Княжий сын. Отцовский меч

Наиль Выборнов, 2021

Олег – сын лекарки, всю жизнь проживший под крылом матери. Он не знает своего отца, он не бывал в других краях. И, кажется, вся жизнь так и пройдет в маленьком селе на Брянщине. Но все меняется когда в селе появляется таинственный старый воин. Седой дружинник рассказывает Олегу, что его отец – легендарный Орловский князь, объединивший под своей властью пять крупнейших княжеств. Перед сельским парнем открывается головокружительная перспектива, однако есть проблема. Олег – бастард, а отец, который мог бы признать его, погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Собрав друзей, Олег отправляется в рискованный и трудный поход за троном своего отца. Надежды доказать свои права почти нет, но разве может это остановить юных авантюристов, снедаемых жаждой приключений? Меч князя Кирилла вновь покинул ножны, чтоб юный наследник мог вернуть себе то, что принадлежит ему по праву рождения.

Глава 2

Брянское княжество. Васильево село. Ранняя осень 54-го года от Последней Войны.

— За друзей! — пьяным голосом крикнул Роман, поднимая вверх кружку.

— За друзей! — хором ответили мы с Пашей и ударили своими кружками по его.

Я тут же поднес емкость ко рту, выдохнул, сдувая пену и в несколько хороших глотков прикончил пиво. Вытер губы тыльной стороной ладони, схватил ложку, зачерпнул ей шкварки, закинул в рот и принялся жевать. Откинулся на лавке, прислонившись спиной к стволу росшей на дворе харчевни березы.

Появилось желание прикрыть глаза. Умаялся я. Сначала воду таскал, потом помогал свиней забивать и так устал, что и на танцы-то идти не хотелось. Но потом сходил в баню, попарился, поплескав на камни мятным отваром, вымылся и почувствовал себя, будто заново родился.

Хорошо было тут, почти вся деревня собиралась, чтобы предаться немудреному, но бурному веселью. Правда, танцы еще не начались, музыканты только готовились, настраивая инструменты и спешно заливая в себя кувшины пенного. Играть трезвыми они отказывались наотрез.

А скоро все соберутся, квас и пиво польются рекой, люди начнут танцевать. Потом, возможно, будет драка, дальше все опять перепьются и разойдутся по домам. Я не первый раз участвовал в деревенских праздниках, и всегда это было весело. Но сегодня одно обстоятельство омрачало мое настроение.

Мать закончила топить смалец и отправилась на холм собирать травы. По-хорошему, я должен был помочь ей, и даже предложил, но она только рассмеялась и сказала, что, если я не приду, Маша мне никогда этого не простит. Да, честно говоря, я знал, что мама откажется. Ну а когда я заметил, что ей самой было бы неплохо отдохнуть и сходить на праздник, чтобы повеселиться со всеми, то услышал очередную поговорку о том, что осенний день всю зиму кормит.

В этом она тоже была права. Такие травы можно было собирать только ночью, а скоро начнет дождить, они завянут и растеряют все целебную силу. Но мне все равно было не по себе.

Зато мама дала мне новенькую рубаху из зеленого и очень тонкого, почти невесомого, сукна. Я видел такие в городе и знал, что стоят они очень дорого, и что матери пришлось долго копить, чтобы купить мне ее, но все равно был рад.

— Да ты никак опьянел, Олег? — спросил меня Паша, ткнув пальцем в бок.

— Нет, просто устал, — не открывая глаз, ответил я. — Я-то в отличие от вас, бездельников, работал целый день.

— Работа не волкулак, в лес не убежит, — засмеялся Рома. — А ты знаешь кого я сегодня у источника видел? Кого-кого, ты спросишь? Сеструху свою!

— Я и сам их видел, — я улыбнулся, открыл глаза и слегка ткнул Павла кулаком в ребра. — Рад за тебя, дружище. Очень рад. Саша хорошая девчонка.

— Хорошая, — проворчал тот, почему-то резко теряя всю веселость. — Только вот батя ваш…

Он мог не продолжать, мы все прекрасно знали, в чем проблема. Саша и Рома были детьми деревенского старосты. И тот естественно приглядывал для своего ненаглядного чада лучшего спутника жизни, чем непутевый Пашка — сын пастуха.

— Вот и хрен с ним! — вдруг долбанул по столу кулаком Павел. — Я в дружину наместника в новики запишусь. А потом вернусь ратником, может даже десятником и с кучей серебряных рублей в карманах! Вот тогда-то он никуда не денется, отдаст Сашку за меня.

— Так давайте выпьем! — сказал я, вставая с лавки и принялся разливать уже выдохшееся пиво по кружкам.

— Выпьем, чтобы все так и было! — тут же схватил свою Роман. — Знаешь, Пашка, я же за тебя… Я с тобой пойду. И Олег пойдет, да?

— Олега мать не пустит, — расхохотался Паша, мгновенно забыв о грусти.

— Точно, — я засмеялся вместе со всеми, огляделся и поймал на себе заинтересованный взгляд Машки, которая с подружками сидела за столиком в противоположном конце двора. Девчонки, как обычно, о чем-то щебетали.

И честно говоря, мне совсем не хотелось покидать родное Васькино село. Особенно, если она не отправится вместе со мной. Нравится мне здесь.

Мы снова столкнулись кружками и выпили. Я посмотрел на небо, на котором уже начали проявляться звезды и почувствовал, что и сам начинаю пьянеть. Все заботы сегодняшнего дня отошли на второй план, общее веселье потихоньку стало захлестывать меня.

— А зря, ты бы нам пригодился, — продолжал разоряться Рома. — Нам же и лекарь в походах нужен будет. Как тебе такое — мы воины, а ты при нас лекарем?

— Ну да, воин, которого полгода назад баба Валя коромыслом отлупила, — не остался в долгу я. — Литовцы и ордынцы, думаю, в страхе разбегутся, когда тебя увидят. А ватажники, так вообще, в штаны навалят, да сами в плен пойдут.

— Ну так-то баба Валя, — Роман не обиделся, запустил свою ложку в тарелку с моими шкварками и с набитым ртом прошамкал. — Она же за словом в карман не лезла никогда. И коромысло у нее всегда поблизости.

— О, сейчас играть начнут, — перевел тему Пашка, ткнув пальцем в музыкантов, которые уже занимали свои места у самого крыльца харчевни. — Что там, в кувшине осталось еще что-нибудь?

Я схватил со стола емкость, бултыхнул, заглянул внутрь. На дне было еще немного доброго домашнего пива.

— Наливай, — потребовал Ромка, услышав характерный плеск. — Надо допить, чтобы врагам не осталось.

— Врагам, — возмутился я. — И где ты в Васькином врагов нашел?

Но, тем не менее, разлил остатки пенного, мы снова ударили кружками, я поднес свою к губам, и так и замер. В самом дальнем углу двора, в тени, я заметил знакомую фигуру и, как мне показалось, ее обладатель снова с интересом смотрел на меня. Как по заказу, мимо пробежал служка с факелом, огонь которого на мгновение развеял темноту, и я без всяких сомнений узнал старого солдата, которого видел здесь же несколькими часами ранее.

— Что такое, муха в пиво попала? — спросил Роман, прикончив свою порцию.

— Нет, — я мотнул головой и отхлебнул. — Просто дед этот снова. Он и днем тут сидел, и сейчас. И смотрит на меня.

— Да, нужен ему ты, — рассмеялся мой приятель. — Наверняка старику просто на пляшущих девок посмотреть захотелось.

— Может и так, — я допил пиво, ударил кружкой по столу и резко встал.

В голове закружилось, но я вдохнул полной грудью и силой воли подавил опьянение. Сегодня меня еще ждали великие дела, да и перед Машкой ударить лицом в грязь никак не хотелось.

— Ну, пошли к девчонкам? — спросил я.

— Пошли! — хором ответили парни.

Сказано — сделано. Уверенным шагом я двинулся в сторону стола, за котором сидели деревенские девушки, подошел к Машке, приобнял ее, прижавшись своей щекой к ее.

— Колючий! — поморщившись, ответила она, но отстраняться не стала. — И когда у тебя щетина такой колючей стала?

— Так он ее снадобьем мажет, чтобы лучше росла, — тут же принялся выдумывать Ромка. — Ему мама дала, он сам рассказывал. Кстати, а снадобье то только для бороды подходит или что другое тоже вырастить можно?

— Да ну тебя, — я отмахнулся. — Мы просто зачем подошли-то… Давайте вместе посидим?

— Так ведь уже музыканты скоро играть начнут, — возразила мне Маша. — Пойдемте танцевать?

— Танцевать! Да, танцевать! — вразнобой загомонили девчонки. — Мы хотим танцевать!

— Ну что ж… Идем? — спросил я, протянув руку своей девушке.

— Пойдем! — она схватила меня за предплечье, коснулась ткани рубашки, и мы вместе двинулись к площадке у крыльца, где уже собирались парочки. — Ого! Какая тонкая! Олежа, ты в ней, как настоящий боярин выглядишь!

Я только раскрыл рот, чтобы поблагодарить ее, и в этот момент произошло то, после чего моя жизнь разделилась на две части. И, будто назло, произошло это по обстоятельствам, которые совершенно от меня не зависели.

Еще пару биений сердца назад я был обычным деревенским парнем, сыном лекарки, который не видел для себя иной участи, кроме как перенять у матери ремесло и заниматься им дальше. Лечить жителей Васькиного села, заготавливать травы, готовить мази, настои и отвары, вести хозяйство, в конце концов. Когда-нибудь жениться на Машке, завести детей и передать им свои знания и опыт.

И умереть в собственной постели, в окружении большой и любящей семьи.

Но не успели грянуть первые аккорды задорной танцевальной песни, как в круг ворвался запыхавшийся Славка — мальчишка с подворья на краю села — и тонким голоском завопил:

— Волкулаки! Волкулаки на холме! Прячьтесь все!

Я даже осознать до конца не успел, что именно он кричит, а ужасное предчувствие уже сдавило мое сердце ледяной хваткой.

— Все прячьтесь! — продолжал он надрываться.

На холме? Так туда же мать ушла, травы собирать!

Я вырвал руку из ладони ничего не понимающей Маши и со всех ног побежал в сторону холма. Не знаю, на что рассчитывал, не думал же я в самом деле, что смогу спасти мать из лап чудовища.

Волкулаки. Про них рассказывали страшные сказки по ночам, но эти чудища были реальными. Болтали, что они приходят из мертвых земель на севере, где не селятся люди и не живут звери, где возвышаются могильники, которые когда-то были человеческими городами.

Говорили, что волкулак мог иногда послиться у какой-нибудь деревни и начиналось странное: из окрестных лесов исчезала дичь, периодически пропадал скот. А потом и люди. Обычно те, кто любил бродить по ночам: пьяницы, любовники, которые во тьме прятались от чужих взглядов.

Чаще всего это заканчивалось тем, что селяне отправлялись в город плакаться наместникам и просить их о защите. И те естественно посылали отряды. Властям выгодно, чтобы в деревнях жили хорошо, исправно платили налоги и возили на торг свои немудреные товары. Мы кормим дружину, а она нас защищает, и это хорошо.

Иногда люди обращались к наемникам, ватаги которых путешествовали по миру, не гнушаясь никакой работы. Но как раз за такую неразборчивость наемников боялись гораздо сильнее, чем волкулаков. Сегодня они убивают чудовищ и разбойников за звонкую монету, а завтра вырежут все село, если им что-то не понравится.

Ветер свистел в моих ушах, ноги болели, сердце колотилось где-то у горла, дыхание напоминало хрип загнанного зверя, но я добежал до места, ни разу не остановившись. Растолкал уже собравшуюся на холме толпу мужиков с дрекольем и факелами и замер, пораженный увиденным зрелищем.

Корзина с травами была отброшена куда-то в сторону. Мать лежала на земле, ее горло было разорвано, а живот распорот. И свежей кровью, вытекающей из ее ужасных ран, лакомилось чудище.

Огромное, размером с молодого бычка, вытянутой пастью напоминавшее волка, но ни один серый не мог похвастаться такими когтистыми лапами и такой мощной тушей, которая больше подошла бы медведю. Сквозь длинную черную шерсть виднелись гниющие язвы, но не было похоже, чтобы они причиняли твари хоть какие-то неудобства.

— Мама! — закричал я, и в крике было столько отчаяния, что даже страшное чудище его почувствовало.

Только что оно спокойно пожирало останки самого дорогого и близкого мне человека, не обращая внимания на толпу собравшихся вокруг людей. Это была старая и опытная тварь, она прекрасно знала, что селяне не нападут. Ведь пусть они и выйдут из схватки победителями, но троих, а то и четверых волкулак успеет порвать. А у каждого в голове вертелась подленькая мыслишка о том, что одной из жертв может оказаться он.

Но вдруг чудище подняло голову, оскалилось и зарычало, словно попыталось меня отогнать. Будто заявляла свои права на жертву, говорила: вот, это мое, и даже не пытайся это у меня отобрать.

Только вот ты не угадала, тварь. Это мое. И навсегда останется моим.

Отчаяние сменилось вспышкой дикой ярости. Я выхватил из рук ближайшего мужика вилы, выставил их перед собой и рванул в сторона чудища. То резко дернулось влево, взмахнуло когтистой лапой, и тогда я сделал выпад, вогнав зубья ей в брюхо.

Только и успел услышать хруст плоти, разрываемой металлом, и тут же отлетел в сторону. Удар о землю вышиб воздух из моих легких. Я замер, бессильно раскрыл рот, пытаясь вдохнуть, и только потом пришла боль.

Моя грудь оказалась распахана ударом когтей, разорванная праздничная рубашка быстро пропитывалась кровью. А тварь, несмотря на страшную рану и волочащиеся по земле застрявшие в брюхе вилы, уже подбиралась ко мне, собираясь вцепиться в горло.

— В сторону! — послышался сзади крик. — Разойдитесь!

Сил хватило на то, чтобы повернуть голову, и я увидел, как из-за ряда мужиков, вооруженных кольями и факелами, появился тот самый старый солдат. Синяя воинская куртка была расстегнута, и сквозь нее виднелась кожаная жилетка с набитыми металлическими пластинами. В правой руке седого мужчины был короткий меч, в левой — горящий факел.

Без лишних слов, он рванулся вперед и ткнул факелом прямо в морду твари. Та естественно могла бы и отпрыгнуть, но сейчас ее подвижность сковывали воткнувшиеся в брюхо вилы. Запахло паленой шерстью, волкулак завыл и дернулся в сторону, но старик предвидел это и рубанул по левой лапе.

Вернее, как-то умудрился превратить рубящий удар в режущий, раскромсав сустав твари так, что та припала на землю, поджав поврежденную конечность. Старик воспользовался этим, резко сократил дистанцию и со всего маха обрушил лезвие меча на шею волкулака.

Вновь послышался хруст, но на этот раз я его узнал: именно такой звук издает нож, когда, разделывая свинью, задеваешь кости. Только сейчас он был слышен гораздо громче.

Тварь резко осела, будто все тело отказалось ей повиноваться. Старик выдернул меч, и, хоть тот и вошел в шею чудища только на половину толщины, второго удара наносить не стал.

Рядом с ним вдруг выросла еще одна фигура, в которой я узнал дядьку Виталия. Он размахнулся копьем и вогнал острие в спину продолжавшей бороться за жизнь твари. И после этого она затихло, с виду как-то даже уменьшившись в размерах.

С трудом перевернувшись на живот, я прополз расстояние, разделявшее меня с трупом матери, ткнулся лицом в ее мокрую от крови и еще не успевшую остыть грудь, прижался ухом, надеясь расслышать биение сердце, хоть и знал, что с такими ранами люди ни живут, а я все равно ничего не смогу сделать.

Ее сердце не стучало. Только поняв это, я потерял сознание.