Дом, в котором нас не будет

Наоми Эдкинс

Меня зовут Ванесса, мне семнадцать, и я живу в Долине Бессмертия. Жители нашего городка не имеют права покидать его пределы – от нас требуется беспрекословно следовать правилам, установленным основателями города три столетия назад.В этом году правила были нарушены, и теперь нам предстоит вспомнить одну из самых жутких традиций Долины Бессмертия. В ожидании этого дня я начинаю замечать присутствие рядом странного незнакомца. Я не знаю, кто он, но чувствую, что с его появлением что-то изменится…

6

Как и было положено, рядом со зданием никого не было, но двери были открыты. В эти двери ни в коем случае никому нельзя было входить. Такой поступок был против правил, и никто не мог его нарушить. Это правило придумали мы сами, и причина, по которой мы должны были его соблюдать, — уважение, которое мы должны испытывать друг другу. Если ты вошел в здание, значит, ты поддерживаешь человека, который находится внутри, а этого делать нельзя. Ведь тогда ты бессердечный эгоист, который не способен разделять людское горе. Я не была эгоистом, но внутрь зашла.

Мне было страшно, и этого не скрыть. Если бы рядом со мной был хоть один живой человек, то он бы не смог не заметить, как я дрожу. Но рядом со мной была только Кэтрин.

Первое, что я увидела, когда вошла внутрь, — подобие скамейки, на которой лежало ее тело. Она была одета в легкое белое платье, волосы распущены, а руки сложены по швам. Видимо, так это и должно быть. Я боялась подходить к ней ближе. Я знала, что мне не понравится то, что я увижу. Но ведь за этим я и пришла — посмотреть на нее и проститься.

От жутких сырых стен тянуло холодом. Где-то рядом с продырявленной крыши стекали капли одна за другой, звонко падая на пол. Кроме этого я слышала лишь свое тяжелое дыхание и чувствовала, как холод пробирает меня до костей. Рядом с телом Кэтрин не было ни одной свечи или чего-то другого, что могло бы осветить ее облик более ясно, чем тусклый свет, которому позволили проникнуть внутрь благодаря открытой двери. К тому же Кэтрин лежала под грязным, затуманенным окном и ни один луч света не попадал на ее тело. С каждым шагом я становилась все ближе. Мне было страшно и холодно, как в темной сырой пещере. Еще шаг — и я увидела ее закрытые глаза и сомкнутые белые губы.

Она напоминала мне фарфоровую куклу. Такая же белая и хрупкая, как эти жуткие игрушки. Я никогда их не любила, и каждый раз, когда они попадались мне на глаза, я отводила взгляд на что-нибудь менее пустое и холодное. Да. Кэтрин определенно была похожа на одну из них. Я протянула руку в попытке дотронуться до нее, но не смогла. Наверняка она хотела бы, чтобы последним человеком, кто дотронется до нее, был родной и близкий человек, а не я. Я даже не решилась заговорить с ней, когда ей было это необходимо. Кто знает, может, если бы я сказала ей хоть слово, этого бы не было. Может, она сейчас не хочет, чтобы я стояла рядом. А может, ей, наоборот, приятно, что хоть один человек пришел к ней, невзирая на дурацкие правила. В конце концов, откуда мне знать, чего хочет мертвый человек? Я продолжала стоять.

Мне не доставляло удовольствия находиться рядом с ней. Я не знаю, сколько времени я это делала: может, пару часов, а может, несколько минут. Время для меня словно остановилось. Но это не могло продолжаться вечно. Мне надо было уходить.

Бросив последний взгляд на мертвую девушку, я стала разворачиваться. Даже на долю секунды я не могла предположить, что, кроме нас с Кэтрин, в здании может появиться кто-то еще. На мгновение я обомлела от ужаса, сердце забилось сильнее. Прямо передо мной стояла фигура человека, лица которого было не видно, но я определенно знала, кто это.

— Жуть, — с каким-то притворством протянул противный голос.

Он достал из кармана телефон и включил фонарик. Подойдя к Кэтрин, он стал светить прямо на нее, пытаясь, как мне показалось, разглядеть все части ее тела.

— Она еще бледнее меня, — заметил он, и, наверное, был прав.

— Что ты делаешь? — спросила я, когда осознала, что происходит.

— Это первый мертвец, которого мне удалось увидеть. Кроме того, она умерла не своей смертью, а это еще больше завораживает, не правда ли?

Он говорил это с таким восторгом, словно перед ним лежит не мертвый человек, а экзотический зверек, которого только что завезли в зоопарк.

— Ты только посмотри на нее, — перешел он на полушепот. — Такая мирная, спокойная. Ей теперь ничего не страшно, никакие проблемы ее больше не тревожат.

Он дотронулся до ее лица своими длинными, тонкими пальцами. Пробежался по глазам, ресницам, бровям, погладил ее по волосам и спустился к шее. Он делал это так спокойно, как будто перед ним лежала его спящая девушка. Он трогал ее за руки, приподнимал платье, оголяя ноги. К счастью, он не пытался раздеть ее, ему будто бы просто нравилось трогать ее. Я следила за каждым его движением, при этом пробегая глазами по всему ее телу. К моему удивлению, оно было идеально чистым. Я не говорю про грязь на коже, я говорю про состояние ее тела в общем — на нем не было ни одной раны. Как она могла покончить с собой, не изувечив тело? Яд? Маловероятно.

— Кстати, видел тебя сегодня у Петшей, — продолжал он. — Как Елена? Бедная женщина, потеряла все, что имела: мужа, дочь, хоть и не родную, а скоро потеряет и вторую. Кстати, о Мэри: я ее бросил. Зачем мне мертвячка? Я не намерен оплакивать ее.

— Она же твоя девушка, — выдавила я.

— Бывшая, — поправил он. — К тому же теперь это не важно.

Он выпрямился и впился в меня своими холодными, пытливыми глазами.

— А что касается тебя. Что ты здесь делаешь?

— А что здесь делаешь ты? — парировала я.

— Я шел за тобой, не предполагая ничего подобного. Но когда ты вошла внутрь, я просто не смог остаться в стороне.

— Зачем ты вообще за мной шел?

— На данный момент ты одна из немногих, кто еще в состоянии выходить на улицу. Следовательно, ты сразу попала под мое внимание.

Я молча смотрела на него. В свете, едва доходящем до нас, он казался мне страшным человеком, давно потерявшим рассудок. Но, несмотря на все это, он был очень слабым для того, чтобы попытаться хоть как-то навредить человеку, который его совсем не боится.

— Они скоро приедут, — продолжал он. — Интересно, что станут делать в первую очередь. Жаль, что мы раньше не сталкивались с подобным. А тебе не жаль?

Некоторое время я еще стояла напротив него, слушая его безумие. После вспомнила место, где мы находимся, и ощутила чувство вины. Ведь я пришла к Кэтрин не для того, чтобы осудить или позлорадствовать, я хотела просто увидеть ее и проститься. А вместо этого впустила к ней безумного человека, которому позволила открыть рот и, что еще хуже, дотронуться до нее.

— Не боишься, что увидят? — спросила я его.

— А ты? — улыбнулся он самой отвратительной улыбкой, какую я только могла видеть.

Я покачала головой.

— Ты мне всегда нравилась, Ванесса, — улыбнулся он еще шире. — Как насчет…

— Да заткнись ты! — бросила я и направилась к выходу.

— Тебе же их не жаль, — услышала я, когда была уже в нескольких десятках метров от здания. — Береги лучше свою семью и не лезь в чужую. Сомневаюсь, что она хотя бы знала твое имя. Не пытайся, нас всех ждет одно и то же!

Он бросал еще какие-то бессвязные фразы, от которых во мне закипала злоба. И теперь мне было наплевать на то, что он выследил меня, или на то, что он говорил в церкви. Мне было наплевать, что он до сих пор идет где-то позади и кричит мне вслед. Меня злило то, что все, о чем он говорит, правда. Все эти глупые фразы были истинным отражением действительности. И это было самым обидным.

Я чувствовала, что он идет за мной, но я не хотела оборачиваться и останавливать его. Я пыталась делать вид, что мне все равно и я его совсем не замечаю. Но, черт возьми, я ощущала каждый его шаг. Иной раз мне казалось, что я даже чувствую его дыхание прямо перед моими ушами. Я обходила улицу за улицей, пытаясь отвязаться от него, но он шел за мной как тень. Тень — которую мне хотелось облить светом, чтобы она исчезла.

Мы вышли на мою улицу. Я не собиралась идти домой — даже если мне придется вот так ходить от него целый день, домой я не пойду. Но случай распорядился иначе. Прямо возле моего дома стоял черный дорогой автомобиль, такой, каких не сыщешь во всем городе. Внутри у меня все оборвалось. Я знала, что это не к добру, и не могла это вот так оставить. Несколько секунд я смотрела на черное пятно возле своего дома, а после развернулась. Стен стоял в десяти метрах от меня и улыбался так, как умеет только он. От этой улыбки по телу побежали мурашки. Он помахал мне рукой, развернулся и ушел. А я смотрела ему вслед, думая, как сильно я его ненавижу. Я снова повернулась в сторону дома. Казалось, что его окна — это большие глаза, которые смотрят на меня и велят не проходить мимо. Мне было не по себе, жутко и неловко. Я глубоко вдохнула, дрожа всем телом, и пошла вперед.

Войдя в дом, я увидела маму, которая, сидя за столом, беседовала с какой-то женщиной. Эта женщина была высокой, худой с черными, зализанными назад, короткими волосами. Одета она была в серый строгий костюм, а в руках держала какую-то сумку. Как оказалось, она была у нас в доме уже около получаса и ждала моего прихода.

— Ванесса, — беспокойно проговорила мама, — это Нина Кюри — одна из членов управления безопасности.

— Здравствуй, Ванесса, — не позволив договорить маме, начала женщина. — Я бы хотела побеседовать с тобой. Задать некоторые вопросы. Ты не против?

Я перевела взгляд на маму.

— Твоя мама не против, — проговорила женщина. — С ней мы уже обсудили все, что было нужно.

— Да, но ей следовало бы переодеться, — заметила мама. — Ванесса любит гулять и…

— Правда? — удивилась женщина. — Вот уж не думала. В любом случае вы правы. Я могу подождать еще некоторое время.

Я быстро поднялась наверх и стала стягивать с себя мокрую одежду. Она была настолько мокрой, что с нее буквально стекали капли. Мне пришлось менять все вплоть до нижнего белья. Но это было не самым страшным. Там внизу меня ждет женщина, которая хочет со мной поговорить. И я прекрасно понимаю о чем. Мне совсем нечего ей сказать, и я абсолютно уверена, что ответами типа «Я ее совсем не знала» или «Я и предположить не могла» мне не отделаться.

Я дрожала всем телом, и не знаю, от чего больше: то ли от холода, то ли от волнения. Я не узнавала саму себя. Какие-то страхи, волнения, тревожность — никогда раньше я не испытывала эти чувства так часто.

За дверями послышались шаги, после раздался стук.

— Уже можно? — послышался голос.

Несколько секунд я колебалась.

— Да, входите.

Женщина переступила порог и плотно закрыла за собой дверь — наверное, для того, чтобы нас не было слышно.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — притворилась я.

— Я полагаю, ты догадываешься о чем, — серьезно произнесла женщина. — Не так давно в вашем городе случилось довольно-таки неожиданное происшествие — пропала девочка. Что ты об этом знаешь?

— Что пропала девочка, — не менее серьезно произнесла я.

— Может, что-то еще?

— Нет.

— Хорошо. — Она быстрым взглядом осмотрела комнату. — Тогда скажи, Ванесса, много ли у тебя друзей?

— Достаточно.

— А многие ли из них тебе близки?

— Лишь некоторые.

— Хорошо. А в их числе была Кэтрин Петш?

— Нет.

— Может быть, ее сестра Мэри?

— Нет.

Я старалась отвечать осторожно, не провоцируя лишних вопросов.

— Полагаю, вы с ней вовсе не общались?

— Правильно полагаете, — заметила я.

Так называемая Нина Кюри внимательно смотрела на меня, словно пыталась просканировать.

— Что ты почувствовала, когда узнала о том, что девочка пропала? Волновалась ли ты за нее, за ее семью, может быть, за себя?

— К чему бессмысленное волнение? Ведь все мы знаем, что их ждет.

— Хорошо. Тогда что ты почувствовала, когда Кэтрин нашли мертвой?

Нашли мертвой? Откуда я должна была это узнать? Ведь, по сути, меня не должно было быть в доме Петшей. Или к ним он пришел не в первую очередь и уже знает весь город? Скорей всего.

— Ответ тот же — ничего.

С минуту миссис Кюри молча смотрела на меня, а после, нахмурив брови, как это делают люди, решающие сложную задачу, спросила:

— Скажи, Ванесса, а если бы вместо Кэтрин нашли тело Джанин или Джорджа, это спровоцировало бы хоть одно чувство в твоей душе?

Я молча смотрела на нее, не желая отвечать.

— Твоя мама сказала, что ты много гуляешь, — почти сразу продолжила она.

— Только вы не особо в это поверили.

— Во время прогулок слышала ли ты, чтобы в городе кто-то обсуждал сложившуюся ситуацию?

— Нет.

— Ты уверена?

— Скажите, миссис Кюри, проезжая по нашему скромному городку, не заметили ли вы чего-нибудь необычного? Вроде ходящих по городу людей, или, может, кто-то с кем-то разговаривал? А может, люди смотрели в окна? Раздернутых штор не приметили?

— Как ты думаешь, по каким причинам юная девушка решилась на это? Может, ее кто-то спровоцировал?

— Возможно, жизнь в нашем городе.

— Как она вела себя в последнее время? В ее поведении было что-то странное?

— Нет, все как у всех: мрачный вид, депрессивное состояние и желание как можно скорее исчезнуть из этого места.

Я поняла, что последние мои слова были явно лишними, когда поймала на себе гневный взгляд миссис Кюри.

— Но а чего вы ожидали? — быстро заговорила я. — Что в последнее время Кэтрин ходила по городу, танцевала, пела и говорила о том, как прекрасна жизнь и как она ее любит? Хотя это и впрямь было бы странно.

Миссис Кюри продолжала пилить меня взглядом.

— Твоего друга зовут Стен, верно?

— Он мне не друг.

— Что вы с ним вдвоем делали сегодня в церкви?

С каждым вопросом тьма вокруг меня сгущалась. Мне было сложно отвечать, и ей это будто бы нравилось.

— Мы пришли туда не вместе, — спокойно говорила я.

— Не имеет значения. Что вы там делали?

— Стояли возле тела.

— Стен что-то говорил?

— Он сумасшедший.

— Правда? А кто еще сумасшедший? Может, всех перечислишь?

Она явно переступала границу дозволенного. Ее лицо оставалось спокойным, в то время как я пыталась сдерживаться изо всех сил.

— Вернемся к Кэтрин. У нее было много друзей?

— Откуда мне знать про ее друзей? И вообще, почему вы задаете вопросы, ответы на которые знаете?

— Мало ли что мы знаем, главное, что ты нам можешь сказать.

— Высокий, худой человек — кто он? — быстро и почти не думая, проговорила я.

— Что? — как-то странно спросила миссис Кюри.

— Тот, что стоит под моими, и не только моими, окнами. Кто он такой?

Она молча смотрела на меня изучающим взглядом.

— Я не совсем понимаю, о чем ты.

— Вы же о нашей безопасности печетесь, так скажите, кто он.

— Боюсь, безопасность здесь ни при чем. Ванесса, тебе действительно надо побольше гулять.

— Что с ним не так? Почему он смотрит людям в окна, а потом просто уходит — и куда он уходит?

— В чьи именно окна он смотрит?

— В мои, — раздраженно ответила я.

— Ну а кроме твоих?

— Во многие другие.

— Ванесса…

— Тот дом. Вы думаете, почему я пошла туда?

— Об этом я тоже хотела поговорить.

Миссис Кюри на глазах менялась в лице. Как будто бы она действительно не понимала, о чем я говорю.

— Я пошла туда с ним.

— Ты ходила туда одна, — заявила женщина.

— Что? Я не сумасшедшая, чтобы идти туда одной.

— Но ты была одна.

— Почему вы не хотите сказать мне, кто это? Он один из ваших, да? Определенно это так, других причин, почему он так себя ведет, я не вижу. Вы и без того контролируете каждый наш шаг, но загонять сюда живого человека… Я не думала, что вы на такое решитесь.

Некоторое время миссис Кюри недоумевающе смотрела на меня. После ее вид принял обычную серьезность.

— Что ж, я узнала почти все, что мне было нужно. Спасибо, Ванесса. Береги себя.

Женщина вышла, закрыв за собой дверь. Я села напротив окна, приводя мысли в порядок.

Она явно не обо всем спросила меня, у нее было еще много вопросов, но я сбила ее своими. Наверняка именно от неожиданности она изменилась в лице. Она даже предположить не могла, что я посмею задать ей такой вопрос.

Я услышала, как входная дверь захлопнулась. Завелся мотор. Миссис Кюри поехала на следующий допрос.

Я стала ходить по комнате. У меня было еще много вопросов к этой женщине, но я не успела задать их и от этого очень злилась на себя. В конце концов, она просто могла игнорировать этот вопрос, как другие, но вместо этого она засуетилась и ушла.

Снизу послышались шаги, через пару секунд в комнату вошла мама.

— Что-то случилось? — осторожно спросила она.

— Нет, а почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что миссис Кюри, покидая нас, была чем-то озадачена.

Я пожала плечами.

— Постой, мама, — остановила я ее, когда она уже почти вышла. — А какие вопросы она задавала остальным?

— Роджера она не трогала, а с Джанин и Джорджем говорила наедине и отдельно друг от друга. Но я полагаю, она задавала те же вопросы, что и тебе.

— А что насчет тебя? Какие вопросы она задавала тебе?

— Ничего необычного, на мой взгляд. Она спросила о вашем поведении, успеваемости в школе, о наличии у вас друзей и ваших интересах.

— Что-то еще?

— Она попросила ваши справки из психбольницы.

— Значит, она осведомлена о том, что я не сумасшедшая.

— Разумеется, она изучала эти справки минут десять. А с чего бы ей сомневаться в твоем психическом здоровье?

— Ни с чего. Кстати, мама, я надеюсь, ты не обманывала миссис Кюри, когда рассказывала ей о моих друзьях и интересах?

— Ванесса, я…

— Ты хочешь как лучше, я знаю, но нет смысла врать людям, которые знают о нас больше, чем мы сами.

После нашей беседы мама спустилась на кухню, а я снова осталась наедине со своими мыслями.

Вопросы, которые эта женщина задавала маме, были вполне обоснованными. Больше всего меня интересовало то, какие вопросы она задавала брату и сестре. Спросить об этом у Джанин было проще, она бы все мне рассказала без лишних вопросов. Но я сомневаюсь, что миссис Кюри задавала им с братом одинаковые вопросы. Ничего не оставалось, как спросить об этом у Джорджа.

Я редко посещала его комнату, скорее вообще в нее не заходила, поэтому он очень удивился, когда увидел меня на пороге.

— Что-то случилось? — тут же спросил он.

— Пока не знаю. Я хотела поговорить.

— Конечно, проходи.

Комната брата была живее и ярче, чем моя. На стенах висели яркие пейзажи, которые Джордж умудрился поймать в нашей серой жизни. Рядом с его работами теснились и работы известных фотографов, имена которых я не знаю. В нашем городе нет ни одного такого человека, кроме разве что Джорджа. Он заказывал все эти работы через интернет и месяцами ждал долгожданной посылки. Его счастью не было предела, когда ему пришли первые работы. Он определенно был самым счастливым человеком в городе, если не в мире, в тот момент. Кроме всех этих моментов, запечатленных на камеру, комната Джорджа была заставлена какими-то статуэтками и фигурками, происхождения которых я также не знала. Стены были разрисованы его неопытной и, я бы даже сказала, неумелой рукой, но выглядело это неплохо. В общем, в отличие от моих сдержанных тонов комната Джорджа позволяла ему отвлечься и забыться во всем этом живом разнообразии.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Как твои дела?

Джордж странно на меня посмотрел и едва заметно улыбнулся:

— Пытаюсь принять реальность такой, какая она есть.

— А ты до последнего надеялся, что этого не произойдет?

— Я старался никогда не думать об этом. Надеялся, что если мы забудем о тех страшных временах, то этого больше никогда не будет.

— Говорят, если забыть о войне, то она может начаться снова.

— Да, но… сейчас я просто надеюсь, что все еще может измениться.

— Веришь в чудо?

— А ты нет?

Я пожала плечами.

— Что происходит в твоей голове? — неожиданно спросил он. — Я имею в виду, почему ты у нас такая молчаливая и совсем не улыбаешься?

— А на то есть причины?

— Какими бы трудными ни были обстоятельства, на улыбку всегда найдутся причины.

Он открыл ящик своего стола, доверху набитый какими-то бумагами, и достал оттуда небольшой фотоальбом.

— Я его еще никому не показывал, потому что он еще не совсем готов. Но ты можешь посмотреть.

Я, несколько помешкав, открыла его и на самой первой странице увидела свое лицо. Оно выглядело довольно забавным, несмотря на то что я явно была чем-то недовольна. На следующей фотографии были Роджер и Джанин, которые, по-видимому, тоже не ожидали, что их фотографируют. Роджер сидел на полу, нахмурившись так, будто сейчас заплачет, а Джанин стояла рядом и смеялась так сильно, что вместо глаз были одни щелки. Я помню этот день: это день рождения Роджера. Тогда мама испекла для него огромный торт, а он по неосторожности сел в него — тогда даже мне было смешно. А дальше были мама с папой, это было неожиданно, но Джорджу удалось тайком заснять их поцелуй — точнее, время, когда это уже случилось, отчего родители улыбались так, словно это было в первый раз.

— Когда ты успел все это заснять?

— Каждый день по фотографии, когда вы этого не замечаете.

— Да я ни разу не видела тебя с фотоаппаратом в доме.

— Я рад, что у меня получилось заставить тебя улыбаться.

Джордж был прав: при взгляде на все эти снимки улыбка появлялась сама собой. Все эти моменты были из нашей жизни, и в каждом из них мы были счастливы.

— Получается, здесь есть все, кроме тебя? — спросила я.

Джордж пожал плечами.

— Но это неправильно.

— Что поделать, в этой семье фотограф я.

— А ну-ка, дай мне фотоаппарат, — потребовала я.

— Нет-нет, — улыбаясь, запротестовал брат.

— Хорошо.

Я стала искать фотоаппарат по всем местам, где он мог быть. Джордж отталкивал меня от полок, толкал на кровать и выставлял руки вверх, будто ставил блокшоты. Но, несмотря на все преграды, мне все же удалось добыть столь охраняемый предмет. И в этот момент началось все самое интересное. Я пыталась сфотографировать брата, а он всеми силами пытался отмахнуться, закрывая лицо руками, прячась в разные места и, наконец, просто забирая у меня камеру. В эти минуты мы вели себя как дети: убегали друг от друга, прятались и так громко смеялись, что через мгновение к нам присоединились Роджер и Джанин, а после на шум пришли и мама с папой.

Все фотографии, сделанные в то время, полностью дополнили наш семейный альбом, завершив его самой настоящей семейной фотографией.

Это был определенно один из лучших моментов в моей жизни. Я забыла обо всех страхах, тревогах и беспокойствах. Я ощущала счастье и спокойствие. Я видела улыбку на лицах своих родных, даже усталые от слез глаза мамы улыбались.

За ужином я не хотела даже пытаться заводить какие-то разговоры относительно нашей общей проблемы, напротив, старалась поддерживать нашу простую семейную беседу. За столом я полностью посвятила себя семье и съела все положенные мне овощи. Это был пир во время чумы. Мы знали, что эта чума нас не заберет, но оставит после себя страшные последствия. Каждый из нас это понимал, и каждому из нас было тяжело, но не сейчас. Этот момент был особенным, и я очень рада тому, что не пропустила его.

Но после того как мы вышли из-за стола и разошлись по своим местам, реальность снова накинула на меня свои сети. Я вспоминала, с чего все это началось, и вспомнила причину, для чего я ходила к брату, после этого вспомнила и все остальное. Улыбка растаяла, словно ее и не было. Разум открылся для новых мыслей. В любом случае мне надо было вернуться к реальности.