Любовь через запятую

Настасья Карпинская, 2023

Возвращаясь в родной город, я искренне надеялась, что он уехал, исчез, испарился, пропал без вести. Но встреча была неминуемой. Моя первая любовь, моя боль, мой личный ад. Между нами пролегло пять лет, за плечами десятки ошибок, взлеты, падения, попытки выстроить свою идеальную жизнь, но все оказалось пустым стоило только раз его увидеть.***Я уже не надеялся на встречу, и оттого ее появление было более чем неожиданным, внезапным, ошеломляющим, бьющим наотмашь. Между нами пролегли годы и не было ни дня, что бы я не думал о ней.

Глава 11

Долбанный Франц с Шатохиным и их тренировки, это ощутимо съедало мое время, приходилось постоянно корректировать текущие дела и подстраиваться, это злило и раздражало. Пришлось даже встречу с Уваровым перенести из шикарного ресторана, в который он меня пригласил, на гоночную трассу.

— Рада, тебя видеть, — произнесла, остановив мотоцикл, у ограждения снимая шлем.

— Ты умеешь удивлять. Не страшно на такой скорости? — при виде меня его взгляд сразу потеплел.

— Хочешь попробовать?

— Не думаю, — он улыбнулся. — Скорость это не мое.

— Против подобных увлечений?

— Если это делает тебя счастливой, то как я могу быть против, — я потянулась к нему, оставляя короткий благодарственный поцелуй на его губах. Но он удивил. Положив ладонь на мой заток, привлек к себе, беря мои губы в плен. Более откровенно, чем я могла от него ожидать, но приятно.

— Лаврова! — громкий оклик Франца огласил кольцо, даже рев мотоциклов не заглушил его ор. И чего так рычать. — На трассу живо!

— Мне пора, — улыбнулась Илье, напрочь игнорируя недовольное рычание драгоценного Романа Станиславовича, будь он неладен.

— Я сейчас уеду, но на недели буду свободен.

— Напиши мне, — произнесла, натягивая шлем и прогазовав, сорвала мотоцикл с места.

Вчера вечером трассу расчистили грейдером подровняв полотно, это обычная практика, только был один минус — грейдером по выворачивало камни и хотя работники прошлись на два круга, собрав большие булыжники, местами они все равно попадались, причиняя ощутимое неудобство. Выжав газ, взяла возвышенность и не успев изменить положение тела, чтобы перенести центр тяжести, напарываюсь колесом на огромный булыжник. Потеря равновесия, излишний наклон, руль вырывает из рук, и я слетаю с мотоцикла. Пыль, камни, грязь. Удар о землю смягчает защита, но в глазах все равно темнеет на доли секунды.

— Ты как? В порядке? — Миха склоняется надомной, помогая сесть и снять шлем. Учащенно дышит, видимо, бежал.

— Да. Все хорошо, — поднимаюсь на ноги, только сейчас начиная ощущать боль в колене. Защиту от удара сорвало и через порванные штаны виднеется огромная ссадина. — Там камень. Прям колесом на него попала.

— Идти можешь? — кивает на ногу Шатохин, поднимая глуша и эндуро с земли. Делаю попытку наступить на ногу, болит, но терпимо.

— Да, нормально.

— Пошли осмотрим тебя, — он, припарковав мотоцикл у ограждения, подставляет плечо, но я отказываюсь, просто шагаю, прихрамывая рядом с ним.

— Сто лет не слетала.

— Всякое бывает.

Возле здания администрации Миха подзывает какого-то мужчину.

— Пройдитесь еще на два круга, расчистите от камней трассу.

Открыв передо мной дверь, заводит в кабинет.

— Посиди тут, сейчас медсестру позову.

— Да все нормально Мих. Просто аптечку принеси и воды.

— Может, подорожника сразу? Поплюешь, приложишь и все пройдет. Мозг мне не сношай, врач осмотрит, только тогда отпущу.

Спорить с ним нет ни сил, ни настроения.

— Окей барин, тащи своего лекаря, — выдыхая, тянусь за бутылкой с водой, в горле пересохло как в пустыне.

— Вот так бы сразу.

Шатохин выходит за дверь, а я, сделав пару глотков, откидываюсь на кресле, прикрывая глаза. Колено болезненно пульсирует, но я упорно стараюсь это игнорировать.

— Вот что бывает, когда не слушаешь, что тебе говорят, — раздается крайне недовольный голос Франца.

— Мамочку выключай, тебе не идет, — открываю глаза, встречая его злой взгляд.

— Летела эпично, зрелищно и красочно. Молодец. Но в соревнованиях ты не участвуешь.

— С х*я ли? — поднимаюсь со своего места, готовая вцепиться в его горло, если это поможет стереть с его лица эту высокомерную уверенность в себе.

— Я запрещаю.

— А ты мне кто, чтобы что-то запрещать? Муж? Любовник? Брат? Отец? — выплевываю слова смотря прямо в его глаза и наблюдая, как в них уже клубится тьма. — Ты никто. Поэтому не лезь в мою жизнь и в мои решения. Твоя трасса вся в камнях, это твой косяк и твоя вина как организатора, и не надо сейчас перекладывать свою ответственность на чужие плечи. Хотя о чем это я, ты всю жизнь только этим и занимаешься. — Делаю шаг, чтобы уйти, а то еще слово и я ему в лицо вцеплюсь, но он хватает меня за руку чуть выше плеча останавливая.

— Это ты мне про ответственность сейчас говорить будешь? Которая, прервав заезд, сосется со своим еб*рем, а потом с затуманенным мозгом выезжает на трассу, и, витая в розовых облаках, не замечает камень на своем пути.

Вскидываю свободную руку, чтобы влепить ему пощечину, но он перехватывает, сжав свои пальцы на моем запястье.

— Еще раз замахнешься… — цедит сквозь зубы.

— То что? — вскинув с вызовом подбородок, смотря прямо в глаза со всей злостью, на которую была способна в этот момент, но его пальцы державшие мои руки уже жгли кожу своим теплом даже через одежду. А вместо ответа жесткий рывок меня к себе и губы к губам, сквозь неприятие, сопротивление и вполне закономерный отказ. Удерживая, сжав в своих руках, запустив одну ладонь в мои растрепанные волосы стирал с моих губ тень Уварова. Протестуя укусила до крови за губу, вспарывая зубами кожу, но он лишь притянул еще сильнее к себе, углубляя поцелуй, игнорируя мое мычание и вкус крови, понимая, что уже отвечаю. Страсть словно яд уже бежала по венам, разъедая сосуды, разбивая на мелкие куски мой разум, злость и адекватность. Танец языков, губы по губам, до нехватки кислорода и сердце срывается, сбивается с ритма, обнажая, то что давно похоронила, закопала в душе.

Стук в дверь болезненно выдергивает в реальность, заставляя отстраниться. Франц выругивается, проводя пятерней по своим волосам, и делает шаг назад.

— Ну, кто тут у нас больной? — в кабинет заходит улыбчивая женщина средних лет с медицинским чемоданчиком в руке, а я, не ощущая собственного тела, опускаюсь в кресло. Меня все еще разносит на атомы, и понимание болезненное колкое неприятное вгрызается в душу «сколько бы лет ни прошло, я всегда буду на него реагировать. Он как клеймо, тавро, выжженное на моей душе». Эта мысль причиняет боль. Это отрезвляет, помогая сбросить с себя окутавший разум дурман.