Черти-Ангелы. Роман-дневник

Наталья Литвякова

Накануне 90-х шестнадцатилетняя Наташа верит в любовь с первого взгляда, в демократию с первого слова и вместе со всеми ждёт перемен. Они вспыхивают быстро, словно лесной пожар, врываются в жизнь: свобода, дефицит, дефолт и… замужество!Они повзрослеют вместе – одна девочка и целая страна. В тот период, когда не понять: кто рядом с тобой – злой или добрый? Кто ты сам? Где чёрное, где белое? Или… Или – коли черти в душе гнездились – значит, ангелы жили в ней? Книга содержит нецензурную брань.

Глава шестая

Раз ромашка, два ромашка. Раз ноябрь, два декабрь. Вступил в город. По-хозяйски, размашисто. Не декабрь — суровый дядька в грязном ватнике, сбитых кирзачах, с видавшей виды котомкой, из которой изредка сыпалась снежная манка. Ростов встретил прохожего хмуро, неприбранным, неумытым. Острее обозначились морщины в кирпичных стенах, в асфальте. Пригорюнились, повесили сучья тополя да клёны. Декабрьский снег не радовал: колол иглами, пригоршнями сыпался за пазуху да слепил, превращаясь после в чёрное месиво под ногами. Но словно наперекор погоде на душе у меня — чисто и светло. Три субботы, три воскресенья минуло с тех пор, как счастьем окончились для меня осенние каникулы. Встреча с тобой. Празднование твоего дня рождения 12 ноября, ради него мы с Алинкой сорвались в соседнее село, где находился переговорный пункт. Заказывали звонок в город и слёзно умоляли родителей позволить нам остаться ещё на денёк. Фух, разрешили! А, вернувшись, узнала, что приезжала бабушка, мамина мама, и брат с женой. И как они хотели увидеться — да где там, когда тут на кону встречи с тобой! Я, конечно, взгрустнула, но на пять минуточек всего. Видеть тебя, слышать — превыше всего. Ведь семья со мной всегда: была, есть и будет, а ты только появился, как восьмое чудо света. Ну, не могла я тратить ни секундочки на родню, разве что — на Алинку, но это ж вообще — дело святое!

«6 декабря.

Я такая эгоистка, ужас просто! Во-первых, в своей эйфории не сразу поговорила с Алиной о том, что у них со Славкой произошло, тоже мне подруга! Так и потом испугалась, что больше не поедем в деревню, не смогу встретиться кое с кем. Разве не коза? Хорошо, хоть всё-таки поговорили. Алинка сперва отнекивалась, темнила чё-то там, да и я, надо сказать, тоже не шибко понятливая, то ли счастье ум отбило, то ли что. Короче. С помощью жестов и матьеготаковского языка объяснила мне подруга позицию Славки. Что любовь — костёр, и, чтоб он горел, палки подбрасывать надо. Фууу! Мол, ему доказательства от Алинки нужны. А она его послала подальше. Сказала, что в геометрии такой не сечёт, и чувства — не теорема, чтобы их доказывать. Вот Славка и взбеленился. Я бы, наверное, умерла, Дневник. Если бы мне предложили такое! То есть я всё понимаю. Они — пацаны, физиология, то, сё. Но не так же пошло, не так же вульгарно, не так же, даже слов не хватает — как же, это — просто мерзко. Мне кажется, что я и сейчас захлёбываюсь от негодования!!!

И стыдно за Славку, и чувствую вину, что познакомила Алинку с этим стрекозлом. И, что у меня — всё хорошо. И что я больше переживала и переживаю за наши поездки, чем за подругу. Позор! И ничего поделать не могу. Как мне хочется ездить снова и снова, но без неё я по-прежнему боюсь и стесняюсь. Да и отец охотнее отпускает меня с Алинкой, это же понятно. Но вчера она, сама того не зная, меня успокоила. Заявила, что не только будет продолжать ездить в Донской назло Славке, но и Новый год мы будем с ребятами отмечать. И ещё покажет этому любителю наук кузькину мать и где раки зимуют. С помощью красавчика Мишки. Ой, чую, завертятся все, как ужи на сковородке! Мне аж не по себе от боевого задора Алинки. А она ржёт: такая вот нынче сводка Совинбюро».

Мало мне досталось личных хлопот, так ещё и по учёбе прибавилось. В начале декабря пришли в класс представители РИИЖТа. Рассказали о том, что в следующем году открывают при своём институте школу, 10, 11 класс. И выпускные экзамены в ней будут считаться вступительными. То есть такая лафа перед нами открывается — один раз отмучиться, и привет — ты уже студент. Конечно, мы оживились. Прощай школа, прощай Борис Макарыч, который вдруг из демократичного учителя превратился в зануду и тирана, по нашим подростковым меркам. Классное руководство, что ни говори, сыграло злую шутку со всеми. Теперь мы просто мечтали вырваться из-под его крыла, да и вообще — школы. Был в перспективе оказаться будущим студентом один минус — проверочные экзамены в конце второй четверти, по физике и математике. Мол, желающих много, а все ли потянут? Словом, добро пожаловать в отборочный тур.

«9 декабря.

Раздали сегодня билеты и задачи по физике. Я взглянула — обмерла. Блииин! Да как её сдать-то? Вот же устроили подарочек эти преподы! Пришли, раздразнили будущим, и на тебе: теперь посмотрим ху из ху. А нам и не снилось, называется! У меня же совсем другая физика в голове с химией в придачу. Вот сколько раз себе говорила, возьми себя в руки, так нет же! А за окном — снег. Идёт и идёт. Кругом так красиво, как в сказке про Морозко. Белым бело, искрится, свежо. А мне в груди жарко, а у меня в душе — август. С календаря вот вырвала странички наших встреч, вложила на память об этом лете.

Часто думаю о Нём, Дневник. О нас. О том, что дальше будет, как. Говорю, пишу, что ЛЮБЛЮ. Но имею ли я право говорить, писать, что люблю Его? Я ведь что думаю. Любить — это принять человека таким, какой он есть? Или как? Если не разделять, то хотя бы понимать и принимать вкусы, интересы, привычки. И нужно их обязательно уважать. Не придумывать ничего в человеке, а то разочаруешься быстро. Но ведь это — слова, слова… и ничего больше. Всё равно напридумаешь себе бог знает чего. Ведь нельзя же с ходу, взять и узнать человека. Вот и фантазируешь, обжигаешься, если так и не сможешь ни понять, ни принять. И вообще, когда любишь… — любишь именно человека или ту часть своей души, которую в него вложил? Свою любовь в нём? Не знаю… Хочу любить искренне, но не терять при этом своё «я», пусть и маленькое. Хочу, чтоб меня понимали и уважали, как стараюсь делать я. Не хочу только требовать и ничего давать взамен. И нужно, верю, точно нужно, не себя любить в этом человеке, а его самого! Получится ли?

А помнишь, что о любви я подумала осенью? Может быть тогда в первый раз подумала серьёзно? Когда не пошла в кино с ребятами? Как раз между разговором с Алинкой о личной революции и первой совместной поездкой в Донской. Настроение в тот период выросло, как нос у Буратино, до потолка, но качалось из стороны в сторону, как рябинка на сквозняке, от малейшего дуновения…»

* * *

— Дом стоит, свет горит, — напевала я в комнате, — из окна видна даль, так откуда взялась печаль? Откуда, откуда, всё оттудова, — окинула взглядом диван — на нём парад нарядов. Предстояло выбрать прикид для похода в кино: джинсы (подарил брат) и красная водолазка (от мамы осталась) или джинсы (брат подарил) и белая рубашка (от формы пионерской). Водолазка в печёнке сидит, на рубашке — шеврон нашит, и пуговицы дурацкие, золотом горят, как поётся. Тоже, знаете ли, не «Бурда», а делать что? Похолодало, а гардеробчик не подготовлен, не-а.

— И вроде жив и здоров, и вроде жить-не тужить¹¹, — я в который раз открыла шкаф. Папин свитер взять, что ли? Хоть плачь! Ну, не пропускать же из-за этого фильм. Тем более премьеру. «Интердевочка», вечерний сеанс. Ребята, бывшие одноклассники кажется Ирки Яковлевой, очередь отстояли — будь здоров, не кашляй. За колбасой так не занимали.⠀Решено! Пойду в водолазке. Не буду курточку снимать, не ужарюсь. Я протянула руку за одеждой, и…

— Куда собираешься? — на пороге отец. Я и не слышала, как он зашёл в квартиру.

— В кино. А ты чего вернулся так рано? Поссорился?

— Да ну её, — он прошёл на кухню, сел на свой любимый маленьки стульчик с олимпийским мишкой на спинке. Сгорбился. Закурил, устало наблюдая за кольцами дыма, — опять в контрах. Ругаться, как с горы катиться.

Сердце болезненно сжалось, папа напомнил зимнего воробья — нахохлившегося, сердитого. Седые волосы на висках, как птичьи крылышки от ветра, взлохматились. Обиженный мальчонка. В этот раз, поняла, не просто бытовая ссора.

— Вы расстались? — (в который раз, папа, в который раз!).

— Может, со мной в кино? — вместо ответа спросил папа и посмотрел поверх очков. — Давно мы вместе никуда не ходили.

Ой!

Я уже хотела сказать, что не смогу, ребята ждут, и подруги, и я так давно весело никуда не собиралась, всё грустила… но потом представила папу одного. На нашей блёклой кухне, два на три. Сигареты. Чайник. Ночь за окном, пустая квартира. Одиночество. Именно в те минуты, когда хочется, чтобы рядом был кто-то.

— Щас, па, подожди, — неопределенно ответила я, и прошмыгнула в комнату. Посмотрела на диван. Ах, как мне хотелось пойти с друзьями! На разрыв. А тут… Вот, глупая — не могла решить в чём идти — тут задача поважнее.

— Алло, привет. Я не пойду в кино. То есть пойду, но не с вами. С папой. Да, на «Интердевочку». Да, нормально он будет. Нет, не смущает. Конечно, хочу! Ты же сама знаешь, Алина. Но не могу. Не могу его оставить сейчас, не могу! — я в отчаянии бросила трубку на рычажки. Они жалобно тренькнули.

— Пааап! — я прижалась к его плечу, — собирайся, пойдём. Но только, чур, на этот фильм! Надо ж будет завтра в классе отчитаться, а то расхвасталась, что буду смотреть.⠀

Я выскочила из кухни. Допустим, можно было бы пойти с отцом, потом он вернётся домой после сеанса, а я останусь на последний, с ребятами, но уже знала, что — нет. Не покину. Сейчас нужнее здесь, даже если мне до смерти хочется быть там.

Отец закрывал двери, когда я шепнула ему тихонечко:

— Люблю тебя, па.

— И я тебя, доча, — он чмокнул меня в макушку, — обгонишь скоро, папку-то!

«Любовь — это делать выбор. Каждый раз, — подумала, спускаясь вслед за ним, — каждый раз…».

«Наверное. Понимать, принимать и делать выбор? Потому и возник вопрос (я ведь совсем, совсем не знаю, когда бы узнала Его, наши встречи по пальцам можно перечесть): я действительно люблю его? Или свою любовь к нему? Задача! А, кстати, о них, о родимых, голубушка! Хватит тут разглагольствовать, философствовать. Любовь у неё, ишь, а ни одной задачки по физике не решено! И ладно. Завтра спишу у кого-нибудь. Уминать о чувствах больше не буду, без толку. Ведь знаю, что едва только приеду в деревню, увижу, и всё на свете забуду, все рассуждения, только бы Он коснулся меня, только бы увидеть в Его глазах солнечных зайчиков!».

Порывы ветра распахнули дверь на балкон и напугали до чёртиков. Я уже полчаса витала в облаках, вместо того, чтобы делать уроки. Вся в мыслях и в мечтах о тебе и тут — ба-бах, даже шторы закрутило! Ничего себе, стихия под вечер разгулялась!

— Починю-починю! Ага, — по-старушечьи бормотала, передразнивая отца. Пыталась закрыть шпингалет. Он болтался и не сдавался, я кряхтела и ёжилась: чай, не май месяц на дворе — декабрь, но не сдавалась в ответ. — Ай!

Снежинки! Я и забыла, что почти метель метёт. Протянула ладошку наружу и почувствовала мокрый нос холода. Снег — признак потепления, в школе учили, милость природы в мороз. Ну, не чудо ли? Интересно, а у тебя падают снежинки, потеплеет ли? Представила, как ты сидишь в доме. Окна щурятся жёлтым электричеством, скрипят зелёные ставни. Там, где-то за Доном, в сорока километрах от Ростова, ты, как и я, видишь и удивляешься! А, может, выйдешь на крыльцо. И те же кристаллики-звёздочки падают в твои руки. Они дрожат и тают от тёплой кожи. От капельки к капельке, невидимой дорожкой, как в сказке, произойдёт соединение. Ладонь в ладонь, и мы окажемся рядом. Исчезнет расстояние и время, разделяющие нас. Или ты сидишь в комнате за столом. Делаешь уроки, грызёшь кончик ручки. Взъерошишь соломенную чёлку и вспомнишь обо мне. А твоя настольная лампа словно маяк в темноте светит в ночи.

— «Тих и таинственен дом

С крайним заветным окном.

Штора в окне, а за ней

Солнце вселенной моей»,

— Бунин — вслух декламирую я, позабыв о борьбе с дверью, со шпингалетом. — Ты слышишь, снег? Солнце! Так что все пути тебе не замести! Опять — стихи.

Улыбнулась. Чувство счастья от ожидания скорой встречи вспыхнули во мне утренней звездой. Снег не слушал, и ласково накрывал вселенную белым пледом. Окончательно. Я кое-как закрыла дверь. Совсем замёрзла. Радость погасла от внезапной тревоги. Вдруг. Словно, выключили свет.

— Только будь милосерден, — прошу я неизвестно кого. Или что. Тебя ли, снег ли, — пожалуйста! Будь милосерден!

«Блииин… Дневник! Двенадцать часов ночи, а ты молчишь! Спать надо идти. А портфель не собран, будильник не заведён. Фартук — как из одного места, гладить нужно. Вот что за ткань такая? Один раз надел, и всё, как будто его енот стирал, со всех сил жамкал».

Ворча, я прошлёпала на кухню за утюгом. А там — каша на печке. Гороховая, с зажарочкой: лук, сальце. Я втянула носом ароматы. Теперь есть хочется. Да что ж такое, я в школу соберусь сегодня или нет? Насыпала полную тарелку. Достала ложку, а утюг спрятала. Если что — утром поглажу. Лишь бы не проспать. Надеюсь, папа утром с работы позвонит, разбудит. И всё-таки… люблю я тебя? Или напридумала?

«12 декабря.

Сегодня в школе еле выпросили у пацанов кассету с «Кино». До чего же жадные пошли некоторые товарищи. Мелкобуржуазные элементы, как сказал бы Павка Корчагин. Дразнились и вопили на весь класс: «Шиш получите, попрошайки!», и это дядьки с усами, пятнадцати лет от роду. Вот, пена! В итоге оборжались, кассету добыли. Главное, чтобы Алинкина «Соната» не зажевала, а то будет нам на орехи.

И мне очень нужны деньги. Много денег! Новый год на носу.

1) 1 руб. на ёлку в школу — это точно с папы.

2) 6 руб. на колготки тёплые, Алинка говорит, на вокзале, в кооперативе есть — это тоже с отца, но даст или разбежится, шнурки погладит?

3) 3 руб. — на серёжки Алине в подарок, в «галантерее» присмотрела. Такие кайфучие, сама б носила!

4) 5 руб. — на краски, видела в книжном.

5) 3—5 руб. — однокласснице, Лерке, ещё не придумала какой.

А ещё же папе, тёте Наташиной семье, сестре Лене и племяшкам! На стол, для празднования в деревне и, конечно, подарок Ему! Где взять столько мани-мани? Четвертак же получается, не меньше! Эх, было бы, как в детстве — раз, и нашла. Тогда часто находила, прям удивительно. Считай, все младенческие годы увешаны четвертаками. Только сейчас отцу не отдала бы, самой нужны», — я отложила ручку. Как говорится, тихо все, Чапай думать будет. В наличии — сэкономленные на обедах 3-70. Разве это спасёт «отца русской демократии»? Да и те, честно говоря, появились путём обмана: просто сказала отцу, что мне уже не положено бесплатное питание, и он покорно стал выдавать рубль десять на питание в школе. А на деле обедала я так же, за счёт государства.

Сначала мне было стыдно, но потом я «уговорила» свою совесть. Мол, папа пенсию на ребёнка за потерю кормильца тратит вовсе не на мои нужды порой, так что баш на баш получается. Зато я перестала клянчить у него деньги на какие-то мелочи в виде кино или пирожка. А то ведь иной раз, ругая себя во все корки, шарила по родительским карманам в поисках забытой мелочи, получив отказ: «нет сейчас, доча». И снова оправдывалась — больше же 20 копеек ни-ни, сколько бы не находилось в папкином пиджаке. И вообще, это был крайний вариант. Уж лучше сдать бутылки. И молочные, и пивные, и из-под лимонада. Тех-то полно. Как в детстве. Правда, иногда походы в ларёк по приёму тары могли закончиться неожиданно.

* * *

Сдавать бутылки в 13 лет — моветон. Для меня. По глупости сначала считала, что увидят друзья — засмеют. Так что козьими тропами, партизаном, добиралась до пункта назначения. Ура! Рубль — в один карман, авоську — поглубже в другой. Выхожу из подполья. Гуляем, ребята! На детской площадке слёт наших. И, конечно же, прынц всех времён и народов. «Предводитель дворянства». Семнадцатилетний Валерка. Шум, смех. На повестке дня — игра в «бутылочку».

— Сыграем? — пинает главный элемент игры и снисходительно улыбается.

Эх, от одной тары избавилась, в другую попала!

— Сыграем, — пожала плечами. Как бы нехотя. А душа зубами стучит, я же никогда не целовалась! А вдруг бутылка на меня укажет?! Ой, мамочки! Предательское горло зелёного стекла через 5 минут напротив меня и остановилось. Я замерла. Чё делать-то? Не отступить! Валерка ничуть не смутился. Ухмыльнулся. Заявил, что относится к делу серьёзно, не на потеху, а потому всё свершится в подъезде. Под возмущённые возгласы и шутливое улюлюканье, мы скрылись. Страх и любопытство — рука об руку. Ещё и тайное желание ворочается где-то в сердце! Хорошо, хоть полумрак. Не разглядеть лица. И только уши пряно багровеют.

— Боишься?

— Ещё чего, — хрипло отвечаю.

— Это только в первый раз страшно, потом как по маслу пойдёт.

Понимаю — насмехается. Но соврать, что — не в первый раз, духу не хватает. Отчаянно молчу.

— Ты глаза закрой и мысленно считай до десяти, лады? И не бойся.

Время застыло пластилином, можно резать на кусочки-секунды. И я вместе с ним. Какое там считать! Ну же!

— Всё, — говорит Валерка.

Я открыла глаза. Полна разочарования, по самую макушку. Никто не думал меня целовать! Караул! Тоже мне, джентльмен, с большой буквы «Д»! Дурак какой-то!

— Ты только никому не рассказывай, как я целуюсь, лады? — просит.

— Ты тоже никому не говори, как я целуюсь, — ответила прежде, чем успела подумать. Валерка глядит на меня с удивлением, не ожидал, видно, такой прыти. Потом засмеялся:

— Вот ты какая. Не скажу, честное пионерское!

Ага, так я ему и поверила. Теперь. «Чтоб я ещё раз согласилась играть в бутылочку? Никогда: попадётся такой как Валерка, и останешься без поцелуев на всю жизнь!» — мрачно размышляла я, возвращаясь домой. Спустя какой-то период узнала, что бутылки сдают все, и ничего такого зазорного в этом нет. Я, как всегда, придумала себе сложности. Чтобы пострадать лишний раз, заметила тогда Алинка. Радовалась однако тому, что перед Валеркой не ударилась лицом в грязь. И нецелованной не осталась, слава богу. Ха-ха, Валерочка!

Но с некоторых пор у нас с отцом развилась здоровая конкуренция в вопросе бутылочного дела. И, поглядывая в пустой ящик под раковиной, я на практике понимала суть пословиц: «кто успел, тот и съел», «кто первый встал, того и тапки».

«Ладно, придумаем чё-нибудь. Потом. Скоро Алинка придёт, поедем за её колготками. Везёт ей! Дали денег без проблем. Наверное, и мне мама бы без проблем дала. А папа всё-таки не женщина, откуда ему знать, что дочкам не только хлеб нужен, но и чулки-носки разные. Хотя бы изредка.

00-20.

Ой, чё было! Отпад полный! Улёт!

Во-первых, отец. Я в обмороке, Дневник! Дал 25р!!!!! Я чуть не скопытилась! Он пришёл, тихий такой. Я попросила, ни на что не надеясь — на ёлку, говорю, подарки, на колготки, мямлю вся. Он молча полез в карман и дал! Тут Алинка прискакала. Я её под ручку — и тикать, пока папка не передумал. Во-вторых, щас Алинку провожают два почти неизвестных парня, и я волнуюсь. Всё ж таки уличное знакомство. На всякий случай громко сказала, что жду её звонка из дома. А чё получилось-то? Прикол!

Мы поехали на вокзал. Скупились. Колготки прям классные! Стоим, такие, ждём троллейбус, никого не трогаем. Сели. И парни тоже. А Алинка мне их ещё на остановке показывала, взглядом, конечно. Но я — ноль. Брестская крепость. Сам понимаешь, Дневник! Поехали. А они начали нас цеплять. Местные мы или нет? Далеко ли нам ехать? А не знаем ли где квартиру снять? Мы — нос к верху, на провокации не ведёмся. Алинка только фыркнула — вы б ещё, где находится нофелет, спросили! Ржут. Вылезли вместе на Буденновском.

00-40.

Норм, Алинка дома. И дала номер телефона. Мой. Получит завтра. Просили её, мне это на фига?

Короче. Подвалили к нам. Коля и Митя. Они из Перми, приехали к друзьям, которые учатся в РИИЖТе (вот, опять этот институт, судьба, что ли?) и живут в общаге при нём, а где она находится — непонятно. Ну понятно, плавали, знаем. И, если б кое-кто кое-кому не приглянулся — мол, Славке прощения нет, а тут кадры пропадают безхозные, ничего бы не произошло. А так Алинка, «добрая душа», вызвалась их проводить, да показать. Ну, я ж её не брошу одну, вечером. Потащилась с ней.

Проехались, до общаги проводили, только хотели вернуться, как слышим, они на проходной с вахтёршей ругаются. Мы — туда. Она их кроет там почём зря — снегу наволокли, пол испачкали, и выяснилось, что никакие они не приезжие. То есть приезжие, да, из Перми, но они сами здесь учатся, на 2 курсе. Что они прикололись над нами, пошутили. А мы с Алинкой как расхохотались, аж до слёз. Я и сейчас ржу-не могу: спасительницы, блин, бедных пермяков. Помогли хлопцам! Мы-то понимали, что они хотели познакомиться, но и помощь, думали, по-серьёзке нужна. А хитрецы тянут свою волынку — не обижайтесь, простите. Мы сказали — бог простит, ручкой махнули, двинули на выход. А они за нами рванули. Оказывается, не ожидали такой реакции. В общем, «мы ничё, с юмором, оказались девчонки». И пошли нас провожать. Пешком. Ты, прикинь, Дневник! От РИИЖТа до Западного! Это ж обалдеть! Часа два, наверное, шли. Да наверняка и на транспорте столько бы ехали, потому что повалил снег, и все стали буксовать на дорогах. Троллейбусы и вовсе встали.

Теперь волнуюсь. Завтра, то есть уже сегодня, ехать в Донской. С этой погодой не отменят ли автобусы? На электричке — не проблема, но она позже на два часа — раз, и встречать меня будут с автобуса — два! Если мы на нем не приедем, то кое-кто дождётся ли меня или решит, что я вовсе не появлюсь в выходные? Где тогда искать? Плакала наша встреча? Эх, Дневничок, что делать, как быть? Жизнь моя поганка, а мне летать охота¹²».

Как и думали, трассу закрыли. Снегопад продолжался всю ночь, автобусные рейсы отменили. Конечно, хорошо, что есть электрички, но в них холодно и ехать дольше.

— Если пацаны не дождутся нас, им же хуже, — заявила Алинка. Сидела, нахохлившись, чертила на окошке узоры, понятные только ей.

— Погода такая, запросто подумают, что мы не приедем.

— Ой, вот только не защищай.

Я замолчала. Тут уж лучше не спорить, всё равно не переубедить.

— Тебе хорошо, — спустя время сказала подруга, — нашла нормального, за него и горой можно стоять. Когда уже мне встретится единственный? — она вздохнула. — Напостой думаю — ну вот он, и — облом. Прям как в кино «Вас ожидает гражданка Никанорова», только здесь — гражданка Алина. Думала, что Славка тот самый. Зацепил, чёрт кудрявый. И что же получилось? Хоть он сто раз извинился, не могу ему поверить. После всех его выходок.

Задумалась. А я могу? Тот ли ты человек? Пойду ли я с тобой до конца? Так хочется счастья! Так хочется тебе верить! В размышлениях, каждая о своём, прибыли на станцию. На перроне две сгорбленные фигурки. «Пришёл», — пихнула меня в бок подруга. «Дождались, ура!» — подпрыгнуло моё сердце.

— Счастье вдруг в тишине

Постучало в двери.

Неужель ты ко мне,

Верю и не верю!

— пропел Слава и распахнул объятия. — Падал снег, плыл рассвет, осень моросила…

— Столько лет, столько зим всё тебя носило, — фыркнула Алинка и увернулась от его рук. Независимо дёрнула плечиком.

Я невольно рассмеялась её выходке и бросилась к тебе. Снег бил в лицо, под ногами хлюпала бурая жижа, а мне казалось — расцветают розы. И не было ни ветра, ни слякоти, ни сырого холода. И будто не дни пролетели, а века разлуки проползли, но мы всё-таки встретились.

Ты притянул меня к себе, прошептал куда-то в мокрую шапку:

— Привет, привет, привет!

— Привет, — я таяла, как этот ненадёжный декабрьский снег. Неужель, ты ко мне, верю и не верю.

— Пошли уже, а? Замёрз как цуцик, — проворчал Славка. — И никто не согреет.

Последние слова он добавил, глядя на Алину. Та отвернулась, игнорируя намёк.

— Какие нынче девушки жестокие пошли, — не сдавался парень, — особенно ростовские.

— Знали очи, что брали — ешьте, пока повылазите, — парировала подруга и рванула с места в карьер, не дожидаясь нас.

Пришлось Ставке прибавить скорости, чтобы догнать её. Тащиться с нами третьим лишним не захотел, да и надежды не терял, что она сменит гнев на милость. А мы не спешили. Я рассказывала тебе последние новости. Услышал про школу при РИИЖТе, обрадовался:

— А я ломаю голову, куда поступить. Прикинь, как здорово будет? Ты будешь в одиннадцатом, я — на первом курсе, сможем видеться каждый день! А с чем это едят? Чё за институт?

— Нормально! — хихикнула, — собрался поступать, и не знает куда!

— Да какая разница? Главное — вместе!

И вот так принимаются судьбоносные решения! От перспективы учиться вместе на будущий год перехватило дыхание. Я-то так далеко не заглядывала, боялась сглазить, но ты в очередной раз доказывал, что страх напрасный.

После дискотеки, полночи бурно обсуждали празднование нового года. Сестра не возражал против нашей развесёлой компании, но с одним условием — никакого спиртного. Славка накуксился было, а через пару минут встрепенулся: «Вино же можно? Бутылочку? Одну? Домашнего? Это ж даже компот почти!».

— Только одну, — твёрдо сказала Лена.

— И шампанское, — предложил ты, — какой новый год без шампанского?

— Ладно, — согласилась сестра, — и ни бутылкой больше!

Пришли, словом, к консенсусу. От спиртного перекинулись на меню. Дебаты продлились бы до утра, но в три часа Алинка демонстративно зевнула и отправилась спать. Разочарованный Славик грустно посмотрел ей вслед и тоже засобирался. Бросил тебе: «Идёшь?».

— Нет, останусь.

Возможность уединения, кто ж её упустит?

Уходя, Славка включил свет на веранде со словами:

— Смотрите не курите.

— Тоже мне, шутник! — пыталась улыбнуться я. Энтузиазм мой несколько поблек. Весь вечер я одним ухом слушала наши разговоры, а другим — себя. И понимала, что мысль, проскользнувшая после разговора с подругой, всё-таки засела занозой. И саднила.

Как далеко простирались границы моего воображения о любви и счастье? Насколько я могу довериться? Дальше ли поцелуев? Но что я знаю об этом «дальше»? Кое-что, конечно, знаю. Спасибо кинофильмам «Греческой смоковнице» да «Легенде о Нараяме». И некоторым ситуациям, порой курьёзным — ну, это когда ты бежишь в комнату к родителям от страшной бабайки, а они двери забыли закрыть. Чистая теория, в общем. Что делать с практикой? Когда нужно твёрдо сказать — нет? И нужно ли? Вопросы, вопросы. Находиться с тобой рядом и не допустить «лишнего», как выражалась Алинка, — не ответ ли? С каждой секундой размышлений настроение портилось. «Вот умеешь, Наташа, — в конце концов разозлилась на себя, — и, главное, вовремя!». Ты же словно чувствовал все мои перемены и не усердствовал, из всех знаков внимание — просто держал ладонь, но взгляд, взгляд! Хотелось как кошке, зашипеть и спрятаться от него под диван. Будто мы затеяли игру, а она вышла из-под контроля, стала опасной, но прекратить её мы уже не можем.

— Что? Что случилось? Что не так?

— Ничего, ничего не случилось, — малодушие со всех сторон. Да и как объяснить то, что и сама толком не понимаю? Как не обидеть? Ведь — не Славка, но рано или поздно…

— Видеть тебя, но не касаться, не целовать — невыносимо!

— Что?

— Невыносимо! — повторил ты.

А каково это слышать?!

— Я просто. Мне… — слёзы уже наготове, как всегда. Ну, что за напасть такая: там, где не нужно — здрасьте-пожалуйста, реки, а, когда надо — засуха, ни слезинки, словно я самая чёрствая в мире. Сухарь, блин. И трус.

— Боюсь, — выдавила из себя, словно последнюю каплю зубной пасты из тюбика. Знал бы ты, чего мне это стоило! Продолжать я не могла, но ты и не ждал продолжения.

— Просто верь мне. Пожалуйста. Я не обижу тебя. Никогда.

Будто клятву дал.

«17 декабря.

Привет, Дневник. Чё-то я того. Этого. Устала. И усталость накрыла меня, как одеялом мама. Я потом напишу.

18 декабря.

Блин, не записала сразу тогда мысль… как бы её вспомнить.

Мы ездили на выходных в деревню, да. Обо всём договорились. Ну, насчёт нового года. Если сложится, как загадала Алинка, то получится кайф и веселуха. Но не в том дело. Я ж не я буду, если не устрою чего-нибудь. Как в анекдоте, сама придумала, сама обиделась. Но это всё из-за поступка Славки. Того, когда он предложил Алинке. А я ж на себя примерила, ну, и понеслось. И прикинь, Дневник, меня не бросили, хоть и не предлагали ничего. Я ж как дурында, получается, на опережение пошла событий, какая самоуверенность! Короче. Мы с Ним поговорили. Обо всём. Понятно же? И я так устала опять. От эмоций, от переживаний, ужас просто. От жара дурацкого в груди — ну что со мной, почему он то утихает, то разгорается от нежности? И усталость эту, не смотря ни на что, хочется испытывать снова и снова.

Вспомнила! Мысль:

Знаешь, Дневник, если от любви пьянеют, то у меня случилась белая горячка! Что же будет в новогоднюю ночь?».

Примечания

11

Слова из песни В. Цоя «Печаль».

12

Цитата мультфильма «Летучий корабль».