаю Филиппу и соответственно Грезьяку, как его законному представителю. И на этот раз посланцы Грезьяка предъявили сам мой гербовый перстень. Оказывается, в эту критическую для Пейрана минуту Жофрей был в замке, это была одна из его вылазок. Старик настоятельно советовал Гийому усмирить боль и гнев, и спасти людей, приняв ультиматум. Тогда он ни словом не обмолвился о моей настоящей роли во всём этом. И Гийом подчинился. Люди покинули замок, оставив его на растерзание Грезьяка, который скоро явился туда лично, чтобы руководить поисками клада…

— Жофрей позволил твоим людям поверить в эту ложь о тебе?! — изумился Андре.

— Он был уверен, что в тот драматический час это был лучший выход, единственная возможность защитить меня и остальных жителей Пейрана… Узнав всё это, я заподозрил, что и с Розаэлями не всё так благодушно, как прежде вещал мне Жофрей. Я с ужасом представил, как слухи о моём, так сказать, обмене с Филиппом дойдут до слуха Жанны… Вот тогда я и узнал, что дела обстоят даже ещё хуже… много хуже…

Рауль схватился за кувшин с молоком, но тут же передумал, решив, что ему жизненно необходимо выпить вина, и извлёк на свет божий небольшую бутыль. Он налил себе пол чарки и, взглянув на Андре, горько усмехнулся:

— А тебе я не дам. Пока не дам. У тебя возникнет желание напиться чуть позже… В любом случае, ты сделаешь это сам, а значит и не сегодня.

— Ты намерен напиться? — усомнился Андре, — Ведь ты призвал к себе Сойе не для того, чтобы он смотрел на тебя на пьяного…

— Всё-то ты понимаешь, даром что выглядишь таким юным… Итак, на чём мы остановились?

— На том, о чём в Пейране не принято говорить, — веско кивнул Андре.

— Точно! Даже у меня нет подходящих для этого слов…

— Тогда давай сухо. Только факты, — и Андре подался ближе, — Ведь это как-то связано с сегодняшним недугом Жанны, верно?

— Ты меня пугаешь, — усмехнулся Рауль, — Такая прозорливость…

— Уверен, этими качествами я не могу похвастать, просто сейчас у меня голова пустая и много времени для размышлений… Итак? Давай же покончим с этим.

И Рауль кивнул:

— Примерно за три недели до момента той моей встречи с Гийомом, то есть ещё до сдачи Пейрана и моего пробуждения в доме Жофрея, Розаэли получили приглашение приехать на большой бал в Ротард, бал, который решил дать мер города в честь принца Кордэ, посетившего Ротард на пути в Испайру. Как ты уже можешь догадаться, Розаэлям, графу и Жанне не позволили появиться в Ротарде. Их схватили на пути туда, упрятали в каком-то неизвестном им замке и… Я не знаю, что точно там произошло, но они уверены, что видели меня, слышали, как я говорил с Грезьяком, что я дал своё одобрение на то, чтобы… Жанна была отдана гвардии графа на поругание, а её отца заставили на это смотреть, мол в назидание за то, что он не захотел отдать её мне добровольно. Теперь пусть же… В пересказе графа де Розаэль я… или точнее от имени меня тогда было сказано много изощрённых гадостей…

Воцарилась страшная долгая пауза. Рауль выпил-таки вино, налил себе ещё и снова выпил.

— И об этом Жофрей знал? Утаил от тебя… — решился уточнить Андре.

— Да, — горестно вздохнул Рауль, — Он пытался помочь Жанне пережить это, но его выставили за порог… Он пытался вразумить графа, объяснить, что меня подставили, что я никогда бы так не поступил… Чудо, что его тогда не убили. Но пару крепких затрещин всё-таки отвесили. Узнав обо всём этом, я решил ехать в Розаэль, к Жанне. Жофрей был категорически против. Мы едва не подрались. Наконец, уверовав, что меня более не удержать в постели, Жофрей и Гийом решили помочь мне встретиться с Жанной. В замке Розаэль у нас был доверенный человек… Ты сегодня её видел — Кристин Фларо. Вот с её-то помощью я и проник в покои Жанны, под покровом ночи, сам похожий на приведение. Жанна увидела меня стоящим у её кровати и панически закричала. Тайная встреча сорвалась. Граф де Розаэль, тогда ещё передвигавшийся на двух ногах, ворвался в комнату дочери, за ним ещё десяток его лакеев. А тут перепуганная вся в слезах Жанна и я, стою на костылях, шатающийся, в бинтах, обросший, небритый…

— На костылях?! — невольно вырвалось у Андре.

— Да, ведь Грезьяк отрезал мне все пальцы на ногах, один за другим, перебил правую ногу, и левую руку, да и ожоги и шрамы на теле заживали медленно, ещё требовали бинтов…

— Как же ты вообще добрался до Розаэля?! — ужаснулся Андре.

— Я же сказал, мне помогли. Мой плачевный вид потряс графа де Розаэль, только это и остановило его от того, чтобы не убить меня. Но не остановило Жанну. Осознав, что это именно я, она как с цепи сорвалась, стала проклинать меня на чём свет стоит, обвиняя в том, что именно я виноват в том, что с ней стряслось. Она говорила это, глядя прямо мне в глаза, проклинала, гнала прочь, она заявила, что видеть меня для неё худшая из пыток…

Конец ознакомительного фрагмента.