Бесчеловечная мерзлота или жизнь как идеальное алиби

Наталия Раус, 2022

«…Среди ночи я выпала из медикаментозной полудремы с ощущением, что загнала не пойманную раньше мысль в угол. Я подкралась к ней на цыпочках, рассмотрела со всех сторон и поняла, наконец, что меня мучило. Если, как говорит Маша, тридцать первого декабря было сорок дней со дня гибели Нины, то, проделав нехитрые вычисления, можно определить, собственно, день ее кончины. А это значит, что когда Саша был у нас в гостях в декабре 1982 года, Нины уже не было. Я запоздало заплакала и провалилась в тяжелый сон… Через два дня я улетала в Москву, так и не повидав больше Машу Арбецкую: у нее заболел ребенок и в свою смену на дежурство она не вышла. Она прислала мне смс, в котором была фотография части письма, видимо, того самого, которое оставила дочери моя подруга: «… И еще об одном прошу тебя, моя дорогая, постарайся построить свою жизнь так, чтобы тебе не пришлось использовать ее, как алиби, для оправдания необдуманных, глупых, а порой и просто подлых поступков. Уверяю тебя, это не помогает! Во всяком случае, мне не помогло!..» Да, эта история началась давно. Так давно, что некоторые детали, к счастью, стерлись из памяти…»

Глава 5

действие которой происходит в ворошиловском парке

МОСКВА, 1981

— Копайте дальше. Только аккуратно, — сказал Прохоров милиционерам и повернулся к экспертам. — Мне кажется, что будут еще трупы. Вы видите, как лежат эти три девочки? Их ножки как будто сходятся в одной точке, а головки, напротив, расходятся. Как веер. Будут еще трупы. Чует мое сердце, что вляпались мы во что-то страшное по самое не могу…

Никто не откликнулся. Следственная бригада работала молча, сосредоточенно и профессионально. Все делали свое дело, но было видно, что такая выдержка дается всем с большим трудом. А когда откопали четвертый, пятый, шестой маленький труп, а потом еще и еще, всем стало невмоготу… Собрались покурить. И те, кто курит, и те, кто давно бросил, и те, кто вообще никогда не курил — все затянулись и угрюмо молчали.

— Значит так, мужики, — начал, откашлявшись, Саша Прохоров. — Никого агитировать не надо.

Все всё понимают. Найдем подонка и… решим, что делать. А сейчас давайте сконцентрируемся.

Все покивали, и Прохоров продолжил:

— Дима, займись статистикой, скажем, за три года. Москва и Московская область. Все «потеряшки», все пропавшие и найденные — вдруг такое тоже было — дети. Будем проверять, нет ли здесь этих девочек? Миша, с тебя все улики: особые приметы, этикетки с одежды, артикулы тканей — короче, все, что есть. Хотя, что я тебя учу!..

— Вот именно! — строптиво вставил Миша.

— Петр Семенович, с вас, как обычно, результаты вскрытия, — Александр Сергеевич зыркнул глазами в сторону Миши, но не отреагировал. — Сейчас можете что-нибудь сказать?

— Конечно, основное скажу после вскрытия, но уже сейчас вижу определенную странность. Судя по степени разложения, они… — Петр Семенович запнулся, пыхнул сигаретой и продолжил. — Девочки должны были выглядеть по-другому, просто по-разному, ведь невозможно убить одновременно десяток детей, если только не расстрелять их из автомата, что исключено. Да и вообще, пока способ убийства совершенно не очевиден, ну, кроме того, что очевидно — это не огнестрел, это не ножевые. В остальном, буду разбираться. — он помолчал. — Согласен с тобой, Саша, вляпались мы, ой, вляпались. И хлебнем еще по полной…

Все опять покивали, зашевелились и стали расходиться, понимая, что только полное погружение в работу даст им возможность несколько отстраниться от того ужаса, который сейчас окружал их на месте происшествия. Надо было срочно раздробить общую картину преступления на отдельные фрагменты, распределить работу по отделам и подразделениям, перевести эту душевную боль в формальную плоскость. Иначе, каждый из присутствующих здесь мужчин, настоящих профессионалов, не задумываясь, физически уничтожил бы при встрече зверя, совершившего подобное.

На площадке, где все курили, остались только Прохоров, Петр Семенович и Сережа Челикин. На душе у всех было настолько тошно, что не хотелось даже смотреть друг на друга.

— Саш, ты понимаешь, что мы вляпались в маньяка? — Евстигнеев устало опустился на поваленное дерево. — Невозможно предположить, что бригада убийц договорились о создании мемориала, принесли сюда свои жертвы определенного возрастного ценза, красиво их разложили, захоронили и разошлись по домам. Прости, господи, мой цинизм! Или ты считаешь, что это возможно?

— Не грузи, Семеныч, и так паршиво, — Саша Прохоров затушил очередную сигарету, помянув про себя добрым словом Виктора Бернхардовича Райса с его пачкой «Кента», и стал рассуждать. — Конечно, трудно предположить описанный тобой вариант, но с другой стороны… Все двенадцать жертв надо было как-то сюда доставить — на руках не донести, нужна машина и не легковая. Это раз. Второе. Вы видели эту яму? Наши вон вшестером ее еле откопали. И последнее. Представляете, какое время требуется, чтобы фигурно, почти любовно, разложить детей? Я хочу сказать, что все это требует усилий и уверенности, что тебя не застукают. Короче, мы имеем дело с наглым, безбашенным негодяем, сукиным сыном, который считает, что до него не доберутся.

— Ладно, это — лирика. Поймаем, и все выясним, — майор развернулся к участковому. — Сережа, а что ты скажешь, если я поговорю с твоим начальством о прикреплении тебя к моей группе? Место происшествия — на твоем участке. Арбецкий — тоже у тебя. В общем, все крутится пока вокруг твоего участка, а ты его хорошо знаешь, люди тебе там доверяют. Короче, сам бог велел тебя подключить. Будешь нашими глазами и ушами в центре событий. Что скажешь, лейтенант?

— Да, я… Да, конечно! С радостью! Ой, что я говорю — с удовольствием! Ну, не знаю, какие слова надо сказать. Служу Советскому Союзу! — вдруг выпалил растерявшийся Сережа Челикин и даже приложил руку к козырьку. — Александр Сергеевич, пожалуйста, подключите меня. Я буду вам очень помогать, честно слово.

— Подключи, подключи его. Он мальчик толковый, — вступил с бревна в разговор Петр Семенович. — Глазки свежие, незамыленные. Наша грязная работа его еще не накрыла. Если надо, я свое слово тоже скажу.

Видя, как заблестели глаза у Сергея, как он готов бить копытом, Прохоров улыбнулся и сказал:

— Давай так. Включение тебя в группу — это только завтра, сегодня все начальство уже отдыхает. Но задание я тебе дам, — майор Прохоров вернулся в рабочее состояние. — Ты помнишь днем говорил о мужчине неопределенного возраста, который засветился в деле «потеряшек»? Попробуй узнать о нем все, что возможно. И как можно быстрее.

В это время начали подтягиваться члены следственной бригады: действия на природе подходили к концу.

— Ребята, давайте коротко подытожим и по домам. Все устали, а завтра начнется такая суматоха, что мало нам всем не покажется. Теперь по порядку…

Доклад коллег был сумбурным, но сухой остаток оказался таким: в захоронении оказалось двенадцать девочек пяти-семи лет, нарядно одетых, красиво разложенных в виде циферблата с полным набором всяческих улик — и материальных, и генетических. Девочек увезли к Петру Семеновичу в морг. У раскопанного захоронения выставили оцепление. Можно было ехать домой.

— Встречаемся завтра и каждый день в моем кабинете часиков в девять пока не разберемся во всей этой чертовщине. Кстати, Дима, ты, когда будешь иметь статистику по потерянным детям, то будешь иметь и много фотографий этих детишек. Сравни с нашими. Они, насколько я могу судить, хорошо сохранились. Может быть, мы что-то с ходу закроем. Хотя, мне кажется, что я льщу себя надеждой, и геморроя с этим делом у нас будет предостаточно, — голос у Прохорова был малорадостный.

Все потянулись к дороге, где стояли машины. Было ощущение, что они целый день провели в глухом лесу, хотя парк находился в оживленном районе Москвы, и в страшной сказке, хотя здесь же, у дороги, начиналась шумная московская жизнь. Прохоров оглянулся. От машины ничего не было видно, как будто там, в этом парке, ничего не случилось. Но это было не так…