Рудольф – председатель Совета Земли. Книга пятая

Наталия Юрьевна Осядовская

Что будет, если изменения произойдут в прошлом, например, в лучшую сторону? Например, ликвидирована опасность взрывов супервулканов. Так вот, изменения в будущем уже происходят – эта теория правильная!

Глава 5. Золотая клетка

Поселился я в комнате Грис. Места там хватало с избытком для двоих. Через пару дней я даже так расслабился, что сделал небольшой бардак из одежды и разных других мелочей, как у себя дома. Грис это умилило и позабавило. Сама она, как автомат — всё сразу убирает на место. Жить с ней не только под одной крышей, но и в одной комнате мне было не впервой. Примерно также всё происходило в доме Мартина при тех далёких наших первых встречах. Сейчас всё было не совсем так. Хуже или лучше? Просто по-другому. Страсть действительно подугасла, но любовь наша, перейдя в другую тональность, по-прежнему делала нас счастливыми.

У меня, правда, временами откуда-то всплывали мысли, что я почти как глупая канарейка, запертая в золотую клетку, распеваю серенады и даже согласен размножаться.

А что надо было из принципа впасть в депрессию и угаснуть в неволе? Как говорится в каком-то пошлом анекдоте — расслабьтесь и получите удовольствие!

«Золотая клетка» была действительно выше всяких похвал. Обстановка «замка», видимо, по вкусу хозяина, лишена показного пафоса и роскоши. Но если тут начинаешь жить, радовала комфортом и какой-то эстетической целесообразностью. А территория — просто райское место размером в несколько гектаров. Я, конечно, размеров прикинуть никак не мог, но мы не только передвигались пешком, но и пользовались домашним летательным средством. Это было что-то вроде двухместного воздушного скутера. Сначала мы летали на нём каждый день только купаться на побережье, а потом исследовали и разные другие уголки этого леса-сада, искусственно созданного для президента Земли примерно 3000-го года.

На севере громоздились живописные серые скалы, с которых стекали прозрачные ручейки-водопады. Растительность у их подножия цвела непрерывно. Менялись лишь преобладающие цвета — белый на багрово-красный, а лимонно-жёлтый на нежно-лиловый. Ландшафт постепенно понижался, спускаясь к «замку», где территория принимала более окультуренный вид.

По одну его сторону росли сосны всевозможных видов. От маленьких как бы «японских» бансаев до высоченных, с красноватыми голыми стволами, — корабельных, как называют их в наших местах. Присутствовали также пинии — итальянский вариант со срезанной параллельно земле кроной. Были и другие варианты, совершенно мне не знакомые — с длинными, чуть ли не до полуметра иголками ярко бирюзового цвета. Всё это обалденно пахло, роняло шишки и иголки, и было заселено маленькими, юркими, почти чёрными белочками.

С другой стороны — было царство цитрусовых. Отдельно стоящие на травяном газоне деревья одновременно и цвели пахучими белыми цветами, и были увешаны разнокалиберными плодами, всех земных видов — лимоны, апельсины, мандарины и даже грейпфруты я обнаружил. Кроме них были и другие, то ли просто мне неизвестные, то ли выведенные специально в этом времени.

— Это любимое место Хильды! — сообщила мне Грис.

Мать Грис показалась мне доброй, приветливой и очень тактичной женщиной. Она обладала потрясающей способностью подстроиться под любого собеседника и говорила каждому только то, что он желал услышать.

Этому прямо стоило у неё поучиться! Но с ней мы встречались даже не каждый день.

— Мама — врач-психотерапевт. Она снова стала практиковать после того, как я начала учиться в Школе. И пока не собирается бросать свою работу. По плану отца это произойдёт, когда в этом доме поселится наша маленькая дочь и их внучка. У неё от природы доброе сердце и мягкий характер. Мне кажется, что я больше похожа на маму и лицом и нравом. А ты как считаешь?

Я считал также. От Рудольфа Грис унаследовала только яркие серые глаза с чёрными пушистыми ресницами. Выросла она выше и отца, и матери. Золотистые вьющиеся волосы и нежный голосок — точно, как у Хильды.

А вот характер… трудно сказать. Со мной она была пока именно такой — «белой и пушистой». Но я-то помнил, как она железной рукой управляла своей Службой Разведки. От этой барышни можно ожидать любых сюрпризов!

А пока мы с ней были безраздельно счастливы в этом филиале земного рая, пусть и созданного человеческими руками. Кстати, именно руководить созданием искусственных ландшафтов и предстояло моей принцессе.

Грис готовилась к своей новой должности. Она занималась каждый день рано утром, когда я ещё спал. Её лучшее время — раннее утро. Как она мне призналась:

— И вдохновение появляется, и голова лучше работает!

К сожалению, в этом мы с ней не совпадаем. Я безнадёжная, ярко выраженная сова, как моя мамочка Эни. Так что рано утром она работала где-то в комнате рядом. А потом в этой же комнате стал работать и я, если не мог заснуть поздно вечером.

Нас регулярно обследовали медики. Они приносили с собой нужные пробники и брали у нас обоих анализы примерно раз в неделю. По результатам нам разрабатывался индивидуальный состав пищи. Так что на завтрак, обед и ужин мы получали по тарелке разноцветных «шариков», как в клинике Морисона. Только теперь мне не у кого было попросить какие-нибудь приправы к этой, достаточно пресной и безвкусной пище. Грис совершенно не проявляла недовольства. И я тоже терпел, понимая, что это делается для нашего будущего ребёнка. Через месяц и я привык — еда мне казалась даже вкусной. Тем более, что режим двигательной активности на свежем воздухе здесь тоже регулировался какой-то загадочной автоматикой. Сидеть за компьютером нам позволялось не больше 2—3 часов. Если я пытался «добрать ещё» поздно вечером, он принимался пищать или «зависал», совсем как в моём времени. В любой момент можно было «оседлать» летающий скутер и оказаться на берегу океана. Песок черный из маленьких-маленьких камушков, обкатанных волнами. Вода тёплая, волны ласковые. Иногда мы катались на катере, которым умела управлять Грис, любуясь с воды на «замок» и скалы на горизонте. И вдоль, и поперёк — сплошная «дольче вита»!

Всего один раз за эти полгода меня навестила Эни. Она приехала вместе с Софией во время её каникул. Софи уже 12 лет, и она живёт теперь постоянно в Школе — той же, что и окончила Грис. Она, как мне кажется, похожа на бабушку Эни. Или на свою мать Анюту? Они обе у меня смуглые, хрупкие и темноволосые. А поскольку она большую часть детства провела с Эни, то и скопировала некоторые её повадки. От меня у обоих моих дочек только форма подбородка и рисунок линии губ. Я думаю, что они обе будут очень хорошенькие — лет через пять.

Софи, оказывается, помнит, как мы были здесь 7 лет назад. Она ещё тогда пыталась гоняться за бурундучками, но ей этого не позволили. Теперь она почти взрослая, но ей также интересна природа, а особенно — живность всякая. Так что всю неделю я, Эни и Грис «пасли» на территории эту неутомимую юную натуралистку. Грис быстро нашла ключик к её сердцу — у неё же были почти те же учителя, и это было не так уж давно. Так что разговоры о Школе, любимых предметах были интересны обеим.

Мы с Эни обсуждали своё. Она, кстати, не видела ничего плохого в решении Рудольфа. А когда узнала, что он диктует мне мемуары — очень заинтересовалась. Я ей сообщил, что мне разрешено сделать из них книгу и опубликовать в Новой Эре. А вот в Новейшей — пока нет.

— Ну, что же, значит, это будет не «парадный», а приближенный к действительности текст. Я сама поговорю с Рудольфом. Я должна это, хотя бы, прочитать. А, может быть, он позволит мне даже подключиться к работе, хотя бы в той части его биографии, когда мы жили вместе 10 лет?

Забегая вперёд, сообщу, что так и случилось. И свою книгу про Рудольфа я начну с конца. Сам главный герой надиктовал мне текст до дня выборов в Совет, на которых он одержал тогда победу. А я начну с конца — Мартин и Эни обрисовали мне общую картину того, что случилось в последние 9 лет.