Лихие дела: Малахитовая кошка

Илья Романович Филиппов, 2023

Первая повесть из цикла "Лихие дела". Невероятные приключения отставного следователя Лаврентьева Николая Платоновича и его товарищей.Всё начинается с того, что из квартиры Зотовой Акулины Сергеевна неведомым образом пропадает загадочная фигурка кошки. На первый взгляд ничего такого, но события развиваются столь стремительно, что помимо неутешного героя – любовника в подозреваемых оказывается и сам еврейский царь Соломон…

Глава I

Двадцать седьмое сентября 1989 года выдалось довольно погожим днём, и Лаврентьев Николай Платонович — бывший следователь по особо важным и секретным делам, пару лет назад вышедший на пенсию — собирался по грибы.

Вчера, за кружкой пенного, стародавний приятель Николайчук поведал о чудесных местах под Ленинградом. Буквально три станции на электричке в сторону Приозерска, и боровиков с подосиновиками будет столько, что все в жизни не соберёшь.

Уложив всё необходимое в старый, оставшийся ещё с войны рюкзак, Платонович вспомнил, что в спешке забыл умыться и расчесаться. В свои шестьдесят семь выглядел следователь довольно недурно: хоть и приземистый, но довольно подтянутый, морщины будто и вовсе не тронули лицо, а густые усы и отсутствие лысины являлись особыми поводами для гордости в его годы.

Стоило потянуться за рожком для обуви, как в дальней комнате противно зазвонил телефон. Помянув нарушителя покоя парой крепких слов, Николай поплелся отвечать. Некто звонивший громко шмыгал носом и тяжело вздыхал.

–Коля! Коля! Алло! Это ты? — послышался знакомый женский голос. То была давняя знакомая Николая, а когда-то, лет сорок пять назад, и дама сердца — Акулина Сергеевна. Ныне вдова довольно известного в узких кругах коллекционера и любителя антиквариата, почётного работника партбюро — Зотова Александра Максимовича.

Дама, честно признаться, не из простых. По юности Лаврентьев назвал бы её роковой женщиной, сейчас же считал до жути назойливой и дотошной. Не сказать, что она беспокоила по пустякам, но вот если ей что-то приспичит, то берегись. Мёртвого из-под земли достанет!

С первых минут беседы стало ясно, что грибная охота накрылась медным тазом. Женщина долго сетовала на несчастную жизнь, всхлипывала, рассказывая, как ей одиноко в своей шикарной, пятикомнатной квартире, мол, только с чучелами да креслами разговаривать. А самое главное — её обокрали! Причём из всего многообразия ценностей, которых хватило бы, пожалуй, не на один десяток уездных музеев, пропала лишь одна статуэтка кошки. Изготовленная, по словам вдовы, ещё в Древнем Египте, высотой не превосходящая двадцати сантиметров и на первый взгляд не представляющая никакой ценности.

В раздосадованных чувствах Платонович прошёл на кухню и, достав из шкафчика графин с водкой и граненый стакан, без капли сомнения налил до краёв и опустошил одним махом.

–Досадно… — просипел следователь, протерев усы рукавом, и сменив рюкзак на потёртый кожаный портфель, отправился к Сергеевне.

Акулина поджидала. Стоило коснуться звонка, дверь мигом распахнулась, и крупная тётка в наскоро перевязанном халате, с опухшими от слёз глазами и нечёсаной копной седых волос, подхватила следователя под руку и затянула внутрь.

В квартире стоял тяжёлый запах старины. В лучах солнца были хорошо заметны клубы пыли, летавшие по всему, казалось, бесконечному коридору. Огромные шкафы, доверху уставленные всевозможными статуэтками, книгами, светильниками и прочим хламом, больше напоминали гротескных чудовищ, порожденных воображением сумасшедшего профессора. С одной из полок торчала кабанья голова, а возле ванной комнаты, в упор на гостей раскосо уставился безумного вида заяц. После длительного пребывания в подобных интерьерах недолго и в жёлтый дом отъехать, возможно, даже на ПМЖ, подумалось Лаврентьеву.

В конце концов, оказавшись на кухне, Николай Платонович уселся в массивное кресло, а на не менее внушительном, дубовом столе уже были выставлены корзинки с печеньем и конфетами. Картину довершал медный чайник, заботливо поставленный хозяйкой в самый центр.

— Это вчера или уже сегодня? — иногда беседу Лаврентьев начинал с весьма странных фраз или вопросов, цитат не к месту, а порой и грубых шуток. Вот только адресовано это было отнюдь не собеседнику, а куда-то в неведомое и неосязаемое пространство. За грань бытия.

— Чего надо, Акулина? — уже оживившись, добавил он. — По какому такому поводу старика беспокоишь? Тем более, прекрасно ведь знаешь, что я уже два года как вовсе не работаю! Чем тебе наша доблестная милиция не угодила?

— А вот и не угодила, представь себе. Что я, совсем дура по-твоему? Я ж первым делом — ноль два!

«Может, и дура!» — пошутил про себя Платонович, и на лице засияла улыбка. Лаврентьев был довольно добродушный и отзывчивый, особенно, по отношению к прекрасной половине человечества, но водилась за ним скверная черта. Если кто-то рушил его планы, то, помимо укоризненного взгляда, провинившийся мог с лёгкостью получить в свой адрес парочку едких комментариев.

–Позвонила в милицию, пришёл какой-то молодой парнишка, зелёный совсем, — продолжала тётка, разливая кипяток по кружкам. — Обошёл всю квартиру, поинтересовался, откуда у меня такие богатства и не желаю ли я сдать коллекцию в музей. А потом вовсе развернулся со словами, что у следствия есть дела куда поважнее… например, ловить серийных убийц.

–Трудно с ним поспорить! Прости меня за мою тёмность и необразованность, но что такого особенного в этой статуэтке?

–Она не простая, в ней заключены древние силы, — Акулина Сергеевна подалась вперёд и почти шепотом добавила, — силы, способные оживлять мёртвых!

Николай Платонович без стеснения расхохотался в голос. Через мгновение успокоившись и сев ровнее, попытался сделать серьёзное лицо. Извлёк из нагрудного кармана сигарету и, не спрашивая разрешения у хозяйки, закурил.

— Дело серьёзное! — всхлипнула женщина. — Да и не тебе строить из себя скептика. Небось до сих пор по церквям бегаешь после случая с теми двумя из ларца? А? И кстати, куда ты его дел? Так и не ответил… а мой Сашка так долго за ним охотился!

–Не сыпь соль на рану! По церквям конечно не хожу, но сплю плохо. К тому же, именно после того самого случая я и зарёкся больше никогда в жизни не браться за дела, в которых есть хоть малейший намёк на всю эту чертовщину. Слышишь? Никогда! А что касается сундука, то за него не беспокойся, он покоится себе на дне Финского залива, и остаётся надеяться только на то, что какой-нибудь рыбак не решит закидывать невод именно в том месте.

–Мне больше не к кому обратиться! Ну хочешь заплачу? Прямо сейчас? — Сергеевна извлекла из кармана две смятые сторублёвые купюры.

–Перестань! Не растрачивайте накопления супруга, ещё жить и жить. Так и быть, помогу, чем смогу. Подозреваемые имеются?

–Нет. — недолго думая, ответила Акулина.

–А соседи?

–А что с них взять то?! Один лучше другого. Вон! Напротив вообще коммунальная квартира, кого там только нет.

Соседи у Зотовой были действительно выдающиеся. Отдельного внимания стоит тётка Клавдия, женщина лет пятидесяти. Был у неё сыночек Павлик, семнадцати лет от роду. С малых лет мальчик отличался вязкостью и торпидностью мышления и к своим годам едва ли мог посоревноваться умственными способностями с пятилеткой. В разговоре использовал исключительно фразы из мультфильмов и телепередач. Несколькими годами ранее Акулина Сергеевна имела неосторожность прямо при матери назвать Павла убогим и снисходительно погладить по голове. Потом, конечно, долго объяснялась, что"убогий — значит приближённый к Богу, и нечего тут стыдиться, надо благодарить судьбу за столь одарённое дитя…"Именно с того проклятого дня и началась вражда, если Зотова лишь изредка пакостила соседке, то Клава изгалялась как могла: одним жарким летним днем она, поймав на балконе голубя, недолго думая, свернула ему шею, дождалась, пока пташка начнет испускать неприятный аромат, забралась на табурет и при помощи швабры пропихнула тушку через вентиляцию прямо на кухню Акулины. С неделю голубь валялся на гарнитуре, пока не был обнаружен при уборке. А уж вытряхнуть помои под коврик соседки стало ежедневной традицией.

Что касается коммунальной квартиры напротив, то жили там в основном потомственные алкоголики и лишь изредка один из них выбегал за водкой. Поэтому, попади они в квартиру вдовы, одной статуэткой явно бы не ограничились.

Размышления Николая Платоновича прервал неожиданно ворвавшийся Мирон Александрович, единственный и любимый сын Акулины Сергеевны. Работал он в каком-то секретном институте по изучению природных аномалий, а в свободное время вёл собственные расследования таинственного и необъяснимого. В своих изысканиях не всегда был аккуратен, за что не раз попадал в милицию. Он забирался в Михайловский замок в надежде повстречать привидение, вламывался в архивы посреди ночи и мог без зазрения совести прихватить с собой пару подшивок с грифом «совершенно секретно». Притом на допросах Зотов-младший утверждал, что всего лишь взял почитать на недельку, и вот-вот собирался вернуть украденные материалы на место. Из передряг его спасал отец, имевший большое влияние в научных и псевдонаучных кругах. Затем Александр частенько устраивал сыну публичные порки, запрещал работать, но быстро остывал, и, оставаясь наедине, хвалил за рвение и учил впредь быть внимательней и не оставлять улик.

–Что стряслось? — поинтересовался Мирон, схватив мать за плечи.

–Нас обокрали! — румянец с лица мужчины пропал, пошатнувшись и всхлипнув напоследок, так и рухнул в центре кухни, не узнав подробностей.

–Ой! — Сергеевна схватилась за грудь и поспешила к шкафчику с лекарствами, трясущимися руками оторвала кусочек ваты и принялась пропитывать нашатырным спиртом. Николай Платонович остался сидеть неподвижно.