Правила Зодиаков

Наталья Елецкая, 2021

Что может произойти в мире, если выпасть из него на долгих три года? Все что угодно. И подчас реальность оказывается еще более непредсказуемой, чем самая смелая фантазия. Непредсказуемой и… опасной. Именно это и происходит с Отто Рейвой, известным писателем, впавшим в кому после несчастного случая и чудом вернувшимся в этот мир, который навсегда изменился. Отныне люди должны подчиняться жестоким «Правилам Зодиаков», строго регламентирующим не только общественную, но и личную жизнь. Нарушителей ссылают на Остров, о котором ходят жуткие слухи и откуда никто не возвращается живым. Что лучше – попытаться сломить систему или подчиниться ей? Этот нелегкий выбор предстоит сделать Отто. И права на ошибку у него нет. Комментарий Редакции: Жемчужина фантастики, «Правила Зодиаков» как никогда органична на волне небывалой актуальности астрологии. Густой и колоритный сюжет – волнителен, точен и великолепно сложен, а легкий на подъем слог не может не радовать своей звездной воздушностью.

13. Гостьи

Роберт подниматься в квартиру не стал. Он высадил Агнес у подъезда и уехал, сказав, что вернется за ней через два часа. С недавних пор Отто не питал особой симпатии к зятю и был рад, что хотя бы сегодня ему не придется лицезреть его постную физиономию.

У Отто было достаточно времени, чтобы подготовиться к разговору с дочерью, и все же он оказался не готов.

Агнес сама ему позвонила и напросилась в гости на субботу, сказав, что пора уже ей увидеть новое жилище отца. Отто ничего не оставалось, как условиться о времени и обеденном меню: сэндвичи и салат. Агнес сказала, что испечет сладкий пирог.

Прошло почти две недели с того неприятного разговора с Робертом у Уны дома, и не было дня, чтобы Отто не давал себе мысленного обещания незамедлительно поговорить с Агнес. Но дни шли, а он всё не мог решиться. Он клял себя за трусость, но, видимо, это было все, на что он оказался способен как отец. Поэтому, услышав в трубке голос дочери, Отто испытал одновременно облегчение и страх, но больше все-таки облегчение от того, что откладывать разговор больше не придется.

В субботу утром Отто купил продукты по списку, который продиктовала ему Уна (булочки, ветчину и сыр для сэндвичей и овощи для салата) и навел в квартире некое подобие порядка, запихнув разбросанные вещи в шкаф и перемыв посуду, скопившуюся в раковине за несколько дней.

За час до условленного времени он приступил к приготовлению обеда: нарезал булочки, ветчину и сыр, положил их друг на друга и прижал рукой, чтобы придать сэндвичам приплюснутую форму, но свежие булочки упорно распрямлялись, и ветчина с хлебом вываливались наружу. Тогда Отто обернул тарелку с сэндвичами пищевой пленкой и убрал в холодильник, понадеявшись, что холод заставит сэндвичи стать такими, какими их обычно подают в кафе.

Нарезав овощи, Отто сдобрил их зеленью и полил заправкой, в которой всего было «на глаз»: масла, уксуса, лимонного сока и специй. Он готовил впервые за три года (если не считать дежурной яичницы по утрам) и не мог сказать, что испытывал удовольствие от этого занятия. Все-таки кулинария не была его стихией.

Отто надеялся, что успеет накрыть на стол, но едва он закончил с салатом, в дверь позвонили.

Ему хватило одного взгляда на дочь, чтобы с облегчением понять, что она внутренне успокоилась, поборола нервозность и теперь выглядела обычной молодой женщиной — то есть, почти обычной: душевная болезнь, снедавшая ее изнутри, вряд ли прошла бесследно.

Агнес вынула из сумки сверток, источавший сладкий аромат свежей выпечки. Отто помог ей снять пальто; она прошла в комнату, с любопытством осмотрелась и, увидев пустой стол, рассмеялась:

— Гостей здесь явно не ждут.

— У меня все готово, я просто не успел накрыть.

— Где скатерть? — деловито спросила Агнес.

— О скатерти-то я и не подумал. Боюсь, что…

— Ладно, так сойдет.

— Ну и как тебе моя берлога?

— Уютно. Тихо. И вид из окна хороший. Такие красивые клены!

— С соседями мне определенно повезло. Иногда кажется, что их вообще не существует.

Отто вынул из бумажного пакета бутылку вина и поставил в центр стола.

— А тебе можно? — усомнилась Агнес.

— Красное вино в умеренных дозах оказывает терапевтическое действие, ты разве не знала?

— Ну, если только в умеренных…

— Попробуй салат. Я старался.

Агнес подцепила вилкой ломтик огурца, отправила в рот, прожевала и дипломатично заметила:

— Уксуса, пожалуй, многовато.

Отто последовал ее примеру и тут же выплюнул салат обратно на тарелку.

— Ужас! Пересоленная кислятина. Это нельзя есть. Возьми лучше сэндвич.

— Они выглядят… хм… необычно. Словно их били молотком, но не до смерти, а только чтобы напугать. Ты уверен, что эта ветчина съедобна?

— Я купил ее сегодня, но за свежесть не ручаюсь. Я не очень-то разбираюсь в таких вещах, в отличие от тебя и мамы. Может, сразу перейдем к десерту?

— Я как чувствовала — перекусила перед тем, как ехать к тебе!

— То есть ты заранее знала о моем кулинарном провале?

Они рассмеялись. Агнес смеялась как раньше — не делала вид, а действительно искренне веселилась. «Что произошло за эти две недели? — удивился Отто. — Неужели уговоры Роберта возымели действие? Нет, вряд ли. Тут дело не в Роберте, а в самой Агнес».

Теперь, когда настроение дочери диаметрально изменилось, ему было гораздо проще завести разговор на тему столь щекотливую, что при других обстоятельствах он предпочел бы вовсе ее не затрагивать. Из осторожности Отто решил начать издалека.

— Как дела на работе? — спросил он, когда они приступили к пирогу, запивая его вином.

— Занимаюсь проектом, который оскорбляет меня как декоратора, но принесет прибыль агентству.

— А как поживает Роберт?

— При новых порядках он чувствует себя как рыба в воде. Иногда мне кажется, что Правила придумали специально, чтобы сделать его счастливым.

— Ты решила уйти от него? Вы разводитесь?

— Нет! — воскликнула Агнес. — С чего ты взял?

— Ты говоришь о нем в таком тоне…

— Я не собираюсь бросать Роберта, хотя он и оказался порядочной скотиной.

— Ты не должна так говорить о муже, Агнес!

— Но ведь ты сам такого же мнения о нем. Разве нет?

— Что я о нем думаю, это мое дело. А вот тебе следует быть честной — прежде всего, с самой собой. Если ты считаешь, что Роберт тебя недостоин, лучше уходи от него, иначе дальше будет только хуже. Весам ведь не запрещено разводиться?

— Папочка! — Агнес, рассмеявшись, покачала головой. — Все у тебя прямолинейно, как на ватмане чертежника. Но в семейной жизни столько нюансов… Разве у вас с мамой не случалось размолвок?

— Никогда.

— Что ж, значит, вам повезло.

— Послушай, милая… Тем вечером у мамы ты сильно меня напугала. Конечно, мне не следовало откладывать этот разговор, но за прошедшие две недели у тебя явно случилось нечто хорошее. Возможно, я не прав, но…

— Ты прав. Кое-что действительно случилось.

Из глаз Агнес струился теплый свет. Черты лица разгладились, она как будто стала моложе, напомнив Отто давнюю беззаботную Агнес.

— Поделишься со мной? — осторожно спросил он.

— Не сегодня. Мне нужно время, чтобы привыкнуть…

Агнес замолчала, машинально водя пальцем по ободку бокала.

Отто терялся в догадках: что все-таки произошло? Жизнь его дочери была незатейлива: работа и семья, даже по-настоящему близких подруг у нее не было. Правда, за три года она могла измениться, но все же не настолько, чтобы жить двойной жизнью, о которой нельзя рассказать собственному отцу.

Несмотря на зуд любопытства, Отто решил не настаивать. Придет время, и он всё узнает. Важней всего было изменившееся состояние Агнес, а что этому способствовало, не всё ли равно?..

— Как твои курсы? — спросила Агнес. — Мама сказала, ты решил пойти по ее стопам?

— Да. Другие профессии мне не подходят.

— Не обижайся, но из тебя вряд ли выйдет художник. Только время потеряешь, придется снова переучиваться.

— У меня, между прочим, неплохо получается. Вчера я рисовал с натуры. Преподаватель меня хвалил. Хочешь, покажу наброски?

— Не хочу. — Агнес упрямо поджала губы. — Я знаю, как ты относишься к живописи. Ты терпел мамину мастерскую только потому, что не мог запретить ей заниматься любимым делом.

— Люди меняются. Особенно после трепанации черепа, — пошутил Отто и пошел ставить чайник.

Не может быть, чтобы Агнес догадалась. Уна, конечно, не расскажет об их сговоре ни одной живой душе. Агнес просто удивлена его выбором, вот и всё.

До чего мы дошли, с горечью подумал Отто, ожидая, пока чайник закипит. Лжем, храним свои тайны, боимся соглядатаев, увиливаем и прячемся, и не важно, кто мы друг другу: отец и дочь, муж и жена… Больше нет семейных уз, есть лишь страх оказаться на Острове и столкнуться с воплощенными наяву кошмарами, а близкие вычеркнут тебя из своей жизни, и это будет лучшее, что они смогут сделать.

Дочь, единственная и любимая, тщательно хранит от него свой секрет, так же как он хранит от нее свой. Это казалось Отто самым неприятным из всего, что вторглось в их жизнь вместе с Правилами.

Агнес подошла сзади, обняла Отто за плечи, потерлась щекой о его спину, как делала маленькой (только тогда ей приходилось вставать на цыпочки) и примирительно сказала:

— Ладно уж, покажи свои наброски. Вдруг после комы в тебе действительно проснулся талант?

Не успел Отто закрыть за Агнес дверь, как раздался новый звонок. Он подумал, что дочь забыла что-нибудь, и пошел открывать, заготовив шутку о недержании памяти у современной молодежи, но это оказалась Уна.

— Можно войти? — нервно спросила она.

— Входи, конечно. Что-то случилось?

— Нет, ничего. — Уна рассеянно оглядела прихожую. — Ты один?

— Агнес только что ушла. Вы разминулись буквально на минуту.

— Я знаю. Видела, как она выходила из подъезда.

— Ты ее не окликнула?

— Нет. Я не хотела, чтобы она меня видела.

— Что плохого в твоем визите? Агнес — не соглядатай Наставника, она наша дочь. Вино будешь?

— Нет. Мне дежурить в ночь. — Уна прошла в комнату и села на диван.

Отто взял стул и сел напротив бывшей жены. Каждая его клеточка отчаянно любила ее, скучала по ней. Даже сейчас, глядя на напряженное, озлобленное лицо Уны, он испытывал желание сжать ее в объятиях, покрыть ее тело поцелуями, воссоединиться с нею, повинуясь древнему закону природы.

— Я пришла узнать насчет Агнес. Ты спросил у нее, что с ней происходит? Она тебе сказала? Мне она ничего не говорит. С ней что-то плохое происходит.

— Не волнуйся. Агнес умная девочка и не позволит обстоятельствам взять над ней верх.

— Но ты спросил? Или вы тут просто вино распивали?

— У нее действительно что-то случилось, но хорошее. Она пообещала рассказать в другой раз.

— А если его не будет, этого другого раза? Если она просто не успеет поделиться?..

— Не драматизируй. В жизни нашей дочери определенно наступили перемены к лучшему. Если она пока не хочет о них говорить, не надо на нее давить. Мы должны уважать ее желание.

— Я вся извелась, думая о ней… — прошептала Уна и закрыла глаза. — Знаешь, я целую неделю ее не видела. Сутками пропадала в больнице. Пыталась заглушить работой тревогу за нее и за тебя.

— Обо мне не беспокойся. У меня все в порядке.

— Ты посещаешь занятия?

— Каждый день. Вчера делал набросок человеческого тела. С натуры. Не поверишь, но мне понравилось. Это увлекает, знаешь ли… Хотя ты, разумеется, знаешь. Преподаватель — бывший художник — сказал, что у меня определенно есть способности. Нас в группе восемь человек, а похвалил он только меня. Возможно, мне даже не придется подвергаться гипнозу и прочим штукам, которые помогают овладеть новой профессией.

— Значит, обман пока не раскрылся?

— И не раскроется! — Отто опустился перед Уной на колени, обнял ее ноги и заглянул ей в глаза. — Уна, милая, тебе нечего бояться. Рассматривай наш план как игру, как попытку обойти эту нелепую систему, оставить их в дураках… разве тебе не интересно попробовать?

— Нет, — сухо сказала Уна, пытаясь высвободиться из цепкого захвата Отто. — Я не привыкла рисковать собственной жизнью. Я пошла у тебя на поводу, потому что… Сама не знаю почему. Это глупая затея, из нее ничего не выйдет. То есть, из тебя, в конце концов, может, и выйдет художник, но ты не сможешь выдавать мои картины за свои. Для этого нужно родиться авантюристом, а ты не такой. Рано или поздно ты попадешься, а отвечать придется мне.

Конец ознакомительного фрагмента.