Легенда о Кудеяре

Наталья Иртенина, 2021

Что случится, если в нашей реальности пропишутся персонажи русских народных сказок и мирового фольклора? Да не просто поселятся тут, а займут кресла мэра города и начальника местных стражей порядка, место иностранного советника по реформам, депутатские кабинеты и прочие почтенно-высокие должности. А реальность-то на дворе – то ли подзадержавшиеся лихие 90-е, то ли вовсе русское вневременье с вечной нашей тягой к бунту. Словом, будут лихие приключения.

XI

Кондрат Кузьмич с утра взбодрил себя хоровым пением «Боже, царя храни» и сразу переместился в совещательный кабинет для консультаций с господином Дварфинком. Да в благодарность ему заведомо припас золотую безделку из личного стабильного фонда. Потому как господин иноземный советник желтый металл сильно уважал и от его преподнесения в дар сначала млел, а потом еще рьяней выдумывал преобразовательные реформы. А Кондрат Кузьмичу оставалось только до народа оные реформы довести и в толщу жизни крепкой рукой вбить. А если не вбивать, то оно могло и обратно вылететь, прямиком в лицевое вымя господина советника, оттого как мы, кудеяровичи, народ неблагодарный и пользы своей не знаем. И было бы это порушением договора учиненной Кондрат Кузьмичом дружбы с иноземными важными персонами, а оттого и бедствием государственным. Потому господину советнику наша кудеярская квелость была как бы и по нраву. А Кондрат Кузьмичу он наутро внушение сделал на этот счет, помня вчерашнее его расстройство.

— Реформы, — говорит, — дело сурьезное, претыканий не любит, зато в народе производит смущение и недовольство. Вам, Кондратий, на квелость вашего населения не ругаться надо, а молиться. — И пегой головой кивает, брюхо от премудрости своей выпячивает.

— Да я им такое недовольство покажу! — кипятится Кондрат Кузьмич и кулаки складывает. — Да они у меня все рылом в асфальте лежать будут! Да как они посмеют, сякие-разэдакие, шельмы дубиноголовые!

— Но не стоит и перегибать, — пожурил его за такие слова иноземный советник, отпивая дымный кофий. — Народ должен иметь свободу, а известное дело: свобода — мать порядка.

Кондрат Кузьмич с этим согласился и тоже прихлебнул.

— Порядок во всем должон быть, — говорит.

— Гайки на болты вы закручивали в темном прошлом, теперь другое время, извольте ему соответствовать, — поучает советник. — Население должно иметь правомерность на бунт.

— Как так?! — изумляется Кондрат Кузьмич, зубами клацнув. — Как так на бунт?

— Это, — говорит господин Дварфинк, — основа основ. Мировая культурность возникла из бунта против природы, так называющегося Бога и тиранов-царей, которые заправляли всем от его имени. Это установила наша наука. И не вам, Кондратий, идти против науки, если хотите нашей дружбы и взаимопомощи.

— Что вы предлагаете? — спрашивает Кондрат Кузьмич, чуть не вываливаясь из сознания от расстройства.

— Не теряйте выдержку, — перво-наперво отвечает господин советник, — это не смертоносно. Среди неприятных для народа реформ сделайте одну приятную. К тому же это имеет соответствие с вашим кудеярским характером, бессмысленным и беспощадным. Установите в году День непослушания по примеру Олдерляндии. Это прекрасный обычай, тут власти на день как бы выключают свет и закрывают глаза. Все будут довольны. У населения возникнет отдушина, чтобы спускать беспокойный пар. У полиции станет меньше работы во все остальные дни, если разбойные нужды кудеярцев до конца выплеснутся в День непослушания.

— А если не до конца? — спрашивает тревожно Кондрат Кузьмич.

— Тогда установите День непослушания два раза в году, как и было сделано в Олдерляндии, — отвечает хитрый иноземец.

— Так-то оно так, — чешет в плеши Кондрат Кузьмич и опять зубами клацает, — да как бы не так. Людишки больно дики у нас, не в пример олдерлянцам. Им дашь волю, а после не укоротишь. Олдерлянцы что? Их собрать в стадо да в стойло поставить — это при умении раз плюнуть. Да и там не всех, верно. А наших кудеярцев — накося-выкуси. Бессмысленный и беспощадный народ, сами знаете, господин Дварфинк. Нет, на это я пойти никак не могу, со всем уважением.

И в дар для компенсиру подносит иноземному советнику золотую безделку из личного стабильного фонда. Господин Дварфинк гримаску на отказ скривил, лицевое вымя вперед вытянул, но от безделки пришел в умиротворение, хоть и не сразу.

А после Кондрат Кузьмич сменил курс, раскурил трубку согласия и рассказал консультанту, какое он светской кобылице госпоже Лоле, супруге Горыныча, предложение сделал и какое у нее желание преобразовать здешнее дивное озеро. Господин Дварфинк, на это уши развесимши и золотую безделку в руках повертемши для лучшего мыслительства, говорит:

— Имею предложить другой вариант. Озером пополнять казну не надо, а вот что надо: мы это озеро высушим до дна и там, верно, найдем обильное число утопленных кладов. Ведь найдем? — спрашивает и глядит пронзительно.

— Найдем, — отвечает Кондрат Кузьмич и челюсть с костяными зубами роняет. — Кладов у нас видимо-невидимо, а если есть закопанные, значит, должны и утопленные.

— Рад, что мы снова вошли в консенсус насчет преобразований народной жизни, — тонко подмечает господин Дварфинк.

— А это будет преобразование народной жизни? — спрашивает Кондрат Кузьмич.

— Непременно. Все эти озерные легенды и предрассудки, — господин советник помахал в воздухе пальцами, — создают неправильную атмосферу. Вы сами, Кондратий, верите, что там на дне лежит целый город?

— Я? — страшно удивился Кондрат Кузьмич. — Ни в одном глазу!

— Вот и я тоже, — говорит советник. — А народ ваш верит. Но когда мы обнаружим доподлинно, что там ничего такого нет, то и развеем эти странные средневековые истории. Суровая, простая истина нам, вестимо, драгоценнее живописных фантазмов.

— Истинная правда, — кивает Кондрат Кузьмич. — Озеро надо высушить и покончить с безрассудком. Я это всегда говорил, как сейчас помню. И светской кобылице Лоле я это тоже выразил.

— Очень кстати о ее оригинальном супруге. Он, конечно, возьмет на прицел преобразование озера в целительный курорт и сделает на нем свою предвыборную репутацию. Вам надо следовать той же линии, но в обратном направлении. Нужно внедрить в население мысль, что высушка водоема даст народной жизни полезное прибавление.

— Они не поверят, — говорит Кондрат Кузьмич. — Уж я их знаю, подлецов.

— Сыграйте на безрассудке, — отвечает иноземный советник. — Объявите, что хотите из патриотической политики поднять со дна утопленный город. А для страхования замысла сделаем вот что. Разрешим немного непослушания.

— Э… — возражает Кондрат Кузьмич.

— Для виду, — объясняет ему господин Дварфинк, — и для управления ситуацией. Вашей крепкой руке послабления от этого не будет, а наоборот. Организуем группу патриотических бритых голов, они будут орать лозунги против вас, в защиту дивного озера и устраивать погромы иноплеменцев. Их бесчинства вызовут недовольство среди разумных кудеярцев и дадут козыри вашей крепкой руке, а вкупе и нашему замыслу.

— Умно, — согласился Кондрат Кузьмич и расцвел, полез обниматься с господином советником. — Ах, как это умно, дорогой Лео. Я всегда знал, что наша нерушимая дружба будет щедра плодами просвещения. Ах, как вы меня сейчас объяли надеждой!

— К вашим услугам, — вежливо отвечает ему господин Дварфинк. — Но надо продумать план. Высушивание озера я, так и быть, беру на себя, а ваше дело — бритые головы. Наберите и подучите. Да найдите для них хорошего вожака, чтобы ел у вас из рук и команду «к ноге» знал твердо. У вас есть на глазу такой человек?

Тут в совещательный кабинет вносится подруга дней суровых Кондрат Кузьмича, грудастая Мора Кик и, белыми волосами размахнув, говорит:

— У меня есть на глазу такой человек.

Господин Дварфинк дымом из трубки поперхнулся от произведенной резкости, а Кондрат Кузьмич укоризно головой качает.

— Подслушивала? — недовольно спрашивает. — Здесь сурьезный государственный разговор, а ты, милочка, вносишься, резкость наводишь.

— А имею право, — отвечает она гордо, вскинувшись. — Или я тебе никто? Или я тебя не ублажаю на своей широкой груди? Или песню на ночь не пою сладким голосом?

А голос у Моры Кик не то чтоб сладкий был, но громкий. Кондрат Кузьмич ее из ресторанных певичек вынул и звездоносность ей сделал, к себе жить взял да в подруги дней произвел, чтоб утешение всегда в своей мужской одинокости и в вечном поиске при себе иметь. А до звездоносности Мора была Кикиной и, говорят, пела в чем мать родила. Но теперь, конечно, Кондрат Кузьмич ее одевал и все звездоносные желания исполнял. Даже в туры по Олдерляндии отправлял, но там ее широкую грудь и громкий голос не так оценили, как у нас в Кудеяре. А нам, кудеяровичам, для нашей квелости и такая была хороша. Бодрости, правда, от нее меньше в организме приключалось, чем от Щекотуна и его семейства, а как Кондрат Кузьмичу, то нам неведомо.

Только одна недостаточность у Моры была — гневлива черезвычайно, чуть что — предметами бросалась, себя отстаивала. А могла и вовсе прибить. Но и это ничего, если подход иметь.

Вот Кондрат Кузьмич видит, что сейчас гнев прольется, и говорит:

— Ты мне больше, чем никто, и ублажаешь, и сладким голосом поешь, и моим квелым кудеярцам бодрость делаешь, а за то я тебе звание заслуженное дал и народную любовь к тебе привлек. И какого такого человека на глазу имеешь, скажи нам теперь скорее.

Мора Кик в сторону гнев отложила, белыми волосами опять махнула и отвечает, снизошедши:

— Генку Водяного в дело возьмите, он давно рвется к чему такому, патриотизмом свербит.

— Это который Водяной? — чешет во лбу Кондрат Кузьмич.

— Тот, что в музее Яги штаны просиживает, — говорит, — культурным образованием заведует. Самое ему занятие — лозунги орать за святое озеро, он его на дух не терпит.

— Да ведь он будто твой родственник? — спрашивает Кондрат Кузьмич.

— Так, седьмая вода на болотной тине, — отвечает.

— Но он человек Яги, это нам помеха.

— Ни в коем разе, — говорит господин Дварфинк, поигрывая золотой безделкой. — Эта кандидатура нам весьма подходит. Госпожа Яга слывет квасной патриоткой. Все будет выглядеть как нельзя достаточней.

А Кондрат Кузьмич, подумавши, совет принял, ущипнул Мору за тугой зад и на ухо обещал ей тоже что-нибудь поднести из своего стабильного фонда за мыслительные труды.

— Нет, — отвечает на это Мора Кик, — не нужно мне безделок, а хочу принять участие в вашем замысле.

— Это как так? — Кондрат Кузьмич удивляется.

— А так. Соорудите мне звездную площадку на озере. Буду там петь про утопленный город и распалять в народе желание его со дна достать.

— Ваша подруга дней, Кондратий, весьма разумна, — подмечает тут советник Дварфинк.

— Это удивительно, — сказал Кондрат Кузьмич и звездную площадку на озере взял в прицел.